Вспоминая Леонида Ивановича Бородина

В этом году выходит мемориальный альбом, наиболее полно на сегодняшний день освещающий деятельность подпольной организации, ставившей своей целью вооруженное сопротивление тоталитаризму и готовой поддержать народное восстание против безбожной коммунистической власти. Это Всероссийский социалхристианский союз освобождения народа, или ВСХСОН.

Наконецто мы увидели фотографии их, почти всех, молодых и красивых: И.Огурцова, М.Садо, Е.Вагина, Л.Бородина, В.Ивойлова, В.Платонова и многих других…

Появилась еще одна возможность (после редких парижского, франкфуртского и на английском массачусетского изданий 1970х годов и издания в России в приложении к книге Л.Бородина «Без выбора» (М., 2003))ознакомиться с Программой ВСХСОН в оригинальном варианте, не потерявшей своей актуальности до сих пор.

2 февраля 1964 года Программа ВСХСОН была принята несколькими членами — основателями организации. Это и есть день основания ВСХСОН. Игорю Огурцову было всего 27 лет, да и всем остальным — кому чуть больше, кому чуть меньше. Больше всего поражает необыкновенная политическая, мировоззренческая зрелость основателей — необыкновенная еще и потому, что Программа формировалась и принималась фактически при полном отсутствии каких­либо идеологических первоисточников: советская цензура крепконакрепко перекрыла все возможности обращения к какой­либо, даже не враждебной, а иногда всего лишь спорной с точки зрения марксистско­ленинской идеологии литературе. До понимания политической ситуации в стране, до ощущения гибельности и неминуемого краха правящей идеологии члены ВСХСОН дошли, что называется, своим умом и лишь чуть позднее обнаруживали положения, близкие к своим идеям, в работах И.Ильина, Н.Бердяева и других русских мыслителей. Программа ВСХСОН, смело можно сказать, была планом настоящей, истинной перестройки — Россия могла пойти именно по этому пути, да не пошла лишь потому, что на пути перемен встало изощренное коварство партийных функционеров, использовавших мощную аналитику и репрессивный инструментарий КГБ.

Сейчас неудивительно, например, что 17й пункт Программы ВСХСОН чуть ли не буквально совпадает с предложениями российскому правительству великого экономиста, нобелевского лауреата Василия Леонтьева: «Не должны подлежать персонализации энергетическая, горнодобывающая, военная про­мышленность, а также железнодорожный, морской и воздушный транспорт общенародного значения. Право на их эксплуатацию и управление ими должно принадлежать государству». То же предлагал и великий экономист, делая ставку на создание небольших частных предприятий, оставляя «за государством» все вышеперечисленное в 17м пункте… Однако В.Ле­онтьев был похамски отвергнут тогдашней властью. Философ и политолог А.Панарин (один из любимейших авторов главного редактора журнала «Москва», члена ВСХСОН Л.Бородина) писал о двух «потоках», которые должны были встретиться в «перестройке», — потоке неликвидов, скопившихся в неимоверных количествах на заводах и фабриках СССР, и денежном потоке средств, скопившихся на сберкнижках советских граждан. Это был шанс для возникновения того самого среднего класса, класса предприимчивых и деловых людей. Но от этого шанса народ «избавили», одним махом уничтожив вклады на сберкнижках, — и последующая продажа «неликвидов» (станков, приборов, полупроводников, сырья и т.п.) пошла, что называется, вагонами и «на вес». Сопротивляться напору бизнесменов от комсомола, партии и «органов» не смогли даже опытные бывшие «цеховики», отсидевшие немалые сроки за свое «незаконное предпринимательство» в советскую эпоху. Слишком велики были финансовые средства, доставшиеся новоявленным буржуям, — предприимчивость была убита и задавлена «массой».

В год создания ВСХСОН Герой Советского Союза Иван Яцуненко (в 1944 году водрузивший знамя на Сапунгоре) прикреплял мне на лацкан школьной формы октябрятскую звездочку с изображением падшего ангелочка Володи Ульянова. Для меня это было радостным событием — приобщением к некой «общности», организации.

