Кремлевский кинотеатр
Валерий Иванович Фомин родился в 1940 году в с. Новошешминск (Татарская АССР). Профессор, зам. заведующего кафедры менеджмента в кино и телевидении Государственного университета управления, ведущий научный сотрудник НИИ киноискусства. Учился на киноведческом факультете ВГИКа. Доктор искусствоведения. В периодической печати публикуется с 1964 года. Живет в Москве.
…Ближе к полуночи, а иногда и за полночь к зданию Главного управления кинематографии и фотопромышленности в Малом Гнездниковском переулке* стремительно подъезжали сразу несколько автомобилей. Скрежет тормозов вспарывал ночную тишину сонного переулка. Громко хлопали дверцы машин, из которых ловко, одним хорошо натренированным движением выпрыгивали люди в военной форме. Ни секунды не мешкая, они торопливо входили в здание и сразу же поднимались на второй этаж, где находился кабинет руководителя советской кинематографии. Тот даже и в столь позднее время все еще оставался на рабочем месте и, заслышав гулкие шаги военных, сам быстро выходил ночным гостям навстречу.
В сонном учреждении все разом приходило в движение. Мгновенно распахивались двери секретного фильмосклада. Там хранились еще только готовящиеся к выходу на экран хроникальные съемки важнейших событий, новые, только что законченные и еще не успевшие побывать на экране отечественные фильмы. На других полках Гималаями высились коробки с тайно скопированными зарубежными лентами, которые ни при каких обстоятельствах не мог увидеть рядовой советский зритель.
Руководитель кинематографии самолично указывал, какие коробки с какими фильмами следует брать. Военные тщательно досматривали указанные коробки с пленкой, быстро и ловко упаковывали их, пряча не в обычные ящики, называвшиеся «яуфами», а в особые круглые брезентовые чехлы, видимо более удобные для последующего досмотра.
Фильмов отбиралось не по одному, а сразу несколько штук, даже с некоторым запасом — на тот случай, если придется как-то изменить программу предстоящего просмотра. Отобранные коробки быстро загружались в багажники Зисов. Срываясь с места, автомобили с военными, отобранными фильмами и трясущимся от страха киноначальником как сумасшедшие неслись по ночной Москве. Для них по всему маршруту движения специально зажигались только зеленые фонари. Во что бы то ни стало им надо было доставить как можно скорее необычный груз в совершенно особый кинотеатр…
Кинотеатр № 1
Впрочем, этот скромный кинозал, параметрами своими ничуть не превосходивший размеры самого скромного сельского клуба, даже трудно назвать кинотеатром в полном смысле этого слова. Да, кинобудка как кинобудка. Экран тоже самый обыкновенный. А вот сам кинозал — крохотуля. Коробка размерами 5Ч6. От силы не более чем для двух десятков зрителей. Кресла удобные, с подлокотниками. Но общее убранство строгое, скорее даже аскетичное. В общем — решительно ничего особенного.
Но именно ему, этому скромному, крошечному кинозалу, суждено было сыграть совершенно особую роль в причудливой биографии отечественной киномузы. Собственно, здесь она, эта биография, и творилась. Именно здесь, в этом кинозальчике, одни фильмы обретали свою счастливейшую судьбу, а их создателей поджидали высокие почести и самые высокие государственные награды. Другим же кинолентам здесь было суждено пережить скорый и не всегда справедливый суд, а подчас получить высшую меру наказания в кино — минуя экраны всех прочих кинотеатров страны, сразу отправиться на пресловутую «полку».
Здесь же, в этом скромном зале, определялись судьбы не только снятых фильмов. Здесь нередко зарождались проекты будущих кинолент. Вырабатывались планы и приоритеты общей репертуарной политики советского кино, принимались важные решения по самым кардинальным вопросам развития советской киноиндустрии.
Эту поистине магическую силу крохотному кинозальчику на 20 кресел обеспечивало его особое местонахождение. Он располагался в Кремле, а его главным хозяином был Иосиф Виссарионович Сталин.
Специальный просмотровый кинозал для Сталина был устроен в Кремле в 1933 году.
До этого он и другие руководители страны чаще всего смотрели фильмы в Малом Гнездниковском, в просмотровом зале кинематографического ведомства.
