Экономика выступает сегодня главным, если не единственным локомотивом евразийской интеграции. Однако отечественная история показывает, что экономика — это важный, но не ключевой фактор в строительстве общих пространств на евразийском континенте. Для полноценного взаимодействия будущим членам Евразийского союза следует работать над гуманитарной интеграцией не меньше, чем над экономической. В связи с этим опыт Приднестровской Молдавской Республики (ПМР) может оказаться своеобразной матрицей для построения атмосферы межнационального согласия и духовного единства на огромном пространстве развивающегося Евразийского союза.

На протяжении многих веков и даже тысячелетий Приднестровье выполняло весьма специфическую функцию геополитического пограничья. Здесь издревле сталкивались и контактировали оседлые земледельцы и кочевые цивилизации Великой степи, восточнославянский мир православия и западнославянская католическая культура, мир христианства и мир ислама, германо­романское пространство и пространство славянское.

Ни о какой стабильности на этих землях не было и речи. Могущественные державы боролись за эти территории. Приднестровье было частью Киевской Руси, ГалицкоВолынской Руси, Русско­Литовского государства, Польши, Крымского ханства, Османской империи, Речи Посполитой. Раздоры, войны и конфликты не прекращались здесь десятилетиями и столетиями.

Лишь в составе Российской империи и в Советском Союзе Приднестровье, обретя единство с Россией, на время утратило свою геополитическую роль — граница с Румынией прошла западнее, по Пруту. Но после разрушения сначала Российской империи, а затем и советской державы геополитическое значение При
днестровья возрождается. ПМР полностью сохранила свою экономическую и по
литическую самостоятельность, а главное — свою неколебимую верность России.

Запорожские казаки во главе со своими вождями Байдой Вишневецким, Иваном Свирговским, Иваном Подковой, Григорием Лободой, Северином Наливайко с берегов Днестра начинали свои освободительные походы против турецких, татарских и польских поработителей, а некоторые из них даже строили смелые планы создать буферную казацкую республику и перенести сюда, на Днестр, центр казацкой вольницы из Запорожья. Когда Северин Наливайко разбил под Бендерами войско янычар и захватил сотню турецких орудий, он написал королю Сигизмунду III, что желает строить казацкое государство на территории «между Бугом и Днестром, на турецком и татарском шляху между Тягиной и Очаковом...». Огромную роль сыграло Приднестровье в национально­освободительной борьбе Богдана Хмельницкого, а по решению Переяславской рады в январе 1654 года большая часть Приднестровья впервые вошла в состав Российского государства.

Немалое значение имела приднестровская земля и во время многочисленных русскотурецких войн XVIII века. Наконец, по Ясскому миру и Петербургской конвенции вся территория Приднестровья вошла в состав России и стала ее неотъемлемой частью, а ее население — подданными Российской империи. Нельзя при этом не подчеркнуть, что российская казна выкупила у польских магнатов принадлежавшие им земли и крепостных крестьян Брацлавского воеводства Речи Посполитой, то есть Приднестровье было на законных основаниях куплено Россией.

С 1791 по 1918 год — более века не топтал приднестровскую землю сапог завоевателя, это был самый длительный период мира и спокойного развития в составе братского единоверного государства. В эту эпоху стала складываться единая приднестровская общность людей на основе молдаван, русских, украинцев, которые здесь проживали примерно в равных частях, а также болгар, евреев, немцев, гагаузов, поляков — представителей разных наций, соединивших свои исторические судьбы на берегах Днестра. Оккупация Бессарабии в 1918 году превратила Днестр во временную демаркационную линию между агрессивной Румынией и Советским Союзом. Бендерское восстание, потопленное в крови румынскими оккупантами, уже тогда, в начале ХХ века, показало всему миру, что приднестровцы не покорятся безропотно завоевателям. С неменьшей силой убедительности это продемонстрировали Бендеры и в конце ХХ века, изгнав из города карателей кишиневского прорумынского режима.