«В январе 1967го питерский КГБ получил достоверную информацию о существовании в городе подпольной организации, ставящей своей целью ни больше ни меньше вооруженное свержение советской власти. В руки работников органов попала программа организации... Хотел бы я видеть выражение лица того первого “сотрудника”, который эту программу прочитал...» (Л.Бородин. «Без выбора». 2003).

В это время я уже был пионером. Как принимали, когда, кто — помню смутно, да и радости никакой не было. В 1967 году, в преддверии 50летия безбожной власти, пионерские галстуки мы носили в карманах (это было неким школьным шиком) и повязывали только в случае сбора или линейки. Негласно считалось, что мы случайно живем в театре абсурда. Мы были уже не романтиками, а циниками, стоиками и эпикурейцами одновременно; насмешливыми зрителями, но никак не участниками спектак­ля 70летней трагикомедии КПСС и СССР…

Сроки, которые получили основатели ВСХСОН и остальные его члены, поражают воображение — особенно воображение тех, кто хоть малой частью жизни хлебнул советских тюрем и лагерей. Тех, кто получал 1–2 года «крытки» (тюремного заключения), встречали потом как героев. И.В. Огурцов провел в «крытке» (во Владимире и Чистополе) 10 лет из 15 лет общего срока. Да еще 5 лет в ссылке. 20 лет жизни отдано камерно­лагерной системе ГУЛАГа.

Когда мне сейчас говорят, что вот, мол, надо отдать должное большевикам (выиграли войну, из страны безграмотной и отсталой создали индустриальную державу, запустили в космос спутники, да и вообще народ им поверил, пошел за ними, за большевиками), я не хочу это «должное» отдавать. Если бы народ «пошел за ними», то не было бы ни Гражданской войны, ни Кронштадта, ни Тамбовского восстания, ни Колчака, ни Крыма с последующей резней офицеров, гимназистов и вообще всех, кто подворачивался под волосатые руки Розалии Землячки и ее гоблинов. Если бы народ «пошел за ними», то в 1941 году И.Сталин и обратился бы к этому народу в привычных марксистско­ленинских формулировках, назвал бы всех «товарищами», потом перешел бы к «коммунистам» и к защите идеалов мировой революции. Не было бы никаких «братьев и сестер», «друзей моих» в обращении Сталина к народу в 1941 году. Не было бы впоследствии возврата погон на плечи офицеров, орденов Александра Невского, Суворова, Кутузова, а оставшихся в живых священников и монахов так бы и уморили в лагерях без всякой жалости.

Прагматичный грузинский семинарист, волей судьбы оказавшийся у кормила России, учел, несомненно, и результаты переписи 1937 года, когда попытка продемонстрировать успехи в искоренении религиозного сознания окончилась полным провалом: как выяснилось в результате переписи, 55,3 млн человек, или 56,7% лиц 16 лет и старше, назвали себя верующими. Да и без переписи было понятно, что основной мобилизационный костяк Красной армии составляют не бывшие пионеры и бесноватые нехристи с безбожнокомсомольским прошлым, а крещенные в православии русские люди, родившиеся задолго до 1917 года, зрелые мужики, для которых встреча с Германией на поле боя явно была уже не первой…

Так что «должное мы отдадим», но не большевикам, а русскому народу.

Вспоминая 60–70е годы, могу одно сказать: для меня, тогдашнего подростка, советская власть со всей ее атрибутикой — знаменами, значками, клятвами, возложениями цветов к памятникам, закапыванием капсул с обращениями к комсомольцам 2017 года — уже выглядела чистым посмешищем. На ежегодном шествии к памятнику Ленину 22 апреля мы с другом Юркой, в 6–7 классе, орали в общем хоре слова «Марша коммунистических бригад»: «Будет людям счастье, счастье на века, у советской власти… длинная рука» (вместо «сила велика»), вызывая подозрительные взгляды со стороны педсостава и пионервожатых…