«Место, — вспоминал Г.Б. Марьямов, один из старейших сотрудников этого заведения, — было выбрано не случайно: близко от Кремля, сравнительно изолированный особняк. С одной стороны — до позднейшей пристройки — сад, окруженный глухим забором, с другой — внутренний дворик, удобный для заезда машин.
Задолго до приезда “высоких гостей” особняк превращался в “необитаемый остров”, блокированный бдительной охраной, располагавшейся в соседних подъездах, подворотнях, на чердаках.
На просмотры избранно приглашались постановщики фильмов. Можно себе представить состояние режиссеров, ожидавших приговора — и не только фильму, но и своей дальнейшей судьбе. Нервы были напряжены до предела. Часто бывало, что ожидать приходилось неделями. Особенно тяжко было приезжим с иногородних киностудий. Не покидая гостиничного номера, они сидели “на приколе” около телефона.
Но однажды просмотры с вызовом режиссеров прекратились. О причинах этого изменения в “протоколе” существуют две версии. Одна связана с картиной “Юность Максима” Г.Козинцева и Л.Трауберга.
Просмотр, по словам присутствовавших, проходил нормально, по всему чувствовалось, что Хозяин (так называли Сталина приближенные; ему об этом было известно и, по-видимому, нравилось нареченное имя) смотрит с интересом. Когда зажегся свет, Сталин спросил: “Какое будет мнение?” После длинной паузы первым откликнулся Калинин. “Когда мы делали революцию, — произнес он ворчливо, — мы не играли на гитаре”. В этот момент сдали нервы у Козинцева: он побледнел и медленно сполз с кресла, на какое-то мгновение потеряв сознание...
Все обошлось хорошо — фильм получил высокую оценку, но упорно распространялись слухи — они и сейчас в ходу, — что этот случай послужил причиной того, что режиссеров перестали приглашать на сдачу фильмов, опасаясь слабонервных.
Другая версия заключалась в том, что строптивый режиссер Ф.Эрмлер решился вступить в препирательство с самим Сталиным по какому-то частному поводу. Эрмлер упорно отстаивал свою позицию. Спор не имел никаких последствий, кроме того, что перед режиссерами “захлопнулись двери”.
Не будем отдавать предпочтение ни одной из этих версий, достоверно одно: просмотры были перенесены в Кремль и на протяжении многих лет проходили по строго заведенному порядку»1.
Об этих просмотрах дочь Сталина Светлана Аллилуева вспоминала как о больших и ярких праздниках: «Кинозал был устроен в Кремле, в помещении бывшего зимнего сада, соединенного переходами со старым кремлевским дворцом. Отправлялись туда после обеда, то есть часов в девять вечера. Это, конечно, было поздно для меня, но я так умоляла, что отец не мог отказывать и со смехом говорил, выталкивая меня вперед: “Ну, веди нас, веди, хозяйка, а то мы собьемся с дороги без руководителя!” И я шествовала впереди длинной процессии в другой конец безлюдного Кремля, а позади ползли гуськом тяжелые бронированные машины и шагала бесчисленная охрана… Кино заканчивалось поздно, часа в два ночи: смотрели по две картины или даже больше… Сколько чудных фильмов начинали свое шествие по экранам именно с этого маленького экрана в Кремле! “Чапаев”, “Трилогия о Максиме”, фильмы о Петре Первом, “Цирк” и “Волга-Волга” — все лучшие ленты советского кинематографа делали свой первый шаг в этом кремлевском зале»2.
Документальных материалов и фотографий об устройстве кремлевского кинотеатра и о том, что происходило в его стенах, к сожалению, не сохранилось. О том, как выглядел и был устроен этот главный кинотеатр страны, можно судить только по воспоминаниям, да и то в основном косвенным.
Тот же Г.Б. Марьямов, долгое время работавший помощником министра кинематографии СССР И.Г. Большакова, вспоминал:
«Мне не приходилось бывать на просмотрах в Кремле — допускался только министр, но я незримо присутствовал на них бесчисленное число раз и, кажется, представлял, как они проходят, во всех деталях. Иногда это совпадало с обычной процедурой, о которой я составил себе представление по рассказам Большакова, но бывало, что реакция “великого вождя и учителя” была непредсказуемой.
