Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Никола в Покровском

Сергей Анатольевич Смирнов родился в 1958 году в Москве. Московский прозаик, писатель-фантаст. Окончил 2-й Московский мединститут по отделению биохимии. Кандидат медицинских наук.
Работает психофизиологом.
Автор 15 книг в жанрах остросюжетного исторического, фантастического романа, триллера. Произведения Сергея Смирнова переведены на несколько языков.
Член Союза писателей России.
Живет в Москве.

Великое и забытое...

Есть в старой Москве уголок, который по своей исторической значимости для судеб России без особого преувеличения можно считать в «мос­ковских масштабах» вторым после Красной площади. А по незаслуженной безвестности в «широких массах» москвичей и гостей столицы — несомненно, первым!

Сложное пересечение транспортных артерий, близость «тяжкого» железнодорожного моста, а также промышленных предприятий вкупе с хаотической современной жилой застройкой губят красоту старинного московского ландшафта... Если бы не это и не отдаленность Сокольников (ах, были бы они поближе!... а лучше — вплотную!), здесь можно было бы устроить замечательный «исторический парк», не хуже Коломенского!

Речь о месте бывшего села Покровского, занимающем ныне южную часть улицы Гастелло, конец Бакунинской улицы, Рубцовскую набережную.

Здесь практически на прямой линии, протянувшейся с севера на юг, на расстоянии всего сотни метров друг от друга расположены три бесценных исторических объекта, из них два — непреходящей духовной значимости. Первый — дворец императрицы Елизаветы Петровны, построенный в 40-х годах XVIII века и доныне стоящий там, где раньше находились усадьба и деревянный дворец первого царя из рода Романовых, Михаила Федоровича. Именно здесь царь принимал важнейшие решения в самые первые годы правления. Второй — храм в честь Покрова Божией Матери, который дал название всему селу, ранее именовавшемуся Рубцовым. Он был заложен в 1619 году по велению Михаила Федоровича в память об избавлении от войск польского королевича Владислава. Осенью 1618 года эта последняя волна польского нашествия разбилась о стены Москвы — и именно этот год справедливо считать окончанием Смутного времени. Современники свидетельствуют, что царь принимал решения и вершил указы по окончании литургии в Покровском храме.

А ста метрами южнее стоит один из старейших храмов Москвы (конечно, не берем в счет деревянных предшественников последней постройки) — храм во имя святителя Николая в Покровском. В этом храме царь Михаил Федорович бывал неоднократно. Видел храм и других русских царей из рода Романовых. О Никольском храме в Покровском — наш рассказ.
 

Под царским присмотром

Село Покровское, ранее Рубцово, известно еще с XIV века, «века преподобного Сергия». Оно стояло у одной из 11 основных дорог, ведших из Москвы и в Москву, на берегу реки Яузы, издревле было вотчинным, а с конца XVI века принадлежало боярскому роду Романовых, ставшему родом царским. Можно предположить причину посвящения храма любимому русскому святому, коему в России посвящено более 5000 церквей и престолов, в разы больше числа храмов и престолов, посвященных великим праздникам и другим святым. Россия — страна дальних и трудных дорог, и эта, северо-восточная дорога некогда вела в наименее обжитые просторы Руси, а Никола Угодник — покровитель путешествующих. Впрочем, это только предположение.

В общем же история села и расположение обителей и храмов на других важнейших дорогах Москвы дают все основания думать, что место, на котором стоит Никольская церковь, — одно из древнейших храмовых, освященных и намоленных, мест московской земли.

Непосредственное историческое упоминание о деревянной Никольской церкви соотносится — что очень символично! — с началом царствования Михаила Федоровича. Известно, что освящение поновленного деревянного храма святителя Николая чудотворца в Рубцове, вотчинном селе бояр Романовых, совершалось в присутствии 18-летнего царя Михаила Федоровича, его матери, государыни-инокини Марфы Иоанновны, и царского двора. В разрядных книгах сообщается: «Того же году ходил Государь в село Рубцово на освящение храма Николы Чудотворца. И в селе Рубцово был у Государя стол...» В тексте месяц и день не указаны, сообщение стоит под колонтитулом «год 7123», между 8 сентября и 30 октября, то есть осенью 1614 года.

