«Вопрос о целесообразности публикации...»
Вячеслав Вячеславович Огрызко родился в 1960 году в Москве. Окончил исторический факультет МГПИ имени В.И. Ленина. Литературный публицист. Главный редактор газеты «Литературная Россия». Автор книг «Звуки языка родного», «Праздник на все времена», историко-литературного исследования «Песни афганского похода», сборника литературно-критических статей «Против течения», словарей о писателях XX века: «Изборник», «Из поколения шестидесятников», «Русские писатели. Современная эпоха. Лексикон», «Кто делает современную литературу в России», «Победители и побежденные». Член Союза писателей России. Живет в Москве.
К 50-летию первой публикации
«Мастера и Маргариты»
в журнале «Москва»
До сих пор многие удивляются, как выдающееся произведение русского классика могло появиться в «Москве», ведь в писательском сообществе этот журнал одно время имел репутацию охранительного, но никак не либерального издания, а его главного редактора Евгения Поповкина иные прогрессисты числили чуть ли не в гонителях лучших советских писателей. Не спорю, Поповкин не относился ни к числу больших художников, ни к приверженцам либерального курса в политике и культуре. С одной стороны, он дружил с палачами советской литературы Николаем Грибачевым и Анатолием Софроновым, а с другой — любил и ценил русскую историю и литературу.
Приведу два примера. В 1962 году Поповкин подписал номера журнала с материалами в защиту старой Москвы, в которых критиковались некоторые новации современных архитекторов, стоявших на позициях авангардизма. И он же еще в феврале 1961 года обратился в ЦК КПСС с просьбой разрешить ему напечатать в «Москве» до этого не публиковавшийся в Советском Союзе роман Ивана Бунина «Жизнь Арсеньева». Реакция партаппарата на обе инициативы журнала была резко отрицательной. Но смотрите, как поступил Поповкин. В первом случае он, узнав о недовольстве столичного горкома КПСС, переложил ответственность за публикации материалов, призывавших к сохранению древних памятников, на одного из своих заместителей — поэта Василия Кулемина и на завотделом публицистики, издав потом приказ о понижении некоторых своих сотрудников в должностях. А во втором случае Поповкин, когда ему сообщили о реакции заведующего отделом науки, школ и культуры ЦК КПСС по РСФСР Николая Казьмина (отдел ЦК «считает нецелесообразным сейчас рассматривать вопрос о публикации романа И.Бунина «Жизнь Арсеньева»), проявил смирение. Но стоило партийной верхушке отправить Казьмина в отставку, Поповкин тут же вновь активизировался и получил разрешение напечатать Бунина у других влиятельных партфункционеров.
Не все сразу получилось у Поповкина и с публикацией наследия Булгакова. Одну из первых попыток напечатать в своем журнале хоть что-то из Булгакова он предпринял еще весной 1963 года. Вдова писателя пошла ему навстречу и передала несколько рассказов, но взамен поставила условие — произвести ей выплату гонорара по высшей ставке, хотя по тогдашним советским законам она уже правами на большую часть произведений писателя не обладала (тогда за наследниками в нашей стране права сохранялись, как правило, в течение пятнадцати лет после смерти автора).
Поповкин обратился за помощью в Министерство культуры СССР. 12 марта 1963 года начальник Главиздата Минкульта А.Рыбин сообщил директору Гослитиздата В.Косолапову, который осуществлял в том числе финансовое сопровождение журнала «Москва»:
«Главлитиздат, в виде исключения, не возражает против приобретения у Е.С. Булгаковой рукописей рассказов и очерков писателя М.А. Булгакова общим объемом 3 авт. листа для опубликования в журнале “Москва”, с оплатой не выше 150–200 руб. за авторский лист.
Приобретение рукописей должно быть оформлено заключением соответствующего соглашения с Е.С. Булгаковой» (РГАЛИ, ф. 2931, оп. 1, д. 57, л. 1).
Но вдова Булгакова на такие условия не пошла. Она, повторю, хотела получить гонорар по высшей ставке.
