Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Анатолий Лубский. Приглашение к дискурсу. — Олег Торчинский. Издательский проект продолжается... — Галина Щербова. Интересен современник

• Книга Л.П. Решетникова «Вернуться в Россию: Третий путь или тупики безнадежности»

• Полное собрание «Памятных книжек»

• Мнение современника о современниках

 

Приглашение к дискурсу

Решетников Л.П. Вернуться в Россию: Третий путь или тупики безнадежности. М.: ФИВ, 2014.

Процессы глобализации и локализации, развернувшиеся в конце XX — начале XXI века, поставили под сомнение вывод о том, что после окончания холодной войны история как движение и борьба закончилась и образ Запада стал определяющим в постсовременном мире. Эти процессы обнаружили, что в эпоху глобализации мир становится не только однородным и единым, но и иерархичным и фрагментарным, а сама глобализация сопровождается локализацией, в том числе и цивилизационного характера.

Сегодня глобализация проявляется не только в стремлении к созданию единого экономического и информационного пространства, но и в американской цивилизационной интервенции и ментальной экспансии. В связи с этим в России, которая в очередной раз стала напоминать «витязя на распутье», активизировалось цивилизационное самосознание, что сопровождается актуализацией в интеллектуальном дискурсе таких метафор, как «Россия и мир», «Россия в мире», «Мир России». При этом, как отмечал А.Панарин, «вопрос о цивилизационной идентичности России, о ее праве быть не похожей на Запад, иметь собственное призвание, судьбу и традицию на наших глазах превращается в вопрос о нашем праве на существование вообще, о национальном бытии как таковом»[1].

Книга Л.Решетникова написана в русле активизации православного цивилизационного самосознания и актуализации прежде всего таких вопросов, как «кто мы?», «откуда и куда идет Россия?», «в чем заключается русская национальная идея?», «был ли Советский Союз продолжением российской государственности?», «воз­можно ли возвращение в Святую Русь?». Отвечая на эти вопросы, автор предлагает православную концепцию «третьего пути», порождающую духовный оптимизм и надежду на выход России из исторических тупиков безнадежности.

Работа написана в контексте такого течения в современной российской историософии, которое базируется на формуле: «Отношение к прошлому — ключ к будущему». Автор разворачивает перед читателем грандиозную панораму русской истории, ее выдающихся правителей и духовных поводырей. При этом прошлое России его интересует не само по себе, а в той мере, в какой оно может показать, каким должно быть ее будущее. В этом плане книга Л.Решетникова, написанная в жанре историософского эссе в русле исторической нарратологии, представляет собой концептуальную систему нормативного знания, позволяющего контролировать не только прошлое, но и будущее.

Следует отметить, что историософское осмысление пути России в мире — одна из постоянных тем и проблем русской философской и религиозной мысли, конвенциональность оснований которой прослеживается в идеях об изначальной уникальности России и о ее огромном, но пока еще недостаточно востребованном окружающим миром духовно-нравствен­ном потенциале. Этими идеями проникнута и книга Л.Решетникова. Они определяют историософские особенности ее текста, которые заключаются в присутствием в нем, во-первых, сильных нравственно-им­перативных и дидактических начал; во-вторых, идеи континуальности событий («бы­ло–стало»), преемственности и разрывов в истории; в-третьих, историко-интеллектуального интертекста (помимо авторского голоса, в тексте слышны и другие голоса — мыслителей, писателей, поэтов, духовных деятелей, что создает эффект присутствия в книге объективного исторического контекста).

При конструировании авторской позиции в тексте активно используется узус (язык повседневных жизненных практик), который тоже усиливает эффект реальности для читателя книги. Концепция выглядит для него легко распознаваемой, быстро осваиваемой, не нуждающейся в критической рефлексии, поскольку автор апеллирует к стереотипу, к обыденному знанию. В процессе конструирования исторического нарратива огромная роль отводится литературным тропам, в особенности метафоре, которая выполняет в тексте исключительно важную познавательную функцию.

В авторский лексикон активно включаются различные концепты, на которые по определению возлагается повышенная аксиологическая нагрузка (русские, русский народ, русская идея, путь России, душа России). Их трансляция способна стимулировать доверие читателя к тексту, поскольку автор опирается на разделяемые «всеми» коллективные ценности и традиции. Все это придает тексту книги дополнительную художественную выразительность, усиливая его эстетический и этический аспекты.