Храм постоянно посещало — и покровительствовало ему — все государево семейство. Напомним, что родителями Михаила Федоровича были боярин Федор Романов и его супруга Ксения Шестова. Борис Годунов велел насильно постричь их в монашество, дабы лишить боярина притязаний на трон. Позже бывший боярин стал Патриархом Московским и всея Руси Филаретом... Его бывшая супруга — инокиня Марфа, мать царя Михаила Федоровича, посещала храмы Рубцова со своей невесткой, царицей Евдокией, второй супругой царя, и с внучкой, царевной Ириной Михайловной.

Именно старшей царской дочери, великой княжне Ирине Михайловне, Покровское перешло в наследство по завещанию ее бабки, инокини Марфы. Еще в 1635 году, когда царевне Ирине было восемь лет, рядом с Никольским храмом, на земле его погоста, была возведена деревянная церковь во имя мученицы Ирины — небесной покровительницы царевны-отроковицы. Впоследствии сама царевна стала покровительницей Никольского храма, в 1679 году, за три года до своей кончины, она повелела отстроить заново сильно обветшавший храм.
 

Ломоносов села Покровского

Новый период истории Никольского храма, продолжавшийся сорок лет, вплоть до его очередной капитальной перестройки в 1721 году, связан с жизнью выдающегося русского человека, уроженца села Покровского. Его можно вполне назвать «Ломоносовым русской экономики», и очень жаль, что имя его известно лишь тем, кто всерьез интересуется историей страны. Имя этого человека — Иван Тихонович Посошков, и происходил он из крестьянской семьи села Покровского. В его время в селе было почти 150 дворов, и большая часть семей относилась к разряду «непахотных крестьян», то есть фактически была прислугой в царском Покровском дворце. Однако это была не простая прислуга, а по большей части искусные ремесленники.

Отрок Иван жил в семье серебряных дел мастера. Как и Ломоносов, он вышел из простого народа и был одарен многими талантами. Постепенно он дорос до звания «уставного мастера Медного монетного двора» и участвовал в проведении монетной реформы России. Посошков изобрел модель механического станка для чеканки денег. А еще он прославился как мастер-оружейник, предложивший «огнестрельные рогатки» для ускорения ружейной стрельбы, за что был представлен самому государю Петру Алексеевичу. Человек глубоко начитанный, он стал предлагать идеи реформ в самых различных областях — от подготовки войск до образования патриаршей академии с целью обучения детей духовенства.

Понятное дело, своими прогрессивными идеями бывший крестьянин села Покровского нажил себе недоброжелателей. Великий труженик, опасавшийся лишь того, чтобы «тунеядцем у Великого Государя не быть и за то ответ Богу не дать», в итоге пострадал, как и многие из тех, кого называют пламенными патриотами. Когда в 1725 году, уже 73-летним старцем, Иван Посошков вместе с семейством приехал в Санкт-Петербург хлопотать об учреждении полотняной мануфактуры, он был внезапно взят под стражу и заключен в Петропавловскую крепость, где и скончался в каземате спустя пять месяцев... Государь Петр Алексеевич не смог заступиться за него, поскольку почил год назад, и теперь на троне восседала его супруга, Екатерина I, за которую, считай, правил Меншиков, известный своим сребролюбием. Может быть, именно воспользовавшись ситуацией в стране, недруги Посошкова решили избавиться от опасного реформатора, написавшего «Книгу о скудости и богатстве», в которой он требовал ограничения крепостного права и наказания за неоправданное повышение цен.
 

Суворовское время

Деревянный Никольский храм, возведенный в 1721 году, простоял, по разным источникам, от 35 до 45 лет. Возможно, уже в 1721 году его построили бы в камне — уже тогда в числе его прихожан было немало состоятельных людей, — однако до 1728 года действовал петровский указ о повсеместном, кроме Санкт-Петербурга, запрещении каменного строительства.

Этот почти полувековой период «отмечен» именем, кое известно всем нам со школьной скамьи. В 1740 году в Покровское, в дом, принадлежавший по наследству его супруге, приехал на жительство поручик Преображенского полка, чей гарнизон стоял неподалеку. Полковника звали Василий Суворов, и было у него две дочери и один сын одиннадцати годов от роду, коего дворовые величали Александром Васильевичем.

