* * *
Сжимается день без тебя от тоски и от страха,
И ночь выставляет у сердца последний редут.
Твой шепот нам явлен из музыки позднего Баха,
Ты пахнешь цветами, которые здесь не растут.
Вонзаются в тело мое бесконечные гвозди,
Скрепляют меня, безголового, с пяток до плеч,
Всю жизнь за тобою бежит веселящийся воздух,
Тебя окликает и в пляску стремится увлечь.
Зажмурься и вспомни, мы дети бессрочного лета,
Твердим про себя мы единственную ворожбу.
Платок подари мне и нож, я не верю в приметы,
Я лезвие вытру и злую зарежу судьбу.
А после верну тебе снов золотых вереницу,
Чтоб ты, как в вагонах, каталась бы в каждом из них.
Еще забирай Лиссабон, Касабланку и Ниццу
И, если захочешь, какой-нибудь будущий стих.


* * *
Ну что ты, любимая, хочешь?
Каких еще порванных жил?
В пустую чернильницу ночи
Каких ты нальешь мне чернил?
Ты чувствуешь, счастье не вечно,
Коль каждый кончается стих.
Ты лица стираешь беспечно
И клеишь улыбки на них,
Чтоб было над чем посмеяться,
Чтоб было чем скрасить ландшафт.
Ну, полно, любимая, мяться,
Смертельный начнем брудершафт.
В колесах поломаны спицы.
В холодном подъезде темно.
Какие-то дикие птицы
Зачем-то стучатся в окно
И думают, что им откроют,
Как будто бы это легко.
За автором ходят герои,
Но автор теперь далеко.
Сплетаются разные корни,
Мне долго ль на этом веку?
Разлуку слезами не вскормишь,
Привыкла она к молоку.
Пусть прошлое тычется мордой
В настольный тугой календарь.
Я выпью спокойно и гордо,
Запоем, не морщась, как царь.
Пусть даты сплетают гордыню
Москвой-рекой, Волгой, Невой.
Все попусту. Знаю один я,
Что вырван за день из него.
И этому знанию рад я,
Как чаше на вражьем пиру.
Ты хочешь, любимая, правду?
Я раньше тебя не умру.


* * *
Определенье личности —
Это путь на убой.
Мучаюсь от вторичности,
Собственной и чужой.

Пальцы в страницы вдавливаю,
Здорово будет! Во!
Только вот не улавливаю
Ничего своего.

Может быть, я раздвоенный,
Вопреки естеству?
Может быть, я, по-твоему,
Слишком теперь живу?

Кем-то кому-то велено,
Чтоб я лишался сил.
Книги во мне шевелятся,
Словно их проглотил.

Дичью лечу подстреленной,
Криво, не на виду.
Может, тобой потерянный,
Я себя не найду?

Столько путей проторено,
Свой не отыщешь сам.
Надо бы в консерваторию —
Сколько же скрипок там!

Хрупкой осенней наледью
Выстелен жизни круг.
Хочется выйти на люди,
А не узнают вдруг?

Днями питаюсь черными,
Каждый из них — сырой.
Первого кто-то стер во мне,
Ну а за ним второй.

Если меня не поняли,
Бог с ними, смерть — броня.
Лихом бы лишь не вспомнили
Ни одного меня.


* * *
Я из себя выкорчевываю
Все, что не ты.
Кто-то кричит: ну что вы там?
Дать вам бинты?
Крепко вцепляюсь в травы я,
Только держись.
Кровью моей отравленной
Не захлебнись.

Клин вышибают клиньями —
Правда твоя.
Руки твои — две линии,
А между ними я.


* * *
Земля не дождется рая,
С тайн упадет завеса.
Герой в конце умирает,
Иначе пьеса — не пьеса.
Яблоки! Белый налив мой,
Слышите вы, как тихо...
Своей подавиться рифмой,
Наверное, лучший выход.
На свалках лежат костюмы
Тени моей не по росту.
Жаль, только сны и думы,
Все остальное просто,
Все остальное выше,
Все остальное дольше.

Был человек и вышел —
И не вернулся больше.


* * *
Слово за слово будет присловье,
Если больно, то синтаксис плох.
Заблуждение стало любовью
И застало две жизни врасплох.
В одеяло из солнечной пыли
Завернулись, обнявшись, они.
Им кричали: «Ну что вы застыли?
Вы пропустите лучшие дни!»
Но они уже знали, что время
Сочиняет для них акростих
И вчерашнее тяжкое бремя
Невесомым вернется для них.
Им уже рассказали такое,
Что попряталась смерть по углам.
Ничего не боятся — их двое,
Каждый вздох, каждый миг пополам.
Слово за слово — этого мало,
Навсегда высыхает белье.
Заблуждение истиной стало,
Чтобы кто-то оспорил ее.


* * *
Солнце низкое. Морозы.
Виски «Джемесон» и сон.
Скучный день. Обрывки прозы.
Круглый стол для двух персон.

Я с банальностью боролся,
Но себя не поборол.
И теперь мое барокко
Только этот круглый стол.
Все настойчивее сумрак
До последних этажей.
А голов слетело умных
Больше, чем осталось шей.
Жизнь моя — твои наброски,
Жалко, дрогнула рука.
Вспомню твой наряд неброский...
Виски крепче, чем тоска.
Дальний лес в слезах совиных,
Поезд превозмог вокзал.
Солнца низкого не видно,
Край земли его забрал.