Из архива Юлия Бунина. Из жизни провинции в 90-х годах
Из жизни провинции в 90-х годах*
Весной 1890 года я был приглашен в статистическое бюро Полтавского губернского земства по рекомендации известной ученой по обычному праву и истории А.Я. Ефименко и ее супруга, ныне покойного Петра Саввича. Они жили тогда в Харькове и радушно принимали меня в числе прочей молодежи в своем доме в конце 80-х годов, когда я возвратился в Харьков после целого ряда лет, проведенных мною на так называемом «нелегальном положении», в тюрьме и под гласным надзором полиции. А.Я. и П.С. вообще оказывали мне содействие. При их помощи я написал, например, одну историко-статистическую статью: «Сопоставление данных Румянцевской описи, произведенной в 60-х годах ХVIII века, с новейшими данными земской статистики Полтавской губернии» (до этого времени писал лишь в нелегальной прессе). При их же содействии я получил занятия у известного харьковского замечательного деятеля, тогда уже престарелого Е.С. Гордиенко, по собиранию материалов для задуманного им исторического очерка Харьковского земства, для составления которого он пригласил А.А. Русова.
Заведующим статистическим бюро в Полтаве был тогда Н.Г. Кулябко-Корецкий, с которым я вскоре очень близко сошелся и затем заступил на его место по заведованию бюро. Н.Г. был в то время уже известным общественным деятелем, испытавшим в своей жизни очень многое. Он привлекался по политическим делам, долгое время жил за границей, а затем много работал по различным вопросам земской жизни. В моих первых работах по статистике он был моим учителем, руководителем.
В Полтаве мне приходилось бывать и раньше: в начале 80-х годов я ездил туда, будучи еще студентом, по поручению революционного кружка, к которому примыкал в Харькове, для переговоров народовольцев с народниками. Некоторые из этих старых связей еще сохранились и в 90-м году. Кроме того, в Полтаве я встретил несколько моих старых знакомых, недавно вернувшихся из ссылки, в том числе ныне покойного И.Н. Присецкого (впоследствии он был членом 1-й Государственной думы), В.Н. Серпинского, проведшего много лет в тюрьме и в Восточной Сибири, и др. Вскоре после моего приезда в Полтаву были и другие лица той же категории: братья А.И. и С.И. Мельниковы, В.П. Нечволодов, С.П. Балабуха и проч. Наконец, я застал там некоторых моих товарищей по московским кружкам, уже пристроившихся по различным местам. В числе их упомяну статистика Я.К. Иличенецкого (тоже впоследствии член 1-й Государственной думы), известного агронома И.М. Дубровского. В статистическом бюро и в других отделениях управы служило еще несколько лиц, причастных к движению 70-х и 80-х годов. Таким образом, у меня сразу составилась целая компания добрых знакомых, группировавшихся главным образом вокруг губернского земства.
Надо сказать, что в начале 90-х годов в Полтаве если где и проявлялась общественная жизнь и шла энергичная работа, то это было почти исключительно в земстве. Наибольшее оживление в городе замечалось в декабре, когда происходили губернские земские собрания. В это время устраивались балы, маскарады, концерты и проч.
Председателем губернской управы был тогда выдающийся земский деятель А.В. Зеленский, но он скоро скончался, и на его место заступил П.Д. Шкляревич, поддерживающий прогрессивную политику своего предшественника. Впоследствии П.Д. был членом 2-й Государственной думы и членом Государственного совета, держась умеренно правой группы. Один из тогдашних членов Полтавской управы — И.Н. Леонтович также был членом Государственного совета и тоже в числе правых. В молодости он принадлежал к радикальным кружкам, а в управе представлял собой довольно бесцветную фигуру. В Государственном совете, опять-таки среди правого крыла, состояли еще два заметных в мое время полтавца: губернский предводитель дворянства С.Е. Бразоев (?) и П.И. Гриневич, бывший членом губернской земской управы в последние годы моего пребывания в Полтаве. Политическая физиономия их была тогда очень неопределенной[1], как и у большинства тогдашних земских деятелей. Борьба различных групп в земстве велась на почве особого понимания земских задач, отчасти, быть может, на личной, но не на общественно-политической.