Единственным стоящим внимания и почтения, истинным праздником считали мы 9 мая, День Победы, чудесным образом совпадавший с днем освобождения Севастополя в 1944 году. В этот день в город съезжались со всей страны его защитники и освободители. Я ходил с пачкой открыток и брал автографы у героев, у кавалеров орденов Славы и иных…

Никаким образом, ни по возрасту, ни по убеждениям, я не могу причислить себя к «шестидесятникам» с их грязноватой и слякотной «оттепелью», джазом, самодеятельными песнями у костров КСП — и тотальным закрытием храмов и монастырей. Еще в 1958 году возле нашего дома на Большой Морской действовал Покровский храм, звенели колокола, а в 1964 году в храме (уже без крестов) открылась детская спортивная школа, в которой я, грешный, занимался боксом: ринг стоял там, где раньше была солея…

Мы были уже другими: занимались спортом, слушали хардрок, а не Дюка Эллингтона и Окуджаву, прочли «Мастера и Маргариту» М.Булгакова, «Процесс» Ф.Кафки, доставали бледные ксерокопии Бердяева, Солженицына, Набокова, Венедикта Ерофеева, Саши Соколова и без всякого сомнения в слушателях рассказывали анекдоты про Брежнева, Ленина, Чапаева и т.п. Но, к сожалению, в нас было больше цинизма, чем желания вступать в борьбу с режимом. Мы были циниками, стоиками и эпикурейцами одновременно и, вступая в поток жизни, надеялись, что он сам вынесет нас туда, куда определено судьбой.

В 1970 году, в 9м классе, я писал так называемое «гороновское» сочинение: выбрал свободную тему «В чем смысл счастья для советского человека», оформив его в виде письма Федору Михайловичу Достоевскому. За грамотность мне поставили 5, а за содержание написали «см» и вызвали в гороно на беседу. На беседе присутствовали: неизвестное мне начальство, директор школы Е.Тутик (крупная женщина), моя классная руководительница Алла Антоновна Орлова, завуч Марья Петровна (помню, как она визжала — как потерпевшая лично от моего сочинения), еще кто­то. Во всей этой компании выделялся плечистый человек в сером костюме — он один не орал на меня, ничего не спрашивал, вообще ничего не говорил, только кивал головой, подмигивал и что­то записывал в блокнот. В общем, дело кончилось тем, что мое вступление в комсомол (обязательно нужно было вступать, я собирался в мореходное училище) было отложено на неопределенное время, а из надежды школы я как­то очень быстро превратился в троечника и хулигана. Впрочем, Алла Антоновна сказала мне пророчески: «Ты, Саша, или в тюрьму сядешь, или станешь писателем».

Как в воду глядела: произошло и то и другое…

Ни о каком ВСХСОН я тогда конечно же не слышал. Да и в самом Питере, как теперь известно, об организации ходили лишь неясные слухи. КГБ, как обычно, все сделало, чтобы в народ просочился минимум информации, — этому, конечно, способствовала и глубокая конспирация самого ВСХСОН… Гласно и показательно могли судить за тунеядство поэта Иосифа Бродского, но никак не членов фактически военизированной структуры, готовившейся в нужный момент взять на себя ответственность за будущее России.

Впервые о ВСХСОН я услышал в начале 80х, в передаче какогото полуубитого «глушилками» КГБ «вражьего голоса» — то ли «Немецкой волны», то ли Би­биси, то ли «Свободы». Да и то это было всего лишь кратким комментарием к чтению поразившего меня тогда романа «Третья правда» Леонида Бородина — активного члена ВСХСОН, уже отсидевшего и готовившегося получить второй срок. Никакой программы никто не зачитывал, поэтому я, помню, воспринял ВСХСОН как организацию типа Хельсинкской группы и прочих правозащитных предприятий.

Лишь где­то в конце 80х я наконец услышал Игоря Вячеславовича Огурцова. Это было интервью — кажется, И.В. Огурцов в это время находился в Италии. Я вряд ли смогу сейчас вспомнить, о чем вообще шла речь, но помню одно: это были слова и голос человека, имеющего право так говорить и которому верилось безоговорочно.

