* * *
Кто мне истину откроет,
Светом тьму посеребрит?
Не с того ли ветер воет,
Что душа моя болит?

Кто удержит равновесье?
Кто пошлет благую весть?
Есть над нами поднебесье,
И земля под нами есть.

Отчего в ученье строгом
Ересь тлеет, как ожог, —
То ли ходим все под Богом,
То ли все мы вместе — Бог?

Я стою пред образами,
Я держу в руках свечу
И закрытыми глазами
Вижу дальше, чем хочу.


* * *
Тянула пряжу ночь глухая,
Качала: баюшки-баю.
Мне снились сны, там жизнь другая
Пересекала жизнь мою.

То ль в недрах памяти согреты,
То ль тьмою явлены на свет,
Мелькали новые сюжеты
И звали с легкостью вослед.

И, увлеченный той блесною,
Я оттолкнулся б от крыльца,
Когда бы знал, что ты со мною
И в новой жизни до конца.


* * *
Кому-то жизнь — тяжелый грех,
Кому-то — окаянство,
Я шел во тьме, покуда снег
Не очертил пространство.

Я выживал, где жизни нет,
И пропадал, где жили,
Но выпрямлялся снежный свет
Работой сухожилий.

И как бы черная смола
По следу ни кипела,
Легонько жизнь моя плыла
По белому под белым.

Но что и раньше, что во тьме
Мне было непонятно —
Откуда жизнь взялась во мне
И как уйдет обратно.


* * *
Ноябрьские ночи до снега черны,
Со снегом длинны без просвета,
Как будто нам выпало чувство вины
В награду за красное лето.

Как будто не жить нам теперь — доживать,
Навеки забытым в дозоре,
И чувствам в угоду слезу вышибать
Из ветхозаветных историй.

Мы печку растопим, свечу затеплим,
Оставим наказ домочадцам
И темное время, обнявшись, проспим,
Чтоб легче с зимой распрощаться.

И будет весна до небес зелена,
И солнцу откроется дверца,
И в сласти нажитая жизнью вина
Тихонько осядет под сердцем.


* * *
Не грехи это — слабости наши,
Не умеешь простить — пожалей,
Все вкусили березовой каши,
Да не всем отпустили елей.

Бог простит, лишь бы люди простили,
Отстоимся в нужде и беде,
Дождь не даст задохнуться от пыли
И научит гулять по воде.


* * *
Не выдержу — в темнице
Свечою распалюсь,
Не ветхой плащанице —
Создателю молюсь.

И память держит цепко
Заученный урок,
Что церковь только церковь,
А Бог и вправду Бог.

Как мертвый лес, корчую
Живое существо,
И страх животный чую,
И верую в родство.


* * *
Где по глине да по тине
Катит темная вода,
Где в траве, как в паутине,
Вязнет падшая звезда,

Где туманом забеленный,
Воздух гуще киселя,
Там на веточке зеленой
Жизнь качается моя.

И никак не догадаться,
Даже мудрым поутру,
Сколько ей еще качаться
На весу да на ветру.

Ну а Тот, кто это знает,
Не расскажет ничего,
Он меня оберегает,
Я — растение Его.


* * *
Сколько в кровь мою впало живых ручейков,
Сколько врезалось в память событий!
Потянуть бы успеть из забытых веков
За дорожки, за жилки, за нити.

Покатить пред собою клубок шерстяной,
Чтоб пред ним бы трава припадала,
И монгольскую гарь часовой шестерней
Запахать от Литвы до Урала.

И все дальше, туда, где Христос не воскрес,
И смотреть, как в летящем рапиде,
С византийских холмов на языческий лес
И себя за деревьями видеть.


Город

В этом городе я незнакомцем
Проскользил по гранитному льду
Так легко, что короткое солнце
Лишь качнуло меня на ходу,

Да успело тревожным ожогом
Опалить напоследок виски,
Что рожден этот город не Богом,
А возвышен ему вопреки.


* * *
На добро отвечаем добром
И, жалея, прощаем недобрых,
Нас предзимье чернит серебром,
Чтоб зима отбелила в сугробах.

От тепла к холодам переход
Совершается в слове и деле,
И, как будто у Царских ворот,
Мы толпимся в предзимнем приделе.

Затянуть, задержать этот путь,
Замереть перед бездной порожней
И в метель ледяную шагнуть,
Зачитавшись своей подорожной,

Чтоб у самой последней черты
Зацепиться за холмик родимый
И суметь, как дрозды и клесты,
Прокормиться промерзшей рябиной.


