А согласитесь­ка, дорогие читатели, неплохо было бы хоть на часок выехать с шумной и загазованной современной Бакунинской, ревущей транспортом, и, скажем, отправиться к достопримечательностям царского Покровского­Рубцова конным экипажем или же вообще на слонах. Нелепость? Теперь да. А было время, и нынешняя Бакунинская, бывшая Покровская дорога, впрямь оглашалась лошадиным ржанием, а то и трубными зовами диковинных хоботных исполинов...

Нет­нет, подобий зоопарков в дворцовом Покровском не наблюдалось — попросту один из живших здесь государей, Михаил Федорович, не прочь был и позатейничать, и позабавиться. При нем в имении и слонов индийских показывали, а то и чудо­мужичка, наделенного проворством и силою тягать бревна зубами. Забавно, право... Еще и медвежьи бои потехи ради в Покровском устраивали. Или соколиную охоту — впрочем, тут выдающимся мастером показал себя сын царя Михаила, Алексей Михайлович. Охотился он, правда, не в самом селе, а по лесным окрестностям, в Покровском же почивал после ловли и гонок. Это ему, «Алеше Тишайшему», принадлежит крылатая фраза: «Делу — время, потехе — час». И в те безмятежные часы покровских потех второй царствовавший Романов, бывало, сбивал с кого­нибудь из придворных шапку, бросал вверх, и какой­либо ловкач из челяди вскидывал лук... Долой дорогой убор! Впору разве что ворон на огородах смущать. Кстати, об огородах и о покровском хозяйстве в целом, поскольку, помимо потех, делу здесь отводилось куда больше времени.

Так, при Михаиле Федоровиче еще в Покровском выстроили деревянные государевы покои с конным и житным дворами, мыльню (баню), мельницы. Дейст­вовали и медоварня с пивоварней, но пуще прочего взоры манили дворцовые сады, где впервые на Руси развели махровые розы. По огородам же да на пашне дворцовые крестьяне хлопотали вокруг репы, капусты, ржи, ячменя. При селе, коему были приписаны пара присёлков — Гольяново и Нововведенское, — возникла и целая рыбная слободка, ибо впадавшую в Яузу рыбинку затеснили плотинкой и обустроили пруд, щедрый на рыбный промысел.

И уже правнучка Михаила Федоровича — Елизавета Петровна, перестроившая дедовы хоромы с помощью М.Г. Земцова и Б.Ф. Растрелли из дерева в камне и страстно прикипевшая к сей загородной резиденции, запустила в пруд карпов — причем некоторые из особей высочайшей прихотью были украшены серьгами. К слову говоря, кое­кто из исследователей изначальное наименование поселения — Рубцово — трансформировал в Рыбцово: по местному, дескать, обилию рыбы. Рубцовом же, судя по всему, сельцо звалось от боярского рода, восходящего к временам Дмитрия Донского.

Правда, впервые документально о Рубцове известно лишь с конца XVI века — тогда оно числилось за романовскими пращурами Юрьевыми, смененными по родству Захарьиными. Позднее Рубцово досталось старице Марфе — той, что до насильственного пострижения являлась супругой будущего патриарха Филарета и матерью Михаила Романова. Между прочим, избранный на престол царь Михаил поначалу в Кремле осесть не смог — тот был разорен поляками, — поэтому обосновался в Рубцове. Привольно там было. Историк И.М. Снегирев так и писал: «Село служило привольем и отдохновением для государей российских». И впрямь, лелеяли и берегли его и Михаил, и Алексей Романовы. Но вот Петр Алексеевич сюда наведывался редко, и вотчина стала заметно хиреть. Возрождала ее, как мы видели выше, «дщерь Петрова»...