4 апреля 1963 года заместитель Поповкина — Борис Евгеньев послал обращение к заместителю министра культуры СССР Григорию Владыкину. Он писал:
«Уважаемый Григорий Иванович,
очень просим помочь нам в решении вопроса об оплате рассказов покойного писателя М.А. Булгакова, публикуемых нами в № 5 журнала “Москва”.
История вопроса следующая: от вдовы М.А. Булгакова, Елены Сергеевны Булгаковой, мы получили рукопись не публиковавшихся ранее произведений писателя. Мы отобрали несколько рассказов, общим объемом в три авторских листа, и включили их в № 5 журнала. Опубликование этих рассказов представляет немалый интерес: мы знакомим читателей с отличной прозой талантливого писателя, широко известного как драматурга.
Е.С. Булгакова выдвинула требование оплатить ей публикуемые рассказы по высшей гонорарной ставке — 400 руб. за лист, на что мы дали свое согласие, так как в журнальной практике такая полистная оплата существует (так мы оплачивали за этот год произведения К.Паустовского, В.Шкловского).
Е.С. Булгакова объяснила это свое требование тем, что по существующему законоположению она впредь не будет получать гонорар за эти произведения в случае переиздания их, так как после опубликования они передаются, как “навечно” приобретенные у нее, в Литературный музей. При этом она сослалась на пример издательств “Искусство” и “Молодая гвардия”, выпустивших книги М.Булгакова и выплативших ей гонорар по высшей ставке.
Гослитиздат, в финансовом подчинении которого мы находимся, обратился с соответствующим ходатайством в Главиздат. Оттуда последовало указание об установлении за произведения Булгакова М. высшей гонорарной ставки, то есть 400 руб. за лист, но с выплатой Е.С. Булгаковой, как наследнице, 50% — то есть 200 руб. за лист.
Она опротестовала это решение, настаивая на выплате ей полной суммы гонорара, исходя именно из тех соображений, что это единственный и последний случай оплаты публикуемых рассказов. Все это ставит нас в крайне затруднительное положение, так как номер журнала уже подписан Главлитом в печать.
Просим Вас дать указание Гослитиздату разрешить нам в виде исключения оплатить печатаемые нами рассказы М.Булгакова по 400 руб. за лист» (РГАЛИ, ф. 2931, оп. 1, д. 57, л. 4).
Судя по всему, вдова Булгакова оценила то упорство редакции «Москвы», с каким та отстаивала ее права как наследницы писателя.
Сложней обстояли дела с публикацией материалов из наследия Булгакова в другом журнале — в «Новом мире». Твардовский во многом под влиянием Лакшина в том же, 1963 году попытался напечатать «Театральный роман» Булгакова. Но против этого выступили влиятельные старики из Московского художественного театра, которые это произведение восприняли как пасквиль на святые для них имена Станиславского и Немировича-Данченко. Корифеев из МХАТа поддержали руководители Главлита А.Охотников и С.Аветисян.
«В романе-памфлете М.Булгакова, — заявил главный цензор страны А.Охотников, — Станиславский и Немирович-Данченко выведены как два враждующих самодура и консерватора, сторонящихся всяческих новых веяний в театре».
Охотников о своем недовольстве сообщил в верха.
«Вопрос о целесообразности публикации этого произведения, — подчеркнул он потом в одной из служебных записок, — Главлитом был поставлен перед Идеологическим отделом ЦК КПСС. По его рекомендации указанное произведение не оформлено к печати и снято из [августовского] номера [«Нового мира» за 1963 год]».
Добавлю: в Идеологическом отделе ЦК КПСС против публикации «Театрального романа» выступили прежде всего Дмитрий Поликарпов и Игорь Черноуцан, а также друживший с Аветисяном Клавдий Боголюбов, но, судя по всему, эти партфункционеры получили полную поддержку со стороны В.Снастина, а главное — со стороны секретаря ЦК партии по пропаганде Леонида Ильичева.
Сопротивление партаппарата и цензуры было сломлено лишь после вынужденной отставки Никиты Хрущева и удаления с партийного олимпа Ильичева. Похоже, в 1965 году решающее слово сказал претендовавший на вторую роль в партии Михаил Суслов.
