Посвящается 120-летнему юбилею города

Китайский город Харбин (с ударением на последний слог: «Харбин», «в Харбине», «из Харбина») часто сравнивают со сказочным исчезнувшим городом, потому что за два десятилетия, с 1945 по 1965 год, он из русского стал целиком китайским по населению. Но, как призрачный Китеж, во многом сохранил русскую архитектуру и дух покинувшего его народа. Именно это и отражено в эпитетах Русская Атлантида, Маньчжурская жемчужина...

В самом деле, Харбин — город с редкой биографией, закладывался на русской территории в Китае и возник как следствие двух больших несчастий, произошедших в обоих наших государствах: Крымская война в России и две опиумные войны в Китае. И тогда две страны, которые до этого несколько сот лет жили, повернувшись спинами, увидели, что могут помочь друг другу.

В 1898 году на пустом берегу довольно мощной реки Сунгари русские инженеры, архитекторы, специалисты-железнодорожники, международный финансовый капитал, русские географы, синологи и купцы, а в помощь им китайские рабочие (кули) заложили и за 30 лет построили полноценный город. Что означают эти три иероглифа 哈尔滨 (Харбин), сейчас, увы, никто объяснить не может, они вместе не несут никакого смысла. Есть только смутное упоминание о том, что якобы здесь, на сунгарийском берегу, сушили рыбацкие сети. И все.

Темпами строительства нового города восхищались все иностранцы. А русские (русские, татары, евреи, поляки, литовцы, эстонцы, грузины, армяне — всего двенадцать землячеств со своими культурными ценностями, финансами и вкусами) называли Харбин «наш губернский...», а дальше: Смоленск, Тамбов, Калуга, Самара... Это зависело от того, откуда они сами приехали!

Изначально Харбин строился как крупная узловая железнодорожная станция, имевшая полную и практически самодостаточную инфраструктуру для транспортного обеспечения России до Владивостока и Порт-Артура: административное управление, юридическую базу, финансовые инструменты, вполне обслуживавшую локальные нужды науку, высшие учебные заведения (политехника, юриспруденция, медицина, духовность), среднее образование, обеспечение быта.

Особый интерес представляла  юридическая база: Харбин был построен на арендованной земле со сроком эксплуатации и обязательной передачей китайским властям после окончания этого срока. Но до окончания Харбин стоял на русской земле и русском законе: в полосе отчуждения по всей длине КВЖД и Южно-маньчжурской железной дороги (ЮМЖД) до Портсмутского мира, завершившего Русско-японскую войну, применялись только русские законодательство, следствие и судебное производство; безопасность обеспечивали русская полиция и, с 1901 года, Отдельный Заамурский корпус пограничной стражи.

Исторически Харбин прошел два этапа: до 1917 года, когда город развивался как часть Российской империи, и после, когда город перестал быть частью какой бы то ни было империи.

Вся жизнь Харбина строилась на «матушке-кормилице КВЖД». Если дорога работала с проблемами, город жил бедно. Дорога начинала работать с прибылью — Рождественские базары сводили харбинских женщин с ума, как писали местные газеты на русском языке, которых не бывало меньше двадцати одномоментно, позже прибавились периодические издания на английском языке, на японском и т.д.

Вокруг Харбина расцвели ранее полубезжизненные (на европейский взгляд) старые маньчжурские (в прямом смысле) города: Цицикар, Хайлар, Гирин (Цзилинь), Мукден (Шэньян), Далянь, появились станции с экзотическими названиями: Яблоня, Эхо...

В Харбине не было улицы, не напоминавшей, что это русский город. Дома строили на Большом проспекте, на улицах Садовой, Таможенной, Казачьей, Артиллерийской, Водопроводной, Почтовой, Торговой... А если названия звучали по-китайски, то это были улицы Китайская, Гиринская, Маньчжурский проспект, но базар все же стал Зеленым, а Яхт-клуб на берегу Сунгари как был, так и есть по сей день — Яхт-клуб. Даже улицу Гоголя нынешние китайцы восстановили как Гэгэли-цзе!

