Подготовка общества к перевороту
Константин Александрович Залесский — российский историк, журналист — родился в 1965 году в Москве. Окончил факультет журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова. С 2013 года — научный сотрудник РИСИ.
Автор серии статей в «Губернских ведомостях» и «Парламентской газете» по вопросам государственного устройства, самоуправления и истории государственных учреждений Российской империи, а также биографических справочников.
События февраля 1917 года были не просто результатом заговора и верхушечного переворота. Они стали в том числе и результатом многомесячной информационной войны, которую последовательно вели так называемые «общественные деятели», контролировавшие большую часть российской прессы, против власти в целом и Царской Семьи в частности. Историк Д.Бабич констатировал: «К моменту Февральской революции дискредитацией монархии более полутора лет занимались люди с многомиллионными состояниями, объединенные в мощные ЛЕГАЛЬНЫЕ общественные союзы»[1].
Отличительной чертой информационной войны было то, что она основывалась исключительно на ложных посылах, то есть не фактах, а на голословных утверждениях, которые с помощью СМИ внедрялись в сознание общества. Создаваемый образ был чрезвычайно далек от реальности: не было ни катастрофических поражений на фронте, наоборот, Австро-Венгрия в 1916 году получила фактически смертельный удар, не было не просто голода, но даже какой-либо серьезной нехватки продовольствия — в отличие от той же Германии, где предыдущая зима была названа брюквенной.
Начало широкомасштабной информационной войны против правительства можно отнесли к лету 1915 года.
Именно в этот момент думские круги объединились в «Прогрессивный блок», опиравшийся также на Земгор и Центральный военно-промышленный комитет и пользующийся в том числе симпатией ряда генералов (М.В. Алексеев, А.А. Брусилов, В.И. Гурко, Н.В. Рузский и др.)[2]. Прогрессисты предъявили свои претензии на власть и взяли курс на последовательную дискредитацию императорской власти. До этого они планировали прийти к власти путем постепенного видоизменения власти: в правительстве были либералы, постоянно находившиеся в контакте с Думой: министр иностранных дел С.Д. Сазонов, министр земледелия А.В. Кривошеин, морской министр И.К. Григорович, на которых можно было опереться. Со своей стороны Ставка постоянно заигрывала с общественностью и конфликтовала с правительством. В ответ либеральная печать всячески превозносила великого князя Николая Николаевича, в связи с чем его популярность постоянно росла, несмотря на неудачи на фронте.
Уже на I Всероссийском съезде военно-промышленных комитетов 25–27 июля 1915 года прогрессисты взяли под свой контроль военно-промышленные комитеты (председателем ЦВПК был избран А.Н. Гучков, заместителем — А.И. Коновалов, председателем Московского ВПК — П.П. Рябушинский), получив таким образом мощную внедумскую политическую площадку.
12 августа Родзянко написал письмо Государю, умоляя оставить на своем посту великого князя, причем уверял, что этот шаг «внушен окружающими Вас немцами». Вскоре этот тезис был доведен до широкой общественности и стал одним из столпов информационной войны.
13 августа 1915 года в контролируемой Рябушинскими газете «Утро России» был опубликован состав либерального правительства, угодного Думе, так называемого «правительства доверия»: М.В. Родзянко (премьер), А.И. Гучков (внутренние дела), А.И. Коновалов, П.Н. Милюков, В.А. Маклаков, А.И. Шингарев, Н.Н. Львов, Н.В. Некрасов, И.Н. Ефремов и др., оставались министры А.В. Кривошеин, С.Д. Сазонов, военный министр А.А. Поливанов. Почти все заявленные здесь лица позже вошли во Временное правительство.
22 августа Государь торжественно открыл Особые совещания, где доминирующие позиции заняли так называемые общественные деятели. На следующий день Николай II принял на себя обязанности Верховного главнокомандующего.
25 августа 1915 года П.Н. Милюков выступил в Думе и под аплодисменты заявил: «Власть не имеет доверия в народе, и она должна быть немедленно заменена такой властью, которая это доверие имеет... “Прогрессивный блок” на плечах русской общественности вынесет Россию из трудного момента, из кризиса, который мы теперь переживаем»[3]. И здесь же особое внимание оратор уделил невозможности преследования печати: «Народное представительство без гласности утрачивает большую часть своего общественного значения»[4].