Дом полковничихи Евдокии Феодосиевны состоял в приходе Николо-Покровского храма, и все семейство Суворовых стало его прилежными прихожанами. В «Росписях» церкви за 1741 год уже встречается отметка об их приобщении Святых Христовых Таин: «Лейб-гвардии Преображенского полку поручик Василий Иванова сын Суворов, 33 лет. Жена его Евдокия Федосиева, 30 лет. Сын Александр, 12 лет». Указано также о приобщении Святых Таин их дворовыми людьми, числом 14 душ.

В прихожанах храма состояло и семейство дяди будущего великого полководца, младшего брата Василия Ивановича, Преображенского поручика Александра Ивановича, также проживавшее в Покровском.

В ту пору небольшой деревянный храм святителя Николая в Покровском имел два престола: главный — во имя святителя Николая, и северный придельный — во имя первоверховных апостолов Петра и Павла. При храме находилось приходское кладбище, а служили в нем два священника — Прохор Матвеев и Мартин Максимов.

Александр Васильевич Суворов, вероятно, оставался прихожанином храма до начала 50-х годов, пока учился, а потом служил в составе Московского батальона Семеновского полка. Его отец, получив должность прокурора Берг-коллегии (орган по руководству горнорудной промышленностью в России), стал редко бывать в Покровском, а в 1760 году был отправлен «состоять при провиантском правлении действующей армии» и спустя год стал генерал-губернатором Восточной Пруссии.
 

Век императриц

...Да и, добавим, сын и внук царя Федора Алексеевича тоже бывали в этих краях, хотя и не осталось прямых свидетельств того, что в Никольский храм заезжали Алексей Михайлович и сын его, Петр I Великий. Однако оба частенько «катались» в свое любимое Измайлово и, по крайней мере, не видеть Никольский храм не могли. Для Петра в молодости не только Измайлово и близкое Преображенское были излюбленными местами тогдашнего Подмосковья, но и Немецкая слобода, до которой от Никольского храма рукой подать. Живой, любознательный, очень подвижный и не любивший церемоний, Петр мог запросто заскочить в Никольский храм... да хоть и со своим приятелем Лефортом... так что клирики и опомниться бы не успели!

А вот уж кто из венценосцев тут живал подолгу после Михаила Федоровича, так то дочь Петра Великого, Елизавета Петровна, которую и современники, и историки нередко называли «самой русской императрицей». В бытность свою великой княжной она, можно сказать, обрекла себя на добровольную ссылку в Покровское, чтобы не маячить в Петербурге перед глазами Екатерины I, а потом Анны Иоанновны, для которых она была опасным конкурентом, имея куда больше них прав на престол.

Местным преданием стали молодые годы императрицы, когда она — в цветном атласном сарафане и в кокошнике, с алой лентой в косе — кружилась в праздничных хороводах с покровскими селянками. Ей даже приписывают слова народной песни:

Во селе, селе Покровском

Среди улицы Большой

Разыгралась, расплясалась

Красна девица душа...

Царица не была прихожанкой Никольской церкви, но храм не забывала: взойдя на престол, она приезжала в любимое Покровское и в 1743–1747 годах сделала вклад в храм во имя святителя и чудотворца Николая.

Промыслительно то, что и самая выдающаяся правительница России — Екатерина Великая тоже в свое время обратила внимание на Никольский храм. Это было в тот момент, когда... храма не было. Зимой 1763 года храм сгорел дотла вместе с находившейся рядом Ирининской церковью. А в начале марта императрица Екатерина II, находившаяся в Москве с осени 1762 года, не оставила без внимания сообщение о пожаре и бедственном положении прихода, оставшегося без своего храма. Самодержица не только повелела восстановить церковь, но и пожаловала на ее устройство 1000 руб­лей из казны.

Освящение вновь возведенного каменного Никольского храма с колокольней состоялось 15 апреля 1766 года, Великим постом, в Лазареву субботу, то есть накануне праздника Входа Господня в Иерусалим. Чин освящения совершал протоиерей Архангельского собора Кремля Иоанн Комаровский. К тому времени само село Покровское уже десятилетие находилось в черте неуклонно расширявшейся Москвы.
 

