Эпитафия погоревшей библиотеке
Юрий Тимофеевич Комаров родился в 1940 году в Москве. Окончил УДН им. Патриса Лумумбы.
Работал инженером-строителем в проектных организациях Москвы, трудился и за границей. С 1985 года и до развала СССР был занят в системе управления в Госстрое СССР. В постсоветский период продолжил управленческую деятельность в Госстрое РФ заместителем начальника Управления науки и проектных работ.
Печатался в журналах «Стандарты и качество», «Жилищное строительство», «Архитектура и время», «Архитектура и строительство России», «Наш современник».
Почетный строитель России.
В любом случае меня очень расстраивает, что то, что должно было бы уже стать достоянием истории, становится предметом спекуляций в интересах текущей политики.
Анна Броновицкая, с 2011 по 2013 год Генеральный секретарь «DOCOMOMO–Россия»[1]
Вот уже почти два года на пересечении Нахимовского проспекта с Профсоюзной улицей, в котловине некогда песчаного карьера, застроенного в 60-е годы зданием Фундаментальной библиотеки по общественным наукам РАН, прохожие могут созерцать его пепелище. За это время они привыкли к руинам невывезенного перекошенного, до предела деформированного металла, подмявшего под себя разрушившийся железобетонный каркас с разновысокими колоннами перистиля второго этажа вместе с перегородками и растрескивающимися кирпичными стенами, скромно скрытыми от глаз обывателей под зеленой декоративной сеткой, ставшей за лето черной от техногенного мусора окружающей среды.
Когда после полудня весной солнечный свет пробивал ее еще изумрудную пелену с останками железобетонного каркаса, очерчивая в некоторых местах силуэты этих руин со сколами железобетонных колонн и редкими, как скалы, элементами полуразрушенной кирпичной кладки второго этажа библиотеки, он как бы невольно требовал забыть о происшедшем. Солнечные лучи, пройдя космическое пространство, отвергают все прошедшее: о режимных особенностях работы библиотеки под ореолом института, о сорокалетней работе этого конвейера, по определению ее бывшего директора Ю.С. Пивоварова, политической мысли по подготовке диссертаций по общественным наукам и их защите под бдительным оком академиков М.Б. Митина и И.И. Минца, да и о других наших мирских делах, канувших в Лету. Сегодня на фоне развалин нижних этажей возвышается только покрашенный известкой портал с зелеными зигзагами граффити на внутренней поверхности белесых стен, поддерживающих железобетонный мост, ведущий в никуда, — марши, соединявшие его с первым и вторым этажами здания, были разрушены упавшими конструкциями, а затем вообще обрезаны и убраны для прохода техники при уборке территории от развалившихся кирпичных стен, железобетона и искореженного металла.
В пятницу 30 января прошлого года, около девяти часов вечера, когда в библиотеке никого не было, на третьем этаже, у зала новых поступлений, где, кроме свежих журналов и книг, ничего не было такого, что могло бы спровоцировать короткое замыкание, начался пожар. Сполохи огня заметили жители окрестных домов ближе к десятому часу и вызвали пожарных. Как видно, противопожарная система не сработала. Те приехали скоро, но за это время пламя уже лизало почти 2000 квадратных метров площади кровли библиотеки Института научной информации по общественным наукам РАН, одной из четырех крупнейших в России и двадцать третьей в мире. Ликвидация пожара заняла 25 часов, а по другим данным, даже 27 часов.
В здании, рассчитанном на 7 млн единиц хранения (научных книг, журналов, газет и рукописей), по данным на 2014 год, в хранилище размещалось более 14,2 млн документов, из них 6 млн книжных изданий. Как рапортовали пожарные, им удалось спасти от огня библиотечное хранилище. Огонь уничтожил почти 2 млн книг, при тушении пожара водой повреждено 5,7 млн единиц хранения. Произошедшее можно признать крупнейшей катастрофой для российских гуманитарных наук.
На площади в тысячу квадратных метров, выходящей на Нахимовский проспект, произошло обрушение конструкций кровли — упали перекошенные от огня металлические фермы, лежащие на них железобетонные плиты покрытия со световыми фонарями вместе с облицованным известняком кирпичным карнизом по периметру здания и стеклянная стена третьего этажа. От падения и под весом упавших конструкций хаотично попадали перекрытия между вторым и третьим этажами.
В сгоревшем корпусе располагались читальные залы, научно-справочный и научно-исследовательский отделы. По мнению сотрудников библиотеки, при читальных залах хранилась некоторая часть фондов.
