Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Сумерки

Максим Сергеевич Ершов (1977–2021) родился году в городе Сызрань Самарской области. Поэт, критик, учился в Литературном институте имени А.М. Горького по специальности «поэзия» (семинар С.Ю. Куняева). Лауреат журнала «Русское эхо» (г. Самара) в номинации «Литературоведение». Автор книги стихов «Флагшток» (Самара, 2011). Член Союза писателей России. Автор журналов «Наш современник», «Москва», «Юность», газеты «День литературы». Стихи автора вошли в двухтомник «Большой стиль» журнала «Москва», 2015 г. и альманах «Антология поэзии», издательство «У Никитских ворот», 2015 г.

Лирические сны

В лимонном свете, в тени бокала
мерцали кольца, мерцали стекла.
Луна по краешку тьмы шагала —
смеясь над нами, почти издохла.

И мы смеялись мерцанью в лицах
и тьму наполнили сладким дымом,
и пульс крылатый не смел садиться
на край — на простынь к двоим — любимым.

Срываясь в пропасть, бывают грубы
птенцы и дети, чей голос робок.
И вязнут пальцы, и вязнут губы
в плену горячих татуировок.

И жизнь — смиренный свой вздох подарит.
На пульс крылатый умножив регги,
впадаем в море, куда впадают
и все другие земные реки...


Миф

Твоя узда — в Кощеевых руках.
Твоя мечта утрачена в веках —
на зеркала печальные разбита.
Твоя спина холодная в поту.
Всех казачков, влюбленных в высоту,
горячий ветр роняет под копыта...

Твой нежный рог уперт Перуну в грудь.
Бог знает все: где молния — там грусть,
он по лицу наотмашь не ударит.
Скачи, скачи — забудь о стременах,
пусть в звездный горн поет о временах,
где сила есть в сердцах у государей...

Люби меня. Я знаю, быть добру!
Пусть льется свет костра по серебру
и час пробьет...
Недолгий постоялец,
я вижу жизнь и смерть в челе твоем!
Пускай же с плеч стекает окоем
и на губах чуть вздрагивает палец.


* * *
Эх, шалопаи! Так оказавшись низки,
как вы изгадили юность, сказать вам впрямь.
Я, вам готовый тогда воздвигать обелиски —
даже при жизни, — разочарован в дрянь.

Место ль такое или такое тесто?
Будучи очень похожими — издаля,
братцы, мы отличаемся, если честно,
как горностай отличается от кроля.

Да, и моя бы жизнь вызывала жалость,
но вперечёт зубов, вперечёт рыжья,
парочка или три в ней нашлось/осталось
зрелых мужчин, которых зову «друзья».

Это седые дяди, пройдохи, кряжи —
те, в чьем прищуре замер судьбы стриптиз...
Мы календарь опять уличаем в краже,
ради которой, собственно, собрались.


Параллели

Я композитор в ритме tempo,
я озорной гиппопотам,
я приколачиваю небо
к твоим разверзшимся устам.

Вся сила трансцендентных воинств
мне давит в копчик, словно в стык,
отобразив мезжзвездный поезд
в моих движениях простых.

И в животе твоем бутоны
плывут в предчувствии стебля.
И стекла ловят обертоны,
и длится жалоба твоя...

Признайся, цепкий сумрак истин:
ты держишь лапой острый кий
затем лишь, что бывает чистым
соединение стихий —
и девы, даже из вертепа,
с полей, из саун, из окон,
как распустившееся небо,
несут улыбки джоконд?..

Я тоже существую в мифе.
Я потускневшая звезда.
Я приколачиваю грифель
к туману чистого листа.


* * *
Человек! Где ты был? Что видел?
Сколько правильных слов сказал?
Далека ли твоя обитель?
Терпеливо ли ждет вокзал?

Ты месил этот день ногами,
шел в него, как цветочек, бел.
За пропущенными звонками,
расскажи, ты сумел — успел?

Ты успешный.
Парфюм отличный.
Воплощенная се ля ви.
Подмигни: всё о’кей?
Наличными
обеспечен кредит любви?

Ай­яй­яй!
Было ясным утро.
Что ж ты хмуришь закаты век?
Погоди.
Посидим минуту.
Пожалею тебя, человек...


Песенка возвращения

Электричка шипит дверьми,
репродуктор гоняет эхо.
Ты вокзал свой на вздох прими,
потому что полжизни ехал.
Над гитарой блестящих рельс —
через мост — и шагай на площадь.
В каждом городе — семь чудес,
а в родном — почему­то больше.

Это сказка, а может, ложь.
Это чудо, а может, шутка.
Но когда на своей сойдешь,
ты постой, озираясь чутко.
Этот город — он был с тобой!
Потому в переходе узком
музыканту на такт подпой,
чтоб монетка звенела с чувством.

А потом — широки шаги,
каблуки донесут устало.
Триста метров — и хоть беги,
поворот — и душа квартала.
Здесь всегда запылен асфальт.
Здесь качает макушкой гибкой
клен — довольный твоей улыбкой.
И тебе ничего не жаль...


Виолончель

Мне нет покоя на земле.
И страха нет во мгле.
Пока есть флаг на корабле
и лампа на столе.
Пока звук вдохновения
меж плит находит щель —
жива виолончель моя,
моя виолончель.

Она мучительна, она
сомнения полна —
гуляет терпкая волна,
вибрирует струна.
Печаль моя прицельная,
опасная качель...
Дыши, виолончель моя,
душа­виолончель!

И если мне не хватит слов,
до дыр пропетых слов, —
орлов не слушай и ослов,
играй, и всех делов!
Всеобщая, ничейная,
как слезы у свечей,
звучи, виолончель моя,
моя виолончель...


* * *
Прости меня. Когда я ехал,
купил хорошеньких гвоздик.
Не ради смеха. Ради смеха —
я с ними пред тобой возник.

Мне так хотелось все увидеть:
лак на ногтях, пробор, отель...
Прости меня. Тебя обидеть
я этим правда не хотел!

Я торопился. Бога ради,
не стой в дверях — вот просто так!
Ведь просто так по полтетради
не пишет ни один дурак...

Ну вот, гвоздика надломилась —
ха! — точно песня за рекой...
Зачем, зачем, скажи на милость,
стоять и греть косяк щекой?

Зачем молчать? Ты будоражишь
меня, как мировое зло!
Возьми меня для антуражу,
держи как девушка — весло.

Да, я ходячая проблема.
И небывалый персонаж…
Но там, где риск, там есть и тема,
а где дилемма — есть кураж!

Короче, я к тебе. С вокзала.
Сырой камзол, холодный нос...

Прости, но ты... ты все сказала,
хоть и не слушала вопрос.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0