Обладавшая веселым и легким нравом, Елизавета Петровна водила здесь с деревенскими девушками хороводы, пела русские песни, а кое­кого из рубцовских крестьян даже звала ко двору на балы. Демократия в действии. Кроме того, государыня завела в своем имении качели, а на масленицу устраивала задорные санные катания. Впрочем, в Покровском­Рубцове она не только тешилась: с завидным постоянством посещала службы в усадебной Покровской церкви, открыла при селе богадельню и именно отсюда, из Покровского, все лето как­то добиралась пешком до Сергиевой лавры, дав обет по избавлению от желудочных спазмов. Любопытно, что один из приделов местной Покровской церкви, при первых Романовых носившей статус «собора» и удостоившейся служебных визитов патриарха Никона, посвящен преподобному Сергию. Правда, освящение Сергиевского престола случилось задолго до Елизаветы Петровны. Ну а что же сама церковь и почему вдруг Рубцово превратилось в Рубцово­Покровское или попросту Покровское?

Оказывается, храм при местном кладбище в Рубцове существовал еще в 80­х годах XVI столетия — вот только стоял он в дереве и звался Никольским. Горел, как водится, но с воцарением Михаила Федоровича, в присутствии оного, был возобновлен и расширен Ирининским приделом, в память о рождении у царя дочери Ирины. Позже, при фактической хозяйке Рубцова — сестре Алексея Михайловича Ирине, Тезоименитый престол был вынесен ближе к Яузе, на окраину села, и превратился в самостоятельную церковь. Не раз переделывавшаяся, она стоит и нынче. По ней именуются близлежащие Ирининские переулки.

Однако ни Ирининским, ни Никольским Рубцово не стало, даже несмотря  на то, что в Никольском приходе одно время проживал великий Суворов. Стало Рубцово Покровским — потому, наверное, что два прочих здешних храма являлись лишь приходскими, а Покровский — дворцовым, царским. Поначалу и его заложили в дереве: Михаил Федорович решил таким образом ознаменовать полное очищение Первопрестольной от польско­литовских шаек, свершившееся на день Покрова 1618 года. Изящный, облагороженный шлемовидной главой и тремя ярусами кокошников, каменный храм поднялся чуть­чуть позднее — к 1626–1627 годам. Безусловно, в ту пору никто не мог и помыслить о том, что спустя два с половиной столетия храм станет главным архитектурным звеном и духовным центром учрежденной в 1869 году Покровской общины сестер милосердия. Точнее, Владычне­Покровской, ибо общину основала настоятельница серпуховского Владычнего монастыря игуменья Мит­рофания, напрямую связанная с двором (одно время она была фрейлиной императрицы) и имевшая самые влиятельные знакомства. Та инокиня, до пострига бывшая баронессой Прасковьей Григорьевной фон Розен, являлась натурой  удивительной и неоднозначной. Однако то была крупная личность — сильная, творческая, увлекающаяся. Поговорить о ней стоит особо...

Ее отец, поминаемый Толстым в повести «Хаджи Мурат», служил на Кавказе, знал Лермонтова. Более того, Лермонтов останавливался в казенной квартире фон Розенов в Петровском путевом дворце, то есть имела честь познакомиться с поэтом и наша героиня, юная баронесса. Образованна она была превосходно. И разносторонне. Знала языки, исключительно гарцевала, хорошо рисовала. Между прочим, в умениях владеть карандашом и кистью ей содействовал Айвазовский. Впоследствии светская портретная живопись перекочует в иконопись, и матушка, по собственному выражению, создаст «обоз икон». Целый иконостас личного авторства игуменья пожертвует Кирсановскому монастырю на Тамбовщине. Что же или скорее кто столь круто развернул преуспевающую особу от приятностей света к келейному полумраку и иноческой мантии?

Говорят, Московский митрополит Филарет (Дроздов). Подпав под влияние и авторитет святителя, фрейлина двора поступит послушницей в одну из московских обителей, а вскоре и вовсе облачится в «чин ангельский». Почти тут же по постригу ее назначат настоятельницей Владычнего монастыря в Серпухове — связи мирские, видимо, не отошли втуне. Да и не одни ангелы, как видно, вели новоиспеченную игуменью. С одной стороны, она откроет ряд полумонашеских общин на Псковщине и в Петербурге, будет приучать их насельниц к труду, милосердию, подвизанию в госпиталях и даже на линии фронта. С другой... Да, делом всей ее жизни стало создание московской Покровской общины, ради которой матушка перейдет черту гражданского закона. Возможно, она впадет в то обременительное состояние, которое в православии именуется прелестью. Так или иначе, игуменья приближала к себе людей с деньгами, брала в оборот и... доходило до подделки векселей, подписей на чистых листах, откровенного шантажа. В ход пускалась и близость к императрице с возможностью похлопотать о ком­либо.