По словам президента РАН Владимира Евгеньевича Фортова, сразу приехавшего на пожарище, пострадало 15% фонда библиотеки, в том числе сгорела уникальная подборка документов ООН, на что врио директора ИНИОНа на то время Д.В. Ефременко теперь заявляет, что определенные утраты есть, но не с точки зрения уникальности документов, а с точки зрения целостности коллекций: «Например, коллекция документов ООН — это, конечно, потеря, но надо учитывать, что в той же Москве есть информационный центр ООН, где находится порядка 300 тыс. документов, и они доступны пользователям.
Пострадавшие от воды 3,2 млн единиц хранения перевезены в хладокомбинаты. Так что на перспективы восстановления я смотрю достаточно оптимистично», — подчеркнул он.
Пожару в Москве предшествовал пожар в Библиотеке АН СССР (БАН) в Санкт-Петербурге 14–15 февраля 1988 года. Шесть ярусов книгохранилищ оказались под воздействием воды и пара. От воды и влаги пострадало 3,5 млн единиц хранения. Все это количество книг после тушения пожара могло погибнуть уже не от огня, а от воды и плесени. За полтора месяца в двадцати двух книгохранилищах библиотеки было обработано 8,1 млн экземпляров книг и проведено обеззараживание книгохранилищ — гибель книжных фондов БАН была предотвращена.
Но все это случилось в Советском Союзе, где ни одной единицы хранения не оказалось у легальных или нелегальных продавцов антиквариата. Библиотека Российской академии наук, библиотечный фонд которой насчитывает более 20,5 млн единиц хранения, отметила в 2014 году свой 300-летний юбилей, но академики вот уже почти 90 лет не возглавляют БАН.
* * *
Сегодня зеленая декоративная сетка, натянутая на два нижних этажа прошлогоднего пожарища, оберегает остатки обгоревших конструкций академического института. Конечно, С.С. Собянин мог бы навести порядок на этом ответственном, хотя и находящемся в котловине участке пересечения магистралей города и снести оставшиеся конструкции, как было с постройками у станций метро, но это считалось бы нецелевым использованием средств регионального бюджета — ведь собственность федеральная.
Но, по мнению бывшего в то время директором ИНИОНа РАН академика Ю.С. Пивоварова, названная Фортовым цифра в 15% является «очень приблизительной». «Это может быть и 18%, и 8%», — разъяснил потом Пивоваров и добавил, что от пожара пострадала лишь 15-я часть здания. Как я полагаю, он глубоко заблуждался.
В свою очередь Д.А. Медведев поручил вице-премьеру А.В. Дворковичу «сделать все» для восстановления здания, уничтоженного пожаром, и курировать работы по восстановлению уникальной библиотеки. Тот уже 3 февраля сообщил журналистам, что нашел деньги на восстановление ИНИОНа: для ликвидации последствий пожара правительство может использовать средства Резервного фонда.
* * *
В качестве одной из версий с самого начала рассматривалось короткое замыкание. Возможность поджога Пивоваров отверг в первую же ночь.
Сразу же после пожара столичный главк МЧС и прокуратура ЮЗАО Москвы провели проверку соблюдения руководством института требований безопасности и своевременности проведения мероприятий пожарного надзора подразделениями МЧС. А вот пожарнотехническая экспертиза уже в апреле прошлого года установила, что причиной явилось короткое замыкание из-за попадания воды через деформированный рулонный ковер кровли на электропроводку. Что и как смогла увидеть на изувеченном кровельном покрытии экспертиза — секрет фирмы. Как хорошо, что существует такое явление, как короткое замыкание, на которое всегда можно сослаться.
Пожару предшествовали и другие проверки. Они начались после новогодних праздников и закончились аккурат в злополучную пятницу. Как раз к этой пятнице надлежало устранить нарушения, установленные в ходе пожарной проверки еще весной 2014 года. По версии следствия, с 2005 по 2014 год сотрудники МЧС несколько раз выявляли в библиотеке многочисленные нарушения противопожарной безопасности, которые устранялись лишь частично. После пожара устранять было нечего: половина здания сгорела.