...Вот и сейчас у меня перед глазами небольшой, уютный просмотровый зал на втором этаже Большого Кремлевского дворца, переделанный из зимнего сада (теперь вернувшегося на былое место), мягкие кресла с подлокотниками. Перед ними с двух сторон небольшие столы с закусками. Зная вкус Хозяина, предпочтение отдавалось водам, изготовленным знаменитым грузинским мастером Лагидзе. Вино тоже грузинское — красное и белое. Наливая себе, Хозяин смешивал их в фужере. Пол, покрытый серым солдатским сукном и сверху дорожкой, гасил шум шагов. В проекционной стояли четыре самых что ни на есть современных аппарата “Симплекс” — два для подстраховки, хотя аппаратура работала безотказно. Киномеханики были подобраны из числа лучших специалистов и, конечно, “просвечены” со всех сторон. <…> Фильмы, как правило, показывались после заседаний Политбюро, поэтому просмотры приходились на ночные часы. Члены Политбюро собирались заранее. Рассаживались, оставляя свободным кресло в первом ряду»3.
Это место в кинотеатре № 1 по раз и навсегда заведенному порядку полагалось занимать только кинозрителю № 1.
Сектор особых просмотров
Задача оборудовать просмотровый зал в апартаментах Кремля выпала на долю начальника Главного управления кинофотопромышленности Бориса Шумяцкого. Назначенный Сталиным осенью 1930 года руководителем советской кинематографии Шумяцкий, видимо, быстро определил ту главную точку на карте Москвы, где в первую очередь следует ковать успех вверенного ему дела. Еще выдающийся советский режиссер С.М. Эйзенштейн как-то проницательно заметил, что не в меру честолюбивого начальника ГУКфа более всего «интересовал престиж кинематографа, а не картины. Престиж кинематографа как личный престиж»4.
И хотя уже с конца 20-х юной советской киномузой, казалось бы, уже безоговорочно стали рулить люди из Агитпропа ЦК ВКП(б), Шумяцкий сумел безошибочно угадать, кому тут на самом деле очень скоро перейдет право «первой брачной ночи» и где в первую очередь следует «подымать престиж».
К высококачественному и эффективному обслуживанию этого главного адресата следовало хорошенечко подготовиться и решительно все, вплоть до самых мельчайших деталей, предусмотреть. С этой целью в структуре своего ведомства Шумяцкий завел специальную службу — Сектор особых просмотров. Сектор обслуживал просмотрами все без исключения высшие правительственные и партийные инстанции, в том числе и кинозал в Кремле. Тем самым у Шумяцкого через эту структуру был прямой и постоянный выход на всех руководителей страны, включая самого Сталина. Он присутствовал на каждом очередном просмотре в Кремле, не упуская ни одной счастливой возможности лично преподнести вождю и его сотоварищам новые работы советских киностудий, а для разнообразия — некоторые новинки западного кино.
Пользуясь личным присутствием, начальник ГУКФа мог воочию наблюдать реакцию Сталина на показываемые фильмы, слышать его реплики по ходу просмотра. Если у сидящих в зале возникали какие-то вопросы, Шумяцкий оперативно отвечал на них, а когда после окончания просмотра возникал обмен мнениями о просмотренном, появлялась возможность непосредственно поучаствовать в этом обсуждении, повернуть его в более благосклонную для себя сторону.
В тех случаях, когда показываемые новые фильмы нравились и у Сталина и его соратников появлялось благодушное настроение, Шумяцкий, пользуясь моментом, мог завести разговор о каких-то неотложных нуждах кинематографии*. И зачастую получал полную поддержку.
И вот над этим счастьем минимум раз в неделю бывать в Кремле и напрямую общаться с его главным хозяином, а заодно и с прочими руководителями страны нависла вдруг страшная угроза.
Летом 1934 года, утверждая проект нового положения о структуре киноведомства, Совнарком СССР посчитал необязательным сохранение в системе ГУКфа его святая святых — Сектора особых просмотров — и надлежащий пункт из проекта постановления вычеркнул.