Желая приблизить час освобождения Бессарабии от румынских оккупантов, большевики создали Молдавскую автономную республику в составе Украинской ССР. После освобождения Бессарабии Красной армией в 1940 году высокоразвитые в экономическом и культурном отношении земли Приднестровья были объединены с молдавскими районами полуколониальной Бессарабии в единую союзную республику.

Нынешняя структура населения Приднестровья сложилась в главных чертах в конце XVIII–XIX веках. Ни один из этносов на протяжении последних двух веков не составлял в Приднестровье абсолютного большинства. К настоящему времени здесь сложился примерный паритет в численности молдаван, украинцев, русских. Примечательно, что объединение каких­либо двух из этих этносов (если такое было бы в принципе допустимо) ставит третий в невыгодные условия. Другими словами, если один из этносов провозгласит себя здесь «коренным» и «хозяином» всей земли, он сразу же окажется меньшинством. Неслучайно провалились все попытки властей Молдовы в конце 80х — 90х годах, опираясь на местное, так называемое «коренное», население, провозгласить права нации выше прав человека и проводить политику румынизации. Эта политика встретила активный отпор со стороны всех этнических групп приднестровцев, в том числе и молдаван.

В годы румынской оккупации Бессарабии (1918–1940) Бухарест проводил политику насильственной румынизации населения области. Эта политика была продолжена в годы фашистской оккупации Молдавии (1941–1944). После войны молдаване получили в своей республике льготы в доступе к высшему образованию и в продвижении по службе, поэтому в 60–80е годы свыше 70% семей, где одним из супругов был молдаванин, выбирали для своих детей принадлежность к молдавской нации. По названным причинам в настоящее время около четверти молдаван носят славянские фамилии.

Еще дальше, чем в Бессарабии, зашла межэтническая диффузия в Приднестровье, исторически относящемся к Новороссии. Более сотни лет оно являлось частью Херсонской губернии и вместе со всем югом Украины входило в состав Новороссийского края. В 1924 году Молдавская автономия была учреждена на восточном берегу Днестра по геополитическим соображениям, в отсутствие среди местных молдаван, составлявших всего 30% населения, каких­либо тенденций к отделению и созданию собственного национально­территориального образования.

Почти половина населения ПМР осознает себя как особую этносоциокультурную общность, уникальную по своему характеру и выделяющуюся из среды соседних близкородственных народов, сходство с которыми не ставится под сомнение. Формирование такого типа идентичности не могло осуществиться в короткое время, оно проходило на протяжении длительного периода — десятилетий и даже столетий.

Идея возрождения государственности как лучшей формы самосохранения и самозащиты очень быстро приобрела характер сверхценной и вполне соответствует сложившимся в Приднестровье территориальной идентичности и менталитету.

Государственность воспринимается населением ПМР как безопасная система, как территория, земля, защищенная от любых попыток разделить проживающий на ней народ по «сортам»: «коренные хозяева», «колонисты», «оккупанты», «пришельцы», «манкурты» и т.д. То, что пышным чертополохом расцвело в последние годы существования СССР и до сих пор душит на многих территориях все слабые побеги цивилизации, человечности и справедливости, в ПМР просто немыслимо. Интенсивные процессы взаимной ассимиляции в приднестровских землях, смешанные браки, переплетение этнокультурных традиций, обычаев и опыта народов привели к формированию здесь единой атмосферы и единой общности, хотя и состоящей из разных этносов. Эта атмосфера исключает этническое насилие.

В течение длительного времени в Приднестровье вырабатывался особый психологический тип людей, постоянно живущих в интернациональной среде. Для выживания и нормальной жизнедеятельности в этой среде было абсолютно необходимо чувство этнической толерантности, терпимости, дружелюбия. Эти качества заложены, видимо, в генотипе приднестровцев, воспитываются всем образом их жизни, всеми условиями их существования.

Законодательное (в Конституции ПМР) закрепление равноправия трех официальных языков, запрещение какой бы то ни было этнической или языковой дискриминации, политика полного приоритета прав личности над правами нации, класса или партии исключают появление каких­либо привилегированных этнических и социальных слоев. Все это полностью соответствует сложившемуся менталитету приднестровского народа и является питательной средой его территориальной и социокультурной идентичности.