Проверки же 2015 года инициировал новый собственник — Федеральное агентство научных организаций (ФАНО). Естественно, комиссию интересовали не научные достижения института, а исключительно недвижимость: стены, перекрытия, перегородки. На вторую неделю проверки в институте стали ходить слухи, что в пятницу директор отказался подписывать акт, составленный комиссией. Вероятно, поэтому проверки и продолжились. Ходит молва, что здание объявлялось не соответствующим санитарным и нынешним, откуда-то взявшимся «оптимизированным» строительным нормам и правилам. Поговаривали, что институту вместе с библиотекой предлагалось переехать чуть ли не за Истру. Директор категорически высказался о перспективе переезда как о нежелательной и слишком накладной.
Ничего удивительного в предложении комиссии не было.
* * *
Как говорят сотрудники библиотеки, «здание у ИНИОНа отвратительное. Полный провал советской строительной инженерии: +40°С летом, –40°С зимой». Конечно, это эмоциональный выхлоп, но не без оснований. Здание было интересно тем, что третий (читальный) этаж имел абсолютно глухой фасад из кирпичной кладки и стекла, в котором нет открывающихся окон, а вентиляция осуществлялась централизованной системой кондиционирования воздуха. Ради нее перед фасадом, выходящим на Нахимовский проспект (тогда улицу Красикова), устроили бассейн, и система работала за счет циркуляции воды, находившейся в бассейне (ныне несуществующем) перед зданием, то есть железобетонная ванна существует — вода отсутствует. Поначалу все было хорошо, система кондиционирования работала нормально. Другое дело, что она пришла в негодность в годы перестройки (в конце 80-х годов), вместе с развалом СССР, но здесь вины проектировщиков нет: перестройку они не могли предусмотреть, хотя знали, что живут в России, где архитекторы всегда недовольны низким качеством строительства.
Поэтому после осушения бассейна вентилировать здание стало невозможно, вентиляционные шахты завалили всяческим мусором, и на смену комфортному поглощению научной информации в здании воцарилась духота. В 90-х пришел в аварийное состояние и был закрыт мост над безводным бассейном, ведущий к главному входу, да и сам вход закрыли. Еще одной уникальной особенностью института являлось освещение читального зала, которое обеспечивалось устроенными в кровле прозрачными сферическими пластмассовыми фонарями, только что появившимися на строительном рынке. Спустя три десятилетия ИНИОН пришел в упадок. Вот и все о сгоревшей части здания.
* * *
Проектирование библиотеки в начале 60-х годов без всякого конкурса, как это практиковалось в Советском Союзе, было поручено мастерской № 10 Моспроекта1, руководителем которой только что был назначен Яков Борисович Белопольский, известный широкой публике к тому времени как автор архитектурной части памятника советскому солдату Е.Вучетича в Трептов-парке в Берлине, за что получил вкупе со скульптором Сталинскую премию. Примерно к этому же времени за ним уже числится ряд памятников советским военачальникам, для которых архитектором Вучетич всегда брал Белопольского. Кроме того, по его проектам были построены дома на Фрунзенской набережной, где жил он сам. Поскольку мастерская занималась застройкой Ленинского проспекта и Профсоюзной улицы, а участок находился на Профсоюзной, что входило в ее зону ответственности, то, естественно, главным архитектором проекта стал Белопольский. До этого в его творческом списке (портфолио) общественных зданий не значилось, а только пьедесталы памятников да жилые дома. Себе в соавторы он взял Ефима Пихасовича Вулыха и Льва Валентиновича Мисожникова, а технологом, то есть основополагающим специалистом технологической части проекта (1962–1964), был выбран по рекомендации многих специалистов заведующий кафедрой проектирования промышленных и гражданских зданий УДН имени Патриса Лумумбы Федор Николаевич Пащенко, перешедший в 1963 году в университет.
Как отмечала пресса, «коллективом архитекторов было сделано эффектное и в то же время простое решение фасадов здания: простые остекленные объемы украшали только ребра солнцезащиты на двух нижних этажах и скромная лента остекления третьего этажа, нависавшего над нижней частью здания».
Одни современные исследователи Фундаментальной библиотеки АН СССР убеждали нас, неискушенных в архитектуре обывателей, что существует связь известняковых пилонов первых двух этажей библиотеки с элементами монастыря Ля Туретт, только что законченного Ле Корбюзье (1957–1960), другие предлагали увидеть в фасадах влияние правительственных зданий новой столицы Бразилиа О.Нимейера (1960), а третьи относили пресловутый бассейн, в котором должно было отражаться совмодернистское здание библиотеки, к решениям Корбюзье по правительственным зданиям Чандигарха (1951–1956). В любом приведенном сравнении не находится чего-то своего, отечественного и креативного, «национального по форме и социалистического по содержанию». Может, по этой причине архитектура библиотеки за сорок лет своего существования премиями и другими наградами была обойдена.