Так, например, прогрессист Шкляревич находился одно время в особом антагонизме с председателем Полтавской уездной управы П.П. Старицким, тоже человеком прогрессивного образа мыслей и безусловно преданным земскому делу. Из главных, определенно прогрессивных, припоминаются мне братья Русановы из Лотвидайской управы (на их сестре женат теперь профессор Туган-Барановский) и братья Смагины из Миргородской. Впоследствии мы, представители «третьего элемента», приходили иногда в некоторое соприкосновение с либеральными земцами, но в начале моего пребывания в Полтаве этого еще не было.
Мы, земские работники, можно сказать, со страстностью увлекались нашими профессиональными занятиями, нередко проводя за работой чуть не целые ночи, в особенности осенью, перед земскими собраниями. Отчасти это происходило оттого, что в начале 90-х годов в Полтаве не было почти никаких общественных организаций, где мы могли бы проявить свою энергию, а главным образом оттого, что занятия в земстве вообще и, в частности статистикой, мы считали работой в духе наших старых народнических идеалов, в чем, конечно, была значительная доля правды. Из более или менее значительных обществ в начале 90-х годов в Полтаве было только одно — сельскохозяйственное. В нем некоторые из нас принимали участие, читали рефераты и проч.
В свободное от занятий время мы часто бывали друг у друга, периодически собирались в некоторых домах, мечтали о возвращении радикального движения, строили даже планы этого возрождения, читали идейные книги и журналы, но в первые годы моего пребывания в Полтаве практических шагов никаких не предпринимали. У нас, однако, вовсе не было унылости и пессимизма, и мы глубоко верили, что скоро вновь начнется освободительное движение, когда пригодятся и наши силы. Это обуславливалось тем, что глухое в общественно-политическом смысле время близилось к концу — кое в чем проявлялись признаки пробуждения, но все же, повторяю, ничего реального в общественно-политическом направлении тогда еще не делалось.
Немудрено поэтому, что в 1891 году в нашем городе, лишенном всякой общественности, появление целой группы толстовцев, избравшей своим местожительством Полтаву, вызвало большое оживление. Все спешили узнать, что представляют собой живые последователи того учения, которое во второй половине 80-х годов было на авансцене русской жизни. В Полтаве поселились «лидеры» толстовского движения, в том числе И.Б. Файнерман (Тенаромо), братья Алехины, Дудченко, Б.Н. Леонтьев, особенно идеально настроенный, несколько лет тому назад он покончил самоубийством. Их своеобразная и аскетичная жизнь, совершенно не похожая на жизнь прочей интеллигенции (даже радикальной), их мужичья внешность, физический труд как профессия (большинство из них занималось столярничеством), приподнятый тон их речи, большей частью докторальной и непримиримой, — все это, в особенности в первое время, производило на нас сильное впечатление. Даже такой человек из их среды, как И.М. Клобский[2], отличительной чертой которого было стремление огорошивать слушателей всякими парадоксами, человек, на мой взгляд, неискренний и по натуре грубый, привлекал к себе всеобщее внимание. Он завел обширнейшие знакомства в Полтаве и нередко появлялся в кругу местной аристократии. Впрочем, своими причудами он почти всем скоро надоел. Да и вообще толстовцы приобрели себе мало последователей в Полтаве. Но некоторые из интеллигенции все-таки сильно увлеклись толстовским направлением. В числе их надо назвать популярного врача А.А. Волкенштейна, когда-то судившегося по процессу 193-х, и мужа известной шлиссельбургской узницы Л.А. Волкенштейн. Обаянию толстовства в известной мере поддался и мой брат И.А. Бунин, тогда еще очень юный и только что выступивший на литературном поприще. Он служил в то время библиотекарем губернского земства. Брат открыл тогда небольшую книжную лавочку, в которой продавал исключительно произведения толстовской литературы фирмы «Посредник». Вместе с А.А. Волкенштейном он, между прочим, съездил в Сумской уезд Харьковской губернии — к сектантам села Павловка для ознакомления и собеседования с ними. Сектанты эти по своим взглядам близко примыкали, как известно, к толстовскому учению. Впрочем, увлечение толстовством было у брата непродолжительным. Влиянию толстовства поддался, между прочим, известный инженер А.А. Зиновьев, брат товарища министра внутренних дел. Человек очень симпатичный, прямой и искренний, А.А. был в некотором отношении очень оригинальным. Так, например, когда однажды у него был произведен обыск, он вызвал на дуэль жандармского офицера за то, что тот осмелился ворваться с обыском в его интимную жизнь и переписку. Дуэль, разумеется, не состоялась.