Стало обидно до слез за то, что, как мне казалось, многие годы про­шли впустую, в севастопольскомосковской литературной тусовке, в богемном перманентном пьянстве, в общении со всякими людьми (некоторых имен сейчас не вспомнишь даже под пыткой, а чьи помнишь — так их давно уже знает вся страна). Конечно, не все было так плохо: я писал «в стол» и для чтения на московских кухнях стихи, пьесы, рассказы, повести (в одной из которых сотрудники КГБ, переодетые в ездовых лаек, тянули нарты с изменникомчукчей и американским диверсантом прямиком в чекистскую засаду). Слово «Бог» в моих стихах всегда было с большой буквы. Но даже, казалось бы, в пору тотальной гласности, в 1991 году, редактор отдела поэзии одного вполне патриотического издания сказал мне: «Что вы все за Бога за этого пишете? Других тем нет, что ли?»

Жизнь продолжалась; в «перестройку» я поверил безоговорочно (в том смысле, что возврата к прошлому уже не будет, и даже выиграл ящик коньяка в споре по этому вопросу). В 1989 году, например, я был уверен, что вот сейчасто, еще немного, еще чутьчуть — и у руля страны встанут честные, озабоченные судьбой России люди, подобные Игорю Огурцову, а перестраивать экономику будет нобелевский лауреат Василий Леонтьев. Я готов был даже принять не очень приятного мне академика А.Сахарова — в качестве честного оппонента будущей власти…

Нет, не встали и не перестроили. «Прорабы перестройки» бросили народу, как собакам, кости в виде поверженных памятников Дзержинскому, Свердлову и срочных переименований исторических мест Москвы и других городов. Кстати, чуть ли не первым номером была переименована в «Красные ворота» станция метро «Лермонтовская» — как будто именно М.Ю. Лермонтов был предтечей коммунизма или основателем ЧКНКВДКГБ, — оставили при этом и «Войковскую», и «Марксистскую», и «Площадь Ильича», и «Библиотеку им. В.И. Ленина»…

И.Огурцова просто не пускали в СССР. А.Сахаров умер неожиданно и загадочно. А.Солженицын никак не мог доехать до России — явно по независящим от него самого причинам…

У функционеров КПСС были свои виды на власть и на богатства страны; они легко побросали свои партбилеты и ринулись к власти и богатствам с лопатами, мешками и топорами, с пистолетами и автоматами, со взрывными устройствами и ядами. Вместо И.В. Огурцова справа от власти присел с загадочным видом Г.Бурбулис, а вместо В.Леонтьева (буквально хамски отвергнутого) уютно разместились финансовый авантюрист (или аферист?) Джеффри Сакс (с 2002 года специальный советник Генерального секретаря ООН по вопросам борьбы с бедностью!!!) и поборник «шоковой терапии» Егор Гайдар.

В общем, все произошло именно так, как, к сожалению, и должно было, наверное, произойти. История не имеет сослагательного наклонения. Теперь мы живем в другой стране, и, когда я в 90е годы рассказывал своим еще дошкольным детям о пионерах, они только хитро улыбались: мол, ври дальше, папа, мы этих сказок наслышались…

Одно могу сказать уверенно: дело ВСХСОН не прошло бесследно даже для тех, кто ничего о ВСХСОН не слышал. Мистическим образом, как в классической науке, когда почти в одно и то же время в разных местах совершаются одни и те же открытия, как самым неожиданным образом вся страна узнавала вдруг о знаменитом «стоянии Зои» в Самаре­Куйбышеве, так и существование ВСХСОН капельками информации о процессе и о Программе вызывало реакцию в совершенно неожиданных местах. В 1997 году в разговоре с Л.И. Бородиным я упомянул Елену Н., внучку видного советского военачальника, с которой учился в одной школе (она была постарше года на два­три). Со слов моего друга Володи С. (не уточняю фамилий, потому что история эта покрыта непроницаемым мраком забвения и уже в 70е годы обросла, как погибший крейсер, ракушками, неимоверным количеством слухов, — кроме самой Елены Н., вообще нет никаких сведений об остальных участниках) она в 1969 году (десятиклассница!) организовала подпольную антисоветскую группу из молодых офицеров Черноморского флота и курсантов севастопольских военноморских училищ. Планы были впечатляющие — в них был даже артиллерийский выстрел по горкому КПСС из главного калибра одного из кораблей ЧФ. Но все оборвалось по нелепой случайности: Елена Н. оставила в школьной парте тетрадь с записями, подетски зашифрованными…