В дальнейшем, при завершении комплекса ИНИОНа, предполагалось соединение двух уголковых зданий в одно целое, что создавало бы внутренний двор, где можно было устроить зимний сад, что полностью совпадало бы с генпланом монастыря Ля Туретт. Вопрос перекрытия дворового пространства тогда не стоял, еще жив был Нодар Вахтангович Канчели, прославившийся аквапарком «Трансвааль» и перекрытием Гостиного двора.
Как сказано выше, главной особенностью архитектурного решения интерьеров библиотеки были зенитные фонари. Как я полагаю, идею применения зенитных фонарей архитекторам, скорее всего, подбросил Федор Николаевич, поскольку он, безусловно, знал о выборгской библиотеке (1930–1935) молодого финского архитектора Альвара Аальто, выигравшего в 1927 году конкурс и в 60-е годы находившегося на вершине своей славы. К тому же в 1961 году началась то ли реконструкция, то ли реставрация этого шедевра финского архитектора. Использованный финским дизайнером прием при проектировании библиотек команда Белопольского реализовала довольно своеобразно.
В Выборге восемнадцатиметровый пролет читальных залов перекрыт системой монолитных железобетонных балок, где кровля не только подогревается, обеспечивая таяние снега на горизонтальной плоскости зенитного фонаря, но и естественно переходит в конструкцию потолка, освещая рассеянным светом через конусообразные отверстия читальные залы. В нашем случае расстояние между светоприемником на поверхности кровли и светопотребителем лишь на уровне подвесного потолка не менее двух метров с заметенными зимой снегом световыми фонарями без всяких элементов их подогрева, что функционально не имело особого смысла их использования для освещения читальных залов через двухметровый световой коридор. Сейчасто мы знаем, как сложно летом работать в помещениях с окнами, установленными на кровле. Тогда же казалось, что ничего не может быть лучше зенитных фонарей, обеспечивающих естественное освещение в читальных залах при достаточной их удаленности от потребителя света. Что может быть сильнее моды? Здесь не поможет никакой здравый смысл. Ну, болезнь такая: «Почему в энской библиотеке есть зенитные фонари, а у меня нет?»
* * *
Здание библиотеки в эстетике советского модернизма, по современной терминологии, представляло соединение облицованных известняком бетонных и кирпичных конструкций да погонной ленты стекла, как бы сказал Константин Мельников, с осклизлой поверхностью. Что касается облицованных известняком глухих кирпичных стен и почти шестиметровой по высоте фасадной ленты стекла, то внешне этот брутальный прием выглядел замечательно. Вызывало вопрос отсутствие возможности открытия окон, что, однако, объяснялось наличием централизованного кондиционирования воздушного пространства читальных залов.
Грубо говоря, здание представляло усеченную перевернутую пирамиду, стоящую на частоколе пилонов, окружающих первый и второй этажи. Венчающая здание плита покрытия с облицованным известняком карнизом нависала над стеклянной стеной третьего этажа, которая в свою очередь над подоконной стеной, лежащей на плите перекрытия железобетонного каркаса с равномерной сеткой колонн 6´6 м. Два нижних этажа с массивными, облицованными известняком пилонами с шагом 1,5 метра снаружи имитировали поддержку верхнего этажа, изображая солнцезащитные импосты. Внутри нижних этажей разместились хранилища, научные и служебные помещения. Главной особенностью инженерного решения книгохранилища Фундаментальной библиотеки, занимающего внутреннюю часть здания и не имеющего окон, была система принудительной приточно-вытяжной вентиляции, но за 25 лет работы вышли из строя масляные фильтры очистки воздуха, система его охлаждения и подогрева.
* * *
60-е годы прошлого века характеризовались тенденцией преодоления односторонности архитектурных школ и стремлением сочетать достижения функционализма с положительными явлениями «органической архитектуры». Для достижения выразительности архитекторы стали смелее использовать новейшие технологии и усовершенствования строительной техники, создающие выразительные архитектурно-художественные формы на основе эффектных современных конструкций, наделенных легкостью, ажурностью, способностью перекрывать значительные пролеты, поражать своей совершенной логикой, выявлением скрытых внутренних сил статического развития и структурной организации. Отечественные архитекторы были знакомы с работами таких выдающихся инженеров, как П.Л. Нерви, Ф.Кандела, Э.Торроха, Э.Фрейсине, Б.Фуллер, Ф.Отто и др. В Моспроекте на тот период была замечательная библиотека с иностранными архитектурными журналами, но отсутствуют же в проекте библиотеки «выразительные архитектурно-художественные формы».
