Грозная держава
Александр Сергеевич Ананичев родился в 1970 году в Сергиевом Посаде. Окончил Гуманитарный институт телевидения и радиовещания, Высшие литературные курсы при Литературном институте имени А.М. Горького (семинар поэзии Юрия Кузнецова). Кандидат педагогических наук.
Главный редактор журнала «Сергиев».
Автор десяти поэтических книг, сборника статей, очерков и бесед «Отраженное время» (Псков, 2003), путевых заметок «Наши за океаном: американский дневник» (Саров, 2007), литературного путеводителя по Троице-Сергиевой лавре, шестидесяти книг для детей и семейного чтения, выпущенных издательством Московской патриархии и «Росмэн» в сериях «Спаси и сохрани», «Твое святое имя», «Святыни России», отмеченных дипломом Ассоциации книгоиздателей России «Лучшие серии детских книг 2005 года».
Лауреат премии «Дебют» журнала «Литературная учеба» (2000), молодежного фестиваля II и VI Артиады народов России (1996 и 2003), Международного конкурса поэзии «Золотое перо России-2004», Всероссийского конкурса имени Сергея Есенина (2004).
Награжден медалью «Профессионал России» (2004), дипломами «Лучший автор года» газеты «Русская Америка» (Нью-Йорк, 2004) и международного литературного конкурса имени В.Крапивина за книгу «Моя Москва: Листая страницы истории» (2006), лауреат Всероссийской литературной премии имени Д.Н. Мамина-Сибиряка (2007), Всероссийского конкурса произведений для детей и юношества «Алые паруса» (2007), Всероссийского литературно-музыкального фестиваля «Соловьи, соловьи...» (2010) памяти Алексея Фатьянова.
Секретарь правления Союза писателей России, руководитель Сергиево-Посадской писательской организации.
Кукла
Ребенок глядит, не мигая, глазастый.
За ним виноградом веранда увита.
— Откуда ты, девочка? — Я из Луганска.
— А где твои мама и папа? — Убиты.
Косичка ее на ветру растрепалась,
Рука у запястья заметно распухла...
— Родных никого у тебя не осталось? —
Молчит, обнимая любимую куклу.
— Смышленая кукла, сомнения нету...
А можно ее мне погладить? — Конечно.
И прямо в глаза мне: — Сказать по секрету?
В ней два обручальных зашиты колечка...
Затихла, задумалась. — Мама успела
Колечки припрятать за час до бомбежки...
А кукла молчит и глядит онемело
И робкие тянет к хозяйке ладошки.
Брат мой рiдный
Ну что закручинился, брат мой хохол?
Упрямо глядишь и нерадостно в пол.
Что сердце тревожит ночами?
Кто душу твою опечалил?
Во сне и представить не ведал дурном,
Что так разругаешься вдруг с москалём,
С которым от моря до моря
Отчизну великую строил.
Неужто мы крови с тобою иной,
Неужто врага не бивали с тобой,
Под тонкой шинелькой не спали,
Победу поврозь приближали?
А нынче как будто лишился ума,
Твердишь: все, что было, — чума да тюрьма...
Плюешь на священные скрепы,
Все праздники светлые предал.
Блукаэшь безвiдрадно, братец, блудишь,
На тлеющий запад с надеждой глядишь,
Забыв в эти смутные годы,
Зачем ты, и что ты, и кто ты.
Одумайся, брат, и оружье свое
Наставь на слетевшее в степь воронье,
Которому издревле треба
Славянского мяса и неба.
Люблю тебя, брат мой, кончай враждовать!
Давай лучше песни, как прежде, спевать,
Хотя это будет непросто
Среди пепелищ и погостов.
Новгород
Над новгородскою Софией
Звезда высокая зажглась.
Здесь между небом и Россией
Видна таинственная связь.
В свободном Волхова теченье,
В величье сдержанном церквей
Узришь святое назначенье
Единой Родины моей.
Поврозь мы кто? Рязань да Ржева,
Торжок, да Тверь, да Кострома...
А вкупе — грозная держава,
Врага сводящая с ума.
Во все концы земли, по сути,
Отсюда нас вела звезда.
Мы о былом своем забудем,
Враг не забудет никогда.
Татары новые да шведы
Нам прошлой славы не простят.
Едва ослабим хватку где-то,
За все России отомстят.
Но — чу! Деревья — показалось —
Свеченьем внутренним полны,
Где колыбель славян качалась
Под шелест ильменской волны.
Псков
Город Ольги достохвальной,
Город радости Чудской —
Древний Псков — Живоначальной
Дивной Троицы Святой!
На холмах, ветрам открытый,
У Отчизны на краю.
Я люблю твои молитвы,
Душу русскую твою.
Одолел огонь и лихо,
Ведал смертную грозу.
Кремль над берегом Великой
Для врага — бельмом в глазу.
Строил, сеял, прял, рыбачил,
Княжил, верил, торговал,
Сколько раз от орд собачьих
Русь щитом своим спасал!
И за церкви, и за пушки
Славлю Псков, еще за то,
Что навеки имя «Пушкин»
Дружит с именем его.