Методологической основой предлагаемой автором историософско-пра­вославной концепции «третьего пути» выступают христоцентрическая онтология и неопровиденциалистская гносеология. С позиций христоцентрической онтологии русская философско-религиозная мысль давно уже определила судьбу русских как народа, удерживающего мир от торжества «тайны беззакония», а потому «переваривающего» в себе все локальные «апокалипсисы». Именно поэтому основой русского видения истории выступает трагический оптимизм, в котором присутствуют понимание неизбежности локальных поражений и уверенность в финальной победе Христа в Своем Пришест­вии.

В рамках неопровиденциалистской гносеологии историческая реальность трактуется как арена борьбы добра и зла, Бога и дьявола, сквозь призму которой рассматриваются конкретные исторические явления и события. Отсюда революция у Л.Решетникова — это дьявольский соблазн, а свержение царя — богоотступничество, грехопадение народа.

Рефреном всей книги выступает идея русского народа, но не как этнической, а как особой духовной общности с уготовленной божественной миссией. Автор задается вопросом: «Что делало Россию русской?» Православная вера и православный царь, русская традиционная государственность, русский народ и его государствообразующая роль — таков его ответ. Но главное, как отмечает автор, — это духовно-государственная общность, делавшая притягательной Российскую империю для разных народов и вероисповеданий. Поэтому акцентация внимания на том, что Россия есть многоэтническое и многоконфессиональное государство, — это, по мнению автора, путь к разрушению страны.

Центральный сюжет в книге — история трагедии России в ХХ веке, когда она, как пишет Л.Решетников, «шла дорогой в никуда». В основе этой трагедии, по мысли автора, лежали духовные факторы. Солидаризуясь с идеями И.Ильина, в качестве таковых он выделяет прежде всего слом русского национального кода, а также отступничество от Бога и царя.

Историю России в ХХ веке автор рассматривает в контексте идеи двух предательств — большевистского в 1917 году и либерального в 1991 году. При этом он подводит читателя к мысли о том, что в основе этих предательств лежит стремление к подавлению русской идентичности, то есть то, что объединяет большевизм и либерализм в России.

В России «распалась связь времен», констатирует автор и предлагает вариант восстановления этой связи путем возвращения в Россию, в Святую Русь. Воскрешение России, как отмечает Л.Решетников, может стать только чудом Божьим, но для этого мы обязаны стать достойными этого чуда. Возвращение в Россию, в Святую Русь невозможно без обретения ее внутри себя, в своей душе, поэтому у нас нет иного пути, кроме родного православия, родного языка, родной истории, родной литературы.

В связи с этим следует отметить, что в 2007 году на государственном уровне был запущен «Русский проект», который предполагал проведение виртуальных и «живых» дискуссий, призванных дать ответы на основные вопросы русской жизни. Используя термин «русский» вместо «российский», организаторы проекта преследовали двойную цель: во-первых, дистанцироваться от политики ельцинского периода и национального нигилизма либералов-западников, стремившихся реализовать в России гражданский вариант формирования национальной идентичности; во-вторых, «реабилитировать» традиции имперского прошлого и культуры, за которой исторически закрепилось название «русская». При этом подчеркивалось, что «русскость» следует определять в терминах языка и культуры, а не происхождения.

«Русский проект» можно рассматривать как попытку оценить возможные альтернативы проекту «российской гражданской нации», не сумевшему завоевать достаточной поддержки. Однако вскоре чаша весов вновь стала склоняться в пользу проекта «российской нации». В начале 2008 года, в преддверии президентской избирательной кампании, «Русский проект» был свернут, а вскоре при активной поддержке сверху был создан Общероссийский союз общественных объединений «Российская нация», призванный распространять и упрочивать в общественном сознании идею политической и гражданской нации.

В 2012 году на государственном уровне наметился новый поворот в нациестроительстве в России в контексте ее цивилизационной специфики, обусловленной ее особым культурным кодом. В интеллектуальном дискурсе была актуализирована проблематика, связанная с разработкой проекта формирования российской нации как надэтнической общности, сцементированной, как отмечают некоторые участники дискурса, вокруг «духовного ядра», включающего веру в «светлые» идеалы, близкие по духу всем проживающим в России. При этом они подчеркивают, что субъектом формирования российской нации может стать русский народ, не тяготеющий к своей этнической и религиозной исключительности, но при условии, что ему удастся вернуть уважение и доверие к себе со стороны других народов, проживающих в России.