К 40-м годам в Харбине полностью сложилась русская жизнь, русские (татары, евреи, грузины...) стали в культурном отношении титульной нацией, и даже местные китайцы жили русской жизнью. Их дети учились в русских гимназиях, поступали в русские вузы, ходили на русские концерты, слушали русскую оперетту, а вывески на магазинах писали на двух языках. И даже японская агрессия не переломила эту ситуацию. В военно-политическом отношении японцы были победителями и управляли городом и империей Пу И, но в культурном и духовном отношении они остались чужаками.

Кроме места, где русские пустили основательные корни, Харбин стал фильтром для беженцев из России, здесь они могли немного передохнуть и принять решение, куда дальше.

Совсем немного русских приютила Япония, буквально единицы; больше приняли Канада и Америка, фильтром стал и Шанхай. А Харбин взял на себя роль центра русской эмиграции на Дальнем Востоке: монархисты, легитимисты, казаки, РОВС... Появлялись и исчезали другие «клубы» по политическим интересам, даже образовались русские фашисты, которых в 1932 году в «теплые» руки приняли японские завоеватели.

В Харбине возникло сменовеховство, идейным создателем которого стал профессор харбинского политехнического института Николай Устрялов.

Харбин поддерживал постоянную связь с русской европейской эмиграцией, и новости из Берлина, Белграда, а позже из Парижа и Нью-Йорка были так же актуальны и обсуждаемы, как вести из соседской квартиры или от коллеги в присутственном месте.

Русская жизнь год от года густела, и уже было бы странно, если бы не в Харбине начал сценическую карьеру Лемешев, и мимо проехали бы Рерих, Шаляпин и Вертинский, которому отказала в замужестве харбинская красавица, талантливая поэтесса Ларисса Андерсон.

Издавались порядка десяти «толстых» журналов, своей жизнью жили две художественные студии, «Великого Вана» написал полковник царской армии Николай Байков, маньчжурское зеркальное отражение уссурийского Владимира Арсеньева. В поэтических студиях создавали маньчжурскую русскую поэзию Арсений Несмелов и Алексей Грызов (Ачаир), Лидия Хаиндрова (тетка нынешнего грузинского политического деятеля Георгия Хаиндравы) и Юстина Крузенштерн-Петерец (потомок гениального русского адмирала) и многие другие. Почему русская маньчжурская? Потому что русские в Харбине чувствовали себя очень далеко от родины, дальше, чем русские в Париже и Америке.

Особый интерес представляют «толстые» журналы, наиболее примечательный из которых — «Рубеж» непрерывно издавался с 1926 по 1945 год.

«Рубеж» выходил как «еженедельный литературно-художественный журнал» (1926), «еженедельный литературно-художественный и научный журнал» (1927), «литературно-художественный иллюстрированный журнал» (1928–1945). Издавался издательством «Заря», которое одновременно печатало «ежедневную демократическую газету “Заря”». Директором-распорядителем товарищества «Рубеж» бессменно был Евгений Самойлович Кауфман.

Сегодня номера этого журнала хранятся в ГАРФ, Доме русского зарубежья, в РГБ, в Пражской национальной библиотеке Чешской республики, в Русской общественной библиотеке имени И.С. Тургенева в Париже (на электронных ресурсах указанных заведений и сегодня можно читать публикации «Рубежа», весьма увлекательные).

Украшением Харбина конечно же были два симфонических оркестра и библиотеки, библиотеки, библиотеки.

После того как вошла в строй двухколейная КВЖД, Харбин стал индустриальным центром: транспорт, переработка сельскохозяйственных продуктов, собственное производство, международная торговля. В 1928 году на торгово-промышленной выставке, посвященной юбилею города, две харбинские фирмы привлекли особое внимание: одна предъявила публике фонтан, в котором струями била водка, а другая воздвигла из своих бутылок с местным горячительным напитком башню по типу французского инженера Эйфеля.

Бытовал куплет:

Японцы воюют,

Китайцы горюют,

Монголы пасут,

Корейцы торгуют,

А русские танцуют!