Вместо них для покрытия применили банальные металлические фермы с параллельными поясами, как в промздании, да еще с запасом в пять раз. Это что — страх сталинизма парализовал творческую индивидуальность? Даже короткое время «оттепели» не смогло хотя бы немного изменить ситуацию? А ведь общепризнано, что 60-е годы — это расцвет строительной науки в СССР, даже Академия архитектуры еще не была упразднена, а только переиначена рокировкой. Особое распространение тогда стали получать оболочки, которые значительно экономичнее плоских плит покрытия: длинные и короткие цилиндрические оболочки, оболочки двоякой положительной кривизны, оболочки двоякой отрицательной кривизны, купола... Да всего не перечесть. Конечно, не во всем виноваты проектировщики, но об этом ниже.
Теперь об известняке. При принятии решения по применению для облицовки известняка архитекторам нужно было побеспокоиться о его сохранности в процессе эксплуатации. Традиционные методы очистки (пескоструйными аппаратами) не приспособлены для такого камня: промышленные детергенты и стандартные защитные средства могут подходить для поверхности керамики, цемента и т.д., но не для природного камня, обладающего особенными характеристиками. Архитекторы должны были знать, что лет через пять стены покроются отходами научно-технического прогресса: копотью, грязью, плесенью. в процессе эксплуатации никто и не думал удалять загрязнения и организовывать очистку каменной поверхности всего фасада, ведь для этого необходимо выбрать подходящее химическое средство. Как здесь не вспомнить японца Кунио Маекаву, активно работавшего в это время с поверхностью железобетонных конструкций, с его решениями по применению деревянной опалубки, оставляющей структуру дерева на бетонной поверхности, Маекаву, автора Фестиваль-холла в Токио (1961), оказавшего серьезное влияние на творчество наших архитекторов 60-х годов.
В результате по периметру кровли на фасаде здания, да и по всей поверхности известнякового покрытия стен здания появилась чернота как следствие проявления пятен биологического происхождения (плесень, мох). Эксплуатационники, не имея средств и знаний для борьбы с загаженными фасадами, выбрали самый элементарный вариант — покраску известкой камня пилонов на уровне полутора метров от земли, выше рука не поднималась, поэтому карниз и стены так и остались с черными полосами грязи и плесени. И этот вариант архитектурного шедевра общественность требует восстановить в первозданной его красе?
* * *
В действительности передовая архитектура, как и передовая наука и техника, стоит дорого или очень дорого, и именно экономические факторы четко коррелируют уровень достигнутого. Этот вывод можно интерпретировать конкретными цифрами и весьма объективно: количество архитекторов в стране, объем капитального строительства и финансирования научных и проектных работ, количество конкурсов, гонорары победителей. Безусловно, качество архитектуры можно демонстрировать только при высоком уровне самого строительства, что вытекает из достойного уровня качества жизни в самой стране. Просто не хочется лишний раз упоминать «пирамиду Маслоу», ставшую в последнее время притчей во языцех.
Период архитектуры 60-х — это нечто вроде позорного пятна на теле архитектуры соцреализма, которое, как некое родимое пятно, множилось в невероятных количествах. Безликость городов, похожесть микрорайонов, серийные дома-близнецы, одинокие повторяющиеся плашки и вертикали башен общественных зданий, серость, в которой тонули малейшие признаки индивидуальности, называемые в постсоветской России советским модернизмом. О каком уровне архитектуры можно говорить, когда Госстрой СССР с регулярной периодичностью выпускал Технические правила ТП-101, устанавливавшие год от года все более жесткие требования по экономному расходованию металла, лесоматериалов, цемента, каменных стеновых материалов, стекла и т.д.? Хотя экономия на самом деле заключается не в ограничении расхода материалов, применяемых при строительстве, а в использовании современных технологических решений.
Начало строительства (1964) совпало с изменениями в руководстве страны и архитектурной власти в Москве. После несогласного с Хрущевым И.Ловейко главным архитектором города стал властный М.В. Посохин, у которого приятельских отношений с Белопольским не было. Вот небольшой пример. В это же время в мастерской проходил проект комплекса Университета дружбы народов, про который на градостроительном совете М.Посохин выразился нелицеприятно, касаясь строчной застройки пятиэтажными панельными зданиями общежитий университета: «Ну что это за монастырская застройка!»
