Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Просветитель

Юрий Тимофеевич Комаров родился в 1940 году в Москве. Окончил УДН им. Патриса Лумумбы.
Работал инженером-строителем в проектных организациях Москвы, трудился и за границей. С 1985 года и до развала СССР был занят в системе управления в Госстрое СССР. В постсоветский период продолжил управленческую деятельность в Госстрое РФ заместителем начальника Управления науки и проектных работ.
Печатался в журналах «Стандарты и качество», «Жилищное строительство», «Архитектура и время», «Архитектура и строитель­ство России», «Наш современник».
Почетный строитель России.

Александр Устинович Зеленко —
архитектор, инженер, педагог, воспитатель


В конце 70-х годов я работал в Гипронииздраве, а моим начальником был Владимир Михайлович Орлов (я был его заместителем), руководитель архитектурно-строительной мастерской, один из архитекторов Онкологического центра на Каширке и Музыкального детского театра имени Н.И. Сац. Памятуя о моем пристрастии к различным русским энциклопедическим изданиям, он поделился со мной о том, что видел в сарае во дворе одного из домов, предназначенных под снос, по Тихвинской улице, бесхозные тома энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Вечером я поехал в надежде что-то поиметь из этого сарая, но на двери висел замок. Однако мой неудачный визит был компенсирован впечатлением от одного интересного дома по Вадковскому переулку, второго от угла Тихвинской улицы. При внимательном рассмотрении я вспомнил, что ранее видел это здание: кажется, какая-то школа, предположительно в ежегоднике начала прошлого века в «Московском архитектурном мире» начала века. Хотя в то время архитекторов в Москве было немного, все равно всех не упомнишь. Это небольшое двух-трехэтажное здание, совершенно нетипичное для архитектуры Москвы того времени, оштукатуренное «под шубу», с коваными светильниками по фасаду, чем-то напоминало хитроумные формы Гауди и предвосхищало будущую холмистую этажность Хундертвассера. Понятно, что по европейским меркам русские не могут считаться зачинателями форм — это прерогатива европейцев.

Архитектором этого дома был Александр Устинович Зеленко — одна из сложных и загадочных фигур российской архитектуры и по сей день, как-то незаметно вошедший в историю ее архитектуры начала прошлого века. Безусловно, талантливый, но, к сожалению, далеко не самый известный зодчий, полный неоднозначных намеков, но, однако, твердо занимающий свое место во втором ряду в среде московских архитекторов модерна, ниже Шехтеля и Кекушева. И хотя ему принадлежит авторство ряда реперных зданий в Москве, объявленных ныне памятниками либо федерального, либо регионального значения, мне запомнился именно этот дом общества «Детский труд и отдых» в Вадковском переулке.

Александр Устинович Зеленко, будущий архитектор, педагог, разночинец-демократ по убеждениям, родился в 1871 году в Москве (по другим сведениям, все-таки в Петербурге), в профессорской семье. Отец его служил в военно-медицинской академии. Поскольку семья имела отношение к воинской службе, юного Александра Зеленко отдали во Второй Санкт-Петербургский кадетский корпус, но это не означало, что он должен продолжить линию военной карьеры.

После его окончания в 1889 году он поступает в Петербургский институт гражданских инженеров имени Николая I (ИГИ).

Как из всякого учебного заведения хорошего тона, из его стен вышли не только известные архитекторы и инженеры, но и люди, прославившиеся в политике и искусстве. Например, депутат Государственной думы ярый монархист Н.Е. Марков (Марков Второй) (1866–1945), являвшийся в свое время символом реакции для всей России, эпатировавший публику не только своими речами, но и красной гвоздикой в ширинке своих брюк. Знаменитый С.М. Эйзенштейн (1898–1948), поставивший революционный (как по содержанию, так и по новаторским приемам) фильм «Броненосец “Потемкин”», учился в ИГИ с 1915-го по весну 1918 года, до призыва на военную службу. Его отец, директор департамента путей сообщения Лифляндской городской управы, действительный статский советник М.О. Эйзенштейн (1867–1921), один из корифеев рижского модерна, спроектировавший, по различным данным, полсотни домов в Риге, тоже был выпускником ИГИ.