Спустя года два интерес к творчеству почти исчез у полтавской интеллигенции. В жизни русского общества стал совершаться перелом. После голода и холеры начала 90-х годов сразу начало подниматься общественное настроение, сначала в центрах, затем в провинции. В Полтаве волна эта, насколько помню, докатилась до осени 1893 года. 1894 и 1895 годы были началом сплочения интеллигенции в различные общества и организации. В воздухе повеяло совершенно иным духом. Идейная жизнь начала возрождаться в различных формах. Появились разнообразные и новые течения общественной мысли. Марксизм, о котором до того времени большинство знало только понаслышке, стал выступать ярко и отчетливо даже в провинции. Книгами Г.В. Плеханова, писавшего под псевдонимом Белетова и Волгина, многие, особенно молодежь, прямо зачитывались. Начало нашему марксизму и социал-демократии, как известно, было положено еще в 1883 году — основанием за границей группы «Освобождение труда», но в пределах России она была в течение десяти лет мало популярна, и многим с трудом верилось, что новое течение во второй половине 90-х годов займет столь видное место в России. В росте марксизма очень многие сомневались, сомневались в этом и наши толстовцы, когда впервые подробно ознакомил с марксистским течением приехавший из-за границы доктор Членов (в настоящее время он известен многим русским своей лечебницей в Берне на Тунском озере). Вскоре, однако, марксизм и у нас стал привлекать молодежь в большом количестве. Главным его пропагандистом явился у нас мой товарищ по статистике П.П. Румянцев, приобретший впоследствии большую популярность в социал-демократических кругах и в марксистской литературе. Представители старого народнического течения стали в резкую оппозицию новому учению. Собирались многочисленные компании для горячих дебатов и споров, но, по обыкновению, каждая из сторон оставалась при своем мнении, причем нередко получалось столь обычное у нас, русских, раздражение друг против друга.
С гораздо большим сочувствием отнеслась наша земская группа к другому появившемуся тогда общественно-политическому течению, известному под именем «Народное право». Течение это не устояло, однако раскрыться во всей своей полноте и оформиться в более или менее стройную организацию не успело вследствие того, что как главные вожаки, так и большинство рядовых членов, вошедших в организацию «народовольцев», были арестованы (особенно большие аресты были произведены в Орле и Смоленске).
К половине 90-х годов начало возрождаться к новой жизни и исконное для Малороссии движение «украинофильское», или, как предпочитали его называть его адепты, «украинское», причем оно возрождалось как в радикальном виде, так и в культурно-лояльном. Более радикально настроенные украинцы начали завязывать связи с Галицией, поддерживая демократическую галицийскую литературу, и в особенности газету «Народ», денежными средствами, взамен чего посылали целые транспорты этой литературы в Россию. Главным посредником между Галицией и русскими украинцами вообще и полтавскими в частности был покойный Н.В. Ковалевский, скончавшийся в преклонном возрасте и всю свою жизнь отдавший служению украинскому делу. Его супруга, известная когда-то в революционных кругах под именем «Маруси Ковалевской», окончила свою жизнь самоубийством в Карийской каторжной тюрьме после телесного нападения, примененного к ней политической каторжанкой Сигидой.