В книге Л.Решетникова предлагается возвратиться к «Русскому проекту» в контексте образа России как русской православной цивилизации и имперского варианта нациестроительства. Автор, поставив вопрос о том, как нам выбраться из исторических тупиков безнадежности, считает, что надежду на это дает только возвращение в Святую Русь как истинную Россию. Речь идет, разумеется, о возвращении в метафорическом смысле слова, о возвращении как возрождении русского народа в духовно-нравственном смысле. В этом плане книга найдет отклик в душе того русского человека, для которого русский язык и русская культура являются не только средством и пространством общения, но и его метафизической сущностью.

Вместе с тем рецензируемая книга в силу своей православной и имперской ангажированности, вероятно, будет неоднозначно воспринята в российской интеллектуальной среде, прежде всего теми, у кого слово «русский» ассоциируется с шовинистической угрозой или цивилизационным национализмом. Неоднозначно она будет воспринята и теми исследователями, которые конструируют другие цивилизационные образы России, проектирующие иные ее пути в постсовременном мире, рассматривая, например, Россию как российскую или евразийскую цивилизацию.

На наш взгляд, проект России как русской православной цивилизации содержит определенные цивилизационные риски. Цивилизационный образ России должен носить надэтнический и надконфессиональный характер, иначе он не сможет быть матрицей идентификации всех живущих в России народов, говорящих не только на русском, но и на других языках, являющихся носителями не только русской, но и других культур. Поэтому книгу Л.Решетникова, обеспокоенного судьбой России, следует рассматривать прежде всего как приглашение к дискурсу о том, кто мы и куда идем.

Непременным условием такого дискурса должно стать новое методологическое сознание, основанное на признании того, что, во-первых, любые исторические знания как репрезентации «реального мира» не являются его «репродукциями», «отражениями», поскольку эти репрезентации несут на себе «почерк» познающего; во-вторых, исторические знания, зависимые от контекста и перспективы, имеют статус конструкций, они концептуально относительны, их нельзя априори защитить от скептических возражений. Поэтому автор, создавший определенную картину исторической реальности, может утверждать, не опасаясь фактических опровержений, что он в действительности познал некую сторону этой реальности, хотя это утверждение вряд ли может быть прямо доказано. В рамках нового методологического сознания «мир» прошлого начинает встречать историков в разных ипостасях, которые авторы исторических произведений, а за ними читатели выбирают для конкретной «встречи».

Историк — не прокурор, не судья. Задача исторического познания состоит в том, чтобы облегчить коммуникацию в постсовременном мире, а также ответить на вопрос о том, как возможно достижение в нем блага. Путей такого достижения много: от научного понимания истории до неопровиденциалистских ее интерпретаций. В связи с этим книгу Л.Решетникова, в которой разворачивается грандиозная панорама русской истории, ее выдающихся правителей и духовных поводырей, следует рассматривать как одну из альтернативных картин русской исторической реальности, написанную с учетом глобализационного контекста и содержащую личностный подтекст.

Книга Л.Решетникова «Вернуться в Россию: Третий путь или тупики безнадежности», написанная «сердцем» в жанре историософии как индивидуально-личностного отношения к исторической реальности, представляет собой своеобразную исповедь грехов, без которой невозможно возвращение в Россию, в Святую Русь. Исповедь требует веры и покаяния, поэтому эта книга своего рода «анализ-покаяние» истории России, проникнутый духовно-нравст­венным и историческим оптимизмом.

Анатолий Лубский

 

Издательский проект продолжается...

Здесь, под небом своим...: Непредсказуемая памятьПамятные книжки»): 18281917 годы. М.: Русский раритет, 2015. (Серия «Библиохроника»; Вып. 4).