Как указывают современные исследователи: «Событием, приведшим к переходу самодеятельных организаций к тотальной и радикальной оппозиции, стало объявление 3 сентября 1915 года перерыва в заседаниях Думы. На 7 сентября были назначены экстренные съезды земского и городского союзов. Накануне на квартире московского мэра состоялось подготовительное собрание с участием думцев, где тон задавали сам Челноков, князь Львов, Милюков, Шингарев, Коновалов, Маклаков, лидеры союзов и военно-промышленного комплекса. Именно на этом собрании было решено, что земгоровцы примут знамя борьбы с режимом из рук обреченной на длительное бездействие Думы. И именно на нем был озвучен тот анализ внутриполитической ситуации, от которого оппозиция уже не откажется до самой революции и который основывался на детально выстроенной концепции блока черных сил»[5].
В тот же день прошли съезды Земского и Городского союзов, где, в частности, заявлялось, что «на смену нынешнего правительства должны быть призваны люди, обеспеченные доверием народа, творческая работа народных представителей должна быть возобновлена безотлагательно»[6]. Действия властей были объявлены победой «черного блока». Думская «общественность» четко обозначила свои планы. На совещании фракций Думы и Государственного совета 25 октября 1915 года П.Н. Милюков прямо указал: «Я надеюсь на переворот, на новое 11 марта»[7].
Уже осенью 1915 года были заложены основы информационной войны. Главную идею, под флагом которой начались атаки на власть, сформулировал А.И. Гучков на заседании Особого совещания по обороне: «Если бы в России управлял германский генеральный штаб, то он делал бы именно то, что делает наше правительство»[8]. Позже эту мысль будет развивать в своей знаменитой речи П.Н. Милюков.
Все это не было какой-то тайной за семью печатями, власти получали об этом информацию, но не уделили ей достаточно внимания. Вот, например, как один из осведомителей Московского охранного отделения описывал концепцию информационной войны, развиваемую прессой и общественными кругами:
«В противовес “прогрессивному блоку” и всей стране, жаждущей победоносного конца войны, образовался другой блок, черный блок, в состав которого входят германофильская придворная партия, меньшинство Совета министров в лице Горемыкина и Хвостова и правые крылья обеих законодательных палат.
Первой целью этот блок поставил захват в свои руки Государя. Для этого необходимо было удаление от Государя наиболее верных ему людей. Вторая цель придворной партии — создание бессильного и безвольного правительства, которое не хотело бы или не смело бы сказать Государю правду в глаза...
Третьей целью блока было удаление великого князя Николая Николаевича. Государь становился непосредственно ответственным за поражение армии... Это обстоятельство, в свою очередь, открывает надежду, что Государя при известной обстановке легче будет уговорить изменить союзникам и заключить сепаратный мир, чем решиться на генеральное сражение... Заключение же сепаратного мира составляет основную цель стремлений черного блока...
Для германофильской придворной партии, связанной тесными и неразрывными кровными и национальными узами с германской военной аристократией и вместе с нею преклоняющейся перед Вильгельмом, сепаратный мир — это не только поддержание вековых и милых сердцу связей, но и сохранение своего положения при русском дворе»*.
Сюда надо добавить и запущенную специально для крестьянской России тему о том, что Государь же, конечно, стремится к победе и даже готов после нее наделить крестьян землей, а вот камарилья «изменила Отечеству», землю отдавать не хочет и работает на Германию. Офицер и журналист П.З. Крачкевич вспоминал об этих днях в эмиграции: «Крестьяне охотно верят слухам о вывозе кожи, хлеба, сахара и пр. немцам, о продаже половины России графом Фредериксом тем же немцам и т.п.»**
Широко распространять свои идеи прогрессисты могли хотя бы потому, что именно они напрямую или опосредованно контролировали ведущие газеты России. Так, «левиафана русской прессы» самую популярную ежедневную газету «Русское слово» возглавлял зять И.Д. Сытина Ф.И. Благов, по воззрениям близкий в кадетам. «Русские ведомости» — ежедневная газета (Москва), фактически являлась органом правого крыла кадетов. «Утро России» — ежедневная газета, контролируемая Рябушинскими. «Речь» — орган кадетской партии. «Московские ведомости» — газета крайне правых, но также в конце концов попавшая в силки информационной войны.