Пройдя за четыре года весь курс обучения, Зеленко в 1894 году вышел из стен института с дипломом, дававшим право заниматься архитектурой и строительными подрядами. Перед последним курсом, в 1893 году, Зеленко едет в Вену, где в течение года слушает лекции в Высшей технической школе. Здесь он полностью во власти «нового стиля» — модерна, что сделало его последовательным сторонником югендстиля, венский вариант которого называют также венским сецессионом. Этот западный стиль стал для творческой молодежи обретением какого-то нового, универсального ключа, с помощью которого, казалось, возможно было разрешить обострившиеся к исходу столетия противоречия между тягой к родной старине и стремлением к достижениям космополитичной европейской культуры, между индивидуализмом творчества и набиравшей силу массовостью художественного вкуса — выражаясь по-современному, поп-артом.

Но непосредственно после окончания института места для проявления своей венской «креативности» он не нашел, так что пришлось отправиться на Мальцовские стекольные заводы в Орловской губернии, где возможность применения его архитектурного начала была ограничена. Он упорно ищет место приложения для своих творческих устремлений и находит его.

В 1897 году Зеленко переезжает в Самару, которую в то время называли кузницей миллионеров. Сюда его пригласили для работы в Земской управе, что давало гарантированный заработок. Как показывала архитектурная практика тех лет, авторские гонорары, иной раз довольно значительные, были не регулярны, поэтому большинство зодчих предпочитало в той или иной форме работать на постоянной основе в государственных или муниципальных учреждениях на чиновничьих должностях. Самара сравнительно недавно (1851 год) стала столицей губернии; развивающемуся городу требовались служащие в строительное отделение городской управы, и Зеленко определяют заведующим ее дорожно-строительным отделом. Поднимаясь по служебной лестнице, уже через два года, в 1899 году. Александр Устинович занял должность городского архитектора. Вот тогда-то и началась его активная творческая деятельность.

Должность городского (городового) архитектора появилась в России в начале XIX века, и к 50-м годам более значимые города уже имели городских архитекторов, что, по современным понятиям, в какой-то степени может быть приравнено по статусу даже к главному архитектору города. После учреждения в стране Городового положения (1870 год), на основании которого «утверждение планов и фасадов частных зданий в городах, выдача разрешений на перестройки и наблюдения за правильным исполнением построек» полностью переходило в ведение городских управ, должность городского архитектора становилась необходимой. Избрание городских архитекторов проходило по конкурсу, проведение которого было возложено на органы городского общественного управления — городские думы и управы, которые также определяли их права, обязанности и назначали жалованье. Однако на практике их статус и полномочия были не вполне ясными, а так как они не являлись госслужащими, их влияние на управление городским развитием было незначительным.

Так как Устав строительный 1857 года четко не определял функции ни губернского, ни городского архитектора, они занимались контролем за состоянием строений, составляли санитарные и пожарные акты и т.п. Но при этом, как творческие работники, могли заниматься проектной деятельностью, как и сегодня, если не последует окрик сверху.

Жалованье городскому архитектору определялось довольно солидное, дополнительно он мог иметь по 1% от общей сметы как от проектных работ, так и за технический надзор (что осуществляла в СССР служба заказчика) на тех же условиях. В положениях службы оговаривалось, что при составлении проектов и смет на новые постройки «архитектор не имеет права требовать, чтобы эти работы поручались только ему, а не передавались другому лицу по усмотрению управы», — такое вот антимонопольное право действовало в России.

Зеленко, что удивительно, только за три года пребывания в Самаре оставил после себя четыре здания, три из которых памятники: здание Губернской земской управы, выполненное в неорусском стиле, дом А.П. Курлиной в стиле раннего модерна и реконструированное в эклектике здание Русского торгово-промышленного коммерческого банка.

Что говорить — институт выпустил молодого архитектора специалистом по работе «в стилях».

Трехэтажное здание Губернской земской управы — из красного кирпича, с белокаменной отделкой — было построено А.У. Зеленко в 1900 году. Конечно, оно архаично и по планировке, и экстерьеру. Это первая серьезная работа молодого архитектора, который еще не обтерся в архитектурной среде (кладка из ярко-красного кирпича, белокаменные детали, окна, обрамленные резными каменными наличниками со стрельчатыми завершениями, «гирька», свисающая в середине каждого окна, — все эти приемы можно было найти в любом архитектурном журнале).