Шумяцкий немедленно бросился на защиту самой важной, самой дорогой для него службы. В письме заместителю председателя СНК СССР В.Я. Чубарю он сообщал:
«О Бюро просмотров. Мы считаем необходимым сохранение при Секретариате или в нем бюро или группы просмотров, так как это бюро занимается эксплуатацией в специальных условиях всех киноустановок специального назначения (Кремль, дипкорпус, правительственные установки и т. д.), располагая необходимым штатом механиков.
Никому этой работы мы не можем и не вправе перепоручить. <…>
НачальникГлавногоуправления кинофотопромышленности при СНК СССР Б.ШУМЯЦКИЙ5.
21.VII.34».
Между тем трепетным заверениям Шумяцкого о том, что ответственнейшую работу по обслуживанию главных институтов советской власти и самого кремлевского кинотеатра его ведомство не может доверить решительно никому, в Совнаркоме не вняли. Осенью 1934 года СНК утвердил постановление о реорганизации
ГУКФа, согласно которому Сектор особых просмотров предстояло безоговорочно ликвидировать.
По получению этой «похоронки» Б.Шумяцкий немедленно обратился уже к первому заместителю Совнаркома СССР В.В. Куйбышеву со страстным прошением о сохранении в системе ГУКФа едва ли не важнейшего его звена:
«В задачу ГУКФа входит организация просмотров вновь выпускаемых картин всех кинотрестов СССР и картин, получаемых от заграничных фирм для просмотра. В этих целях ГУКФом организован ряд установок, для обслуживания которых в любое время суток был организован в управлении специальный Сектор просмотров. Сектор этот обслуживал 13 оборудованных кинозалов совершенно закрытого типа, находящихся как в Москве (Кремль, ЦК ВКП(б)), так и под Москвой (в Горках и других местах).
На обязанности Сектора просмотров лежало снабжение установок не только фильмами, но и технической силой в течение круглых суток.
Сектор просмотров обслуживал правительство, Центральный Комитет партии и дипкорпус.
В связи с частыми изменениями и изобретением наших заводов в области улучшения киноаппаратуры Сектором просмотров проводились систематические улучшения всех обслуживаемых им установок, а также производство ремонта, как крупного, так и мелкого.
Все просмотры Кинокомиссией ЦК также осуществлялись Сектором просмотров.
Кроме вышеуказанного обслуживания, Сектор просмотров в своей дневной работе обслуживал Союзинторгкино, художественно-производственный сектор и Сектор репертуара и массовой печати, а также мультипликационную мастерскую.
Технический прием фильм от режиссеров до выпуска этих фильм на экран производился также Сектором просмотров»6.
Все общественные просмотры (включая партийные съезды, конференции и пр.), сообщал Шумяцкий, устраивались Сектором просмотров.
В общем, по всему выходило так, что более полезной и позарез необходимой структуры во всей кинематографии просто не было, а потому решение Совнаркома о ее ликвидации необходимо было как можно скорее исправить…
Как это ни удивительно, Совнарком не выдержал натиска начальника ГУКФа и со скрипом все же отменил свое прежнее решение. Шумяцкий торжествовал: обслуживание кремлевского кинотеатра и, стало быть, прямой доступ к вождю удалось сохранить за собой.
Казалось бы, с таким трудом вернув себе поистине волшебную палочку-выручалочку, Шумяцкий должен был бы особо озаботиться ее дальнейшим сохранением и, по крайней мере, проследить за тем, чтобы она не попадала в чьи-то случайные руки.
Однако у начальника ГУКФа был редкий талант окружать себя людьми самого сомнительного свойства. Едва ли не на все ключевые должности во вверенном ему ведомстве он последовательно насаждал выскочек и неумех, а то и чистейшей воды проходимцев. Всех их, впрочем, отличало высочайшее мастерство в искусстве подхалимажа, благодаря которому они в первую очередь и были приближены Шумяцким. Когда в грозном 1937-м над судьбой Шумяцкого нависли тучи, его приближенные все как один первыми предали своего благодетеля.
Увы, не изменил руководитель ГУКФа этому правилу своей кадровой политики и подбирая кандидатуру на ответственнейшую должность начальника Сектора особых просмотров. Им стал некто А.М. Кадыш.
Вчитаемся в строки биографической справки:
«КАДЫШ Александр Михайлович.
1894, Ростов-на-Дону — 20.09.1938, Коммунарка (Московская обл.).