«Театральный роман» появился в августовской книжке «Нового мира» за 1965 год. «Вышел № 8 с “Театр. романом”, — отметил 7 сентября 1965 года в своем дневнике Владимир Лакшин. — Почти три года мороки — и наконец я имел радость позвонить Е.С. (Булгаковой. — В.О.) и поздравить ее. Она не верит своему счастью».
После этого подошла очередь «Мастера и Маргариты». Но вдова Булгакова отдала рукопись этого романа не «Новому миру», а другому журналу, который являлся оппонентом Твардовского и Лакшина, — в «Москву». Почему?
Мне думается, тут сработало несколько причин. Похоже, в окружении Твардовского далеко не все понимали, что «Мастер и Маргарита» по своему уровню во много раз превосходил «Театральный роман». Не сомневаюсь, что больше других не хотел публикации этой книги Игорь Сац, который был просто возмущен тем, как Булгаков под другой фамилией подал последнего мужа своей родной сестры — Анатолия Луначарского. Другие не поняли евангельских мотивов у Булгакова. Ну а потом, Твардовский не совсем представлял, как, через кого пробивать эту вещь. Он, судя по всему, хотел выждать время. А вдову это не устраивало. Она, видя, куда все в стране клонилось, хотела успеть заскочить на подножку уходящего поезда, и ей было абсолютно неважно, кто напечатает «Мастера и Маргариту» — либералы или охранители. По ее мнению, Поповкин имел больше шансов через свои связи протолкнуть этот роман в печать, нежели не вылезавший из запоев Твардовский.
Рукопись книги вдова передала в редакцию «Москвы», видимо, в конце весны — начале лета 1966 года. Поповкин пустил ее по редколлегии.
Первым свой отзыв дал Лев Никулин, имевший в писательском сообществе репутацию осведомителя спецслужб. 24 июня 1966 года Никулин сообщил руководству редакции:
«“Мастер и Маргарита” Булгакова, несомненно, талантливо написанное произведение, разумеется, чувствуется влияние Гоголя и в языке и в стиле, как всегда у Булгакова.
Это фантасмагория, причем разворачивается она в двадцатых годах, во времена нэпа, и некоторые эпизоды, например, дом Грибоедова — это дом Герцена тех времен и даже “пират”-флибустьер — это Яков Данилович, метрдотель. Добывание валюты таким театральным способом тоже имело место.
Произведение в целом растянуто — например, глава “Бал у Сатаны” и “Полет Маргариты”, и в иных эпизодах есть что-то графоманское, когда автор теряет чувство меры и композиции вещи. Интересно, что по форме роман напоминает нынешние модные романы, имеющие успех в Европе.
Очень интересно написаны эпизоды из Евангелья, от Матфея (так в оригинале. — В.О.).
Если печатать, то нужно хорошее, умное послесловие о Булгакове, о его приеме, о том, что, собственно, сказано этим произведением, предисловие умного критика, м.б. Книпович» (РГАЛИ, ф. 2931, оп. 2, д. 13, л. 13).
По этому отзыву можно судить о культурном уровне Никулина, который любил бравировать якобы приятельскими отношениями с вдовой Ивана Бунина. Если он некоторые эпизоды в романе Булгакова воспринимал как графоманию, то что тогда представляли его писания? Кстати, кто вообще сейчас помнит такого писателя — Льва Никулина? А чего стоила отсылка этого рецензента к Евгении Книпович? Да, была такая критикесса. О ней говорили как о последней пассии Блока. Возможно, в молодости эта дама ратовала за «идеалистическую философию». Но уже в 30-е годы она, по меткому замечанию Вадима Кожинова, превратилась в «поборницу марксистской ортодоксальности». В годы «оттепели» Книпович всячески поддерживала вернувшегося из Карлага Аркадия Белинкова. Но когда «оттепель» сменилась «заморозками», она же воспротивилась републикациям Михаила Бахтина. Неслучайно в писательском сообществе ее считали страшным человеком, но при этом многие перед ней заискивали.
Несмотря на уклончивый отзыв Никулина, Поповкин тем не менее уже решился непременно дать роман Булгакова в завершающих 1966 год номерах журнала. Он даже дал поручение завотделом прозы Владимиру Андрееву начать согласования с вдовой писателя по отдельным купюрам. Правда, Андреев всю черновую работу потом спихнул на дочь бывшего председателя Литфонда — Диану Тевекелян.
