Правда божия и правда человеческая: в чем разница?
Он попросил меня о встрече, и мы встретились. Представившись, он стал рассказывать о себе, и начало этого рассказа надолго врезалось в мою память, ибо практически слово в слово прозвучало начало повествования героя моих любимых «Записок из подполья»: «Я злой человек. Не привлекательный я человек...»[1] «Вот, — подумалось мне, — какой молодец. Наверное, недалек он от смиренномудрия, от которого далек я». Однако скоро стало очевидным, что обрадовался я рано. Продолжение рассказа оказалось чем-то сродни тому, что в «Записках», в том смысле, что ни смирения, ни мудрости там не было. Вы спросите: а что же было? Нечто противоположное. Очень яркое ощущение своего достоинства, ощущение в своем характере «молниеносного заряда», стремящегося спалить любое проявление несправедливости в обществе, и неважно, какие преграды на этом пути будут стоять. А потому «непривлекательным» и «злым» он мыслил себя для тех, кто такую преграду перед ним создавал.
Денис (назовем его так) — общественник, активист широко известной сегодня организации, с которым я познакомился несколько лет тому назад. Запомнилось, как уже при первом разговоре он категорично обозначил, что своим призванием считает наведение порядка и восстановление справедливости хотя бы в тех сферах, которые ему доступны. Уже тогда мне это показалось чем-то высоким, романтичным и почему-то наивным. Будучи верующим человеком, он любил повторять слова, сказанные пророком Исаией и повторенные в Евангелии: пусть кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими (Лк. 3, 5). А потому и «выпрямлял кривизны», когда ему позволяла это ситуация. А его общественное положение, как он считал, позволяет ему это всегда. Припоминаю, как с нескрываемым удовлетворением Денис рассказывал, как «слегка отфутболил» нарушителя общественного порядка — бомжа, мочившегося за строительной бытовкой. Или как за уши отвел к родителям орущего от обиды мальчишку, рисовавшего граффити на бетонном заборе. И все это без особого гнева, но с особым ощущением восстановленного в правах порядка. Но это еще мелочи. С непередаваемым упоением он рассказывал о том, как легко «наводит» проверки на магазины и иные объекты социальной сферы, заподозренные им в нарушениях...
Всякий раз я терпеливо выслушивал отчеты общественной деятельности этого в чем-то Дон Кихота, а в чем-то — и де Сада, и почти всегда меня посещало ощущение какого-то глубинного несоответствия внешней фабулы его «подвигов» их внутренней сути. Как будто мне кто-то навязывал изящно обернутую конфету, которая, по сути, ядовита. Как тут не вспомнишь Адама!
И именно это воспоминание о праотцах навело меня вот на какую мысль. А не спутал ли мой общественник правду Божию, которую он убежденно отстаивает, с правдой человеческой, той самой, которую святитель Игнатий (Брянчанинов) называл добром падшего естества, перемешанным со злом? И, спутав, не превратился ли незаметно для себя самого из правдолюбца, которым стремится быть вполне искренне, в «правдоруба», которому эта правда нужна уже просто как некий амбициозный трофей и немалое удовольствие доставляет сам «процесс рубки» с его «треском и щепками»? Ну вот примерно так же, как это было тогда с Евой. Она ведь, обманувшись лестью древнего «шепотника», вменила плоду древа познания то же достоинство, что и плоду древа жизни. И каков был итог?
Из правдолюбца он незаметно для себя превратился в «правдоруба», и правда для него — некий амбициозный трофей
Задавая вопросы, можно пойти и дальше. Не является ли эта древняя как мир проблема — близорукость в рассмотрении самой истины, будь то истина политическая, общественная или семейная, и способов ее достижения — не просто характерной, но особенно выдающейся чертой нашего времени, нашего общества и нашего сознания?
Даже не учитывая столь популярную в мире тенденцию, когда истиной откровенно прикрываются для достижения своих весьма далеких от этой истины целей, мы должны признать, что в обществе человеческом уже наступил глубокий кризис понимания таких фундаментальных понятий, как «справедливость», «правда», «любовь», «порядок» и т.д. Глубинная причина этого кризиса очевидна: всеобщая ориентация не на евангельские, а на так называемые «общечеловеческие» ценности, очертания которых все более размываются. О наступлении этой болезни в свое время предупреждал святитель Игнатий (Брянчанинов): «В наш век, гордый своим преуспеянием, большинство человеков, провозглашающее себя и христианами, и делателями обильнейшего добра, устремилось к совершению правды падшего естества, отвергнув с презрением правду евангельскую»[2].
