Звезды на дне колодца...
Ольга Суханова в 1998 г. окончила Литературный институт им. Горького (семинар прозы Л.Е. Бежина). Работает в небольшой туристической компании, занимается нестандартными маршрутами по Норвегии, Исландии и другим скандинавским странам. Были публикации стихов в приложении к "Литературной газете", альманахе "Кольцо А", журнале "Работница". Лауреат первой премии "Поэт года" за 2015 г. от портала stihi.ru
В 2015 г. вышел небольшой сборник моих стихов "Невозвратный тариф".
Живет в г. Химки (Московская область).
* * *
Прикатит ночь в скрипящей колымаге,
тяжелые пригонит облака.
Твой силуэт из бархатной бумаги
неведомая вырежет рука.
Монетный профиль, дерзкая осанка,
из-под ресниц — то молнии, то гром.
И, вся в шелках, красотка горожанка
наклеит силуэт себе в альбом.
А от листка бумаги после ночи
останутся лишь рваные края
да мелкие изрезанные клочья
ненужные. И это буду я.
Кармен
Диким пламенем, жгучей паприкой,
битой картою — всем была.
«Эй, оторва с табачной фабрики,
как теперь у тебя дела?»
По лицу смоляными волнами
хлещут локоны, губы в кровь,
да звенят все карманы, полные
наворованных перстеньков.
Все смеяться да своевольничать,
а любить — чересчур горда.
Слышишь, точат ножи разбойничьи?
Видишь пламя? Тебе туда.
Сырники
Мамин рецепт — с изюмом,
Медом и курагой.
Как о тебе ни думай —
Ты все равно другой.
В окна порыв норд-веста —
Бешено, по-мужски.
Липнет к ладоням тесто,
Надо еще муки.
Краем стекольным, бритвой
Строчки в письме. Прочти.
Есть за тебя молитва,
Нет за тобой пути.
Ни в кандалах к острогу,
Ни босиком в пургу...
Сырников на дорогу —
Что я еще могу?
Ехать тебе неблизко.
Поезд, вокзал, огни.
С горкою вышла миска.
Боже тебя храни.
* * *
Небо, небо. Крыши, крыши.
Сколько зрителей вокруг!
Закрепить канат — повыше,
Чтобы сразу, если вдруг.
Под ногами — лучик шаткий.
В горле горький ком возник.
И от неба до брусчатки —
Только выдох, только миг.
Возле облака, как птица,
Пляшешь — как в последний раз.
Да, когда-нибудь случится.
Не сегодня, не сейчас.
Ветер листья заполощет,
Дрогнет старенький канат,
Ахнет рыночная площадь.
Нет, никто не виноват.
Свист толпы, цветов охапки,
Звон восторженных хлопков,
Перевернутая шапка
Тяжела от медяков.
Монетка
Отмахнулась я от всерьез любивших.
Для того дышу, кто меня не видит.
На мосту под ветром застыла нищей.
Приняла как есть. Не держу обиды.
Трескаются губы, да руки в цыпках.
Ты пройди по мостику, мой хороший,
Отведи глаза, оборви улыбку
И швырни в стакан мне дырявый грошик.
Ни на что твой грошик я не потрачу,
На шнурке повешу его на шею.
А потом судьбу поверну иначе
И тебя забуду — смогу, сумею.
Перееду в богом забытый город —
Дом, у дома сад, за окошком ветки.
Но всегда носить мне под горло ворот
И скрывать ожог от твоей монетки.
Осень
В сентябре над рекою играют-пылают цвета:
Ярко-рыжие листья, а с неба — отчаянно-синий.
Птичьих криков не слышно. Тропинка к обрыву пуста.
Лишь седая монашка стоит, прислонившись к рябине.
Невысокая, ладная. Видно балетную стать.
И стоит, и молчит, только смотрит спокойно и прямо.
И сухие глаза, и колышется по ветру прядь,
И на тонких запястьях почти незаметные шрамы.
* * *
Электричка ползет осторожно.
Грязный тамбур. Чужой разговор.
Чья-то девочка смотрит в окошко,
Теребя светло-русый вихор.
Пальцы так беззащитны и тонки,
На косынке тесьма по краям...
...Я придумаю, что у девчонки
Твой вихор. А улыбка — моя.
* * *
Проклянешь всю силлаботонику —
что в ней толку — скулить в тоске? —
и устанешь висеть на тоненьком,
долго рвущемся волоске.
Счастье шагом спешит улиточьим,
мир качается на оси.
Ты устала висеть на ниточке?
Ну сорвись уже, не виси.
* * *
...а тоска не омут, тоска — стена:
утонуть бы к черту, да нету дна.
Пропадать с улыбкой — хороший тон.
Вот тебе стена — разбегись в бетон.
Если мир за стеклами сер да хмур —
вот тебе огонь и бикфордов шнур.
Не забудь — с улыбкой! Давай, вперед.
Утром выйдет дворник и уберет.
* * *
Там не сад за тенистыми кущами,
там девятый клокочущий вал:
там, в раю, дожидаются ждущие —
кто царапался, дрался и ждал.