Но сейчас это памятник, объект культурного наследия федерального значения, хотя из-за его провинциализма больше к нему подходит статус регионального памятника.

Дом Александры Курлиной, законченный в 1903 году, находится на пересечении двух центральных улиц — Красноармейской и Фрунзе; это еще один памятник федерального значения и, пожалуй, самый привлекательный объект из достопримечательных памятников архитектуры города. А.Н. Толстой в романе «Хождение по мукам» дом Курлиной назвал — на мой взгляд, совершенно заслуженно — как «нелепо роскошным».

Следует подчеркнуть, что во время войны, в 1943 году, когда весь дипломатический корпус был эвакуирован в Куйбышев (Самару), в доме Курлиной разместили посольство Швеции, не последнее по значимости. Кстати заметить, что все или почти все посольства в Москве, не удостоившиеся постройки своими правительствами современных зданий, расположены в модернистских домах 1900-х годов. В 70-х годах ХХ века вся усадьба вместе с домом Курлиной была передана местному краеведческому музею, который собирался разместить там Музей модерна. Городской администрацией в 2008–2012 годах были проведены работы по восстановлению дворовых построек, а реставраторы занялись непосредственно самим домом. Восстановили все — от интерьеров до крыши, даже был укреплен фундамент. Не только при посещении, но и по фотографиям можно заметить, как реставрация выявила неопытность и провинциализм приемов архитектора.

Здание Русского торгово-промышленного коммерческого банка на углу главной улицы города Куйбышева и Пионерской упоминают не так часто. В 1899 году руководство банка заказало А.У. Зеленко проект его перестройки. Сгруппировав архитектурные формы на углу двухэтажного здания, хорошо обозреваемого на перекрестке двух улиц, и использовав популярные приемы того времени, Зеленко создал выразительный акцент с тенденциозной провинциальной помпезностью. В результате реконструкции здания появились два шатра, расположенных по краям углового строения, а на срезанном углу улиц еще один, более крупный шатер, придавший высотную доминанту на фоне застройки квартала. Статус памятника местного значения этому зданию был присвоен еще в 1966 году решением Куйбышевского облисполкома. Охрана государством осуществляется абсолютно по-русски: за советские и постсоветские годы облик здания подвергся стольким изменениям, что от Зеленко, можно сказать, ничего не сохранилось, а главное, исчезли доминирующие элементы — шатры.

При всем новаторстве композиционных решений в облике этих построек узнаются европейские мотивы романской, готической и барочной архитектуры. Ну так исторически сложилось, что отечественная архитектура у нас вторична.

Поднакопив денег, уже будучи городским архитектором Самары, Зеленко все в том же 1899 году спроектировал и почти достроил для себя особняк на Самарской улице. Пожалуй, это была его первая работа, в которой он проявил себя приверженцем модерна во всех ипостасях.

Что удивляет, так это его отъезд из Самары, притом что у архитектора все складывалось удачно. В конце 1900 года он уезжает в Москву. Причины такого скоропалительного отъезда неизвестны, о них можно только догадываться, но холостяцкая жизнь делала его быстрым на подъем.

Недостроенное здание выкупил самарский архитектор Засухин, находившийся под большим влиянием Зеленко. Вносил ли новый хозяин изменения в проект, подтверждений не имеется. В данный момент дом занимает самарское отделение Союза журналистов России; этот особняк, как и Музей модерна, — один из немногих зданий начала ХХ века в Самаре, которые находятся в хорошем состоянии. Ну как может исполнительная власть отказать четвертой власти!

Неизвестно, с чьей помощью, но Зеленко становится помощником Франца Шехтеля, лидера московского модерна, вершины архитектуры того времени в Москве. Работа с мастером прибавила молодому архитектору уверенности и креативности, которые стали сразу же проявляться в его архитектурной деятельности. Ф.О. Шехтель в то время проектировал Русский отдел Международной выставки в Глазго, за реализацию которого был удостоен почетного звания академика архитектуры. В конце 1901 года по его поручению Зеленко направляется в Шотландию, где ведет рабочее проектирование и надзор за строительством четырех павильонов Русского отдела выставки.