Из затишья — в бурю. Подвиг отца Сергия

Более 120 лет Никольский храм простоял без особых перемен, а в 1893 году похорошел после капитальной перестройки по проекту зодчего Петра Зыкова, приобрел еще более ясные черты стиля русского классицизма, но без излишней помпезности. В то время в его приходе числилось почти 1500 прихожан.

В новый, бурный двадцатый век храм и его духовно сплоченный приход передали выдающемуся московскому священнику протоиерею Матфию Глаголеву, прослужившему настоятелем Никольского храма без малого полвека! Именно благодаря его неустанным трудам храм был капитально перестроен, значительно расширен и великолепно украшен. И сам созданный отцом Матфием «дух прихода» в тяжкие годы помогал прихожанам выстоять в бушевавшей вокруг буре безбожия.

Действительно, 150 лет приход Никольского храма в Покровском жил если и не безмятежной, то вполне мирной жизнью, в последующие же 15 лет — от года революции до закрытия храма в 1931 году — напряжение исторической и духовной «энергии» в храме и вокруг него было несравнимо более высоким, чем во все минувшие времена.

Достаточно сказать, что три священника Никольского храма прославлены в сонме новомучеников Церкви Русской. И хотя ни для одного из них Никольский храм не стал последним храмом служения, но, если внимательно вглядеться в их судьбы, можно прозреть, выражаясь языком акафистов, «древо благосеннолиственное» русского мученичества, и Никольский храм — одна из его самых крепких ветвей. Промыслительно и то, что все три судьбы сошлись в 1937 году на Русской Голгофе — на Бутовском полигоне под Москвой.

Наиболее известен из священномучеников Никольского храма протоиерей Сергий Голощапов. Он родился под Москвой, в деревне Баньки, в семье фабричного художника по тканям. С ранних лет будущий воин Христов пел в церковном хоре, прислуживал в алтаре, а потом поступил в Московскую духовную академию и после ее окончания в 1908 году преподавал в московских духовных школах.

По Божьему Промыслу Сергий Голощапов стал делопроизводителем на историческом Поместном соборе Русской Православной Церкви в 1917–1918 годах и познакомился со святителем Тихоном. Отец Сергий был в числе пастырей, которые решили стать священниками именно с началом гонений на Церковь, — они, как и мученики первых веков христианства, сознательно сделали свой выбор ради принятия мученического венца... Будущий священник обратился к Святейшему Патриарху Тихону, который благословил его на служение. В феврале 1920 года Сергий Голощапов был рукоположен в диаконы, а в мае того же года — в иереи. В скором времени ему был предложен приход — церковь Святителя Николая в Покровском.

Став настоятелем, отец Сергий организовал при храме начальную приходскую школу, в доступной форме разъяснял Священное Писание, смысл церковных богослужений, учил церковному хоровому пению. Церковь скоро стала духовным центром — на занятия собирались не только прихожане, но и москвичи со всей столицы. Видя сгущающийся мрак безбожия, отец Сергий неустанно сеял семена духа. Напряженная работа подорвала его и так не слишком крепкое здоровье. Пришлось уйти за штат, а чтобы прокормить семью — подрабатывать частными уроками немецкого языка.

Позже, на следствии в 1937 году, отец Сергий сказал, что был вынужден оставить служение в храме в 1922 году ввиду опубликования декрета, запрещающего священнослужителям быть преподавателями. Уйдя из Никольского храма, отец Сергий регулярно служил, без зачисления в штат, в Никольском единоверческом монастыре.

В 1926 году протоиерей Сергий решил оформить пенсию по инвалидности, что было связано с угрозой новой вспышки туберкулезного процесса в легких. Оформление пенсии позволило ему избавиться от того двусмысленного положения, в котором он оказался, будучи одновременно преподавателем советской школы и священником в храме; став пенсионером, он вернулся в клир Московской епархии.

В том же 1926 году отец Сергий был назначен настоятелем в храм Святой Троицы в Никитниках, в центре Москвы, где создал небольшой, но очень крепкий приход. В нем сама жизнь прихожан должна была проходить по церковному уставу и даже проводились ночные богослужения по Афонскому уставу.

