Люди и звери
Михаил Михайлович Мартышкин родился в 1931 году в Москве. Получил образование в автомеханическом техникуме, на пастырско-богословских курсах, в конно-спортивной школе, в училище живописи и ваяния, в школе командного состава речного и озерного флота.
Работал грузчиком, кузнецом, профессиональным спортсменом, тренером, инженером-наладчиком, помощником капитана теплохода, начальником монтажного участка, бригадиром на лесоповале, директором фирмы, президентом строительного холдинга.
По ложному обвинению в 1959 году был осужден на 12 лет лишения свободы, до реабилитации и освобождения пять лет провел в сибирских лагерях особого режима.
Поэт, автор стихотворных сборников «Радость бытия», «Соблазн», «Бритва времени», «Матадор», «Дикий фраер».
Жирафа
Я в бинокль разглядел: да, вот оно
Объедает с деревьев цветы —
фантастическое животное
Изумительной красоты.
Миллионы лет эволюции,
Совершенства причиной став,
Сотворили почти революцию —
В небо вытянув шеи жираф.
Вот оно, это Чудо. Пасется!
Я увидел сам наяву
Мельтешение пятен солнца
Сквозь оранжевую листву.
Сплошь расписанные узорами,
Выше крон магнолий торчат
Со своими жгучими взорами —
Примадонны озера Чад.
Ничего нет в саванне лучшего
Этих кротких, прелестных лиц:
Как печально глаза задумчивы,
Сколь черны веера ресниц!
В жарком мареве Калахари,
По зеленым волнам лесов
Проплывают жирафы парами,
Словно яхты без парусов.
Раскаленный воздух струится
Над рекою и от реки...
Смотрят вслед из зарослей львицы,
Злобно скалящие клыки.
Бегемоты в болотцах плещутся,
Бабуины орут в листве...
Гордо шествует манекенщица
В Доме моды — у нас в Москве.
Чуть покачивает боками
Существо запредельных сфер,
И горят глаза телекамер,
Как глаза голодных пантер.
Ах, какое красивое платье!
Это просто сон наяву:
Мельтешение солнечных пятен
Сквозь оранжевую листву.
Ткань, как марево, вся струится...
Звонко цокают каблуки...
Первый ряд занимают львицы,
Как бы спрятавшие клыки.
Золотой диадемой увенчана,
Царственной и элегантной представ,
Дефилирует юная женщина,
Длинноногая, как жираф.
Сам себе я шепчу: да, вот оно,
Воплощенье моей мечты —
Восхитительное животное
фантастической красоты!
Крокодил
В африканской реке вода
Цвета спелого мандарина.
Крокодил всплывает всегда
Неожиданно, как субмарина.
Или так он вползает на пляж
После трудной подводной охоты,
Как окрашенная в камуфляж
Боевая машина пехоты.
Только сзади — могучий хвост,
Неположенный вроде бы танку.
Ну и лапы вместо колес,
Странно вывернутые наизнанку.
Как бы одолеваемый сном,
Он ложится у кромки ила,
Притворяясь сухим бревном,
Не похожим на крокодила.
Гасит злобу холодных глаз,
Прикрывая чехлами фары,
И — упорно, за часом час,
Входит в образ коряги старой...
Вот вблизи пробежала газель,
Пролетели стайкой фламинго...
Вдоль реки, как объект, как цель,
Полосатая бродит свинка.
Он лежит, как бы вне времен.
Стал еще он во время оно
Недвижимым, как фараон,
Нет, как саркофаг фараона!
Вероятно, именно так,
В предвкушенье добычи сладкой,
Караулит жертву маньяк
В чахлой чаще лесопосадки.
Жарко... Сонно течет река...
Но не дай вам бог очутиться
В досягаемости броска
Притаившегося убийцы!
Ввысь взметнется фонтан воды!
Пискнет жалобно тот, кто схвачен!
...Монстр, облизываясь после еды,
Говорят, непременно плачет.
Вот и я лежу на песке,
Притворяясь старой корягой,
От плавбазы невдалеке,
У подножия Карадага.
Но лежу я не просто так.
Сквозь ресницы слежу украдкой,
Как обычный серийный маньяк:
Нет ли близко добычи сладкой?
Вот! Выходит из моря цель,
Всех стихов сюжет и интрига:
Грациозная, как газель,
Длинноногая, как фламинго.
Из прозрачной насквозь воды
Афродита вот так выходила...
Море нежно целует следы,
Направляющиеся к крокодилу.
Ближе... Близко... Почти близка —
В блеске коктебельского лета! —
В досягаемости броска
Изощренного интеллекта.
Акула
Всплыла —
из глубин подсознания — смело
И белозубой улыбкой сверкнула
Тропических синих морей королева,
Охотница за человеком — акула.
Зависла в пучине, пронизанной солнцем,
На фоне кораллового декора,
А рядом — рыбешка, по имени «лоцман»,
Плывет, словно лодка,
вдоль борта линкора.
Акула медлительна, как дирижабль,
И в море неуловима для слуха...
Пульсирует нежно, совсем как у жабы,
Ее ослепительно-белое брюхо,
Скользят по которому, переливаясь,
Из солнечных бликов зеркальные змеи...
Бывает, тигровая и голубая, —
Танцуют пленительно, как Саломея.
И только глаза ужасают акульи,
Поскольку глаза беспощадные эти
Похожи на жуткие дырки от пули,
Глядят из которых Ангелы Смерти.
Непостижимы деянья Господни:
Творцу удалось, без сомнения, добиться,
От мезозоя почти до сего дня
Создать совершенную Тварь Для Убийства.
Когда за добычей стремится Убийца
На доисторическом пенном просторе,
То пламенем синим кипит и клубится
За серой торпедой летящее море!
Сомкнутся на горле громадные челюсти,
Терзая живое зубищами крепкими!
...А ветер струною виолончельною
Споет над простором трагический реквием.
И жизнь — прозвенела, пропела, сверкнула,
Исчезли заботы, желания, числа...
А смерть моя — разве она не Акула,
Что надо мною в пространстве зависла?