По приезде в Москву Зеленко в течение 1901 года работает в строительном отделении городской управы и преподает рисование в гимназии. Нужно ли удивляться такой всеохватности? Работа на частном творческом предприятии особенно не обременяла помощников мастера. Об этом можно судить по воспоминаниям соратников Шехтеля, опубликованным в «Новом мире» в 80-е годы, и работе в редакции газеты «Голос» героя И.Бунина из «Жизни Арсеньева».

По возвращении из Англии он так же необъяснимо прекращает сотрудничество с Шехтелем и вместе со своим сверстником И.А. Фоминым организует Женские строительные курсы, где за основу была взята программа ИГИ, но с более подробным изучением художественных предметов.

В его архитектурной деятельности первый московский проект относится к 1902–1903 годам. По заказу Санкт-Петербургского общества страхования, выступая соавтором архитектора А.Ф. Мейснера (1859–1935), тридцатилетний Зеленко включился в работу над проектом доходного дома на Тверском бульваре (д. 6), известного как дом Ярославской большой мануфактуры, бывший дом Коробковой, что рядом с новым зданием ТАСС. Для Зеленко это была первая заметная работа в Москве: огромный шестиэтажный доходный дом, украшенный сверху башней-куполом, на котором восседал дракон. Решетки балконов, повисших между эркерами, были выполнены в виде распростертых гигантских крыльев орлов, защищающих жильцов дома. Расстекловка оконных рам, как и принято в модерне, была выполнена в виде растительного орнамента. На фасаде дома горельефы: совы, ласточки, летучие мыши. Под карнизом, на тяжах, как мост над пропастью, тянулся вдоль фасада узкий балкончик. Как писали тогдашние журналы, дом «вышел за рамки архитектуры, переместившись в область имитации природы».

Этот длинный дом по Тверскому бульвару был настолько привлекателен, что известные московские издатели братья Сабашниковы, основатели знаменитого издательства научной, исторической и обучающей литературы, арендовали первый этаж дома под свою контору — «Издательство М. и С. Сабашниковых», а на третьем этаже разместились их семьи — в 1907 году Михаил Васильевич с женой приобрели две смежные квартиры: одну для себя, а другую для брата Сергея. Но в октябре 1917 года во время боев, которые развернулись на Никитской площади, в этот самый красивый дом Тверского бульвара с драконом на башне упали на чердак артиллерийские снаряды, начался пожар, который из-за непрекращавшихся боев невозможно было погасить. До 1920 года так и стоял черный остов здания с пустыми окнами, смотрящий на бульвар. Стены в черной паутине пожарных разводов были изрешечены пулями, крыша со сказочным куполом обвалилась. Только кованые орлы по-прежнему простирали свои крылья, охраняя пустые балконы.

А в 1920 году башню с шатром, ленточный балкон под крышей, птичек, дракона, все атрибуты «декадентского стиля» восстанавливать не стали, тем более что денег на реставрационные работы требовалось немало, хотя в него поселили в 1924 году руководство Госбанка СССР. Сейчас это ординарный доходный дом начала XX века, утративший первоначальный декор. В революционной стране побежденный авангардом буржуазный модерн считался анахронизмом. Представить, что мы потеряли на Тверском бульваре, д. 6, можно лишь по снимкам начала XX века, благо фотографы уделяли ему внимание.

Одновременно в 1902 году на пожертвованном благотворителями земельном участке, расположенном на углу Стремянного переулка и Зацепы, начинается строительство по проекту А.Зеленко здания мужского коммерческого института (получившего почетное наименование «имени цесаревича Алексея») Московского общества распространения коммерческого образования (нынешняя РЭА имени Г.В. Плеханова), но уже в неоклассическом стиле.

С первого взгляда главный фасад с тремя ризалитами воспринимается как неоклассический, с рядами колонн ионического и тосканского ордеров, но затем, при более детальном рассмотрении, видишь массу элементов декора и композиционных приемов абсолютно модерновых. В общем, эклектика в чистом виде... По основной продольной оси здания расположен зал со стеклянной крышей, что производит впечатление. По этой же оси ниже размещались два великолепных двухъярусных помещения: парадный вестибюль и рекреационный зал. По мнению современника, «здание резко выделяется среди окружающих его скромных построек своим красивым и оригинальным фасадом и обширностью своих размеров». Такова была воля заказчика. Здание, законченное строительством в 1904 году, перестраивалось в 30-х годах, теперь — памятник истории и культуры.