Ох уж эти аппаратные игры! Еще при Сталине, в 1952 году, в Москве было создано новое академическое учреждение — Институт научной информации (ИНИ), который с 1955 года стал называться Всесоюзным институтом научной и технической информации (ВИНИТИ). Возникновение ВИНИТИ стало ответом на проблему «информационного взрыва», литературы по ракетной технике, атомной энергии, полета спутника и человека в космос. Но и идеологический сектор ЦК не дремал. Выступления в 1952 году в Берлине, в октябре 1956 года в Венгрии и, наконец, Пражская весна 1968 года требовали своего твердого, «марксистски выверенного» ответа. Решение о создании Института научной информации по общественным наукам на базе Фундаментальной библиотеки общественных наук АН СССР было принято Центральным Комитетом КПСС и Советом министров СССР в октябре 1968 года, а 7 февраля 1969 года — Президиумом Академии наук. Первоначально Президиум Академии решил, что должно быть два учреждения: Институт научной информации и Фундаментальная библиотека общественных наук Академии наук СССР, но 22 октября 1968 года ЦК КПСС и Совет министров СССР решили создать одну академическую единицу — Институт научной информации по общественным наукам АН СССР, в который входила бы и библиотека.
Начатое строительство ИНИОНа неоднократно прерывалось из-за проблем с финансированием.
Прекращению типичного долгостроя способствовало назначение директором академического института (1972) успешного доктора наук (1965) В.А. Виноградова, уже в 1966 году ставшего членкором АН СССР, а до этого плодотворно работавшего в аппарате Президиума Академии. Уже к лету 1974 года здание было готово принять в свои стены библиотеку и сотрудников института. Благодаря связям академика Виноградова за год до открытия нового комплекса руководство института потратило почти 1 млн нефтедолларов на закупку в Финляндии всей мебели и частично оборудования. Поскольку импортозамещение не срабатывало и тогда, финские специалисты выполнили и смонтировали все стеклянные перегородки и сложные инженерные конструкции.
* * *
Не прошло и месяца после злополучного пожара, как совершенно нежданно-негаданно, а может, и жданно, и гаданно (должны же либералы за чтото бороться, создавая своих кумиров, применяя советский трафарет коллективных писем и борьбы с выдуманными оппонентами) с сообщением в своем блоге выступила директор Научнометодического центра «Гуманист», муниципальный депутат Гагаринского района и, по определению «Ведомостей», «один из признанных экспертов по успешному противодействию уплотнительной застройки» Елена Русакова в качестве медиатора идеи восстановления ИНИОНа в архитектуре и конструкциях 60-х годов. Действительно, речь шла о восстановлении в первозданном виде сгоревшей библиотеки: «17 февраля 2015 года ведущие российские архитекторы, реставраторы, искусствоведы и специалисты в области охраны культурного наследия обратились к председателю правительства РФ Д.А. Медведеву с письмом о восстановлении пострадавшего от пожара здания ИНИОН РАН в соответствии с изначальным проектом выдающегося советского архитектора Якова Белопольского». И далее: «...постройка, один из крупнейших памятников советского модернизма». Но ведь данное сооружение нигде не значилось памятником культурного наследия. Мало того, оно не значилось и в числе выявленных объектов культурного наследия.
Как утверждают подписанты, здание ИНИОНа было построено в 1964–1967 годах, то есть стоит более 40 лет, что дает основание признать его культурной ценностью еще с 2007 года, поскольку согласно законодательству с момента постройки должно пройти не менее 40 лет, но ведь никто палец о палец не стукнул. Правда, некоторые движения, зарубки все же были сделаны. Так, генеральный секретарь «DOCOMOMO–Россия» А.Ю. Броновицкая, доцент МАРХИ, в подготовленный ею в 2013 году предварительный список 100 самых значимых объектов архитектуры ХХ века Москвы здание библиотеки включила. Однако список предварительный и неутвержденный, да и к Единому государственному реестру памятников истории и культуры никакого отношения не имеет.
А как заявление в письме о «крупнейшем памятнике советского модернизма» сочетается с проявлениями творческой позиции борцов за воспроизведение здания сорокалетней давности, подписавших письмо председателю правительства? Так, подписант упомянутого письма народный архитектор СССР Ф.Новиков, один из трех здравствующих народных архитекторов СССР, в своей книге «Советский модернизм: 1955–1985» даже не упоминает этого сооружения, хотя здания Госстандарта на Ленинском и цирка на проспекте Вернадского (автор Я.Б. Белопольский) отмечены фотографией и текстом.