Вот, к примеру, жившая на углу Садовой­Черногрязской и Харитоньевского потомственная почетная гражданка Прасковья Медынцева не могла в силу болезненной привязанности к спиртному распоряжаться немалым капиталом, а очень хотелось. И Митрофания взялась будто бы снять родственную опеку через прошение к государыне. Медынцева доверчиво подмахивала чистые бумаги, обернувшиеся 16 подложными векселями.

Еще пуще пришлось миллионеру Михаилу Солодовникову, принадлежавшему к тайной секте скопцов и боявшемуся ареста. Взятие под стражу таки состоялось, Солодовников и умер под следствием в Пречистенской полицейской части, но перед тем и он, надеявшийся на Митрофанию, лишился огромных средств. На суд над игуменьей представили 62 незаконных солодовниковских векселя.

Это, увы, вовсе не все случаи подобных действий игуменьи. Впрочем, деньги в основном тратились на содержание при Покровской общине детского приюта, амбулатории, шестиклассной школы, яслей, фельдшерской школы, приемного покоя для приходящих больных, дома призрения за престарелыми монахинями, школы шелководства, аптеки. Процесс над заблудшей был непрост: он перемещался из столицы, где обвинителем выступал знаменитый А.Ф. Кони, в Моск­ву, и там обвиняемую содержали в Сущевской части. Последний факт играл на Мит­рофанию: ее духовная дочь из Страстного монастыря в посылках с едой и одеждой передавала сведения о том, как и кто ведет следствие.

Дело вышло громким, на всю империю. Писали о нем и М.Е. Салтыков­Щедрин, и Н.А. Некрасов, а когда легендарный Ф.Н. Плевако назвал обвиняемую «волком в овечьей шкуре», сие, по­видимому, послужило основой названия пьесы А.Н. Островского «Волки и овцы», героиня которой, помещица Мурзавецкая, чересчур узнаваемо напоминала осуждаемую. Да, Митрофанию приговорили к ссылке в Сибирь, но под шумок и пересуды пароходом высшего класса переправили в Царицын, а оттуда — в Мариинский монастырь Ставрополя. Там, а также по иным обителям Российской империи Митрофания провела остаток жизни. Умудрилась и в Палестину паломничать. О связи и положение...

На время затянувшегося следствия и чуть позже община на Покровской улице перешла под покровительство императрицы, а затем в ведение Московской думы. В 1906 году акционерное железнодорожное общество фон Дервиза под прокладку Казанской линии рассекло надвое территорию общины: основная часть, с храмом Покрова, сегодня пребывает в Басманном районе, другая, с бывшим Елизаветинским дворцом и появившейся к 300­летию царствовавшей семьи Романовской больницы с храмом во имя Михаила Малеина архитектора Л.В. Стеженского, оказалась в Восточном округе. Тогда, в 1906­м, тоже тянулись тяжбы, но «чугунку» в итоге зачем­то пустили сквозь тело общины. Митрофания не дозволила бы.

Кстати, именно при ней, в 1873 году, действительным членом Покровской общины с правом ношения мундира чиновника духовного ведомства 10­го разряда стал ее попечитель П.М. Третьяков, основатель лучшего в Москве художественного собрания. А в 1907­м управительницей несостоявшейся обители назначили матушку Ювеналию, будущую схимницу Фамарь и основательницу подмосковного Серафимо­Знаменского скита. То тоже была большая личность — аскетка и великая подвижница, хотя и происходившая из грузинского княжеского рода Марджановых (Марджанишвили) и до принятия монашества отнюдь не чуждая творческой богеме...