В легальной форме возрождение украинского движения выразилось прежде всего в заботах о постановке памятника поэту Котляревскому. В этом предприятии, увенчавшемся полным успехом, особенно много стараний приложил старожил Л.В. Падалка, который, можно сказать, только тем жил и живет, что идеями украинства. Ему принадлежит много известных работ по истории и этнографии Украины. Другим горячим и энергичным сторонником украинства был в Полтаве молодой присяжный поверенный Н.А. Дмитриев, безвременно погибший от случайности (он утонул в реке); у покойного Н.А. ежегодно 26 февраля устраивали торжественные поминки Тараса Григорьевича Шевченко с участием многочисленных гостей. Мне нередко приходилось бывать на этих поминках. У него же часто бывали в гостях артисты малороссийских групп, часто посещавшие Полтаву, в том числе и «батько» М.Л. Кропивницкий.
В числе лиц, посвятивших свою жизнь Украине вообще и Полтавщине в частности, надо еще упомянуть В.И. Василенко, редкого знатока народной жизни. Как статистик, он независимо от А.И. Чупрова являлся инициатором так называемого «монографического метода». Столь же много потрудился для изучения Украины покойный М.А. Ольховский, человек высокой идейности, положивший основание при полтавском губернском земстве прекрасного естественно-исторического музея, в котором имеется, между прочим, этнографический отдел. М.А. до конца жизни не покладая рук работал в своем музее.
Трудами полтавских украинцев в 1896 году было предпринято изучение губернии в археологическом, историческом и этнографическом отношении. Дело велось небольшой группой под флагом местного губернского статистического комитета. Мне неизвестно, чем закончилось это в высшей степени интересное мероприятие.
Украинцы принимали известное участие и во многих других культурных начинаниях, а в настоящее время они являются в Полтаве весьма сильной общественной группой, играющей большую роль при выборах всякого рода (земских, городских, в Государственную думу) и в других предприятиях. Теперь очень видным деятелем украинства является заведующий статистическим бюро Г.Г. Ротмистров. Наконец, в Полтаве, в значительной мере населенной евреями, были в описываемое мною время и представители сионистского движения, а впоследствии, насколько мне известно, и представители «бунда» (в 90-х годах этой организации еще не существовало и большинство евреев из молодежи и частью из пролетариата примыкало к социал-демократии, еще не дифференцировавшейся на фракции, хотя и тогда уже между марксистами были разногласия по вопросу о «политике» и чистой «экономике»).
Возродившаяся общественная энергия в половине 90-х годов выразилась созданием в Полтаве различных обществ и целым рядом разных организационных начинаний.
Оживление прежде всего сказалось в деятельности самого губернского земства, вокруг которого, как я уже упомянул, группировалась вся полтавская интеллигенция. И также весьма заметное оживление произошло несмотря на то, что с 1893 года в Полтавской губернии было введено новое земское положение, сильно урезавшее права земских учреждений и придавшее им узко сословный характер. Требования времени оказались, однако, сильнее тенденций правящей бюрократии.
В описываемый мною период с особой силой стали выдвигаться экономические мероприятия губернского земства, до этого времени совершенно остававшиеся в тени. В области сельскохозяйственной были намечены меры по урегулированию хлебной торговли в связи с развитием путей сообщения, по улучшению животноводства вообще и коневодства в частности, по укреплению летучих полей и осушению болот, по табаководству, по развитию сельскохозяйственной промышленности и проч. Стали выдаваться пособия сельскохозяйственным обществам, принимались посильные меры к расширению крестьянского землевладения. Усиленное внимание губернского земства привлекли к себе кустарные промыслы, для которых учреждено было несколько учебных мастерских и намечен ряд мер по улучшению мелкого промышленного кредита. Наряду с заботами об общем начальном образовании губернское земство стало стремиться к поднятию в населении профессиональных знаний, для чего было учреждено несколько профессиональных школ.