Масштабный издательский проект «Библиохроника» несколько лет осуществляется коллективом ученых под руководством крупнейшего московского библиофила доктора технических наук А.А. Венгерова, собирателя и обладателя одной из лучших в России коллекций антикварных книг и журналов, автора «Библиохроники» — уникального просветительского издания, посвященного описанию редких, уникальных книг, где через историю книг раскрываются судьбы людей и страны. «Если вы хотите знать, что будет завтра, — нужно постоянно заглядывать в прошлое», — считает Алек­сей Венгеров.

Недавно любителям и знатокам книги, общественным и политическим деятелям, коллекционерам, писателям был представлен очередной — седьмой том «Библиохроники», под названием «Здесь, под небом своим...», посвященный уникальнейшим «Памятным книжкам», выпускавшимся Военным ведомством в Санкт-Петербурге с 1828 по 1917 год для Высочайшего двора и его окружения. Удивительной красоты небольшие томики с золотыми обрезами, в добротных переплетах, со множеством гравюр в тексте содержат информацию о событиях и жизни высших сфер Российской империи. Читатель как бы месяц за месяцем, год за годом переживает то, что происходило в его стране.

Столь полного собрания «Памятных книжек» нет ни в одном государственном хранилище и частном собрании. А.А. Венгеров собирал их многие годы не только в России, но и за рубежом: в США, Германии, во Франции, в странах Южной Америки, куда занесли их владельцев нелегкие судьбы. Интересно, что чистые страницы в некоторых «Памятных книжках» и месяцесловах (они также включены в том) заполнены рукописными записями времен Великой Отечественной войны и читаются сегодня, в год Великой Победы, с особым чувством.

Напомним, что первые три тома «Библиохроники», объединенные названием «В некотором царстве», излагали в хронологическом порядке события «на Руси и окрест» через редкие издания разных веков (приблизительно с 1500 года до конца ХХ века), хранившиеся в собрании А.А. Венгерова. За эти тома авторский коллектив под его руководством был удостоен премии Правительства РФ в области культуры за 2011 год. Первый том издания получил Президент РФ В.В. Путин и дал ему высокую оценку.

Издание, конечно, дорогое и не всем доступное. Но можно было бы выпустить удешевленные его варианты. Однако, как было отмечено в выступлениях во время презентации издания в редакции журнала «Наше наследие», никто пока не выразил желания это сделать. Предприятие это явно неприбыльное, куда выгоднее выпускать всякую макулатуру о принцессах и феях: «доходней оно и прелестней...»

Олег Торчинский

 

Интересен современник

Гресько М. Стихи просто так. М.: Бослен, 2009; Агринский О. Оглянись на рассвет. М.: Belvus, 2014; Хабаров А. Жесть и золото: Стихи о Родине. М.: Фэстпринт Москва, 2013; Шевченко Е. Стихи. М.: РИФ «Рой», 1995; Аришина Н. Сто стихотворений. М.: Прогресс-Плеяда, 2013; Кудимова М. Черёд. Новосибирск, 2011.

Писатели — люди слова. Буквы горбатые, а слова гладкие.

Очень измученный на вид человек читал хорошие, сильные стихи. Прочитал и ушел. Кто, как фамилия, откуда возник, куда исчез? Всплеск на поверхности бытия — и снова гладь неизвестности.

В большинстве своем современники настолько неизвестные поэты, насколько ничего не знают друг о друге, поэтому в своем искусстве повторяют один и тот же путь, один и тот же мысленный ход. Событие, ощущение носится в воздухе, поэты ловят его и обращают в стихи.

Интересна фактура поэтического ландшафта современности. Интересен тот, о ком еще никто не высказывался в форме подведения итога. Загадочен поворотный момент, когда вчера обычный человек, пусть талантливый, пусть успешный, но такой же, как и все занимающиеся тем же делом, вдруг становится Именем. Гений — это человек, в котором художник одолел обывателя. Ведь поначалу его не считают каким-то особенным. Он — птица в стае, беспорядочно облепляющей медленно воздвигающийся постамент славы, до поры неизвестно чьей.

Читая современников, изумляешься многообразию. Гудит на тысячи голосов хор о нашем времени. Закрепляет в стихах интонацию, любимые выражения, афоризмы, жаргон, анекдоты. Перелицовывает реплики прошлого, вживляет их в новый контекст, обыгрывает смыслы, рождает каламбуры и афоризмы. Непременно отыщется что-то замечательное.