Власть заметила ту особую «активность церковника»: в 1929 году священник был арестован, помещен в Бутырскую тюрьму и осужден на три года заключения в Соловецком лагере особого назначения. По отбытии срока отца Сергия ждала высылка в северную Мезень.

Словно соблюдая формальности закона, власти попустили священнику возвратиться после ссылки в ближние московские пределы. Но стоило ему устроиться в Можайске, как тут же было заведено новое дело — с обвинениями священника в «активной контр­революционной деятельности против советской власти». Последовал новый арест — и именно в день святителя Николая, 19 декабря 1937 года, отец Сергий Голощапов был расстрелян на Бутовском полигоне. Так под сенью имени Николая Чудотворца сошлись «альфа и омега» судьбы московского новомученика.
 

«Белые платочки»

Вспоминая отца Сергия, необходимо «отдельной главой» упомянуть деятельность Николо-Покровского сестричества, организованного при храме в начале 20-х годов. Тема сестричеств того времени как-то пока остается в тени истории большевистских гонений на Церковь, а между тем, как отмечают историки, сестричества составляли очень широкое духовное движение по всей стране. Они стали, по сути, первым ненасильственным протестным движением против безбожной власти. Причем возникло движение еще в ходе Гражданской войны, на фоне красного террора. Тысячи девушек в белых платочках, а не в красных косынках рабфаковок осознавали, на что шли, и были готовы к соборному принятию мученических венцов, подобно мученикам Севастийским. Как тут не вспомнить известную максиму «Белые платочки Россию спасли!», которая многим кажется несусветным преувеличением.

Отец Сергий Голощапов благословил создание сестричества, которое составили до 80 прихожанок. А быть главным вдохновителем сестричества он благословил священника Георгия Горева, одаренного многими талантами. Отец Георгий до рукоположения был церковным чтецом, способным вызвать живой отклик в душе прихожан, а став священником, он вскоре прославился в столице и как одаренный проповедник. Его духовному отцу, святому праведному Алексию Мечёву, ныне также прославленному в сонме святых, даже пришлось охлаждать проповеднический пыл своего духовного чада, дабы тот не повредил себе излишней популярностью... Нетрудно представить себе, сколь высокий «духовный градус» мог поддерживать отец Георгий в опекаемом им сестричестве.

Каковы были обязанности членов сестричества? Да самые простые! Держать храм в идеальной чистоте и порядке, помогать друг другу во всем, поддерживать своих в нелегкое время, совместно молиться и читать духовную литературу. Самым серьезным делом были посылки заключенным Сокольнической тюрьмы. Но и в этом тихом горении сердец власть видела большую опасность. На отца Георгия было заведено дело. Чтобы увидеть, как оно «шилось», достаточно привести два эпизода допроса. Так, на один из вопросов следователя отец Георгий уточняет, что слова «от безмерных нуждей и скорбей, от врагов лютых и напастей», которые пел хор сестричества во время богослужений, входят в акафист Божией Матери Всех скорбящих Радосте. В обвинении записано: «Сам Горев читал, и хор сестричества пел канон Божией Матери, в котором соввласть по отношению к Церкви называлась “врагом лютым” и “напастью”». Когда отец Георгий подтвердил, что перед принесенной в храм домашней иконой Божией Матери, именуемой Троеручица, исцелился мальчик, а перед иконой был совершен молебен, следователь Фрейберг записал: «Для более усиленного сбора денег для помощи заключенным Горевым устраивались в церкви торжественные службы перед иконой Божией Матери, так называемой “Троеручицей”, якобы чудотворной». Итог дела: заключение священника Г.Горева в концлагерь на три года.
 

Последний настоятель

Последним настоятелем Никольского храма стал священномученик протоиерей Павел Ансимов. Родился он в селе Четыре Бугра Астраханской губернии, в семье священника. Учился в Астраханской, а потом в Казанской духовной академии. До того как оказаться в столице, отцу Павлу пришлось в начале 20-х годов пройти трудное пастырское служение в казачьей станице Ладожской, в Краснодарском крае. Кубанские казаки приняли широкообразованного священника-богослова не слишком приветливо — видно, слишком городским и интеллигентным показался он им вместе со своей матушкой, дочерью московского священника, получившей также высокое образование... Только они наладили хозяйство и завоевали уважение станичников, как храм — это было в 1925 году — закрыли. Тесть смог устроить о. Павла регентом в свой московский Введенский храм в Черкизове, а через год — в другой Введенский храм (на Введенской площади, ныне — площадь Журавлева), однако и там, уже став священником храма, отец Павел прослужил менее трех лет: храм разрушили и стали строить на его месте клуб.