Все другие отрасли земского хозяйства: врачебное, ветеринарное, страховое, продовольственное — теперь обратили на себя внимание губернского земства. Для осуществления всех этих предприятий были произведены обширные и капитальные статистические работы и основательно разработаны доклады собраниям, а также мотивированные записки и ходатайства перед правительством.
Статистические исследования осложнились, кроме того, новым обширным отделом: по закону 1893 года начаты были работы по переучету недвижимых имуществ. В то же время составлялись сводки данных по первой земской переписи. Не довольствуясь собственными силами, управа приглашала выдающихся статистиков со стороны: В.П. (В.В.) Воронцова, А.А. Русова, Вал. И. Яковенко и др. Словом, работа в нашем статистическом бюро шла, как говорится, на всех парах и очень увлекла нас. Для этой дружной и совместной работы мы установили такой порядок, что наиболее важные и серьезные дела решались не одним заведующим (во главе статистического бюро стоял тогда я), а коллегиально, на собрании всех членов бюро.
Мы старались теперь завести отношения со статистическими бюро и отделениями других земств и посильно оказывали содействие различным исследователям народной жизни. Полтавские старожилы оказали, между прочим, услугу профессору фрайбургскому, Шульце-Говерниусу, известному исследователю экономической жизни России. Разъезжая по России, он посетил и Полтаву. Со своей стороны в очень частной беседе он поделился с нами своими сведениями о германской социал-демократии.
Считаю нужным упомянуть, что по инициативе Н.Г. Кулябко-Корецкого, обратившегося с письмом к ныне покойному А.И. Чупрову, в 1893 году при съездах врачей и естествоиспытателей была учреждена особая подсекция статистики при секции географии. Таким путем было положено прочное основание съездам статистиков, преимущественно земских. В первый раз подсекция статистики открылась на съезде врачей, происходившем на рождественских каникулах 1893–1894 годов. Мы, полтавцы (в том числе и я), явились на съезд со своими докладами.
При общем подъеме общественности полтавская интеллигенция, как и всюду в России, не могла уже ограничиться только своей профессиональной работой. Появилась потребность в создании различных общественных организаций, каковых до того времени, как я уже говорил, в Полтаве почти совсем не было. Прежде всего решено было открыть общественную библиотеку. С этой целью сорганизовалось целое общество, весьма многочисленное для провинциального города средней руки: под прошением об открытии библиотеки подписалось 116 человек. В настоящее время, когда существует множество всякого рода культурных учреждений, трудно себе представить тот энтузиазм, который охватил инициаторов устройства библиотеки, когда осенью 1894 года был утвержден устав, а также и то, с какой энергией полтавская интеллигенция принялась работать во вновь открытой библиотеке. При открытии библиотеки в ней числилось меньше трех тысяч томов, а через три года насчитывалось уже свыше пятнадцати с половиной тысяч.
При библиотеке был открыт склад, задавшийся целью распространить путем розничной продажи народные книги среди сельского населения и формировать народные и школьные библиотеки по заказам земства и других учреждений, а также частных лиц. Кроме того, склад принимал на себя выписку книг.
В работах по библиотеке одно время принимал деятельное участие покойный писатель Михаил Николаевич Альбов, проживавший тогда в Полтаве у своего приятеля доктора Е.В. Святловского, одного из самых видных и заметных представителей полтавской интеллигенции, который впоследствии много работал в Петербурге в различных общественных организациях и был в числе учредителей народно-социалистической партии. Как выдающийся общественный работник и редактор одного из журналов, он был известен и до своего появления в Полтаве.