Нельзя сказать, что власть не сознавала давления на нее. Именно, как позже выяснилось, неудачным ответом на информационную войну стало назначение министром внутренних дел в сентябре 1915 года А.Н. Хвостова, который, будучи губернатором, предпринимал активные меры по манипулированию прессой. Он должен был перехватить политическую инициативу, но сам запутался в своих интригах. 11 октября 1915 года в МВД была представлена записка «Об организации государственной печати», в которой, в частности, указывалось, что нет газет, которые бы «проводили уверенную, спокойную проповедь незыблемых устоев монархии»*. Предложенные меры осуществлены не были — правительство не вступило в информационную войну, положившись на старые методы цензуры, которые, однако, оказались недейственными.
Принципы и методы ведения информационной войны в начале XX века были в основном теми же, что и сегодня. В штыки воспринимались все назначения. Когда под сильнейшим давлением Думы был смещен И.Л. Горемыкин, а его место занял Б.В. Штюрмер, последнего немедленно объявили распутинцем, главой немецкой фракции, а председатель Думы М.В. Родзянко позволил себе назвать председателя Совета министров «полным ничтожеством». Немедленно была запущена мысль, что это назначение состоялось по прямому указанию Г.Е. Распутина. При этом формально Дума, в лице Милюкова, обещала поддержку новому правительству, но это была лишь уловка с целью не допустить нового ее роспуска.
Даже посещение 9 февраля 1916 года Государем Думы, имевшее целью достичь согласия с законодательной властью, «общественность» стала трактовать как: «Это, очевидно, было средством повлиять на Думу, и она исходила от придворной камарильи, клики Распутина»[9] (слова П.Н. Милюкова). Показательно и отношение к декларации нового правительства, которая носила вполне примирительный характер и ни в коем случае не содержала даже намека на отказ от реформ и сотрудничества с Думой. Тем не менее сразу же выступил председатель бюро «Прогрессивного блока» левый октябрист С.И. Шидловский, озвучив заранее обсужденную программу действий, которая затем была растиражирована прессой. Без какой-либо аргументации он заявил, что неумелые действия правительства привели к расстройству экономики, разрушению транспорта, дороговизне, острому недостатку продовольствия, росту лихоимства, взяточничеству и коррупции, и потребовал создать «правительство общественного доверия».
Уже через некоторое время травля власти дала свои плоды. Теперь уже прогрессисты могли использовать запущенные ими же газетные утки в качестве аргументации своих поступков. Так, 27 февраля 1916 года Родзянко на аудиенции у императора в Царском селе, заявив, что распутинщина подтачивает доверие к Верховной власти, стал ссылаться на распространяемые прессой сведения, что Распутин участвует в министерских интригах, в результате чего «нет сильной системы, повсюду злоупотребления, с народом не считаются, всякому терпению бывает предел»*.
День открытия 5-й сессии Думы, 1 ноября 1916 года, ознаменовался переходом «прогрессистов» в новое наступление, открывшее новый виток информационной войны против правительства. В своей знаменитой речи П.Н. Милюков среди прочего сказал: «Мы потеряли веру в то, что эта власть может нас привести к победе... Если бы наше правительство хотело намеренно поставить перед собой эту задачу [дезорганизацию страны], или если бы германцы захотели употребить на это свои средства, средства влияния или средства подкупа, то ничего лучшего они не могли сделать, как поступать так, как поступало русское правительство... (курсив мой. — К.З.)
В результате в заявлении 28 председателей губернских управ, собравшихся в Москве 29 октября этого года, вы имеете следующие указания: мучительное, страшное подозрение, зловещие слухи о предательстве и измене, о темных силах, борющихся в пользу Германии и стремящихся путем разрушения народного единства и сеяния розни подготовить почву для позорного мира, перешли ныне в ясное сознание, что вражеская рука тайно влияет на направление хода наших государственных дел.
Естественно, что на этой почве возникают слухи о признании в правительственных кругах бесцельности дальнейшей борьбы, своевременности окончания войны и необходимости заключения сепаратного мира».
И далее изложил сведения из русских, немецких, шведских и пр. газет уже как непреложную истину. Теперь уже клевета была озвучена с трибуны: «Это та придворная партия, победою которой, по словам “Нейе Фрейе Прессе”, было назначение Штюрмера: “Победа придворной партии, которая группируется вокруг молодой Царицы”». И Милюков задал вопрос о действиях правительства: что это — «глупость или измена?»[10]. При этом эта речь ни в коем случае не была экспромтом, а ее положения были обсуждены заранее на заседании бюро «Прогрессивного блока». К моменту выступления Милюкова уже была подготовлена декларация «Прогрессивного блока», один из тезисов которого — «измена» — содержал в себе обвинение Царской Семьи в подготовке сепаратного мира с немцами с использованием «темных сил».