Сегодня, по прошествии почти двух веков, мы с уверенностью можем констатировать: отвержение правды евангельской, руководящим началом которой является христианская любовь, уже привело весь мир к хаосу в ценностном поле. Мы фактически вновь проживаем тот период, который человечество уже пережило во времена вавилонского смешения, когда одни и те же понятия стали наполняться разными смыслами, что и тогда, и сегодня приводит к схожим последствиям: глубинному взаимному отчуждению, а значит, и потере любви. И сегодня возвращение этого потерянного блага возможно только через возвращение в мир понимания того, что есть истина, правда и справедливость.
Задача современного христианского общества, которого, увы, в немалой мере коснулась эта проблема, — уяснять для себя и своих членов истинные представления о добре и справедливости с опорой на евангельские принципы взаимоотношений, ибо от этого во многом зависит спасение человека. Если подобной опоры у христианина нет, то такое, например, понятие, как «справедливость», превращается в нечто неоднозначное и потому дискуссионное. Вот как рассуждает на эту тему известный русский философ Иван Ильин: «Каждый хочет, чтобы с ним обошлись “справедливо”, и жалуется на “несправедливость”; однако пытается так истолковать справедливость, чтобы сразу же стала очевидной явная несправедливость по отношению к нему. И каждый обладает достаточным самомнением, чтобы судить “справедливо” об отношении к другим людям, и совсем не замечает, что другие возмущаются его мнимой “справедливостью”. Так проблема искажается страстями и окутывается предрассудками»[3].
Как определить христианину, евангельским принципам добра и справедливости он следует или же поддался влечению падшего естества? Прежде всего, ему надо следовать совету святителя Игнатия: «Придет ли тебе какая благая мысль — остановись; никак не устремись к исполнению ее с опрометчивостию, необдуманно. Ощутишь ли в сердце какое благое влечение — остановись, не дерзай увлечься им. Справься с Евангелием. Рассмотри: согласны ли со всесвятым учением Господа благая мысль твоя и твое благое влечение сердечное»[4].
Прежде чем делать что-то, рассмотри, согласно ли это дело с евангельской истиной
Справься с Евангелием и рассмотри. Вот простой пример. Встречает христианин нищего. С возрастом, руками и ногами у того все в порядке. Какая мысль нередко приходит? «Это профессионал. Работает на мафию, ему все равно оставят копейки, а остальное заберут. Давать бесполезно». Если не рассмотрел христианин нищего в свете Евангелия, поступит, скорее всего, по правде человеческой. Не даст то есть. А если рассмотрит, то на смену той мысли придет другая: «Господь что нам сказал? “Просящему у тебя дай”. И неважно, кто просит, потому как через любого человека просит всегда Он Сам. Вот потому и должен дать. И не только дать, но и тут же забыть о том, что дал». Скажет так сам себе да и даст от всего сердца, не разглядывая особо, кому дает. Вот так и поступит по евангельской правде.
Это, конечно, банальная и самая элементарная ситуация. Наша жизнь, разумеется, очерчена куда более затейливыми штрихами — такими ситуациями, когда без мудрого совета, кажется, не обойтись. Однако человеку, идущему по жизни с Евангелием в руках, Господь помогает сделать тот верный шаг, который он должен сделать. И обычно этот шаг должен быть связан с пусть малой, но все-таки жертвой любви от человека человеку.
В качестве примера вспомню здесь случай, произошедший с прихожанином одного московского храма. Назовем его Александром. В семье случилась беда: молодую еще супругу сбил на пешеходном переходе пьяный лихач. Сбил и сбежал с места происшествия. А супруга скончалась от полученных ран. Лихача нашли и стали судить. По закону человеческой правды случившееся выглядит как убийство с отягчающими обстоятельствами, хотя я и не берусь утверждать, что именно так подобное трактуется Уголовным кодексом. Молодой человек остался с девочкой-инвалидом на руках. И кажется таким естественным, когда бы он стал требовать для убийцы самого жесткого наказания. Но он поступает иначе. Вместе с дочкой они стали молиться о том, чтобы Господь простил этого оступившегося человека. Дочка со слезами молилась о том, чтобы его не посадили в тюрьму. И на судебном заседании молодой человек решается просить судью за убийцу своей жены, утверждая, что они с дочерью его простили. Судьи недоумевают, им представляется это противоестественным. Затем они уходят на длительное совещание, после которого выносится приговор: три года условно! Как рассказывает об этом муж погибшей, после того как он сообщил об этом решении суда дочери, она призналась, что с ее души как будто упал камень, и с этого момента ей стало все лучше и лучше...
Муж и дочь убитой просили простить убийцу, суд наказал его нестрого — и больной ребенок стал выздоравливать
Какой вывод нам важно сделать для себя из этого случая? Правда Божия порой выглядит безумием с точки зрения человеческих представлений о справедливости. Но человек, решившийся поступить по закону этой правды, оказывается уже пред лицом иной реальности. Такой реальности, где чудо властно входит в его жизнь.