Хотя вся главнейшая работа по библиотеке велась и в других учреждениях, открывшихся в то время в Полтаве, сосредотачивалась в руках прогрессивной и радикальной интеллигенции, но совместно с ними некоторое участие в делах принимали как консервативные элементы, так и представители бюрократии, а одно из этих учреждений, комиссия народных чтений, было организовано в тот же, 1894 год по инициативе супруги губернатора госпожи Тарищевой. Чтения происходили в зале народной управы, в предместье Кобицанах и в арестантском исправительном отделении. На народные чтения приглашались нередко оркестры музыки и певческие хоры. За три года число посетителей чтений увеличилось в три раза и число членов комиссии возросло до двухсот.
Комиссия народных чтений устроила одну публичную лекцию, пригласив харьковского профессора А.И. Краснова. Публичные лекции до того времени были редким явлением в Полтаве. Потом они стали входить в обычай, лекторами являлись как местные силы, так и приглашенные из других городов. Припоминается, например, лекция покойного профессора К.И. Вейнберга, имевшая шумный успех и закончившаяся подписным ужином, в котором принимала участие почти вся полтавская интеллигенция.
Во время моего пребывания в Полтаве возникла еще одна просветительская общественная организация — Общество содействия физическому воспитанию детей — по инициативе К.З. Клейцова, ныне профессора Карнапского ветеринарного института. В первый год своего существования общество насчитывало до ста членов. На первых же порах была открыта площадка для детских игр и каток, но общество стремилось расширить сферу своей деятельности и наметило обследование трехсот детей ремесленников и изучение порядков, существующих в еврейских школах (в то время вовсе не было еще среди русского общества обостренного юдофобства). Чем закончились эти начинания, я не знаю, так как вскоре после этого переселился из Полтавы в Москву.
Помимо учреждений просветительского характера, в половине 90-х годов начали зарождаться кооперативные, и прежде всего возникло потребительское общество, открывшее свой собственный магазин. Среди служащих губернского города создалась тогда же ссудно-сберегательная касса.
Благотворительные учреждения, вроде Дамского благотворительного комитета, давно уже существовали, но слабо функционировали. Оживленная общественная благотворительность проявилась лишь в 1893 году во время холеры, когда были открыты дешевые народные столовые. Руководство ими взяли на себя представительницы прогрессивного общества, и дело с самого начала пошло удачно.
Наконец, нельзя не упомянуть и об объединении общественных элементов в целях этических. Во второй половине 90-х годов были организованы, например, симфонические концерты под руководством господина Ахшарумова, имевшие значительный успех. Не были при этих начинаниях забыты и заботы о народе. В ближайших к Полтаве селах и местечках устраивались, например, спектакли и концерты. Словом, как видят читатели, объединение интеллигенции начиналось в описываемое мною время в самых разнообразных направлениях.
Для того чтобы оказывать более планомерное и систематическое влияние на общественное мнение, представители полтавской интеллигенции стремились завести свой орган печати. Стремление это осуществилось в конце 1894 года в очень оригинальной форме. В наших руках оказалась неофициальная часть «Полтавских губернских ведомостей», редактором которых состоял секретарь губернского статистического комитета Д.А. Иваненко. С согласия губернатора газета была передана в распоряжение нашей группы, организовавшей особый редакционный комитет, в состав которого вошли: Н.Г. Кулябко-Корецкий, Е.В. Святловский, С.П. Балабуха, Л.В. Падалка, П.М. Дубровский, секретарь губернской управы А.Н. Лисовский, его супруга К.К., мой брат Иван Алексеевич и я. Секретарем одно время был у нас известный теперь петербургский присяжный поверенный, а тогда еще студент Бернштам. Все мы работали в газете совершенно безвозмездно, прилагая к ней много труда и энергии.
«Полтавские губернские ведомости» велись нами в очень прогрессивном направлении, поскольку это было возможно в то время, когда цензурные условия вообще были очень тягостны. Однако на нашу газету было в скором времени обращено внимание, между прочим, о ней злобно писали «Московские ведомости», а наша полемика с «Южным краем» по вопросу о национализации земли, защищавшаяся С.Н. Велецким (теперь одним из деятелей по персональному делу), Н.Г. Кулябо-Корецким и мною, повела к тому, что мы принуждены были расстаться с «Полтавскими ведомостями», в которых работали около года.