Через год по соседству было выстроено здание для женского коммерческого училища с церковью Иконы Пресвятой Богородицы «Взыскание Погибших» (архитектор Н.Л. Шевяков). Позже, в 1909 году, к зданию женского училища по проекту Зеленко был пристроен корпус приготовительных классов.

Получив гонорар за выполненные работы по доходному дому и коммерческому училищу, Зеленко в 1903 году отправляется на два года в кругосветное путешествие — Англия, Индия, Австралия, Америка, — в котором он основательно ознакомился с организацией досуга в разных странах и архитектурой различных клубов и досуговых центров.

Находясь в США, Зеленко увлекается американской системой воспитания детей, он принимает решение посвятить жизнь просвещению.

Следует подчеркнуть, что еще при приезде в Москву у Александра Устиновича проявился вкус к педагогической и воспитательной деятельности. Состоявшееся вскоре знакомство с кружком педагогов, лидером которого являлся С.Т. Шацкий — человек с исключительно интересной биографией, абсолютно харизматичная личность, под влияние которой попадал всякий, с кем он трудился, — привело к довольно быстрому воплощению мечты в реальность. Реализация началась с участия в первом летнем лагере-коммуне для детей рабочих в Щёлкове (в 1905 году), где Зеленко еще больше увлекся воспитательной стороной.

Зеленко почти всегда совмещал основную работу с преподавательской: вел уроки рисования в московской гимназии, читал лекции на женских строительных курсах, в 1905–1909 годах (с перерывом на поездку в Америку) преподавал на Пречистенских рабочих курсах и в воскресных рабочих школах, сотрудничал в журналах «Свободное воспитание» и «Для народного учителя». В 1911–1917 годах он читал лекции в университете А.П. Шанявского в Москве по новейшим школам Западной Европы: по влиянию детского чтения на духовное развитие детей и по их физическому развитию в связи с подвижными играми и гимнастикой, по общественному воспитанию детей (детские кружки, клубы), по литературе дошкольного возраста, по иллюстрированию детских книг и др.

Несмотря на серьезное увлечение педагогикой и воспитательской работой, на первых порах Зеленко изредка проектирует типовые «народные» дома, доходные дома и дачи. В Мансуровском переулке, между Остоженкой и Пречистенкой, он сооружает доходный дом Лоськова с конусной башней и балконом под крышей (д. 4). Дом больше похож на презентабельный особняк, чем на жилье, предназначенное для сдачи квартир внаем. В 1916–1926 годах здесь жил герой Первой мировой войны знаменитый генерал А.А. Брусилов. В октябре 1917 года Остоженка, Пречистенка и соединяющие их переулки превратились в настоящий театр военных действий. По воспоминаниям современников, Алексей Алексеевич, не обращая внимания на свист пуль, совершал свои двухчасовые прогулки, заходил к соседям, делился новостями. Сегодня здесь посольство Сирии.

В советское время дом не раз перестраивался и утратил многие детали своего убранства. Долгое время он стоял без части декоративного убранства, были демонтированы прекрасные оконные рамы, с фасада исчезли печные трубы, эркер, козырек, была разобрана ограда, появились дополнительные пристройки, в большой степени исказившие, а по сути, изуродовавшие первоначальный замысел архитектора.

Усилиями реставраторов в 2012 году необходимые работы по воссозданию былого облика здания, утраченного в советское время, все же были выполнены, но они касались восстановления лишь фасада. Сейчас все детали вернулись на свое место. К сожалению, реставрация интерьеров по понятным причинам (финансовым и организационным) сегодня невозможна. Тем не менее маленький шедевр Зеленко украшает Москву в статусе объекта культурного наследия регионального значения.

