Запах жасминный
Николай Иванович Коновской родился в 1955 году в селе Варваровка Алексеевского района Белгородской области. Служил в армии, работал на заводе, на стройках, в охране РЖД. Окончил Литературный институт имени А.М. Горького. Печатался в журналах «Москва», «Молодая гвардия», «Наш современник». Автор книг «Равнина» (1990), «Твердь» (1990), «Зрак» (2004), «Врата вечности» (2005), «Тростник» (2010). Член Союза писателей России. Живет в Москве.
В отблеске горнем
Время недвижно, а сердце не спит...
Сумраком солнца
Буря нисходит, и бор мой скрипит,
Бор мой трясется.
Блещет кривыми изломами твердь,
Словно с испуга
В страхом объятую смертную клеть
Бьется пичуга.
Длится безумный, неистовый пир.
В отблеске горнем
Огненным прахом становится мир,
Вырванный с корнем.
Хаос — в распахнутом бурей окне!
Слышная еле,
Плачет в надмирной душа глубине,
В горестном теле...
Справа ли, слева ли, над головой —
Длится неровный,
Бедное сердце пронзающий вой,
Скрежет зубовный...
Бересклет
Лету ушедшему вслед
Вспыхнул лесной бересклет —
Гиблой безлюдной порой
За отдаленной горой.
Темною славой увит,
Ягодою ядовит,
Пламенным дивом повис...
Хладом, струящимся вниз,
Не обжигает ладонь
Четырехгранный огонь.
Время, когда...
Время, когда пришли немощи и болезни;
Когда отвернулись все близкие и друзья
И лишь одни ночные сквозняки и ветры
Посещают твое обезлюдевшее жилище;
Время, когда лучшими собеседниками твоего одиночества
Сделались уныние и отчаяние, —
Оно — это долгое время богооставленности, —
Оно — мой отдаленный двойник,
Мой маловерный брат —
И есть
Самое лучшее время для разговора с Богом,
Для молитвы...
Терн
Все мне, мой ангел, не лень
Помнить далекий тот день:
Неба бездонную даль,
Воздух — морозный хрусталь;
В поле, обветрен и наг,
Как запустения знак,
Крепок, как будто вино
Жизни, прошедшей давно, —
Дикий терновника куст, —
Терпкий и вяжущий вкус
Мякоти синих плодов,
Зреющих до холодов, —
Полузабытый, живой,
Тусклый налет восковой;
Нежных шипов острие,
Впившихся в сердце мое...
* * *
Снега, куда ни кинешь взгляд,
И огненные розы —
В моем окне, и стынет сад,
Закованный морозом.
Кусты, склонившиеся ниц,
Воздушно-серебристы.
...Но света больше, и синиц —
Пронзительнее свисты!
С ветвей заснеженные сны
Стряхнет вдруг наземь липа —
И дрогнет гулкой тишины
Расколотая глыба!
Посмертное его изданье
Крылат ты духом иль бескрыл,
Уйдем — не рухнет мирозданье...
Но боль забылась, и открыл
Посмертное его изданье,
Где рты кричащие камней
И гул всемирного обвала,
Где в беспощадности своей
Жизнь — вся как есть она — предстала...
Там душу облегало зло,
Стихий безликих первородство!..
И камнем на душу легло
Духовное его сиротство!
Я говорю себе...
Я говорю себе, что нет
Тех дней, тобою осиянных,
Лугов, недвижимо-медвяных,
Хранящих драгоценный след;
Я говорю себе: давно
Все это в памяти уснуло,
Забылось, молнией сверкнуло,
Упало на речное дно;
Но медленно, за пядью пядь,
Несбывшееся — не прощает,
Утраты жернова вращает,
Чрез вечность возвращает вспять,
Где накрывает с головой
Мучительно, ни в чем не каясь,
Прошедшее; где запах твой
Как сон стоит, не выдыхаясь.
Запах жасминный...
Так же раскидист и густ
Морок безгрешный —
Память объемлющий куст,
Сон белоснежный.
В парке, шумящем листвой,
Давнем, старинном, —
Запах божественный твой
Чую жасминный,
Невыразимо густой...
Как же мы юны
Были когда-то с тобой
В долгом июне!
Легче сгоревшей звезды,
Воздуха легче,
Минует вечность — и ты
Выйдешь навстречу.
................................................
Запах жасминовых дней,
Светом объятый, —
Тоньше, острей и нежней —
К ночи, к закату...
* * *
Забытые, — сто лет назад,
Укутанные снегопадом:
Ее скользнувший бегло взгляд
С его почти мгновенным взглядом.
В глазах ее — таилась страсть,
Жгла — сквозь опущенные веки...
И — сблизились они!.. Скрестясь,
Зачем-то разошлись навеки.
Снег
Стремительный, как жизни век,
Похожий на лавину,
Кружится снег, ложится снег
На русскую равнину.
С необозримой высоты
Нисходит он, не тает.
Твои следы, мои следы
Пургою заметает.
Все улицы и все дворы —
Как будто их не стало.
Ловлю — пронзительно-остры,
Холодные кристаллы.
В седом хаосе бытия
Неразличимо даже
Где улица, где ты, где я,
Где мирозданье наше...
Се — мир. И ходит человек
С мечтой о человеке —
Страдальческой. Но вечен снег,
Запорошивший веки.
* * *
В хате, ютящейся с краю
Родины, сжавшейся в пядь,
Тихо Творцу воздыхаю:
Чем еще душу занять?
К грозному ближе закату,
Бурей — разор бытия
В крайнюю вломится хату...
Крайняя хата — моя.