Не желая, однако, покидать мысль о создании собственной газеты, мы основали в 1896 году при сельскохозяйственном обществе газету «Хуторянин». Она существует и до сего времени, но в наше время физиономия у нее была иная, чем теперь. В ней затрагивались не только сельскохозяйственные вопросы, но и многие другие (экономические, по народному образованию и проч.). Газета сразу нашла обширный круг читателей: губернское земство ежегодно оказывало субсидии сельскому обществу в размере двух тысяч рублей, с тем чтобы газета рассылалась бесплатно корреспондентам статистического бюро, приблизительно около полутора тысяч экземпляров. Большинство корреспондентов бюро составляли крестьяне, и отрадно было читать их многочисленные благодарности, которые присылались ими в редакцию. Иные называли «Хуторянин» «своим», «дорогим» и т.п. В газете работала почти та же компания, какая вела и «Полтавские ведомости», с присоединением некоторых агрономов, в числе последних был, между прочим, Т.В. Локоть, состоявший тогда директором опытного поля. В это время по своим взглядам он примыкал к марксистам. Хотя это несколько разделяло нас с ним, но не мешало относиться к нему с большой симпатией. Лично у меня сохранялись с ним долгое время очень хорошие отношения, когда он был профессором в Киеве и одним из лидеров трудовой группы в 1-й Государственной думе. Он состоял, между прочим, в течение нескольких лет сотрудником «Вестника воспитания», журнала, в редактировании которого я принимал участие. Переход Т.В. Локтя в партию националистов остался для меня до сих пор непонятным.
Наш земский кружок все более и более сплачивался и расширялся. Для более тесного общения друг с другом мы устраивали систематические еженедельные собрания по субботам в квартирах то одного, то другого из наших товарищей. На этих собраниях, которые мы называли «интеллигентским клубом», бывало обыкновенно человек 50–60, приблизительно в одном и том же составе. В «клубе» читались рефераты на разные литературные и общественные темы — с очень отвлеченными и горячими дебатами. Несколько вечеров темою рефератов являлся у нас вопрос о взаимных отношениях космополитизма и национализма (в связи с украинским движением). На одном из собраний читал, между прочим, свой рассказ «На даче» мой брат Иван Алексеевич. В числе персонажей этого рассказа были выведены полтавские толстовцы. После чтения обыкновенно бывала музыка и пение, и вечера заканчивались веселыми товарищескими ужинами. Да и вообще настроение у большинства из нас было бодрое и жизнерадостное.
Были, конечно, в нашей жизни и теневые стороны. Прежде всего, приходилось очень часто бороться за самое существование земской статистики, несмотря на то что полтавское бюро издавна пользовалось хорошей репутацией. Первым заведующим бюро был покойный Н.А. Терешкевич, один из наиболее видных учеников В.И. Орлова, за свои работы по земской статистике был награжден от географического общества золотой медалью. Он буквально жизнь свою посвятил статистике и поставил ее в Полтаве на прочное основание. У него были и даровитые помощники, например недавно скончавшийся С.М. Блеклов. Много помогала Терешкевичу его супруга В.В. Я был товарищем этой почтенной женщины, отличавшейся необыкновенной добросовестностью по выполнению всякого рода статистических работ, к которым она относилась чуть не с благоговением после смерти своего любимого супруга.