По крайней мере, родной брат ее, Котэ Марджанишвили, вырос в яркого актера и режиссера. В Москве он создал Свободный театр, ставил спектакли в Художественном, а после революции работал в театрах Тбилиси и Кутаиси. Сама матушка по ходу управления Покровской общиной сблизилась с великой княгиней Елизаветой Федоровной, потерявшей мужа, московского генерал­губернатора Сергея Романова, и также искавшей себя в монашестве и доброходстве. Елизавета Федоровна, наезжая в общину, упросила Фамарь подарить цесаревичу Алексею чтимый образ Серафима Саровского, который пребывал с ним вплоть до жуткой гибели в Екатеринбурге.

Что ж, эпоха вновь дала крутой крен: мятежи, революции, войны. Общину прикрыли в 1923 году, соборный ее храм с приспособлением под мастерские Межросстроя затворили в 1934­м. Однако задолго до этого, аж в 1913 году, исторического имени лишили и Покровскую улицу — она вдруг стала Бакунинской. Впрочем, все символично, ибо анархически настроенный М.А. Бакунин как­то пророчествовал: «Пока есть Бог, человек — раб» и «Страсть к разрушению есть творческая страсть»... Так­то, освободившиеся от богобоязненности люди со злым творческим энтузиазмом крушили подряд все старое — особенно то, что олицетворяло духовную сферу.

Досталось и Покровскому­Рубцову: все храмы его были закрыты и испоганены, искалечены сложившиеся имена улиц и переулков. Прав был Бакунин. Прав и в таком предсказании: «Если какой­нибудь народ попробует осуществить в своей стране марксизм, это будет самая страшная тирания, какую видел мир». В Покровском та тирания затронула не одни закрытые и разрушенные здания, но и людские жизни. Появились гонимые исповедники и мученики. Несколько лет тому назад возле приходского Никольского храма на Бакунинской возникла часовня, освященная во имя местных священномучеников Сергия, Павла и Александра, а уж сколько погибло мирян... Гибли и те, кто так или иначе был связан с занявшим часть помещений Покровской общины Московским автодорожным техникумом...

Вообще­то техникум (или колледж по­нынешнему), образованный как радиотехникум в 1929 году и занявший постройки на пересечении Бакунинской с Переведеновским переулком, появился позднее. И в соответствии с прозванием местности — Переведеновка (сюда в середине XIX века перевели жителей города из охваченных холерой районов) — можно сказать: вслед за расположением в упраздненной общине коммуналок во владения ее перевели и учебное заведение. Бакунинская, д. 81/55 — по данному адресу числится несколько строений, сегодня занимаемых и колледжем, и учреждениями Русской Православной Церкви, мало­помалу сокращающими площади техникума. Учебное заведение, занятия в котором проводятся в основном в корпусе былого Александро­Мариинского училища для сирот при мещанской богадельне, сейчас носит имя своего первого выпускника А.А. Николаева, в 1969–1986 годах руководившего министерством автомобильных дорог СССР.

Училищное же здание, где в бытность Покровской общины оставшимся без родителей детям давали знания основных учебных предметов и обучали навыкам ремесел, к 1887–1889 годам построил архитектор Н.В. Васильев. Тогда, собственно, училище сирот являлось составной частью существовавшей в рамках общины мещанской богадельни. Богадельню открыли ранее самой Покровской общины: ее учредили в 1840 году, а главный корпус, в котором нынче восстановлен Александро­Невский домовый храм и работает магазин православной книги, возвели к 1858 году. Полстолетия спустя число окормляемых здесь нетрудоспособных мещан превысило тысячу. Кроме того, богадельня имела и детский приют, открытый в 1890 году (архитектор В.Ф. Жигардлович) в память о коронации августейшей семьи. В бывшем приютском корпусе с 2000 года действует интереснейший музей истории строительства автомобильных дорог России, относящийся к автодорожному колледжу.