* * *
Этот дождь — как монгольские стрелы,
Из веков и еще на века,
С каждой ночью бесчувственней тело,
С каждым днем бесконечней тоска.

Лишь поверивший в слово и дело,
Переживший крутёж и правёж
Знает, как заворачивать стрелы,
Помнит, как заговаривать дождь.


* * *
И вдруг языческие боги
Пронижут молнией века,
Сухой травой мне свяжут ноги
И полонят, как языка.

Разговорюсь, но тьма глухая
На полуслове оборвет,
И подо мной трава сухая
Семью цветами полыхнет.


* * *
Половодье ушло, побросало в отлогах рыбьё,
Жить недолго рыбью, плавники без воды заржавеют.
То, что делает сильными, как-нибудь нас и убьет,
То, что делает слабыми, как-нибудь нас пожалеет.

Пресыщение судьбой поневоле заводит в отлог,
Где дарован покой, где тоска попросила смиренья,
Где и сила, и слабость в единый вмещаются вздох,
Где нещадная боль зарастает травою забвенья.


* * *
До снега сорок дён,
Как сорок дён до смерти,
На рубеже времен
Безвременье на свете.

Так было все до нас,
При нас и будет после.
Внутри огонь погас
И выпал пеплом возле.

И нет тебя родней!
И надо умудриться
Успеть за сорок дней
Как заново родиться.


* * *
То в домоседство, то в скитанье,
То ненавидя, то любя,
Я прожил жизнь в богоисканье,
А выжил в поисках себя.

И каждый раз, когда дорога
В прах низводила мой запал,
Я падал ниц за шаг до Бога
И чрез себя переступал.

Но все же мигом, пусть и мигом,
Я был пожалован в ответ
И, дань отдав земным веригам,
Смотрел во тьму и видел свет.


* * *
Мне еще это даже не снится,
Это пекло еще не печет,
Ни живою, ни мертвой водицей
По устам моим мед не течет.

Но за гранями слуха и зрения
Задрожала в колчане стрела,
Суета обратилась в смятение,
По сусекам метель помела.


* * *
Чай на травах под деготь заваривал,
Доводил на спокойном огне
И легко мне в лицо выговаривал,
Что так долго темнело на дне.

Я внимал непрописанным истинам,
Шел по краю и чуял, увы,
После слов его, вбитых как выстрелы,
Мне опять не сносить головы.

Попрощались, я в дождь-непогодину
Как осиновый лист улетел,
И смотрел по-другому на родину,
И ее по-другому жалел.


* * *
На просторах великих
Мы ветшаем родней,
Наших мертвых таджики
Присыпают землей.

И дьячок безбородый,
Голосок как слеза,
Ниже грани загробной
Опускает глаза.


* * *
Ни холодом злым, ни огнем,
А света легчайшим движеньем
На землю вернется мое
От древней звезды отраженье.

Но все это будет потом.
Пока я живу и не маюсь,
Сижу на крыльце золотом
И в золоте глаз отражаюсь.


* * *
Вновь проснусь оттого, что увижу во сне
Жизнь свою, проходящую мимо.
Сколько в памяти тьмы, если кровь, что во мне
Непрерывна с рождения мира.

Возвращаюсь к истокам, пытаю следы
И поклоны отвесные правлю
Я тому, кто из света и лютой воды
Затворил первозданную каплю.

Перед ним оправдаюсь за злые века,
За большие и малые чувства
Тем, что жизнь дальше жизни моей протекла
И наполнила новые русла.


* * *
Второстепенные поэты...
Народом песни не запеты,
Народом песни не запеты
И не зачитаны стихи,
И даже если было слово,
В нем нет зерна, одна полова,
В нем нет зерна, одна полова
Да два кармана шелухи.

Второстепенные поэты...
Не им зеленые кареты,
Не им зеленые кареты
И серебристые такси,
Всю ночь в прокуренном вагоне
Дышать в озябшие ладони,
Дышать в озябшие ладони
Тоской по матушке-Руси.

Второстепенные поэты...
Не завещания, заветы,
Не завещания, заветы,
Как все откроется потом!
В тот край, где ходят все под Богом,
Им будет скатертью дорога,
Им будет скатертью дорога
И память вечная — крестом.