Однако нередко мы сталкиваемся с тем, что правда Божия и правда человеческая внешним образом неотличимы одна от другой, ибо обнаруживаются одинаковыми поступками. Их могут отличать лишь незаметные для глаз мотивация и духовное устроение, с которыми они совершаются. Но именно эти факторы определяют истинное достоинство поступка и налагают отпечаток на духовное состояние самого делателя. А потому желающему прикоснуться к познанию истинной праведности не позволительно рассуждать подобным образом: «Какая разница, какой мотивацией человек руководствуется, делая это? Главное, что он делает добро». Святитель Игнатий придает этому самое серьезное значение, когда описывает действие на сердце человека добра падшего естества. И его слова открывают нам возможность рассмотреть возможную болезнь в самих себе: «Делатель правды человеческой исполнен самомнения, высокоумия, самообольщения; он проповедует, трубит о себе, о делах своих, не обращая никакого внимания на воспрещение Господа (см.: Мф. 6, 1–18); ненавистию и мщением платит тем, которые осмелились бы отворить уста для самого основательного и благонамеренного противоречия его правде; признает себя достойным и предостойным наград земных и небесных» (Св. Игнатий (Брянчанинов)).
Это любопытное наблюдение святителя Игнатия подтверждается опытом. Бывает, начнет человек «трубить» о своих добродетелях, а ты в ответ тактично и мягко скажешь ему: «Ты, милый, особо-то не труби об этом. Господь ведь велел сразу забывать о подобных делах. Да и рабами, ничего не стоящими, мы остаемся...» И человек, ожидавший совсем иной реакции на свой рассказ, возмущается: «А что же здесь скрывать? Доброе же дело творю, не злое».
Совсем иное происходит в душе человека, стремящегося следовать Евангелию. Доброделание, совершаемое согласно с евангельскими принципами, важнейшие из которых отражены в словах Спасителя о «неосведомленности левой руки» и о «рабах, ничего не стоящих», накладывает на душу делателя совсем иной отпечаток, укрепляя в душе покаяние и возводя к смирению. Вот как об этом говорит святитель Игнатий: «Делатель евангельских заповедей всегда погружен в смирение: сличая с возвышенностию и чистотою всесвятых заповедей свое исполнение их, он постоянно признает это исполнение крайне недостаточным, недостойным Бога; он видит себя заслужившим временные и вечные казни за согрешения свои, за нерасторгнутое общение с сатаною, за падение, общее всем человекам, за свое собственное пребывание в падении, наконец, за самое недостаточное и часто превратное исполнение заповедей».
У преподобного Симеона Нового Богослова есть замечательная фраза, убеждающая нас в том, что оценка жизни каждого человека на Божием суде будет основана не на количестве и разнообразии тех благих дел, которые он успел сделать. Эта оценка отразит лишь тот духовный отпечаток, который эти благие дела наложат на его душу: «В будущей жизни христианин не будет испытуем, отрекся ли он от мира, постился ли... и совершал ли в настоящей жизни какие-либо другие добрые дела, но будет тщательно испытуем, имел ли он какое подобие Христу, как сын отцу»[5].
Любое благое дело, будучи бесспорно таковым для внешнего глаза, может не только не принести человеку духовной пользы, но и усугубить его состояние падения. Но происходит это лишь тогда, когда руководит человеком не евангельская, а какая-то иная мысль. Чтобы не сбиться с пути, не будем забывать предостережения святителя Игнатия: «Добро нашего падшего естества перемешано со злом, а потому и само это добро сделалось злом, как делается ядом вкусная и здоровая пища, когда перемешают ее с ядом. Хранись делать добро падшего естества! Делая это добро, разовьешь свое падение, разовьешь в себе самомнение и гордость, достигнешь ближайшего сходства с демонами»[6].
[1] Достоевский Ф.М. Записки из подполья: https://ilibrary.ru/text/9/p.1/index.html
[2] Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение современному монашеству: https://azbyka.ru/otechnik/Ignatij_Brjanchaninov/prinoshenie-sovremennomu-monashestvu/
[3] Ильин И. Я вглядываюсь в жизнь: Книга раздумий. М.: Афон, 2000. С. 124–125.
[4] Игнатий (Брянчанинов), святитель. О хранении себя от добра, принадлежащего падшему естеству человеческому: http://www.biblioteka3.ru/biblioteka/ignatiy_br/tom_5/txt08.html
[5] Цит. по: Башкиров В., протоиерей. На пути к Богу. Минск: Изд-во Белорусского экзархата, 2013. С. 117.
[6] Игнатий (Брянчанинов), святитель. О хранении себя от добра, принадлежащего падшему естеству человеческому: http://www.biblioteka3.ru/biblioteka/ignatiy_br/tom_5/txt08.html