Так что в старое Покровское, помимо диковинных индийских слонов, можно отправиться раритетной автодорожной техникой, макеты которой входят в музейную экспозицию. В музее хранятся и деревянные дорожные знаки 30­х годов ХХ столетия, и разметочное оборудование, и модели мостов, и фотографии из прошлого, и старые карты. Представлены и указы Екатерины II об улучшении состояния почтово­ямщицких трактов.

Между тем и Екатерина Великая, улучшавшая, да так и не улучшившая наши дороги, не раз наведывалась в ушедшее Покровское­Рубцово... Озорница и большая затейница, она тоже насадила подле здешнего дворца карусели с качелями, а зимами здесь оживала невиданная, 400 метров длиной, катальная горка. Любопытно, что в отсутствие в Покровском императрицы кататься с той горы дозволялось желавшим любого звания, кроме «подлого». Веселившихся поддерживал и трактир с предлагавшимся набором «медов, водок, чая и кофия». В общем, и с Екатериной, при которой, по сути, Покровское из дворцового села превратилось в окраинную сторону Белокаменной, потехи и шутки отсюда не исчезли. Потехи сохранялись и позже, с перековкой аристократического края в непрезентабельные фабрично­складские задворки. До недавней поры то тут, то там шумели на Бакунинской разные цеха и производства, но нынче промышленность практически покинула улицу.

Правда, до наших дней уцелели старые производственные здания, разбросанные в непосредственной близости от бывшей общины. Так, пару строений по Бакунинской занимала пуговичная фабрика Б.Ронталлера, под нуж­ды которой Л.И. Лозовский в 1904 году перестроил д. 74, а А.М. Назаров — в 1907­м д. 72. В 1910 году А.Ф. Кардо­Сысоев под производство металлических изделий братьев Золотаревых возвел д. 92. Отмечу, что по соседству с последним ученик Ф.О. Шехте­ля И.С. Куз­не­цов в 1902 году поднял дом, предназначенный для Покровской общины (д. 94).

Таким образом, община и в условиях буржуазной индустриализации продолжала развитие и даже расширила границы, перешагнув на четную сторону улицы. Кстати, в начале ХХ столетия численность покровских сестер милосердия превысила две сотни, но, кроме того, в общине тогда же подвизалось до 20 монахинь. А вокруг зачастую вскипали страсти, забавы пришлого фабричного люда. И.Т. Кокорев в книге «Очерки Москвы сороковых годов» упоминал о распространенных на Переведеновке петушиных битвах, а иные бытописатели не прошли мимо популярных в Елохове на Покровском боев кулачных, стенка на стенку. Причем сценарий потасовок разрабатывался на сходках в каком­либо местном питейном заведении — ну а потом... к слову, драться дозволялось до первой крови и лишь кулаками. Нарушавших предавали толпе. Кодекс чести. Вот так и жили: кто­то дрался, кто­то молился, кто­то пил, кто­то до изнурения работал...

А кто­то спешил делать добро для всех: пьющих, неимущих, молящихся, трудящихся. Подобное осуществлялось и в Покровской общине. И тем не менее ее упразднили. Насильно. Злой волей разорили погост и опустошили храмы. Покровский вслед за выселением из его стен производства и научной реставрации передали академической хоровой капелле имени А.Юрлова.

В 1998 году, отдав здание Никольскому приходу, «Покров» открыли. Службы начались позже, и теперь здесь располагается приход московских единоверцев — тех, кто вершит обедни и всенощные по старому, дониконовскому чину, но подчиняется господствующей Церкви.

Да, рубцовскому «Покрову», подарившему новое имя всей местности, без малого четыре столетия. Чего только не бывало в его судьбе, в истории всего Покровского­Рубцова. Каких только замечательных личностей не перевидела и не познала эта пядь московской земли. И потому­то, отдавая должное всему здесь случившемуся, памятуя о здешних великих людях и преклоняясь пред прошлым, в старое Покровское предлагаю идти пешком. Как некогда отправилась отсюда в обитель преподобного Сергия государыня Елизавета. Путешествуя, лучше чувствуешь связь эпох и острее осознаешь величие Родины...