* * *
Мы рядом не ходим, мы вместе — гроза,
Удел наш — движенье по кругу,
Но если встречаются наши глаза,
Нас тянет невольно друг к другу.

Не выдержу вдруг и на встречу с тобой
Я выйду в хрустящей сорочке,
И наши дороги по хорде тугой
Сойдутся в нечаянной точке.

И молния внутренний круг озарит,
И лед пограничный растает,
И тракт золотой, что над миром царит,
Наш прах в колею закатает.


* * *
Жизнь прошла как будто понарошку,
Неподвластна сердцу и уму,
Вот моя последняя дорожка,
Переход из осени во тьму.

Перешел, во тьме остановился,
Ко всему готовый наотрез.
Вдруг увидел — свет засеребрился,
Это снег просыпался с небес.

Это значит, дальше есть дорога
Через осень, через темноту,
Понимание времени и Бога
Отдаляет страшную черту.

Даль близка, как смотришь через призму,
Вечный свет рождается во тьме,
Измеряю бесконечность жизнью,
И ползу из осени к зиме.


* * *
И пока я живой, посажу-ка я дуб
По весне, по прохладе, при ветре.
Улетит моя жизнь, как дыхание с губ,
А он памятник мне после смерти.

И не станет могила моя западней,
И душа не заметит урона,
Будут корни рассказывать мне под землей,
Что с макушки увидела крона.

Так вперед я на тысячу лет загляну,
Породнюсь с каждым прутиком-веткой,
Зеленея весною в зеленом дыму,
А зимой индевея под ветром.

И не горько мне знать, и не страшно смотреть,
Как в пределах тенистого круга
Бесконечная жизнь, бесконечная смерть
Каждый раз переходят друг в друга.


* * *

Тихая моя родина...
Н.Рубцов

Думали мы, что лучшие,
Чаяли — соль земли,
Что же ты нас в наручники
И под команду «пли!»?

Лбами об стенку — вот он я!
Даром прими мой труд!
Ты ж провожаешь водкою
Нас раньше срока в грунт.

Реки текут кисельные,
Сахарны берега!
Что же ты нас посеяла,
Да не уберегла?

Но по гвоздю, по досточке
Строю и строю дом,
Имя мое и отчество
Вычитай под крестом.


* * *
Один рожден в рубашке,
Расшитое вьюном,
И хлопает рюмашки
То с медом, то с вином.

Другой рожден в жилетке,
Не сеет и не жнет
И циферки-монетки
В копилочку кладет.

А я в одном ботинке
Родился и живу,
И буковки-травинки
В вязаночку вяжу.

Кто думает о Боге?
Кто просто так живет?
Бог всех в конце дороги
От нас самих спасет.


* * *
Я не ведал тоски и неволи,
Я хранил на душе благодать,
Потому что на малые доли
Каждый час свой умел расщеплять.

Цепь делил на короткие звенья,
Разбирал на песчинки завал
И любое из тысяч мгновенье
Как особую жизнь проживал.

И не знал, что в конце круговерти
Нити стянет судьба в полотно
И вся жизнь, от рожденья до смерти,
Пролетит как дыханье одно.


* * *
Мне снился сон: в глубокой старине
Есть отчий дом и на двери подкова,
Меня там ждут живого-неживого
И держат свет негаснущий в окне.

И я в тот дом по вязи родовой
Себя с кругов тягучих возвращаю.
И если жив, то сам себя прощаю
И оживаю, если неживой.


* * *
Я на жизнь и на смерть никогда не играл,
Только жил рядом с жизнью и смертью
И из бездны людской сам себя добывал,
Словно рыбу, тягучею сетью.

Выбирался на берег, дышал тяжело,
В одиночестве было мне тесно,
И светился мне берег, еще не жилой,
И темнела обжитая бездна.


Моя цыганочка

По утрам мы — зяблики,
Ближе к ночи — вороны,
Покатились яблоки
На четыре стороны.
На дороги дряблые
Жизнь легко потратится,
Яблоко от яблони
На тот свет укатится.

Берега кисельные,
Реки окаянные,
Земли безземельные,
Печки деревянные.
Родина овражная,
Поле с перемётами,
Закопали заживо,
Откопали мертвыми.

Жизнь казалась панночкой,
Обернулась ведьмою,
Выбивай цыганочкой
Дурь мою последнюю.
Не даруй мне жалости,
Не клади заплаточек,
Насуши мне к старости
Молодильных яблочек.