раскидистая крона
надо мной
пример
как многочисленны дороги
к небу
        Максим Гресько

Запускаем руку в море стихов и вытаскиваем. Выбор случаен, принцип один — современник, говорящий о том, что все мы видим, чувствуем, понимаем, чем все мы живем.

И это лишь капля в море... Однако основная масса критических и литературоведческих работ посвящена авторам устоявшимся, в основном ушедшим, ставшим историей, занявшим позиции, которые уже не поколебать. Феерическая комета Имени описала и замкнула область исследования, внутри которой начинается работа по систематизации, архивации, анализу наследия. А в это же самое время вплотную к ведущимся исследованиям сорят бесценными фактами биографии и мастерства будущие титанические фигуры.

Современник — серая лошадка. Кри­тики сознательно уклоняются от преждевременной огласки собственного мнения о его творчестве. Взамен применяется дежурный метод, «пиар» — технология создания и внедрения в ситуации конкуренции некоего объекта: идеи, товара, услуги, персоналии. Формируется предварительный постамент, создается в целом одобрительная формулировка о творчестве того или иного автора-совре­менника. Но пиар не критерий мастерства, а механизм продвижения, внутри которого работает принцип: «Хватит заниматься творчеством. Пора уже заниматься творческими успехами». Пи­ар часто опирается на реальные достоинства стихов, но и автор посредственный так же легко будет разрекламирован.

И все ж для действующего поэта здоровое безразличие благотворнее изнуряющего внимания.

Поэтическое творчество — процесс, вскрывающий индивидуальность поэта, следовательно, и высказываться о его искусстве надо только индивидуально. Это вообще принцип любого искусства — высказывать свое мнение. Скучны те, кто говорит банальности, пусть даже это великие истины из великих книг. Интересны те, кто говорит что думает.

Всего два слова
Я живу
Сумеют стать ответом
И оправданием всему
И вся на свете этом
        Максим Гресько

Индивидуальное высказывание всегда свежо, даже если касается самой избитой темы. Открываем книги на авось, а оказываемся на нужной странице. Умная книга всегда откроется на нужной странице. В ней каждая страница — нужная.

Из себя выйти легко,
В себя прийти трудно,
А вот уйти от себя — невозможно.
         Олег Агринский

В оценке стихов современника требуется всего лишь уловить наличие индивидуальности. Ее можно назвать и самобытностью, и авторским лицом, и оригинальностью. Но во всех случаях — это зерно новой, неожиданной находки, сделанной автором, ставшей его изобретением.

Хвалить всегда непросто. Зато легко ругать: сначала определить недостатки, они непременно есть, и они отчетливы, далее — определить стилевое сходство с современниками и Именами, далее — обоснованный вывод. В итоге мы ничего не узнаем об индивидуальности автора, о котором читаем или слушаем. Узнаем лишь, чем он схож с тем, что уже есть, и чем он плох.

Если не научиться аргументированно возражать, будем вынуждены со всем соглашаться. Надо идти совсем другим путем. Сначала определить, что является достоинством данного автора, — оно обязательно найдется, раз есть недостатки, которые суть продолжение наших достоинств. Далее — указать на то свойство, которое отличает данного автора от всех прочих — от современников и старых мастеров. При этом и неисправимый недостаток может обернуться преимуществом, оригинальностью. А может случиться, что такого свойства нет, — значит, индивидуальность пока не сформировалась, однако это не исключает наличия достоинств, профессионализма.

Поэзия многолика, оперирует понятиями, за которыми бездонные пропасти возможностей. Мы говорим: «Главное в искусстве настроение...» или: «Здесь есть настроение...» — и это справедливо. Настроение — формула. Применять ее можно бесконечно, каждый раз подставляя различные значения показателей.

Второй столп — образ. Яркая метафора, неожиданное сравнение, аллюзия, совпадение, точно подмеченное сходство. Образ — мгновенная картинка, отпечаток в памяти, всплывающий всегда одним и тем же неугасимым ликом.

Третий столп — мысль, оригинальная, кратко и точно поэтически высказанная.