Полтавская статистика постоянно росла и ширилась. Кроме кадров постоянных работников, привлекались многочисленные временные служащие[3]. И несмотря на все это, приходилось прилагать много усилий, чтобы доказывать многочисленным земским гласным важное значение статистики. Отсутствие прямых, непосредственных результатов от статистических исследований создавало им много врагов. Иным не нравился и тот демократический дух, которым были проникнуты земские статистики того времени. И мы чуть не ежегодно опасались, что ассигнования на статистику будут урезаны. Особенно сильным противником нашим был одно время губернский гласный от Золотоногинского уезда господин Дараган. В 1894 году он состоял членом ревизионной комиссии и задался целью самым детальным образом ознакомиться с нашими работами, что добросовестно и выполнил, но результаты этого ознакомления получились самые неожиданные: он сделался одним из наиболее горячих защитников и друзей статистики.
В Полтавском губернском земстве было довольно много гласных, настроенных реакционно, в духе бюрократизма и сословных дворянских интересов. Они органически и инстинктивно не любили нас, представителей «третьего элемента», в особенности за то, что многое в земстве направлялось нами, как людьми, непосредственно стоявшими у дела. Однажды чуть не разыгралась очень крупная история. На одном из земских собраний (года точно не помню) был поднят вопрос о возбуждении перед правительством ходатайства об отмене телесных наказаний. Председатель собрания С.Е. Бразоле не допустил обсуждения этого вопроса. Его решение публика, в том числе и мы, земские служащие, встретили протестами и шиканьем. Публика была удалена. Мы со своей стороны ушли из зала, что окончательно вывело из себя земцев-реакционеров. В тот же вечер они собрались частным образом для обсуждения инцидента, настаивали на том, чтобы многие из нас были уволены со службы, намекая затем председателю управы, что в случае неисполнения их требований он получит черные шары на предстоящих выборах. Узнав об этом, мы, заведующие разными отделами, отправились к председателю с заявлением, что мы сами готовы подать в отставку, чтобы не помешать его избранию. Председатель был этим очень тронут и сказал, что он ни при каких условиях не согласится нас уволить. Реакционеры потерпели поражение, вдобавок по всему городу распространилось юмористическое стихотворение «Украина», написанное земским статистиком Л.А. Хитрово, человеком, одаренным крупным талантом (его даровитые очерки появлялись в «Книжной неделе» Гайдебурова, в «Русской мысли» и во многих столичных и провинциальных газетах).
Его же перу принадлежит распространившееся по всей России и приписывавшееся одному из высокопоставленных особ юмористическое стихотворение по поводу назначения министром внутренних дел Горемыкина, начинающееся словами: «Горе мыкали мы прежде». Л.А. Хитрово вообще очень много писал стихотворений на злобу дня, иногда перелагал в стихи целые речи тотчас же вслед за произнесением их. Л.А., сверх того, отличался сценическим дарованием и способностью необыкновенно остроумного рассказчика. Однажды он до упаду рассмешил покойного Н.К. Михайловского.
Кроме борьбы за самое существование статистики, много тревог испытывали вследствие практической неосуществимости многих из задуманных нами мероприятий, вследствие всякого рода административных и иных препятствий в наших земских и общественных начинаниях. Многое, иными словами, велось неумело или недостаточно обдуманно. Случайные раздоры и конфликты и в собственной среде, не говоря уже о других неприятностях: личных несчастьях, утратах и т.п., наконец, некоторые особенности жизни провинциального города, нередко слишком примитивные и захолустные, оставляли иногда тяжелые следы в душе, но если взять в целом прожитые мною в Полтаве восемь лет с их напряженной трудовой жизнью как в сфере моих профессиональных занятий, так и в области различного рода общественных начинаний, то я должен признать это время за один из самых интересных и плодотворных периодов моей жизни.
Ю.Б.
Публикация Тамары ГОРДИЕНКО
[2] И.М. Клобский изображен в очерке Каронина-Петропавловского «Учитель жизни».
[3] В числе временно работавших в бюро был одно время знаменитый впоследствии отец Гапон, тогда только что окончивший духовную семинарию. Хотя он работал в то время, когда я заведовал статистическим бюро, я его совершенно не помню, да и те, которые помнят о его пребывании в бюро, не могут указать на что-либо интересное в его личности. Герой 9 января был, по-видимому, безвестной фигурой.