Важный момент. Уже в июле 1966 года Тевекелян, ссылаясь на скорую публикацию романа Булгакова, с радостью заворачивала разным литгенералам их опусы. Так, 12 июля она вернула рукопись влиятельному ленинградскому автору Даниилу Гранину. Тевекелян сообщила ему:
«Уважаемый Даниил Александрович!
Мы с большим интересом прочли Вашу повесть “Место для памятника”. К сожалению, эту Вашу вещь мы напечатать не сумеем — в конце этого года мы намереваемся выступить с романом М.Булгакова “Мастер и Маргарита”, в основе которого лежит тот же прием, что и в Вашей повести, а ждать долго Вы вряд ли согласитесь.
Думается, что Вы поймете причину нашего отказа — мы очень хотели бы видеть Вас одним из активно действующих авторов нашего журнала» (РГАЛИ, ф. 2931, оп. 2, д. 5, л. 56).
Однако в верхах Поповкин полной поддержки еще не получил. От него потребовали отзывы других авторов и членов редколлегии.
17 июля 1966 года свое мнение Поповкину изложила бывшая заведующая отделом прозы в «Москве» Евгения Леваковская.
«В разговоре о Михаиле Булгакове не приходится, — отметила Леваковская, — естественно, разбирать литературные качества его прозы. Они общеизвестны, и приходится только жалеть, что по тем или иным причинам далеко не все произведения этого замечательного писателя в настоящее время опубликованы.
Рукопись романа “Мастер и Маргарита” я прочитала дважды. Нет ничего удивительного в том, что она не была опубликована, скажем, пятнадцать лет тому назад. Счастье, что она сохранилась и что теперь ее можно публиковать. За последние годы во многих наших издательствах вышло такое количество произведений с — мягко говоря — критическими замечаниями касаемо различных сторон нашей действительности, что на их фоне роман Михаила Булгакова в этом смысле никак не поражает воображение.
Я считаю вполне возможным напечатание этого романа, а раз оно возможно, то, значит, и необходимо, потому что речь идет о произведении одного из лучших советских писателей, о произведении выдающемся» (РГАЛИ, ф. 2931, оп. 2, д. 13, л. 12).
2 августа 1966 года пришел отзыв от прозаика Василия Рослякова.
«Прочитал роман с увлечением, — признался Росляков. — Имя Булгакова и его “Мастер и Маргарита” не повредят репутации нашего журнала, а думаю, что — напротив — привлекут к журналу новых читателей. Голосуя за публикацию романа в нашем журнале, хочу настоятельно просить тех, кто будет готовить роман к набору, провести серьезную работу по сокращению вещи. Есть главы, которые и написаны на невысоком уровне, и делают в силу своей необязательности вещь в целом растянутой. Убрать все вялые места ради нашего читателя — и с богом!» (РГАЛИ, ф. 2931, оп. 2, д. 13, л. 14).
Еще один отзыв подготовила завотделом публицистики «Москвы» Вера Шапошникова. Она 3 августа 1966 года сообщила:
«Рукопись Булгакова считаю талантливейшим произведением, отразившим сложную эпоху послереволюционной и конца нэповской Москвы. Жизнь показала прочность нашего строя. И здоровое начало советского общества, проверка крепости которого прошла в войне. Я за бесспорную публикацию “Мастера и Маргариты”» (РГАЛИ, ф. 2931, оп. 2, д. 13, л. 11).
Не дожидаясь последних отзывов, Поповкин распорядился продумать, кто бы мог подстраховать предстоящую публикацию своим предисловием. Выбор пал на Константина Симонова, чья бывшая первая официальная жена — Евгения Ласкина — в тот момент возглавляла в журнале отдел поэзии.
4 августа 1966 года Поповкин сообщил Симонову:
«Уважаемый Константин Михайлович!