Мысль — я понимаю. Образ — я вижу. Настроение — я чувствую. И если для примера образа достаточно взять отдельную строку, а для передачи мысли — фрагмент, который ее охватывает, то для того, чтобы показать, как созидается настроение, надо привести стихотворение полностью. Невозможно разъять слова и извлечь буквальный смысл — все рассыплется, во всем по отдельности обнаружатся непоследовательность и банальность. Источник очарования исключительно в уникальной системе, выстроенной поэтом на основе своих чувственных приоритетов.

Настроение — система слов, в сумме дающих новое качество, новое цельное значение. Здесь ничего не надо понимать, ничего не надо объяснять, здесь все происходит само собой — «я чувствую!».

Шелк

Рука в перчатке желтой
Впивается в древко.
Нам сшили ночь из шелка,
Ее нести легко.

Она чернее прочих,
В ней нет огня и льда.
На шелке нашей ночи
Всего одна звезда.
Александр Хабаров


* * *
Усталость тела вместо хвори
Дождливый день умело завершит.
Мгла смазала цвета предгорий
И скрыла очертания вершин.

Как никогда ночь дышит тишиною,
И верится в покой как никогда.
Таким, наверно, удалось лишь Ною
Мир ощутить, когда сошла вода.

Настало время приглашенных
                                                               в гости,
Вмиг раскрутилось снов веретено —
Дремота выбрала себе эфирный
                                                             мостик,
А облако — открытое окно.
Олег Агринский


* * *
Где та даль и дом вдали?
Дверь со слайдами Дали?
Где тот двор и я в траве,
С муравьями в рукаве?

Юбка длинная с воланом,
Взгляд с мечтательным обманом,
Вишни сквозь стекло в воде —
Где?
Екатерина Шевченко


* * *
Обнажаются ближние рощи,
И у дальних редеют края,
Чтобы храмов нетленные мощи
Нам являлись в чаду забытья.

И в эпоху тотальной пластмассы
Столько золота — ну, посмотри, —
Словно содраны иконостасы
И разбиты в куски алтари.

Не осилим и этих вериг мы...
Ладно, горшей беды не накличь!
...А рябин киноварные стигмы
Проступают сквозь битый кирпич.
Марина Кудимова


Каштаны

В галошах с острыми носками
и в клетчатых платках до пят,
старухи медными щипцами
в жаровнях угли шевелят.
Я вмиг состарюсь, вмиг увяну —
ты вспомнишь, что любил меня?
Закутаюсь в платок и стану
сидеть, сощурясь, у огня,
щипцами по жаровне звякать,
тревожить гаснущий огонь,
каштана сахарную мякоть
щелчком выбрасывать в ладонь.
Тебе бы я кулек свернула,
взяв поперек журнальный лист,
шутливое словцо ввернула,
похожее на птичий свист.
Всего лишь мелкая монета
за жаркий отблеск на золе,
за пыл, которым я согрета,
за горсть каштанов на столе.
Наталья Аришина

Мысль — «я понимаю».

Мой странный Бог
Из-под прикрытых век
Ты смотришь на движенье
                                                          по бумаге
Пера
Что предрекает передряги
В которых дни проводит человек
И слушая упреки и мольбы
Просящих отпущенья за пороки
Скрываешь
Что менять не вправе строки
Уже давно написанной судьбы
Максим Гресько

И мирозданье кружится, как глина,
Та, из которой сделали нас всех,
Похожих друг на друга — и врагами,
Нас множество, но мы тверды,
                                                            как снег,
К кресту земли прибитый
                                                         сапогами...
Александр Хабаров

Конец войны не ждет конца
                                                           сраженья
Максим Гресько

Подвиг бесшумен...
Марина Кудимова

Дай срок — и я остепенюсь.
Бог не даст уйти до срока.
Олег Агринский

Я прочла твою рукопись, молча
                                         расставила знаки...
Вопреки одичанью, предательству,
                                                лунному свету,
я прочла твою рукопись — другого
                                            прибежища нету.
Наталья Аришина

Это боль, угодившая прямо
                                                            в сердце,
словно зернышко мака, она
                                             прорасти готова.
Никогда не узнаешь, цветок
                                        распустился или —
или сердце твое, не выдержав,
                                                     разорвалось.
Наталья Аришина

Все прожитые дни.
В них цветы покаянья
И крапива греха.
Олег Агринский

Ливень мертвые поросли
В силах сделать травой.
Олег Агринский

За каинство, за мельтешенье,
За истину не по уму
Прощения и разрешенья
Народу прошу моему.
Марина Кудимова

Образ — «я вижу».

