Словарь

Буря на сумрачном лоне,
Ветры, трава, дерева...
Медленно, как на ладони
Перебираю слова.

Слабый, безмолвный, лазурный,
Птица, околица, даль...
Скуден мой литературный,
Окаменевший словарь...

Скорбные думы отложим,
Выйдем людей поглядеть,
Только одно там и то же:
Бездна, страдание, смерть.


Увещевание

Степь засыпает и луг,
Горы и рощи.
Баюшки­баю, мой друг,
Надо быть проще.

Как тебе в дальнем краю
Кажутся кущи?..
Снова с тобой говорю,
Словно с живущим.

Слава — на вылет игра.
Что тебе снится?..
Баюшки­баю, пора,
Друг мой, смириться.

Серость, подобная тле,
Гений ли дивный —
Странноприимной земле,
Право, едино.

Вынем последний запас
Всем, с кем не пили.
Надо любить, чтоб и нас
Тоже любили.

Жизнь — это ветреный сказ,
Небыли, были.
Надо всех помнить, чтоб нас
Не позабыли.

Ныне по духу родня
Ближе, но выше...
Знаю: ты видишь меня,
Я тебя — вижу.

Вечер задумчив и тих,
Медленно­тающ...
Вряд ли мы лучше других.
Ты­то уж знаешь...


Святая старица Сепфора

Сергию Мариупольскому

I

Мне люб верлибр — свободный русский стих,
Когда слова, без понужденья рифмой,
Скрепляются каким­то тайным светом,
В них заключенным, и уходят в высь,
В ширь, в глубину Господнего творенья,
Парят, как сосны в оптинском скиту,
Горят, как главы монастырских храмов,
Текут, как воды многодумной Жиздры.


II

Тому лет двадцать будет скоро, как
В один из многочисленных приездов,
Прознав во мне «писателя», один
Из оптинских благочестивых братьев
Мне предложил узреть воочью святость,
С одним условьем непременным: чтобы
Я написал о матушке Сепфоре.
И только через двадцать лет, лукавый
И погруженный в суету и праздность,
Я отдаю обещанное брату.


III

Был день бездонный, солнечный. Июнь
Сиял во всем земном великолепье.
Но ночью ливень был, разлились реки,
И в клыковский недальний вроде скит
Мы добрались, и не без искушений...
Слаба была уж матушка, глаза
Ее уже совсем не различали
Предметов мира, человечьих лиц,
Но милосердный даровал Господь
Ей зрение духовное, и тот
Смиренный угол, где она сидела,
На палочку склонившись, озарялся
Каким­то тайным, несказанным светом
И тонким ароматом благодати.
Я на колени встал пред нею. Что
Я спрашивал и что она в ответ
Мне отвечала — уж сейчас не вспомнить.
Одно лишь вечно помню: на лице
Ее легчайших рук прикосновенье, —
Святое, драгоценное, как миро
Иль дуновенье из пределов горних.


IV

А перед смертью матушки мне сон
Приснился ночью, только вот его
Я толковать не смею...


Данзас

 Он мне брат...
А.Пушкин

I

Потрясенье речки Черной
Не вместится в берега...
Вольный ветер поднадзорный,
Обагренные снега.

Разве к ним законы чести
Приложимы? К свету — мрак?..
Надо было бы на месте
Порешить их, как собак.


II

Как бессильный дар прощальный,
Свыше был судьбою дан
Сей попавшийся случайно
Неслучайный секундант,

Кто до собственной могилы
Непреклонно — видит Бог —
Все, что уж давно простили,
Сам себе простить не мог.


III

Колокольчик однозвучен.
Нелюдимы вечера.
Безутешен, неотлучен
От кровавого одра.

«Выше!..» головокруженье,
Пульса призрачная нить.
— Будут ли распоряженья
О Дантесе?
— Да, не мстить.


Юность

Цвела — была иль не была? —
Смела — ушла, не оглянулась, —
О жизнь, сгоревшая дотла,
Блеснувшая, как греза, юность!

Глаза лишь тусклым сном смежишь,
Как видишь: бесконечным летом,
Приблизившаяся, ты стоишь,
Пропахшая дождем и светом.

Дай времени — сниму их сам,
Нагим свечением объяты,
По платьицу и волосам
Стекающие бриллианты.

Дай времени — горящим ртом,
Разящим тернием увитый,
Вдохну мерцающий бутон,
Непознанно­полуоткрытый.

О Господи, благой удел
Пошли, куда мне не вернуться,
Той, к коей даже не посмел
И помыслом я прикоснуться!