И уж совсем странная фразабеспокойство: «...здание ИНИОН РАН будет отреставрировано не в соответствии с изначальным архитектурным проектом». Как известно, реставрации подлежат памятники, а, как мне представляется, подписанты просят о воспроизведении погоревшего здания, а не о его реставрации, да и сам термин «архитектурный проект» появился впервые в законе об архитектурной деятельности в 1995 году. В перечне подписавших письмо мною замечено две известные мне фамилии реставраторов высшей категории. Непонятно, с какого перепуга они подписали письмо. Только ли из-за того, что целый абзац обращения посвящен реставрации библиотеки в Выборге? Ведь в случае с Библиотекой РАН и речи не может быть о реставрационных работах. Если восстановление библиотеки по чертежам 60-х годов их гражданская позиция, тогда регалии реставрационные зачем указывать?
В письме говорится, что «поводом для публичного обращения стали неоднократные заявления официальных лиц о том, что здание не подлежит восстановлению, а планы ликвидации последствий пожара не включают какихлибо работ по его сохранению». Таких заявлений автор не только не слышал, но и не видел. Кто подразумевается под «официальными лицами»? Неужели кумир либеральной интеллигенции академик Пивоваров, сказавший во время пожара в состоянии шока: «Сгоревшее здание восстановлению не подлежит»?
Год спустя погорелец имеет на три четверти снесенный третий этаж, и все, что ниже, окутанное зеленой сеткой, подлежит разборке. Да и оставшиеся 60 метров фасада снесут — просто денег не хватает. Да какой архитектор возьмется реанимировать старые чертежи (и это при условии, что исполнительные чертежи не сгорели), когда перед ним поставлены другие задачи!
Как говорит М.Филиппов, признанный лидер неоклассического направления в российской архитектуре: «Никому в голову не придет восстанавливать или реставрировать модернистские здания, в отличие от классических. Модернистская архитектура одноразовая». Ведь никто не собирался воссоздавать башниблизнецы Минору Ямасаки в Нью-Йорке, хотя бы для возвеличивания американской мощи. Вместо поверженных башен создан мемориал. Кстати, в 1972 году был разрушен как морально устаревший и социально обременительный жилой комплекс в СентЛуисе, за который Ямасаки в 1951 году получил весьма почетную премию Американского института архитекторов. И никто писем президенту США Р.Никсону по этому поводу не писал — а Ямасаки не рядовой архитектор, хотя и не притцкеровский лауреат.
* * *
Наблюдая сегодня поток людей, проходящих на этом перекрестке двух центральных улиц после третьего кольца, занятых своими не менее трудными проблемами, чем думать о восстановлении или невосстановлении Фундаментальной библиотеки по общественным наукам, которые остроумный М.В. Келдыш называл, в противовес естественным наукам, противоестественными, начинаешь понимать иллюзорность поставленной задачи в письме Д.А. Медведеву московских архитекторов о восстановлении этого «шедевра советского модернизма выдающегося советского архитектора Я.Б. Белопольского в первозданном виде». Да и академик Ю.С. Пивоваров вполне реалистично поначалу заявлял, что здание библиотеки восстановлению не подлежит, и добавил, что Академия наук будет просить помощи у президента России В.В. Путина.
За 40 лет совершенно изменилась архитектурная среда, задавившая недавно построенными жилыми зданиями изящные линии «одного из лучших образцов советского модернизма». Сегодня на фоне двадцатипятиэтажных башен ИНИОН будет смотреться еще более приземленным, ведь его расположение и без того необычно: он лежит во впадине, на дне песчаного карьера, ниже уровня улиц, где рельеф повышается к югу, еще значительнее подчеркивая нависающий над институтом фон многоэтажных жилых домов.
Результаты пожара невольно продемонстрировали тенденцию к подчеркиванию градостроительными властями города, подписантами письма, ничтожности ансамбля зданий академических институтов, находящихся на этом участке. Ведь задавившие академические институты многоэтажные жилые дома, офисные здания, рестораны и автосервисы, не без их согласия построенные, уже вплотную приблизились не только к ИНИОНу, но и к ИМС (бывшему ЦЭМИ) с его лентой Мебиуса, или, как его называли в народе, «дому с ухом», выстроенному по проекту известного и почитаемого в архитектурной среде Леонида Павлова. Ведь здание ЦЭМИ выигрышно смотрелось даже с Профсоюзной улицы. Сейчас «ухо» просматривается только с торца, выходящего на Нахимовский проспект. Других видовых точек на ИМС нет, с обеих сторон стоят многоэтажные жилые башни. В противном случае, чтобы подчеркнуть величие академических построек по проекту Белопольского, придется объявить недавнее появившееся окружение институтов РАН банальным самостроем, тем более практика такая есть и опыта занимать не надо.