Архитектурные приемы Александра Устиновича классифицируются обычно как северный модерн, близкий к экспрессионизму. Эта ветвь модерна, весьма активно повлиявшая на создание образа Петербурга начала XX века, где благодаря своему шведскому происхождению блистал и задавал тон Ф.И. Лидваль (Юхан Фредрик Лидваль), почти не проявилась в Москве, что придает постройкам Зеленко особую ценность.

В 1905 году Зеленко и Шацкий вплотную приступили к созданию в Москве детских садов — подростковых клубов; они располагались на окраинах города и предназначались для детей и молодежи из необеспеченных и неблагополучных слоев населения. Первый в России подобный детский сад был создан ими в Москве, во Вадковском переулке, в годы первой русской революции.

Здесь Зеленко строит уже упомянутый детский клуб общества «Сетлемент» (позднее общество «Детский труд и отдых») — редкий для Москвы образец северного модерна с его экспрессивными формами, всегда привлекавшими архитектора. Детский клуб был выстроен в основном на деньги богатейшего человека России (более 60 млн золотых рублей) — Николая Александровича Второва, русского промышленника, банкира, за деловую хватку прозванного «русским Морганом». С 1933 года его особняк становится резиденцией посла США. В Москве известен «Деловой двор» — комплекс зданий на Славянской площади, выстроенный по его инициативе и на его средства. Тогдашний Вадковский переулок был далекой рабочей окраиной. «Сетлемент» совмещал функции детского сада для детей рабочих, начальной школы и ремесленного училища. Лицензия на образовательную деятельность была оформлена лично на «А.У. Зеленко, архитектора». Здание клуба построено по Гауди, как «обитаемая скульптура», лишенная внешних украшений, а те, что имелись, — уличные кованые светильники — утрачены. Со временем облик особняка сильно «удешевился»: фактура стен «под шубу» заменена гладкой штукатуркой, уничтожены каминные трубы, придававшие «замку» романтичность, оконные переплеты темного дерева заменили стеклопакеты. Таковы требования современного банковского офиса.

Ученики клуба были организованы в группы по двенадцать человек (мальчики и девочки раздельно). Каждая группа самостоятельно планировала учебную программу и вырабатывала собственные правила поведения, а всего в здании занималось около 400 детей и подростков. Для самых маленьких был детский сад, а для тех, кто постарше, — учебные мастерские. По мысли автора, здание должно было пробудить у детей романтические мечты, воображение, фантазию, вводить их в сказку.

Его внешний облик и интерьеры, с оконными рамами из темного дерева, с винтовыми лестницами, площадками и уголками для игр, напоминали игрушечный замок. На крыше размещалась настоящая астрономическая обсерватория с вращающимся металлическим куполом и телескопом-рефрактором. Вечерние часы были заняты лекциями по проблемам внешкольного воспитания для слушателей университета имени Шанявского. Часто устраивались концерты, лекции и другие мероприятия для взрослого населения.

Зеленко опять уезжает в США. Перед революцией Шацкий получил правительственную поддержку — Министерство народного образования ассигновало деньги на помощь всем учреждениям «Детского труда и отдыха»; были открыты слесарная, столярная и швейная мастерские. После революции общество «Детский труд и отдых» было преобразовано в «Первую опытную станцию по народному образованию», деятельность которой постепенно сошла на нет. Дольше всего — до начала 30-х годов — просуществовал астрономический кружок. После войны в этом здании находился Дом пионеров.

По возвращении из США Зеленко совместно с И.И. Кондаковым, тоже выпускником ИГИ, возводит в 1910–1911 годах на Большой Пироговской улице еще один детский сад с непременной башней. Заказчиком детского учреждения для детей из бедного сословия стала О.Н. Кельина, супруга купца и мецената В.Ф. Кельина. Идейным вдохновителем, а затем и консультантом при проектировании и обустройстве детского сада был С.Т. Шацкий. В его помещениях разместились собственно детский сад, библиотека-читальня, музыкальные классы, астрономическая обсерватория (в башне), музей, где были представлены детские игры, а также книги и картины, написанные специально для детей. Обучение было бесплатным. После Октябрьской революции учреждение передали в ведение Отделу народного образования города Москвы.

Со временем детское учреждение перешло на баланс завода «Каучук», а в конце 20-х годов прошлого века прекратило свою деятельность. Сегодня от прежнего облика здания ничего не осталось.