Еще более явственно видны методы информационной войны на примере А.Д. Протопопова. Когда он был одним из руководителей «Прогрессивного блока» и товарищем председателя Думы, то постоянно рассматривался в качестве кандидата в правительство. Когда же Николай II назначил его министром внутренних дел, то пресса не нашла ничего лучше, как объявить его сумасшедшим и начать травлю по всем фронтам.
Не останавливаясь даже перед прямой ложью, пресса безапелляционно зачисляла в немецкие шпионы всех, кто имел немецкие фамилии, прежде всего представителей остзейского дворянства. Также, например, утверждалось, что «гессенская оса» — так именовали Государыню — связывается с немцами по секретной рации, спрятанной в Александровском дворце[11]. Этот и подобные факты тиражировались прессой и затем попадали в речи депутатов, обретая, так сказать, легитимность. Можно не сомневаться, что это делалось сознательно, а отнюдь не по недомыслию.
В результате развязанной кампании к январю–февралю 1917 года престиж монархии в России рухнул до небывало низкого уровня. Очевидец событий минский губернатор князь В.А. Друцкой-Соколинский, оказавшийся осенью 1916 года по служебным делам в столице, так описал ситуацию в Петрограде: «Все роптали, все сетовали, все негодовали, и, главное, все сплетничали, и все злословили. Меня, как свежего человека, поразило то обстоятельство, что в петербургском обществе конца 1916 года исчезли совершенно сдерживающие начала, исчезли те верхи, которые до сего времени считались недоступными, не подлежащими критике... Была общая разнузданность мнений, слов, выражений и, пожалуй, чувств»*.
Созданное в ходе информационной войны негативное восприятие Царской Семьи, а также образ некой группирующейся вокруг нее «камарильи» и «черных сил» пережили события 1917 года. Эти постулаты в той или иной степени перекочевали и в эмигрантскую литературу, и в советские работы. При этом легенда о том, что император и императрица были чуть ли не немецкими шпионами, в Советском Союзе довольно быстро была предана забвению, поскольку, тесно связанные с немцами, большевики предпочли этой темы не касаться. Но вот тема «черных сил» вкупе с разговорами о том, что последние два года Российской империей управлял Григорий Распутин через императрицу Александру Федоровну и безвольного царя, расцвела пышным цветом. Мало того, она успешно продолжает существовать и до сих пор. И это при том, что созданная Временным правительством Чрезвычайная следственная комиссия для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданского, так военного и морского ведомств, несмотря на все свои старания, не нашла ни единого не то что подтверждения, а даже намека на измену «царицы-немки», на влияние Распутина на государственную политику или на существование при Дворе во время войны прогерманской группировки. Самому А.Ф. Керенскому не от хорошей жизни пришлось признать в письме западным дипломатам, что «состава преступления в действиях царя не обнаружено»*.
Это стало фактически прямым признанием, что действия, направленные на дискредитацию Царской Семьи и правительства, изначально были лишь информационной войной, основанной на ложных фактах и имевшей целью подготовить русское общество к событиям февраля 1917 года.
[1] Бабич Д. «А царь Николашка побёг за вином...» // Родина. 2016. № 11. С. 49.
[2] Смирнов А.Ф. Государственная Дума Российской империи 1906–1917: Историко-правовой очерк. М.: Книга и бизнес, 1998. С. 515.
[3] Смирнов А.Ф. Указ. соч.
[4] Гайда Ф.А. Власть и общественность в России: Диалог о пути политического развития (1910–1917). М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2016. С. 415.
[5] Российская государственность в конце XIX — начале XX века. М.: КДУ, 2013. С. 165.
[6] Смирнов А.Ф. Указ. соч. С. 518.
[7] Там же. С. 519.
[8] Барк П.Л. Воспоминания // Возрождение (Париж). 1966. № 170. С. 105.
[9] Падение царского режима: Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 году в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства / Ред. П.Е. Щеголева. В 7 т. Л.: Госиздат, 1924. Т. 1. С. 35.
[10] Цит. по: Резанов А.С. Штурмовой сигнал П.Н. Милюкова. С приложением полного текста речи, произнесенной Милюковым в заседании Государственной Думы 1 ноября 1916 года. Париж: Изд. автора, 1924. С. 45–61.
[11] Смирнов А.Ф. Указ. соч. С. 543.