* * *
Организованный ФАНО в январе этого года «круглый стол» прошел в мажорном ключе и был полон оптимизма: и деньги оно для восстановления ИНИОНа пообещало выделить (600 млн рублей на 2016 год), врио директора ИНИОНа Д.В. Ефременко сообщил «о сохранности архитектурной преемственности» при восстановлении института (и это притом, что «функционал будет расширен»), и проектные работы начнутся уже в этом году (даже перспективу здания продемонстрировал, ничем не отличающуюся от здания образца 1962 года), и, наконец, в ближайшее время будет объявлен конкурс по выбору подрядчика.
ФАНО объявило, что стоимость проектных работ составит 155 млн рублей, а восстановительные работы («весь проект») оценены в 5 млрд рублей, что, конечно, занижено раза в полтора. Просто так принято давать заниженную цифру расходов, а то вообще ничего не дадут. Строительные работы предполагается выполнить за три года, а весь комплекс работ завершить в 2020 году. Этими устами да мед пить.
Фактически была представлена концепция создания международного центра работы с социальной и гуманитарной информацией, которая сейчас проводится во всем мире. Сказав мимоходом о восстановлении того, что было до пожара, Ефременко предложил концепцию некоторой модернизации. По его словам, институту дан карт-бланш на реализацию амбициозных идей, представлений о том, в каком виде можно было бы воссоздать и даже создать заново институт (в широком смысле), решить новые задачи, связанные с информационным обеспечением науки. Но как эти идеи втиснуть в прокрустово ложе другой идеи, общественной, по воссозданию здания ИНИОНа, представляющего «безусловную культурную, историческую, художественную ценность», не было сказано ни слова.
Главное сообщила прессслужба института — проект восстановления здания ИНИОНа до конца нынешнего года выполнит проектная организация Гипрокон. 24 марта 2016 года эта компания выиграла тендер на проектные работы на 117 млн рублей (при выделенных 155 млн) и подписала госконтракт с окончанием проектирования к 25 декабря нынешнего года. В соответствии с конкурсной документацией победителю предстоит провести проектные работы по «реконструкции» здания ИНИОН РАН под многофункциональный комплекс общей площадью 38,5 тысяч квадратных метров.
Согласно конкурсной документации, «“расширенный функционал” ИНИОНа должен включать современное фондохранилище, где будут созданы условия как для хранения новых поступлений, так и для хранения редких научных изданий прошлых веков. В реконструированном здании предполагается разместить электронное оборудование под DATA-центр, серверные, аппаратуру передачи данных, ТВ- и радиостудии, мультимедийные студии, аудиогид, аппаратуру синхронного перевода. Проектом также должно быть предусмотрено размещение читальных залов, в том числе для работы с цифровым контентом, многофункциональные залы-трансформеры для проведения различных мероприятий» — цитата из сообщения агентства «Москва».
Здание библиотеки ИНИОН будет включать в себя новое книгохранилище площадью 15,6 тысяч квадратных метров, которое будет предназначено для хранения 8 млн томов. Кроме того, предусматривается фондохранилище до 4 тысяч квадратных метров, где на одной части будет храниться обязательный экземпляр новых поступлений книг в Фундаментальную библиотеку, а на другой расположится музейный фонд редкой книги.
«В результате в реконструированном здании института должно быть организовано 800 рабочих мест», — указано в сообщении. И это против 330, работавших до пожара.
* * *
Обычно памятник устанавливают через год после смерти, отсюда и написание эпитафии получается через год. Вот и Константин Батюшков, наш безумный поэт начала XIX века, решил написать просто и ясно:
Не нужны надписи для камня моего,
Скажите просто здесь: он был
и нет его!
[1] «DOCOMOMO–Россия» — национальная секция «DOCOMOMO International», международной неправительственной организации, связанной с изучением и защитой архитектурного и градостроительного наследия модернизма. Полное название — «Международная рабочая группа по документации и консервации зданий, достопримечательных мест и объектов градостроительства современного движения».