Разбилась о ветер небесная
                                                              гжель...
Екатерина Шевченко

В сумерках флоксы, точно
                                                           флаконы
Светлых духов.
Екатерина Шевченко

Мне ведь шагать под снегом,
                          под хвойными куполами...
Александр Хабаров

Сон цветной, как на волнах
                                                                 мазут!
Марина Кудимова

Звучат лишь черные глаголы
Глубокопамятных дубов.
Под небом колокольной мощи...
Екатерина Шевченко

Скрипя лучом по глади
                                                 полированной
Сползало солнце в омут черный
Максим Гресько

Внезапно убегает лето —
Совсем как кофе на плите.
Олег Агринский

Ночь катится шаром...
Александр Хабаров

Я в руинах лежу, как город...
Александр Хабаров

Под окном моим разбросаны,
в лунном свете догорая,
створки мидии раскосые —
словно маска самурая.
Наталья Аришина

Январь, обернувшийся волком,
Трусит по уснувшей Руси.
Екатерина Шевченко

Стайки из газет гоняет ветер
На собачек издали похожих
Максим Гресько

Май — карнавал цветущих
                                                                   веток
И панихида прошлых вьюг!
Олег Агринский

День мой небесный,
ненастный, туманно-нечеткий,
рада тебе, как невеста —
свиданию через решетку.
...Я тебе черные крылья сошью
                                                белого цвета.
Екатерина Шевченко

Помпоном мышь на кухню
                                                           юркнула,
И тут же расстегнулся сад.
И на подносе рядом с рюмкою
Бесшумно бился шелкопряд.
Екатерина Шевченко

Вкусен ветер — нежный, как суфле.
Олег Агринский

Осторожно засвечу фонарик
вместо костерка.
Снимется разбуженный комарик
с влажного песка.
Наталья Аришина

Вчера я с книгою сидела
На плохоньком крыльце весны...
Екатерина Шевченко

 

Современники откликаются на впечатления реальной жизни, говорят обо всем, чем мы сегодня живем и дышим. Отдавая дань масштабным темам, они переводят взгляд на темы камерные и освещают теплым светом поэтического прозрения простейшие реалии, находя живые, точные слова для рассказа о погоде, природе, домашних любимцах, доме и ближайшем окружении.

И вот неожиданный вывод: какие грустные книги. Грусть разная: меланхоличная, легкая, горькая, ироничная... Грусть — дыхание одиночества — естественна для поэзии. Одиночество плодотворно. Длительное одиночество мучительно, но может быть исчерпано противоречием:

 

как хорошо
сидеть одной на даче
и знать
что где-то далеко
есть много близких
 

Критик никогда не ошибется, если выскажет свое собственное мнение. Право высказаться обосновывается индивидуальностью высказывания. Его интонация, тема, знак могут совпасть или не совпасть с общественным мнением, зато будут свежесть, новый взгляд, опирающийся на индивидуальные механизмы творческого мышления, на шкалу личных художественных предпочтений.

 

Театр

Я примерял ливреи и кафтаны
Кривляясь перед зеркалом
                                                          примерно
Натягивал мундиры и сутаны
В незапертой случайно
                                                   костюмерной

Мне жали фраки
Шею терли латы
Корона глупо набекрень сползала
И роба узника шестой палаты
Треща по швам никак не налезала...
Максим Гресько
 

Артист должен играть, а не притворяться. Вот отчетливый вывод и о поэте, и о его поэзии: невозможно притворяться. В стихах всегда останешься самим собой. Если за стихами не видно человека, стихи — ложь.

Писать о современниках — это роскошь купания в море стихов, написанных поэтами еще не отстоявшимися, еще взлетающими и падающими, меняющими голос, манеру — ищущими. Мнение современника о современниках субъективно. Оно в первую очередь характеризует того, кто высказывается. Это риск. Но размышлять о безграничном и неистощимом — ни с чем не сравнимое удовольствие. Азарт поиска. Занимательная головоломка. Стоит рисковать.

Галина Щербова

 



[1] Панарин А.С. Православная цивилизация в глобальном мире. М.: Алгоритм, 2002. С. 6.

 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0