Необходимо отметить, что значительная часть населения Молдовы — за исключением прорумынской части интеллигенции — все еще сохраняет традиционную восточную геополитическую ориентацию. По данным 2014 года, идею вхождения Молдовы в Евразийский союз поддерживали более 55% ее граждан.

Румынский фактор как элемент внешней угрозы сложившимся за столетия межнациональным отношениям во многом влияет на формирование духовной атмосферы во всем регионе.

Несмотря на вступление Румынии в ЕС, ее правительство продолжает политику этнического прозелитизма, пытаясь «пробудить» у молдаван румынское этническое сознание. В обеих странах оно осуществляет десять программ по работе с зарубежными румынами: «Румынский язык», «Румынская школа», «Румынская церковь» и другие, финансирует деятельность прорумынских общественных организаций, обучение в учебных заведениях Румынии 10–12 тысяч студентов, школьников и докторантов. Выполняя одну из названных программ, в 2002 году румынская дипломатия при посредстве Парламентской ассамблеи Совета Европы вынудила правительство Молдовы легализовать церковнополитическую структуру, подчиненную Бухаресту, — Бессарабскую митрополию румынской православной церкви.

С начала 90х годов прошлого века правительство Румынии осуществляет беспрецедентную операцию по вовлечению граждан Молдовы в румынское гражданство. После прихода к власти в Кишиневе прорумынского Альянса за евроинтеграцию работа на данном направлении была существенно активизирована и расширена.

Все эти годы в программах учебных заведений Молдовы преподается враждебный молдавской этнокультурной идентичности курс «история румын». В программе этого курса предпринимаются попытки представить валахов и молдаван одним народом, а историю Молдавии, Валахии и Трансильвании — как некую общую историю, внедрить в массовое сознание молдаван ложное представление об их принадлежности к румынской нации. Данный курс получил отражение в исторической литературе и учебниках истории. История Молдавии периода Второй мировой войны излагается в этих учебниках с позиций прогитлеровского режима Иона Антонеску. Вместо курсов «молдавский язык» и «молдавская литература» все эти годы преподаются курсы «румынский язык» и «румынская литература», что не является простым переименованием. На обоснование территориальных притязаний Румынии к Молдавии и Украине нацелена также замена этнонима «молдаване» и лингвонима «молдавский язык», осуществляемая в процессе преподавания всех дисциплин в учебных заведениях Молдовы и молдавских (уже «румынских»!) школах Украины. Однако период увлечения идеями румынизма, пережитый частью молдавской бюрократии и интеллигенции, главным образом гуманитариями, в конце 80х — 90е годы, подходит к концу. Их расчеты конвертировать знание языка, получившего государственный статус, в социальные преференции, оправдались лишь отчасти; в принципе эта часть молдавского национально­государственного проекта исчерпана. Опыт общения молдаван с румынами сделал общеизвестными различия в национальном и государственном сознании, этнических культурных моделях двух народов и уже в 1991–1992 годах вызвал волну отчуждения.

Но суверенитет Молдовы и ее внутриполитическая стабильность отнюдь не гарантированы. Румынисты располагают представительством в парламенте и прочными позициями в государственной администрации, контролируют систему образования Молдовы и значительную часть СМИ. Им удалось повлиять на этническую самоидентификацию части нового поколения молдаван, что вносит нестабильность в молдавское общество.

В Приднестровье румынское влияние сведено к минимуму, что объясняется твердой позицией этого государства, опирающегося на мнение общества.

В Приднестровье считают, что ползучую румынскую экспансию можно остановить, сделав реальным участие населения в противоположных по своей направленности общественных и экономических проектах. В этом контексте Приднестровье обладает значительным духовно­гуманитарным потенциалом. Тирасполь ранее уже предлагал Москве концепцию Евразийского региона Приднестровье. Данный проект предполагает включение структур гражданского общества и экономических субъектов в процессы евразийской интеграции (в том числе в Евразийский союз) на негосударственном уровне. В настоящее время в развитие протокола уже подписано более двух десятков двусторонних российско­приднестровских соглашений на межведомственном уровне. Только события на Украине сдерживают возможности по развитию интеграционных процессов между Приднестровьем и Россией.