По проектам Зеленко было построено много школ в российской провинции, в частности в Саратовской губернии.

Но чем он особенно прославился, так это фантастической дачей Р.В. Пфеффера (сгорела), выстроенной в 1910–1913 годах в Сокольниках, которые с конца XIX века становятся современной Рублевкой. Дворцовое ведомство передало значительную часть Сокольников городскому управлению, земли поступили в аренду, и московские богачи стали строить здесь дачи.

Эту работу можно смело назвать шедевром «органической архитектуры». По словам исследователя российского модерна М.В. Нащокиной, «трудно подобрать другой пример в русской архитектуре ХХ века, более последовательно и бескомпромиссно ориентированный на природный органический мир как источник формирования стиля жизненной среды».

Почему-то эта вскоре сгинувшая постройка архитектора привлекла самое пристальное внимание архитектурной критики начиная с 70-х годов, и это на основании четырех-пяти оставшихся фотографий сгоревшей дачи, опубликованных в архитектурных ежегодниках того времени!

Центром композиции архитектор определил шалаш, живописно окруженный террасами, вознесенный над землей на каменном основании и увенчанный сложной скатной кровлей. С помощью наклонного перехода-пандуса к дому-шалашу был присоединен кухонный флигель. Камин, сложенный из огромных валунов, походил на очаг славян времен язычества. Треугольные глазницы спинок стульев по фотографии вызывают ассоциации с языческими идолами. Необычной для русской традиции чертой было здесь использование не очищенных от коры стволов деревьев. Перила антресоли сделаны из таких же стволов, у которых с внешней стороны даже не были обрублены сучья, являвшиеся ограждением.

Ну не везет нашим архитекторам с постройками в парках! В 1915 году вилла Н.П. Рябушинского «Черный лебедь» (архитекторы Адамович и Маят) в Петровском парке сильно пострадала от пожара, в котором погибли значительная часть ее убранства и коллекции живописи, у Шехтеля в том же парке сгорела деревянная церковь Тульской дружины. В наши дни, в конце 50-х годов, в Сокольниках огонь превратил в головешки еще один объект — Царский павильон, построенный в связи с торжествами по случаю коронации Александра III архитектором Д.Н. Чичаговым. Незадолго до пожара он использовался как летний кинотеатр, а зимой — как раздевалка катка. В годы перестройки на территории парка Горького сгорел ресторан «Времена года», построенный в 1968 году по проекту И.М. Виноградского, ныне перестроенный Ремом Колхасом для размещения Центра современной культуры «Гараж».

После революции 1917 года Зеленко отходит от активной проектной деятельности. Единственная его крупная послереволюционная архитектурная работа — Дом сотрудников ВЦИК на Спиридоновке (д. 26) — не могла принести ему аплодисментов.

В начале 20-х годов Зеленко работает в Наркомате здравоохранения, а затем, до самой смерти в 1953 году, в системе Наркомпроса, с 1919 по 1931 год он еще и член музейной комиссии наркомата. Здесь он занимается нормотворчеством, относящимся к педагогической и воспитательной работе с подрастающим поколением: формулированием необходимых строительных стандартов и нормативов для школ и детских садов, разработкой требований к вентиляции, освещению и инсоляции школьных и дошкольных зданий, пришкольных участков и т.п. Разрабатывал обучающие выставки для детей в рамках так называемой «музейной педагогики». Вел также активную педагогическую работу — в частности, внес большой вклад в разработку теории и практики политехнического образования, одним из первых поставил задачу создания специальной архитектуры для детей и в 1947 году, на 76-м году жизни, даже защитил кандидатскую диссертацию на эту тему.

В середине 20-х годов для изучения форм внешкольного обучения и воспитания его посылают в США, Европу (Англию, Германию) и Японию. Анализ зарубежного опыта и личные впечатления Зеленко изложил в своих книгах: «Детские музеи в Северной Америке» (1925), «Сельские клубы молодежи в Северной Америке» (1926), «Американцы в своих клубах и общественных центрах» (1927) и др. Предложения автора об устройстве новых, специализированных музеев для детей, к сожалению, не были реализованы и получили новый толчок лишь в последние годы.