Вскоре Господним произволением он был устроен в храме Покрова Пресвятой Богородицы, что у Покровского моста, а с конца 1929 года стал окормлять приход храма Святителя Николая в Покровском. Глубоко образованный в богословии, знавший несколько языков, обладавший прекрасным певческим голосом, он стал достойным преемником отца Сергия Голощапова. Прихожане, привыкшие к строгой духовной, храмовой дисциплине и в службах, и в жизни, можно сказать, «общим воздыханием» приняли нового батюшку. Он часто приходил в храм в шесть утра, уходил после десяти вечера... А ведь вся семья священника находилась под ярмом «лишенцев» — людей, лишенных юридических и прочих законных прав. У них не было даже продуктовых карточек, и приходилось подрабатывать на жизнь... вязанием галстуков, которые матушка продавала на Трубном рынке.

«Чудовище обло, стозевно и лаяй...» безбожной власти между тем зорко следило... И менее чем за год накопило достаточно обвинений. В течение 1930 года отца Павла арестовывали трижды. Правда, пока ненадолго: власть пыталась сломить священника, вероятно, надеясь, что «интеллигентский поп» скоро сломается и пойдет на сотрудничество... Обвинения предъяв­лялись стандартные — «под копирку»: «возглавление нелегального сестричества, ведущего антисоветскую деятельность». Правда, тогда нашлось довольно свидетельских показаний, что священник деятельность сестричества не направлял и не возглавлял — и действительно, отец Павел полностью сосредоточился на богослужениях и окормлении Никольского прихода... Он лишь давал советы «покровским сестрам» проявлять побольше осторожности.

Не легче арестов было пережить и поругание храма, отнятого у прихода в 1931 году в пользу местного хлебозавода. Сын отца Павла известный оперный режиссер Георгий Ансимов вместе с отцом присутствовал при свержении креста с храма и рассказал о том «черном дне» в своей книге об отце: «...за спиной слышались молитвенные причитания и несдерживаемые рыдания артельщиц (монахинь Покровской общины). Крест упал на скат купола, соскользнул на край и под вопли ликующей толпы, натянувшей веревку, опершись о желоб, встал дыбом и, перевернувшись, ударяясь о кровлю алтарной крыши, двинулся вниз... По нему свисали веревки, по ним и по кресту текли, сочились капли и струйки дождя. Плакало и небо...» Как вспоминал Георгий Ансимов, в тот час плакал и его отец.

Последним местом служения отца Павла стал храм Рождества Христова в Измайлове. (Надо заметить, этот храм так и не был закрыт властями, а знаменит он тем, что в нем находится одна из великих православных святынь — чудотворный список Иерусалимской иконы Божией Матери, и в храме был в свое время рукоположен и служил иереем архимандрит Иоанн (Крестьянкин)).

В ночь на 2 ноября 1937 года прото­иерей Павел Ансимов был вновь арестован. Теперь к обвинениям было прибавлено «активное участие в контр­революционной монархической группе церковников». Отец Павел был расстрелян на Бутовском полигоне 21 ноября 1937 года, в день празднования Собора Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил Бесплотных. Известно, что он виновным себя не признал, никого не оговорил и на всех допросах держался очень стойко.

Чуть меньше чем через месяц после этого дня здесь же, в Бутове, примет мученический венец и протоиерей Сергий Голощапов, которого арестуют 7 декабря в Можайске, во время всенощной перед домашним алтарем.

А за неделю до гибели священномученика Сергия был арестован весь причт кафедрального Богоявленского собора в Дорогомилове, в том числе настоятель собора священномученик Василий Ягодин и священномученик иерей Александр Буравцев, который в начале века служил в Никольском храме псаломщиком, а потом, в 1916–1919 годах, диаконом. Оба мученика Церкви Русской были расстреляны там же, в Бутове, всего через три дня после гибели настоятеля Никольского храма протоиерея Сергия Голощапова и были погребены поблизости от него — также в безвестной общей могиле. Так поразительным образом сходились судьбы иереев-новомучеников на этом великом русском жертвеннике — словно лучи солнца, прошедшие сквозь таинственную «духовную линзу»... дабы раскалить русскую землю до будущего, нового возгорания пламени веры.
 