Там их лупят снегами и ливнями,
но, преграды круша на пути,
параллельные сходятся линии,
чтобы вместе немного пройти.
* * *
Все вернется другим сюжетом,
Мойры спутают нить свою:
Мы простимся, спасаясь, в этом —
И столкнемся в другом краю.
Будь как будешь — женат ли, холост, —
Но скажи мне хоть слово вслед.
Обещаю узнать твой голос
Через несколько тысяч лет.
* * *
А от школьной любви мне осталось смешное послание
Круглым Вовкиным почерком. Май, самолетик в окно...
Мы сопели вдвоем над несносным домашним заданием
И, не выучив стих, убегали с продленки в кино.
Все бывало. Швыряло порой от небес до бессилия.
Я прощала, терпела, но втайне хотела тепла.
А от взрослой любви мне осталась чужая фамилия
И кольцо. Я с фамилией свыклась, кольцо продала.
А от этой любви даже пепла, и то не останется:
Все развеется ветром, пройдет, заживет по весне.
Снимут швы, все забуду, пойду удивленною странницей.
Ничего-то и не было. Не было, не было, не...
Кораблик
...и, не дождавшись от тебя письма,
я твой ответ придумаю сама
и почерком стремительным твоим
все напишу. На штампе будет Рим,
а может, Кёльн, а может, Амстердам.
Я никому письма прочесть не дам —
но стану, правду ото всех тая,
носить с собой. Истреплются края,
потом с годами выцветут слова,
но будет подпись, видная едва.
Когда пройдет последняя зима,
я сделаю кораблик из письма
и в сторону случайную, ничью
по звонкому апрельскому ручью
его пущу. В Америку, в Тибет,
в Европу ли, — он выплывет к тебе.
* * *
Ржавая вода прибывает, льется —
По холодным стенкам, сырой земле.
Говорят, что звезды со дна колодца
Всем и ближе кажутся, и светлей.
Я звезду окликну, но дрогнет голос.
Может, хоть на цыпочках дотянусь.
А вода все выше — уже по пояс,
А звезда все ближе — вот-вот коснусь.
И колодец тянет на дно, как омут,
И вверху так ярко горит звезда.
Я ее успела губами тронуть,
Прежде чем мне хлынула в рот вода.
* * *
А слово будет острым, как игла,
Ты скажешь мне — спасибо, что ждала,
Что даже не смотрела на других.
Ударит ветер, холоден и лих,
Я промолчу и просто спрячу взгляд.
Дурак. За верность не благодарят.
* * *
Просто времени нет для геройства —
Поздно. Пользуйся шансом. Любым.
К черту гордость. Отплачься, умойся.
И хоть раз попроси у судьбы.
Твой виш-лист из единственной строчки —
Только то, без чего не прожить.
...Странный номер — не цифры, а точки,
Странный голос — скрипит, дребезжит...
Там — за далью, за высью, за дверью —
Повторяют в бесчисленный раз:
— Ожидайте на линии. Верьте.
Ваш звонок очень важен для нас.
* * *
А когда поймешь, что крылья тают, —
будет высоко. Не повернуть.
Возле солнца дымка золотая,
усмехаясь, озаряет путь.
Рухнуть сразу или побороться?
Взмах крыла — и жизнь еще пошлет
и полет, который ярче солнца,
и паденье — ярче, чем полет.
Кольцо
И поется мне звонко, и смотрится вдаль,
И не снится никто, и нигде не болит.
У меня на плечах васильковая шаль,
И кольцо на руке, и в серьгах лазурит.
Пусть бескрайней разлукой пугает судьба,
И тревожной дорогой, и близким концом, —
Темный локон рукою отброшу со лба,
Улыбнусь и тайком поцелую кольцо.
Поцелую кольцо — исчезает печаль.
И задорна улыбка, и легок мой шаг.
На плечах у меня васильковая шаль,
А в серьгах лазурит, а в колечке мышьяк.
* * *
Где у других луга — мне снега белые,
Где у других трава — мне коварный лед.
Господи боженька, что я не так делаю?
Как ни вздохну — то промах, то недолет.
Нет, не жалею, дорогу сама выбрала.
Как выбирала — в дурмане была, в бреду?
Господи боже, зачем ты меня выдумал?
Если хотел проверить — так я дойду.
Знаешь, пугает дорога тысячемильная,
Страшно, когда не видишь конца пути.
Я бы сдалась. Но уж раз ты меня сильною —
Что остается? Отплакаться и идти.
* * *
Привычный путь, стотысячное лето,
Бескрайнее дороги полотно.
По пересадкам, по багажным лентам
Любовь моя изношена давно.
Истрепана на паспортном контроле, —
Куда ни ткни, повсюду синяки, —
Но держится, и притерпелась к боли,
И дышит — всем прогнозам вопреки.
И ждет с надеждой ласкового слова,
И знает про запретную черту.
Я прилетаю ночью, в полвторого.
Никто не встретит в аэропорту.