Кленовый лист
Владимир Александрович Силкинродился в 1954 году в г. Ряжске Рязанской области. Окончил редакторское отделение военнопедагогического факультета Военнополитической академии. Полковник запаса. Лауреат Государственной премии Российской Федерации. Автор более 30 книг стихотворений, эссе, песен, переводов, детских произведений. Член СП России. Живет в Москве.
Чугунный мост
Сергею Филимонову
Чугунный мост... Гудят его опоры,
Как ноги, омывает их вода,
Но то и дело в мой любимый город
Идут без опозданья поезда.
Под ним играют солнечные рыбы,
В цветах, как в свадьбу, сочные луга.
Чугунный мост, огромное спасибо,
Что рыбаки обжили берега!
Наверно, есть мосты куда шикарней,
О них трубят порой на всю страну,
Но по нему когда-то наши парни
Из Ряжска уезжали на войну.
Рыдает он, что их достали пули,
Что не вернулись в отчие края.
Чугунный мост стоит как в карауле,
В чугунном сердце боль свою тая.
Свой путь земной он завершит не скоро,
Поет в пролетах ветер, как труба,
Его опоры — и моя опора,
И грусть моя, и радость, и судьба.
Дождь седьмого ноября
Дождь седьмого ноября.
Лужи.
Между нами говоря,
Я давно тебе не нужен.
Ветер воет у окна
Мокрый.
Я тебя понять, жена,
При любом раскладе мог бы.
Ты не веришь? Ну и зря.
Тужишь?
Дождь седьмого ноября.
Отвратительные лужи.
Ветка просится в окно.
Было!
Как же все-таки давно
Ты одна меня любила.
Расплата
Голуби с утра загулеванили,
Подают над крышей голоса.
Видимо, у неба счастья заняли,
Если улетают в небеса.
Небо возвращения не требует,
Отданное счастье ни к чему,
Только провожаю взглядом в небо я
Голубей своих по одному.
Ах вы, мохноногие, хохлатые,
Столбовые, нежные чаи!
Голуби торопятся с расплатою
За грехи грядущие мои.
Кактус
Радость небесная? Знак уважения?
Только случайность не в счет.
Кактус румяный цветет в день рождения,
Кактус румяный цветет.
Он улыбается скудному солнышку,
Смотрит в упор на меня.
Пью его ласку до самого донышка,
Черные дни не кляня.
Черные дни на земле не кончаются,
Нет им на свете конца.
Кактус румяный цветет и качается
И не меняет лица.
Князь
Виктору Верстакову
Поселился в деревне Бирюльки,
Где вокруг непролазная грязь.
Варит суп в погорелой кастрюльке
Самый мирный, талантливый князь.
Исподлобья глядит и устало
Созерцает бычки сигарет.
Даже пыли в округе не стало,
Окуней-то задрипанных нет.
Выпьет водки паленой под вечер,
Угостит и печаль, и тоску.
Хоть и знает, что водка не лечит
И добыть не поможет строку.
Ночью будет завидовать птице,
Запоет что-нибудь о войне.
И опять ничего не случится
В недоступной его стороне.
Незаметно закончится лето,
Рыжим цветом покрасит траву,
И потянет в дорогу поэта,
Как удельных князей на Москву.
Понесет по журналам столичным
Урожай поэтический свой.
— Как дела?
— Да ты знаешь, отлично!
— Заходи!
— Уезжаю домой!
Так и надо тебе, дуралей
Я приеду домой, тяжелей
Станет сердцу у дикого сада.
— Так и надо тебе, дуралей,
Так и надо тебе, так и надо!
Не жалей меня, сад, не жалей,
Бей меня, чтоб слетела бравада!
И послышится голос с полей:
— Так и надо тебе, так и надо!
— Ты горючие слезы не лей! —
Отзовется родная прохлада.
— Так и надо тебе, дуралей,
Так и надо тебе, так и надо!
Выйду к речке, не станет теплей
От речного зеленого взгляда:
— Так и надо тебе, дуралей,
Так и надо тебе, так и надо!
Зашумит и нахмурится лес,
Хлынет дождь освежающий с градом,
И послышится голос с небес:
— Так и надо тебе, так и надо!
...На могиле, где тусклый венок,
Я услышу, как вздрогнет ограда:
— Все как надо, как надо, сынок!
Все как надо, сынок, все как надо!..
Ночь в Переделкине
Электричка вздохнет устало,
Лист опустится за окном...
Ощущаю, что сердце стало
Беспокойнее с каждым днем.
Просыпается среди ночи
И не может никак уснуть.
И звезда на «Святой источник»
Совершает последний путь.
И луне в эту ночь не спится,
Стынет в Сетуни до утра,
И кричит среди ночи птица
Вся из лунного серебра.
Это осень, и все тут просто —
Есть предчувствие лучших дней,
И под небом со звездным просом
Все отчетливей, все ясней.
Дом офицеров в Тирасполе
Андрею Козлову
Возле Дома офицеров,
Как Суворов на коне,
Молча еду на Бендеры,
Где музей покажут мне.
Здесь когда-то песни пели,
Обжигали словом зал.
Не один на самом деле
С ним судьбу свою связал.
Но едва Союз распался,
То погас на сцене свет:
Гарнизонный дом остался,
Гарнизона больше нет.
И гляжу я из Союза,
Как из праздничного дня,
Как внимательно Кутузов
Нынче смотрит на меня.
Как стерпел он боль и распри,
Как устал смотреть кино,
Ведь суворовский Тирасполь
Приднестровским стал давно.
Не теряем в жизни веры,
Без нее нам никуда:
И Тирасполь, и Бендеры
Не чужие города.
Это мы их поднимали,
Обустраивали их
И храним в шкафах медали
Храбрых прадедов своих.
* * *
Увядают мои бегонии,
Жалок вид молодых берез:
Вновь сентябрь под окном в агонии —
Захлебнулся от горьких слез.
Надо жить... Ни на что не сетую,
Все когда-нибудь да пройдет.
Ходит осень над серой Сетунью,
Не меняясь из года в год.
* * *
Я за ниточку небо дергаю,
Не могу отцепить никак:
Шарик, выбрав дорогу долгую,
Зацепился за облака.
Потяни чуть сильней — и свалится,
Разлетится на сто частей.
Но пацан в него рыжий пялится,
Видно, думает, что ничей.
Пусть подергает, вдруг получится.
Я отдам этот шарик сам...
Шар земной, как и шарик, крутится,
Прижимается к небесам.
* * *
Я снега ждал, но он не выпал.
Природа часто не права.
И я пошел и с другом выпил
За светлый праздник Покрова.
Потом не спал, читал газету,
Курил и слушал женский смех.
Не подарил Господь поэту
На день рожденья даже снег.
Несправедливо, но покуда
Есть ожидание добра,
Сойдет с небес и это чудо —
И снег пожалует с утра.