И это отвечало действительности: в русском Харбине было десять обязательных балов: Рождественский, Офицерский, Выпускников гимназий и училищ, Выпускной вузов, Белый (весенний женский), Железнодорожный и еще, и еще! В 20-е годы Харбин, как и весь мир, накрыли фокстрот, волейбол и конкурсы красоты.

Служили службу в двух православных монастырях: мужском, в честь иконы Казанской Божией Матери, и женском, в честь иконы Владимирской Божией Матери. Всего в городе построили 24 храма, среди них две мечети, две синагоги, костел и кирха. Самые известные харбинские храмы — Св. Николая в самом центре города, на Соборной площади (снесен хунвэйбинами, но воссоздана точная копия на другом берегу Сунгари местным китайским предпринимателем — почитателем культуры русского Харбина), военная Иверская церковь, построенная и расписанная на деньги и руками солдат и офицеров — ветеранов русско-японской войны сразу после окончания боевых действий (сохранилась, восстанавливается заботами ныне живущих в Харбине русских), и Софийская, ставшая открыткой Русского Харбина (приведена в порядок, используется городской властью как краеведческий музей). Церковь стоит рядом с пешеходной сейчас Китайской улицей, которую по какой-то благости китайцы называют Харбинский Арбат!

Очень привлекает доминирующая в городе харбинская архитектура. Если пройтись по улицам ранним майским или июньским утром, когда не до вывесок на китайском языке и не бегают рикши, вы можете не сразу определить, что вы не в Хабаровске или Владивостоке, не в Томске и не на Большой Никитской в Москве — сплошной, ничем не разбавленный арт-нуво! Особняки Остроумова и Джибелло-Сокко (архитектор Петр Джибелло-Сокко), Скидельского (архитектор Михаил Трояновский) и Ковальского; особенно это удивляет, когда въезжаешь в китайский город Фуцзядянь, построенный китайскими жителями — строителями КВЖД и самого Харбина для себя.

Город Фуцзядянь отделен от Харбина железной дорогой, меньше по площади, но гораздо более плотно населенный, был спланирован и построен русскими архитекторами и инженерами по заказу китайских богатых людей.

Даже японцы, завоевавшие Маньчжурию и управлявшие из Харбина, как из одного из центров, империей Маньчжоу-Го, заказывали новые здания: гостиницу «Нью Харбин» (сохранилась; инженер Семен Перминов) и редакцию газеты «Новое время» (тоже никуда не делась) русским архитекторам, которые остались на жительство в ставшем родным городе.

И все харбинцы всех поколений с 1920 года знают дом Торговой компании «Мацуура и Ко» на Китайской улице, угол Пекарной, — вторая открытка города. Так же как и все знаковые и незнаковые дома, он тоже был построен русским архитектором, А.А. Мясковским, с кариатидами (будто японцы придумали).

На город не упала ни одна бомба, советские войска вошли почти парадом, поэтому город и сегодня такой же, как был в 30–40-е годы. В основном остается узнаваемым административный район, раньше он назывался Новый город. Именно здесь располагалось все то, что было и ныне связано с железной дорогой: и вокзал (перестроили, а сейчас жалеют), и первая городская гостиница «Ямато» (бывшее Гарнизонное собрание), и Правление КВЖД, и Управление КВЖД, и дом Железнодорожного собрания (аналогично Офицерскому или Дворянскому), и капитальные, с садами, кирпичные, одноэтажные, на две семьи, особняки сотрудников дороги, инженеров и мастеров, офицеров Отдельного Заамурского корпуса пограничной стражи.

Деловой центр, расположившийся между Сунгари и КВЖД, строился богатыми людьми, назывался Пристань и сохранил все свои улицы, среди которых главная — Китайская.

Однако город вынужден расти.

Харбин продолжил свое индустриальное развитие, только перестал быть русским и даже начал забывать об этом на какое-то время — так сработала политика.

Но опомнился — самые известные и красивые здания внесены в охранный список, и городская власть проявляет заботу.

Сейчас в Харбине живут несколько тысяч русских, не тех, конечно, и даже не их потомков, а современных граждан России. Они приехали работать, преподавать из соседних Хабаровска, Благовещенска, Владивостока и других русских городов и обнаружили, что Харбин вовсе не призрак, а живой, полнокровный город.