Государственный чиновник.
Еврей. Образование начальное. Служил в Красной армии. С марта 1920 по 21.07.1921 работал в ДОНО (Ростов-на-Дону): зав. “Колизеем”, зав. центральной театральной кассой, контролер кинотеатров. С ноября по декабрь 1921 инструктор-организатор МУЗО Главполитпросвета. С декабря 1921 по сентябрь 1922 работал в московской таможне: контролер, сотрудник для поручений в АХО, зав. клубом. С января по март 1923 зав. нотным отделением фирмы “Миллер и КО” и администратор кабаре “Шато де флер” (Ростов-на-Дону). С апреля по октябрь 1923 корабельный смотритель и и. о. пом. зав. корабельным отделом в Новороссийске. С октября 1923 по февраль 1924 — в Южном таможенном округе: завхоз, казначей, зав. комендатурой. В мае — июне 1924 агент по закупкам и ликвидации задолженности культобъединения в Москве. В июле — августе 1924 руководитель и организатор легких кинотеатров вокруг Москвы. В сентябре 1924 зав. 2-м Госкинотеатром в Москве. С сентября 1924 по апрель 1925 сотрудник для поручений по всем кинотеатрам Госкино. С мая 1925 по апрель 1931 сотрудник для поручений экспортно-импортного отдела Совкино, доверенный сотрудник по транспорту в Инторгкино (7.03.1931 “вычищен” сроком на три года “за непозволительные рваческие методы в работе, незаконное пользование заборной книжкой учреждения”; 26.04.1931 уволен). С октября 1931 зав. строительным участком и пом. начальника строительства постройки ОКБ № 11. С ноября 1932 по апрель 1933 зам. начальника строительства, начальник снабжения управления строительства домов ЦНИС НКТП СССР. С 4.04 по 15.11.1933 пом. начальника постройки курсов ЦТК ОГПУ. С ноября 1933 по 4.05.1937 начальник сектора просмотров ГУКа (в мае или июне 1935 освобожден от должности, но затем восстановлен).
20.05.1937 незаконно арестован. 20.09.1938 приговорен ВКВС по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации и расстрелян. Реабилитирован 12.05.1956»7.
По-видимому, не обязательно было бы иметь семь пядей во лбу и обладать каким-то особым чутьем, чтобы как следует призадуматься над тем, стоит ли такого товарища брать на работу, да еще столь ответственную. Судите сами: три класса образования, то есть полуграмотный. Беспартийный! Места службы менял как перчатки. При этом прыгал из одной сферы в другую, нигде особо не задерживаясь и словно заметая следы. В одном месте, где задержался, вычищен по первому разряду — не прошел наиважнейшего советского обряда 20–30-х годов под названием «чистка». Тут, видимо, к бойкому товарищу успели присмотреться. Да добро бы еще, что «вычистили» за недостаточную высокоидейность, непосещение профсоюзных собраний, неподписку на советские газеты. Нет! Выставили за порог «за непозволительные рваческие методы», экономические махинации и мздоимство. На три года запрещено появляться в кинематографических организациях! И вот с такой-то сомнительной биографией, с меткой вора Шумяцкий (с его-то опытом революционного подполья и работы на поприще дипломата!) принимает сию личность в свои объятия, да еще поручает серьезнейшее и ответственнейшее дело — обеспечение киноуслугами советского правительства и самого хозяина Кремля.
Спрашивается: за какие такие заслуги и таланты?
Явно за то, что прохиндей высочайшего класса. С репутацией, что «все может», «все достанет», «все уладит».
А куда, собственно, смотрят доблестные чекисты? Неужто дремлет и прославленная служба охраны Кремля, допуская явного проходимца с сомнительной биографией в само святилище советской власти?
Тут, казалось бы, просвечивали насквозь, да еще со всех сторон каждого, кто только получал допуск в Кремль. Ведь засекла однажды та же служба охраны какие-то настораживающие моменты в биографии и поведении Н.М. Жарких, киномеханика того же Сектора особых просмотров. И не просто засекла, но сразу же приняла надлежащие меры. Не случайно на свет божий появился служебный рапорт коменданта Кремля комдива Ткалуна, в котором он потребовал от Б.З. Шумяцкого отстранить от работы в Кремле по обслуживанию просмотров для руководства страны киномеханика Н.М. Жарких:
«Поступившими к нам материалами Жарких характеризуется несоответствующим для работы в Кремле.