Противоречивые процессы, которые происходили между Приднестровьем и Молдовой, Приднестровьем и Украиной два десятилетия, стали факторами, способствующими появлению у населения Приднестровья устойчивой региональной идентичности. Во многом она представляет собой эволюцию советского интернационализма, вынужденного развиваться в узких рамках границ ПМР. При этом приднестровская идентичность не приобрела черт местечковости и ограниченности горизонтов развития, свойственных мироощущению этнократических государств. Напротив, в социальной среде России, Украины, Молдовы — всюду приднестровцы чувствуют себя на Родине, быть может несколько «подпорченной» издержками националлиберального пути развития, но все же на Родине. А вот жителей Молдовы, Украины, России при посещении Приднестровья одолевают совсем другие эмоции — от враждебности до любви. Но всегда в этих эмоциях, где­то на генетическом уровне, присутствует ощущение чегото утраченного, забытого, подобно мимолетному воспоминанию о счастливом детстве, воспоминанию о том, чего не вернуть. У когото эти чувства трансформируются в политические ярлыки — «советский заповедник», «коммунистический анклав». Другие видят в общественной атмосфере Приднестровья готовую духовную основу, «закваску» будущей евразийской идентичности.

Предательство интересов народа, содеянное на рубеже 80–90х годов советской элитой, и еще два десятилетия развития в вынужденно изолированном состоянии в чем­то пошли Приднестровью на пользу. Здесь научились мыслить самостоятельно, ценить собственные историю и культуру, научились отделять политику от простого человеческого общения, понимать национальную гордость малых народов, презирать диктат и чванство западных эмиссаров, считающих себя хозяевами мира.

Все эти годы Кишинев ориентировался на Бухарест и Брюссель, Киев — на Варшаву и Вашингтон и даже Москва проводила политику с оглядкой на Запад, нередко наступая на горло собственной песне. А в Тирасполе, для которого ближние и дальние соседи создали условия осажденной крепости, просыпался и созревал непокорный суворовский дух — мироощущение, для которого даже Альпы не препятствие, тысячекилометровые расстояния — преодолимое недоразумение, а условность политических границ — не более чем фикция. Блокады, внешние санкции и политический шантаж по отношению к носителям тысячелетней культуры, потомкам солдат, победивших османов, Наполеона и Гитлера, по отношению к народу, с нуля построившему свою государственность и защитившему ее в войне, — надо признать, это лучшие, фактически тепличные условия для обретения духовного суверенитета.

История обладает своей логикой развития, многие пытались ее понять и объяснить. Лев Николаевич Гумилев, предложивший науке зыбкие контуры явления пассионарности, возможно, больше всех приблизился к сути. Историю делают личности, способные «зажечь» своих соотечественников. Страны и континенты завоевывают не многотысячные армии, а относительно небольшие сообщества, объединенные одними культурой и языком, консолидированные одной сверхзадачей. Понимание этих тонких материй, очевидно, отсутствует в западных мозговых центрах, работающих против государственности Приднестровья, против населения Молдовы и Украины, иначе они бы не допустили консолидации приднестровцев вокруг идеи интеграции с Россией. Позиция небольшого, но сплоченного народа, проживающего в стратегически важном месте, может оказаться решающей, когда история подойдет к своему очередному зигзагу. Еще в XIX столетии историк Н.П. Батюшков писал: «...забужане и поднестряне, самый бойкий и отважный народ Южной Руси, отличались расположенностью к буйству и неповиновению...» Приднестровцы были воспитаны самой историей, сами себя они считают россиянами и готовы бороться за свой геополитический выбор.

По материалам Медиацентра «Евразийское Приднестровье»
(при подготовке материала использованы
статьи Н.В. Бабилунги и И.П. Шорникова).