Не хлебом единым

История поругания храма не заслуживает подробного рассказа, и все же нельзя не упомянуть вполне символические ее моменты. Решение властей о закрытии храма было принято в мае 1931 года. Казалось, что после свержения купольного креста настанет черед и самого здания, как и многих храмов в его окрестностях. Однако на просторное и крепкое здание церкви положил глаз Московский городской трест хлебопечения, затеявший приспособить его под хлебозавод. Это спасло храм от полного разрушения и позволило сохраниться его стенам и купольному своду.

И вот, словно в пику Самому Господу Иисусу Христу, сказавшему искусителю в пустыне «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4, 4), безбожники превратили храм в огромную хлебопекарню под вполне «символическим» номером 13. Уродливое здание пыхтело до 1986 года, когда завод закрыли по причине аварийного состояния. Да и можно упомянуть эпизоды, кои люди рационального ума сочтут за «городские легенды», не более. Бывшие работники хлебозавода, ставшие в свое время прихожанами обновленного храма, вспоминали, что заводские линии имели обыкновение странным образом ломаться в великие православные праздники, а уже когда здание храма очищали от последнего заводского имущества, в него вдруг заглянул не известный никому благообразный старичок, который вполне доброжелательно просил ускорить работы по очистке помещения.

В 1992 году по благословению Святейшего Патриарха Алексия II была создана община верующих, а настоятелем храма, которому предстояло трудное возрождение, был назначен архимандрит Дионисий (Шишигин). Перед началом поистине титанических работ в полдень 14 ноября 1992 года архимандрит Дионисий с небольшой группой верующих и инокинь совершил молебен. Предстояло дробить крепчайшие железобетонные плиты и столбы, снимать плитки чугунных полов, демонтировать высоченные заводские трубы. А потом...

Спустя десять лет приход встречал Пасху 2002 года в обновленной центральной части храма, у Никольского алтаря. В течение двух лет устанавливали дубовый резной иконостас, и более двух лет создавались для него иконы. А в 2007 году артель стенописцев под руководством Б.Алексеева приступила к росписи храма. Теперь предстоял новый этап титанического труда: отобразить всю историю Церкви — от ее прообразов в Ветхом Завете до наших времен, которые многие святые прозорливцы считали последними.

Так наступил новый расцвет духовной жизни в Покровском. Приход Никольского храма вновь живет соборным горением сердец о Господе. Работает воскресная школа, развернута широкая деятельность, кою в наши дни называют сухим канцелярским словом «социальная». И вот теперь, в заключение этого небольшого материала, охватившего лишь наиболее яркие эпизоды из истории храма, дерзну поделиться своим личным впечатлением.

По долгу работы мне приходится посещать многие церкви. И вот когда я впервые вошел под своды Никольского храма, то был очень удивлен возникшим в душе ощущением того, что этот храм никогда не закрывался и богослужения в нем не прерывались в безбожную эпоху. Здесь присутствует особая, духовная плотность пространства и времени, столь свойственная храмам, избежавшим мерзости запустения. Такое впечатление при посещении восстановленных храмов у меня возникло впервые!..

Поднял голову — и росписи храма отнюдь не увиделись мне «новоделом»! То было впечатление не искусственного «подстаривания», или «патинирования», но особой, иномирной глубины изображения, также свойственной лишь фрескам, пережившим не один век. А когда — всего в нескольких шагах от икон новомучеников, служивших в храме, — оказался пред святыней храма — епитрахилью святого праведного Иоанна Кронштадтского, и вовсе забыл о веке, в котором нахожусь: было чувство, что робко пришел на общую исповедь к отцу Иоанну!

Верно, молитвы и горнее покровительство святых новомучеников, священников Сергия и Павла и диакона Александра, столь радевших о храме и о стоянии прихода, создают столь благодатное единство времен, пережитых Николой в Покровском.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0