Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Грозовые ливни

Дмитрий Артис (настоящее имя Дмитрий Юрьевич Краснов-Немарский) родился в 1973 году в Калининграде (ныне Королев) Московской области. Окончил Российскую академию театрального искусства и Литературный институт имени А.М. Горького. Поэт, драматург, театральный деятель. Печатался в периодических изданиях «Другие берега», «Современная поэзия», «Российский колокол», «Дети Ра», «Зинзивер», «Литературная газета», «Нева». Автор книг стихотворений «Мандариновый сад» (2006), «Ко всему прочему» (2010), «Закрытая книга» (2013), «Детский возраст» (2014). Лауреат национальных и международных премий в номинациях «Драматургия», «По­эзия» и «Литературная критика».
Член Южнорусского союза писателей и Союза писателей Санкт-Петербурга. Живет в Санкт-Петербурге.


* * *
Потому что пусто, печаль изустна,
отделив поэзию от искусства,
объявлю вам над пепелищем сна
торжество извилины ремесла,

и такой накатит под горло катет,
что срифмую даже крылатый катер,
одиноко бреющий там — в снегу.
Мастерство пропил бы, да не могу.

У кого-то блоком проблемы с Богом,
у меня же муза всегда под боком:
перебрав моторчик, наполнит бак,
заведусь, как будто сходил в кабак.


* * *
С миру по нитке — и будет стежок,
с миру по строчке — напишешь стишок,
с миру по теме — и можно к поэме
самый широкий добавить штришок.

С женщины каждой — по ласке одной,
с каждой дороги — вернуться домой.
Как ни ругаюсь, всегда под ногами
крутится, вертится шарик земной.

С друга — монетку, а с недруга — две.
Все, как один, растворимся в траве.
В солнечном свете поднимется ветер,
будто несчастья в моей голове.

Пусть голосит распечатанный рот,
как на гулянке предвечный народ,
лишь бы, покамест со всеми ругаюсь,
шарик земной совершал оборот.


* * *
С похмелья не страшен гуляющий вирус.
Я, выйдя на улицу, кажется, вырос —
полночи мело так, что было светло,
и снега на семь каблуков намело.

С утра по морозцу пройдусь, подбоченясь,
шарфом подвязав для приличия челюсть,
и ветра вчерашнего след ледяной
слегка заскрипит у меня под ногой.

У самой дороги растущая пихта
была ведь на семь сантиметров каких-то
вчера еще — вечером — выше меня,
стояла такая, ветвями звеня.

Сегодня же (все удивительно просто!)
я с пихтой сравнялся и статью, и ростом,
и можно меня, топором на заре
под корень срубив, отнести детворе.


* * *
Графоманом был когда-то, плащ коричневый носил,
рифмовал витиевато изо всех возможных сил.

Думки думал о потомках, доставал себе чернил
и писал стихи о том, как жизнь убогую влачил.

В заведении питейном как-то ночью за стихи
был изрядно отметелен полицейским от сохи,

ибо очень громко, точно обращаясь к небесам,
прочитал ему все то, что для потомков написал.

Не держал в обиде разум и, презревши благодать,
понимал: поэт обязан за стихи свои страдать.

Так почти полжизни прожил, научившись без конца
принимать за милость Божью избиение творца.


* * *
Как решение неразрешимых проблем,
лишь бы плесень мозги не затронула,
я почищу картошку, а милая М.
полистает Андрея Платонова.

Бронзовеет ночей пролетарский овал,
трудодни, как предчувствие, множатся.
Она знает почти наизусть «Котлован»,
я же только орудую ножичком.

Можно было бы все поделить пополам,
только «все» почему-то не делится.
У меня в голове намечается план,
созревает желание действовать.

Мелкотемье. Одна из волнующих тем
поднята и стремглав залитована:
поострее возьму себе нож, а затем
полосну им по книге Платонова.


* * *
Грозовые ливни смывали сад,
и ложилась молния под уклон,
но когда шептал тебе: «Вот он ад!» —
понимал, что это еще не он.

Три заката разом в одно окно,
хоть глаза коли да на стену лезь,
но когда кричал тебе: «Как темно!» —
изнутри лучился почти что весь.

По началу сна угадай рассвет,
не волнуйся, только меня держись,
потому что смерти на свете нет,
если есть хотя бы такая жизнь.


* * *
Поехали на велике
куда-нибудь туда,
где солнце вяжет веники
у синего пруда,

в котором ест вареники
заиндевелый сом.
Поехали на велике,
забудем обо всем.


* * *

1

Это счастье:
тьма в окошке,
ад с любимой в шалаше,
на душе скребутся кошки —
тошно кошкам на душе.

Это горе:
свет в окошке,
рай под боком у жены,
на душе пригрелись кошки,
спят и даже видят сны.


2

С утра пораньше проснись и выпей,
придай надменность своей походке.
Тебе сегодня вручают вымпел
«переходящий» за верность водке.

Поглубже пряча печаль и скуку,
держись достойно, как при параде:
сам участковый, сморкаясь в руку,
представит лично тебя к награде.

И всякий сможет расправить плечи,
когда с трибуны под залп орудий
ты прогнусавишь в ответной речи:
«Заслуга ж ваша... Спасибыч, люди!»


3

Синий-синий дым над лесом,
у реки всплакнули вербы:
будь ты плотник или слесарь,
без работы не сидел бы.

Облаков цыганский табор
голосит: червона рута,
будь ты каменщик, тогда бы
не остался без приюта.

Всюду слышен птичий говор,
дуб качнулся величаво:
будь ты хоть какой-то повар,
в животе бы не урчало,

будь ты пахарь настоящий,
рыл бы землю то и дело.
Скоро-скоро сложат в ящик
бестолковейшее тело,

и потом, как только полночь
озарится тихим светом,
ветер молвит: вот же сволочь,
умер истинным поэтом.


* * *
Пока не выпещрены ливнями
тропинки вдоль старинных дач
и комары скромнее линии
глухих электропередач,

пока не поздно и над безднами
открыт воздушный коридор
и не такой уж страшной бездарью
слывет по праву Купидон,

оставь свой Рим и в Домодедово
с утра пораньше приезжай
в корзину сердца разогретого
сбирать клубничный урожай.
 





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0