Прошу Вас Жарких из Кремля откомандировать, дав взамен его работника соответствующей квалификации»8..
А тут, в случае с Кадышем, вроде бы уж так все ясно и наглядно, но решительно никто даже пальцем не пошевелил. Неужто и спецслужбам такие кадыши были зачем-то необходимы?
Темная история!
И хотя тревожные сигналы о некоторых малопривлекательных свойствах начальника Сектора особых просмотров с некоторых пор стали поступать от разных лиц и учреждений, Б.З. Шумяцкий почему-то упорно продолжал крепко держаться за этого сотрудника с сомнительной репутацией. 26 января 1935 года ему была даже объявлена благодарность «за энергичную работу и прекрасное оборудование звуковой проекции в Большом театре за необычайно короткий срок».
Не исключено, что стараниями своего покровителя на груди шустрого начальника сектора спецпросмотров мог засиять и какой-нибудь наипочетнейший советский орден, однако дело подпортили журналисты.
Под названием «Набоб» в журнале «Крокодил» был опубликован фельетон бр. Тур, едко высмеивавший организацию спецпросмотров в ведомстве Шумяцкого и его руководителя. В качестве главного героя фельетона, поименованного Мироном Ильичом, был выведен начальниксектора спецпросмотров А.М. Кадыш. Тут были красочно описаны все его дивные свойства и служебные «подвиги»: махинации с пропусками на закрытые просмотры зарубежных фильмов, обслуживание «нужных» людей, махинации с дефицитными продуктами и товарами и др.
Совсем уж отмахнуться от столь скандальной публикации, видимо, было уже нельзя. Приличия ради А.М. Кадышу был объявлен выговор «за безответственное отношение к работе, выраженное в создании неблагоприятных условий особого закрытого просмотра фильма, состоявшегося 2 марта с. г. в ГУКФ (необеспеченность механиком, отсутствие надлежаще организованного буфета и проч.)»9.
Подняла голос и общественность ГУКа, на глазах которой все более распоясывавшийся любимчик Шумяцкого продолжал неприкрыто творить свой шахер-махер. В протоколе заседания парткома ГУКа появилась красноречивая запись: «Кадыш отвратителен даже по своему внешнему виду и все-таки, несмотря на все протесты и требования, продолжает работу». Кто-то из членов партбюро высказался еще краше: «Существование кадышей является позором для нашей организации».
В мае 1935 года Шумяцкий наконец вроде бы решил распроститься со столь одиозной фигурой. Был издан приказ об увольнении Кадыша. Ответственнейшее для начальника ГУКа подразделение было вроде бы доверено возглавить некоему Школьнику.
На самом деле, судя по биографической справке, вслед за изданием «похоронного» приказа не последовало реального увольнения. Не будем тут напоминать народную поговорку про субстанцию, не тонущую в воде. «Набоб» оказался непотопляемым.
По-видимому, эта безнаказанность вконец распоясавшегося начальника Сектора особых просмотров каким-то образом сказывалась и на поведении его подчиненных. Сбои в организации просмотров проявлялись, скорее всего, не только в «организации буфета» и появлении вчерашних пирожков на столах с закуской для посетителей суперзакрытых просмотров, но и в более серьезных накладках.
Темная история с назначением Кадыша и кончилась по-темному. В роковом 1937-м кто-то из персонала, обслуживавшего главный кинотеатр страны, умудрился грохнуть на пол и вдребезги разбить колбу со ртутью — событие, породившее цепную реакцию самых трагических последствий. Это происшествие дало повод НКВД составить целое дело о террористической группе во главе с Шумяцким, которая будто бы намеренно разбила треклятую колбу с целью отравить ядовитыми ртутными парами товарища Сталина и других руководителей страны.
Если верить реабилитационным документам Лубянки, дело о заговоре было шито белыми нитками и искусственно раздуто. Злосчастную колбу со ртутью, скорее всего, уронили на пол случайно. Но с другой стороны, не трудно понять, что подобного рода случайности в любом случае могли иметь место только в условиях не лучшим образом организованной Шумяцким работы. Как-никак разлилась она не в каком-нибудь занюханном деревенском клубе, а в Кремле, где по определению оное не должно и не могло иметь место.