Тень поэта, замирая,
Замечаю всюду я —
Здесь взяла его сырая
Святогорская земля...
Старый Псков ночами снится:
Огневые рубежи...
Я ведь тоже на границе
Хоть два года, но служил!
Липецк и Елец
Ох, заснеженные липы,
Речки талой леденец...
Я хотел увидеть Липецк,
А его затмил Елец.
То ль гербом своим оленьим,
То ли спинами холмов,
То ли праведною ленью
Полупьяных мужиков...
Липецк — дело неплохое:
Заводской клубится дым.
А Елец... Елец — святое!
Русский наш Ерусалим.
От Ельца, грозой приструнен,
Тамерлан бежал ни с чем.
Там меня встречает Бунин,
Ну а здесь мне выпить с кем?
С кем обняться в снежной пыли?
Липецк чахнет у реки.
Глубину веков размыли
Маслянистые круги.
На серебряные липы
Лунный капает свинец.
Будь здоров, трудяга Липецк!
До свидания, Елец.
Везёлка
Владимиру Молчанову
Неся на себе отраженье луны
И елок прибрежных иголки,
Как будто бегут из волшебной страны
Веселые волны Везёлки.
То дрогнет река, то блеснет, как стекло,
То лентою вьется из шелка...
И сердцу всегда и тепло, и светло,
Что плещется рядом Везёлка.
Так часто бывает — метет и метет
Судьбы ледяная поземка...
Я верю — когда-нибудь мне повезет:
Меня обнимала Везёлка!
Проходит короткое лето весьма —
Живем мы на свете недолго.
Темнеет дорога, ветшают дома,
Не высохла только Везёлка.
И кто я, и что я на свете такой?
Прохожий, пропавший без толку,
Когда в суете позабуду земной
Мою озорную Везёлку.
* * *
Тот богат, кто многого не просит,
Чье наследство — ветер да ветла...
Русскому была бы только осень
Да с ледком из проруби вода.
Куплен пруд. И дремлющие ивы
Оградил воинственный забор.
Купола «Марии Магдалины»
Золотит спасающийся вор.
Угасают утренние звезды,
Как моя хворающая мать.
«Ничего! — кричу. — Еще не поздно...
Мы еще сумеем устоять!»
Господи! Без выдоха не пьется...
Или чашу выплеснуть тайком?
Ждем Тебя! Душа томится, рвется,
Ходит за ворота босиком.
Душа нераскаянная
Представлю огненную стужу,
Жар ледяной воображу,
Но нераскаянную душу
На небе вряд ли разгляжу...
И вдруг — душа в одеждах темных
Неискупленного греха
Среди ликующих спасенных
Идет, задумчиво тиха.
Душа, отвергнувшая милость
И Божий замысел святой,
В раю случайно очутилась
По воле чьей-то роковой.
Темны ее воспоминанья,
И невозможно забытьё...
И пуще всякого страданья
Дыханье неба для нее.
Начнут святые Бога славить
И сладким ладаном кадить,
Она — мечтать: кого ограбить,
Оклеветать и погубить.
Нежданный рай душе несносен
И крест, сияющий над ней...
И от Него сама попросит
Освободить себя скорей.
И страшен крик самоизгнанья.
И так светла хвала Того,
Кто на небесные страданья
Не обрекает никого.
* * *
Душно зимою, а летом знобит.
Я без тебя — словно в землю зарыт.
Пошевельнуться не смею,
Жить без тебя не умею.
Мне без тебя — роковая тоска,
Кажется полем безлюдным Москва,
И небеса надо мною
Глыбой лежат ледяною.
В памяти шорох ресниц берегу...
И променять ни на что не смогу
Горькое это сомненье,
Сладкое это томленье.
Ветеранам
Они смеялись из последних сил.
Печаль глушила музыка медалей.
А кто-то на трибуне голосил:
«Чего еще участникам не дали?..»
«Чего не дали?..» В реку и в траву
Слова, как души, падают на взлете...
Они спасли от Гитлера Москву,
А вы ее Иуде продаете.
Жив ветеран! И скоро не умрет...
Сильнее он мятежной круговерти.
Я думаю, он к вам еще придет,
Протезами скрипя, и после смерти.
Грачи подались в страхе от земли,
Потом, храбрясь, построились за плугом.
Подачки ваши — жалкие рубли —
Все разошлись по правнукам и внукам.
А месяц плыл. И кто-то видел сны:
Там — падали и больше не вставали...
Вы только не вернули им страны,
Которую они отвоевали.
Снег
Снег летит на поля, за ворота,
Снег летит на холмы и болото.
Наяву, а быть может, во сне
Тихо падает снег.
Снег любую заполнит прореху,
Снег летит в незамерзшую реку.
И взъерошен, как заячий мех,
Этот снег, этот снег.
На небесную манну похожий,
Снег летит на случайных прохожих:
На плохих и хороших — на всех
Тихо падает снег.
Снег усталую землю врачует,
Осторожно бока ей бинтует.
Легок, точно серебряный смех,
Этот снег, этот снег.
Ничего у высокого неба
Не прошу, кроме чистого снега.
На излом оглушительных вех
Тихо падает снег.