Никакого процесса не было. Елена Н. была выслана из Севастополя кудато то ли на Северный Урал, то ли в Сибирь. Вернулась, как рассказывал Володя С., совершенно «уничтоженной» морально и физически и наотрез отказалась что­либо рассказывать, никогда не общалась ни с кем из старых друзей и одноклассников. Обо всех остальных — никаких сведений вообще. Как будто и не было никого. Исчезли, без фамилий и имен. Леонид Иванович Бородин удивился этой истории, напряг, что называется, память, но так и не мог ничего сказать. Обещал узнать, но ничего узнать не смог: полагаю, узнавать было нечего. Корабль не вышел в море, главный калибр не выстрелил, а потому и как бы ничего не было, ничего не случилось — кроме исчезновения нескольких молодых офицеров и курсантов.

История ВСХСОН — история борьбы и мучений, история воинов, бойцов и страстотерпцев. История знамени полка, выносимого изпод огня на себе.

Нет необходимости описывать то количество документов и фотографий, приведенных в подготовленном к изданию мемориальном альбоме. Я этот альбом обязательно поставлю на свою книжную полку.

Александр Хабаров

История рассудит...

Вспоминая Леонида Ивановича Бородина, редакция журнала «Моск­ва» вынуждена затронуть очень неприятную тему. Еще при жизни ему довелось слышать много недоброжелательных отзывов о своей личности и творчестве. Его недолюбливали многие, поскольку был он живым укором тем, кто не пострадал «за идею», за свои убеждения, предпочитая комфортное существование в поле легитимности и легкой конфронтации с властями предержащими. Он никогда не отвечал на подобные выпады в свой адрес. Считал, что издавать журнал «Москва» — дело гораздо более полезное для своего народа, чем вступать в бессмысленные споры и борьбу в защиту собственного имени, что именно через выстроенный им журнал выявляется его собственная позиция, его мировоззрение, основу которого составляли два постулата: православие и российская государственность, как не подлежащие сомнению ценности. История, считал он, рассудит и расставит все по своим местам. После его смерти продолжали появляться негативные высказывания деятелей самого разного толка. Но когда нашлись писателипатриоты, публично заявившие о невысокой ценности его творческого наследия, обвиняющие его в отсутствии православного мировоззрения и т.п., мы сочли необходимым просто напомнить читателю слова Патриарха Алексия II, обращенные к Бородину в дни его юбилея: «…во всех жизненных обстоятельствах Вы всегда являли пример принципиальности, честности и верности своему призванию. Вы прошли долгий, насыщенный многими событиями и испытаниями творческий путь… Вас знают как выдающегося писателя современности, внесшего свой весомый вклад в сокровищницу мировой культуры.

Ваши книги и публикации снискали любовь читателей, жаждущих честного и высокохудожественного слова. Во времена богоборческой власти Вы мужественно несли свой крест, находясь в заточении за свое творчество и возрождение русского самосознания… Вы по справедливости заслуживаете благодарности и признательности со стороны всех, кому небезразличны судьбы России, кто видит в Православии верный путь возрождения нашего возлюбленного Отечества.

Своим подвижническим служением искусству, мудрым словом и добрым делом Вы посредством данного от Бога таланта убедительно свидетельствуете о любви к России, приверженности высоким христианским идеалам и вере в великую духовную силу нашего народа».

Напомним также, что в 2002 году Святейший Патриарх Алексий II удостоил Леонида Ивановича одной из высших наград Русской Православной Церкви — ордена прп. Сергия Радонежского III степени.

Татьяна Неретина,
зав. отделом прозы журнала «Москва»