Что же касается самого начальника Сектора особых просмотров, то последнюю точку в его причудливой биографии летом 1938 года поставила пуля в затылок по приговору Особого совещания НКВД СССР.
Впрочем, тут нам пора вернуться от рассказа о прислуге кремлевского кинотеатра к его главному посетителю…
Бальзам на душу
По дневнику кинопоказов в Кремле, который вел начальник Главного управления кинематографии Б.З. Шумяцкий, видно, что эти просмотры начинались не ранее одиннадцати вечера, а чаще — уже за полночь.
Отчего же так поздно?
Совсем не потому, что хозяин Кремля и его соратники все как один были «совами». Усесться пораньше в удобные кресла просмотрового зала и расслабиться перед экраном за столиками с винами и закусками у вождя и его сотоварищей никак не получалось. Как бы ни относиться к Сталину и его соратникам, нельзя не признать, что уж чего-чего, а работы у них хватало. Большая часть их дневного времени протекала на бесконечных заседаниях Секретариата и Политбюро ЦК ВКП(б), Совнаркома СССР, всевозможных комиссиях, назначавшихся для решения каких-то особо тяжких проблем. Эти заседания, например Секретариата ЦК, были столь напряженными и долгими, что продолжались чаще всего не один день. И немудрено: в повестке заседаний нередко значилось по… 150–200 вопросов, один сложнее и кошмарнее другого. Иного, собственно, и быть не могло. Начиная с исторического залпа «Авроры» страна жила в состоянии запредельного напряжения и чрезвычайщины. Каждый день преподносил катастрофические вести с фронтов некончавшейся гражданской войны и строительства новой жизни, ставил в тупик все новыми трудноразрешимыми проблемами. А поскольку Сталин выстроил суперцентрализованную систему управления страной, все эти проблемы — от самых масштабных до пустяковых — ему же самому и приходилось решать.
И так — изо дня в день. Из года в год. В состоянии вечного перенапряжения и стресса.
Об этом приходится напоминать хотя бы для того, чтобы представить себе, в каком измочаленном и издерганном состоянии появлялся уже за полночь кинозритель № 1 в стенах кремлевского кинозала. Конечно, эти ночные просмотры были в какой-то степени эмоциональной разрядкой, необременительным и приятным развлечением после сверхнапряженной и утомительной, поистине каторжной работы.
Поэтому на ура в первую очередь тут шли комедии, картины с острым, захватывающим сюжетом, позволяющие отвлечься и стряхнуть с себя тяжкий груз дневных проблем.
Примечательно, что фурор произвели уже первые фрагменты еще не совсем законченного фильма «Веселые ребята», показанные Сталину.
Вот как описывал этот просмотр сам Б.З. Шумяцкий в своем рабочем дневнике:
«И.В.* Ну, что дальше будем смотреть?
К.Е.Давайте картину “Веселые ребята”.
И.В.Что еще за картина?
К.Е.А это интересная, веселая, сплошь музыкальная картина с Утесовым и его джазом.
Б.Ш.Но только у меня всей нет. Она заканчивается сегодня. Могу показать лишь начальные (три) части.
И.В.Он нас интригует. Давайте хотя начальные.
Л.М.Но ведь Утесов — безголосый!10
Жданов.К тому же он мастак только на блатные песни.
К.Е.Нет, вы увидите. Он очень одаренный актер, чрезвычайный весельчак и поет в фильме здорово. Фильма исключительно интересная.
Б.Ш.Мы его заставили и играть, и петь по-настоящему.
Л.М.А как вы это достигли?
Б.Ш.Рассказал про технические возможности звукового кино.
И.В. Раз интересно, давайте посмотрим.
Во время просмотра этой части “Веселых ребят” стоял гомерический хохот. Особенное реагирование (Иосифа Виссарионовича, Климентия Еф., Лазаря Моисеевича и Жданова) вызывали сцены с рыбой, пляжем и перекличкой фразы: “Вы такой молодой и уже гений!”, “как же можно”, “привычка”. Очень понравился марш, пароход, перекличка стада и проч.
Начали спрашивать, кто снимал и где.