В советской России Зеленко — организатор музеев, просветитель. Он автор идеи и проекта Детского дворца (Дворца-музея ребенка). Творчески переработав усвоенный зарубежный опыт, он дополнил его рядом нововведений, обусловленных спецификой образования в СССР и личными педагогическими наблюдениями. Один из организаторов первых внешкольных детских учреждений в России, он мечтал о превращении детского музея в Детский дворец, который стал бы полноценным центром, подобным американским «сетлементам», со своим театром, парками, творческими и техническими мастерскими. И хотя идея строительства детского дворца-музея была поддержана несколькими московскими музеями и некоторыми сотрудниками Наркомпроса, проект, опередивший время, реализован не был. В условиях тоталитарного режима дальнейшее развитие детского направления в педагогической науке и экспериментов в практической педагогике, в том числе и в музеях, было невозможно.

Вообще, Александр Устинович в своей разносторонней деятельности архитектора, педагога и музеолога по праву может быть охарактеризован почетным определением «первый». Можно сказать, что он был первым во всем: большинство его построек, организованных им детских учреждений и разработанных воспитательных и музейно-педагогических идей и проектов появилось в России впервые. В избранных им направлениях творчества он был несомненным новатором.

Но архитектуру, а точнее, градостроительство он не забывал. Так, в 1933–1934 годах Зеленко проектировал и строил поселки в Грузии, сотрудничал с Н.А. Ладовским в разработке концепции «линейного города». Он выступал с докладами, публиковал статьи, популярные книги о новом городе. Среди них книга «Марш городов. От настоящего к будущему» (1930). В конце 1929 года в Госплане СССР прошла конференция по вопросу строительства социалистических городов, поводом для дискуссии послужил доклад А.Зеленко.

Он предлагал застраивать город «блоками» (жилкомбинатами), состоящими из четырех–шести домов, соединенных теплыми переходами. В каждом таком «блоке» могут жить от двух до шести тысяч человек. Каждый «блок» состоит из жилых и детских корпусов. В жилых корпусах маленькие индивидуальные спальни и крупные помещения для общественных потребностей.

Духовный подъем широчайших народных масс, холодных, голодных и бездомных, толкал к безудержному полету фантазии; чуть ли не каждый художественный замысел трактовался как символ эпохи, а его автор зачислялся в гении. Это был период утопического романтизма, когда сочинялись грандиозные архитектурные композиции, рассчитанные на многотысячные манифестации, митинги в поддержку глобальной революции. Выразительность архитектурной формы заключалась в ее остроте, но предельно понятной массам. Романтики-утописты К. Сен-Симон, Ш.Фурье, Р.Оуэн могут спать спокойно.

Радикализм утопии расцвел в то время пышным цветом. Например, новую идею коллективизации быта высказал архитектор Н.Кузьмин в своем дипломном проекте, который нашел широкую прессу. Он планировал, в частности, сделать в доме-коммуне общие спальни на шесть человек. Муж и жена на законном основании могли в соответствии с особым расписанием уединяться в «двуспальню» или «кабину для ночлега» — просто живое воплощение в жизнь социальной утопии Е.Замятина «Мы», где героям повести предлагалось творить любовь в специально установленные дни по предъявлению розовых билетиков на получение удостоверения на право штор.

В противовес приведенным примерам, Зеленко предлагает свою социально-утопическую планировку, оборудование и организацию быта в жилом корпусе «блока»: «Дома для взрослых могут быть спроектированы самым разнообразным образом. Тут для архитектора открывается громадный простор. Общий же принцип должен быть таков: каждый взрослый человек и подросток начиная с 16 лет получает отдельную комнату, где он имеет место для отдыха и для внутренней индивидуальной жизни... Муж и жена, братья и сестры и вообще родственники могут получать смежные, но непременно отдельные комнаты, которые могут быть соединены дверьми или раздвижными перегородками... Величина такой комнаты должна быть не менее 6 м2, а желательно более 9 м2...»

Идеи Зеленко по заполнению комнат мебелью — это отдельная песня.

Как тут не вспомнить теории пассионарности Льва Гумилёва. Неужели утопия — сегодня наша национальная идея и она заключается в определении русской нации?





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0