В одиннадцатой книжке нашего журнала мы предполагаем начать публикацию романа М.Булгакова “Мастер и Маргарита”. Зная о Вашем добром отношении к творчеству Булгакова, мы просим Вас — напишите предисловие к этому роману» (РГАЛИ, ф. 2931, оп. 2, д. 4, л. 25).
Но Симонову все было недосуг прочитать рукопись. И тогда вдова Булгакова пустилась на хитрость. Она дождалась, когда писатель собрался на отдых за границу, явилась к нему домой и перед отъездом подложила ему в чемодан рукопись романа. Расчет был на то, что русский человек, попав за рубеж, уже на третий или четвертый день начинал тосковать по русскому печатному слову. Но вдова в сроках ошиблась. Симонов до подложенных ему бумаг добрался лишь через неделю. Рукопись его просто ошеломила.
Но был у Поповкина еще один заступник. Как говорили, его нередко поддерживал весьма амбициозный член Политбюро ЦК КПСС Дмитрий Полянский, мечтавший со временем заменить Косыгина на посту председателя советского правительства, а то и потеснить самого Брежнева (Поповкин под его началом работал в конце 40-х — начале 50-х годов в Крыму).
По другой версии, Поповкин знал, в каких компаниях кутить. Когда в начале 1968 года попался на пьянках с девочками главный комсомолец страны Сергей Павлов, выяснилось, что этим грешил не только комсомольский начальник. Тогдашний заместитель Твардовского — Алексей Кондратович в своем дневнике передал один из разговоров с шефом. Обсуждая пьяные кутежи Павлова с девочками из комсомольского актива, Твардовский, по словам Кондратовича, заметил: «Вот они обязательно на таком попадаются. Как Поповкин и Грибачев с такой же историей». А.Т. спросил об этом оргсекретаря Союза писателей СССР Воронкова. Тот ответил неохотно (А.Т.: «Не любят они говорить об этом»). Тем не менее получалось, что за Поповкиным стоял кто-то из участников пьяных кутежей, имевший доступ в Кремль.
Лично я придерживаюсь третьей версии. Судя по всему, Поповкин нашел поддержку у Суслова. Почему я так считаю? Да потому что он нечто подобное уже проходил. Летом 1965 года Поповкин пытался напечатать у себя в «Москве» новую повесть Валентина Катаева «Святой колодец». Но против выступила цензура. Обращение в отдел культуры ЦК КПСС ничего не дало. В партаппарате никто ответственность брать на себя не захотел. Поповкин надеялся, что вопрос как-то сдвинется после назначения нового завотделом культуры ЦК. Но возглавивший после смерти Поликарпова этот отдел Василий Шауро оказался страшным трусом. Все решилось лишь после вмешательства Суслова. Похоже, что лично Суслов санкционировал и публикацию «Мастера и Маргариты» Булгакова. А оспаривать решение второго в партии человека уже никакой Главлит не осмелился.
Здесь еще что важно отметить. Показав свои литературные вкусы и настойчивость в историях с Буниным и Булгаковым (а до этого в ситуации с мемуарами Вертинского), Поповкин в то же время не отрекался и от своих соратников-графоманов по охранительному лагерю, всячески поддерживая, к примеру, то отвратительные стихи С.В. Смирнова, то дурацкие романы бывшего чекиста и парторга Московской писательской организации Арк. Васильева. Это ведь он, запустив осенью 1966 года в печать «Мастера и Маргариту» Булгакова, тогда же, в ноябре 1966 года, организовал выдвижение на соискание Ленинской премии бывшего прокурора Льва Шейнина за посредственную инсценировку во МХАТе его бездарной повести «Помилование» (РГАЛИ, ф. 2931, оп. 2, д. 3). И он же всячески продвигал первые приключенческие, но далеко не гениальные повести Юлиана Семенова. А до этого он же отказался, сославшись на отрицательный отзыв Арк. Васильева, печатать в «Москве» роман примыкавшего тогда к либералам Юрия Бондарева «Родственники».
Что это было — широтой или трусостью Поповкина, теперь трудно сказать. Но в ситуации 60-х годов лучше было оставаться таким, нежели как другие редакторы «толстяков». В этом плане Анатолий Софронов, Вадим Кожевников или Всеволод Кочетов не годились ему даже в подметки.