Б.Ш.объяснил.
Л.М.Неужели это сделано у нас в Москве? Сделано ведь на высоком уровне, а говорили, что эта ваша Московская фабрика — не фабрика, а могила. Даже в печати об этом часто говорят. <…>
И.В. Когда вы покажете полностью и что еще сейчас покажете?
Б.Ш.Всю картину покажу на днях. Сейчас могу показать новую немую фильму. <…>
Прощаясь, сказал: “Не забудьте же”»11.
Говоря о том, что картина не совсем закончена, руководитель кинематографии, скорее всего, лукавил. Комедию Гр. Александрова уже успела крайне негативно оценить и даже запретить высокопоставленная Кинокомиссия ЦК ВКП(б) во главе с начальником Агитпропа А.И. Стецким. Неплохо зная зрительские предпочтения вождя, Шумяцкий на всякий случай рискнул все же показать ему и его окружению хотя бы начало картины, уже обреченной на «полку». И не ошибся. Окрыленный одобрительной оценкой вождя при первом просмотре Шумяцкий показал «Джаз-комедию» (так первоначально назывался фильм) уже целиком.
Успех превзошел все ожидания.
«Начали смотреть картину “Веселые ребята”.
И.В., уже ранее предварительно просмотревший ее две первые части, рассказывал т.т., которые ее не видели, ход сюжета, сильно смеялся над трюками. Когда начались сцены с перекличкой, он, с увлечением обращаясь к Кл. Еф., сказал: “Вот здорово продумано. А у нас мудрят и ищут нового в мрачных «восстановлениях», «перековках». Я не против художественной разработки этих проблем. Наоборот. Но дайте так, чтобы было радостно, бодро и весело”.
Когда увидел 3-ю часть — сцены с животными, затем 4-ю часть — мюзик-холл и 5-ю часть — сцены драки, заразительно смеялся. В заключение сказал: “Хорошо. Картина эта дает возможность интересно, занимательно отдохнуть. Испытали ощущение — точно после выходного дня. Первый раз я испытываю такое ощущение от просмотра наших фильм, среди которых были весьма хорошие”. <…>
Далее разговор снова перешел на картину “Веселые ребята”. И.В. оценил ее как весьма яркую, весьма интересную, подчеркивал “хорошую, активную, смелую” игру актеров (Орлова, Утесов), хороший ансамбль действительно веселых ребят джаз-банда. В конце, уже прощаясь, говорил о песнях. Обращаясь к т. Ворошилову, указал, что марш пойдет в массы, и стал припоминать мотив и спрашивать слова. Указал, что надо дать песни на граммофонные пластинки»12.
После очередного просмотра «Веселых ребят» Л.М. Каганович завел разговор о том, что «некоторые писатели сильно критикуют “Веселых ребят”, говорят — в этой фильме много хулиганских черт. Хотя я после просмотра этой технически и музыкально хорошо сделанной вещи этого не нашел, но ведутся эти разговоры».
По свидетельству Б.З. Шумяцкого, И.В. Сталин заступился за фильм Г.В. Александрова: «Нет, эта лента — неплохая, действительно веселая, хотя по идее — не глубокая. Ее-то будут здорово смотреть. И людям будет весело».
Вождь, не посчитавшись с похоронным приговором Агитпропа, по сути дела, спас одну из самых веселых советских кинокомедий. Позднее, чтобы развеяться в особо трудные и нервные дни, он еще не раз пересматривал эту хулиганскую ленту, а режиссер Гр. Александров стал одним из самых любимых его режиссеров.
После всего написанного и отснятого про Сталина — тирана, маньяка и кровопускателя нам трудно сегодня представить вождя довольным и счастливым, а к тому же смеющимся, утирающим от хохота слезы. Но в дневниковых записях Шумяцкого о просмотрах в Кремле частенько натыкаешься на ремарки типа: «И.В. сильно смеялся» и т. д. Видимо, волшебный луч из проекционной будки действительно обладал целительной силой и на какие-то мгновения даровал бесценное для него забвение, возвращал великого вождя к нормальным человеческим чувствам и реакциям.
Уже хотя бы только поэтому Сталин не мог не любить и не ценить кино.
Но были у него на то и другие причины. Куда более весомые.