Хизир Тахтамышев. 10 секунд мудрости: философия жизни в четырех строках

«Поэзия (как ошибочно считают люди наивные или пресыщенные) заключается не в ритмическом сочетании слов-погремушек, но в духе, который охватывает широкие горизонты и видит дальше и глубже, чем глаза человека», — писал когда-то известный французский писатель и общественный деятель Ромен Роллан, и это его определение действительно проявляет себя в поэтических произведениях многих выдающихся поэтов. Примерно о том же, анализируя суть поэзии, говорил и другой французский поэт — Поль Элюар, который сказал, что ее цель — это «полезная правда», и этой «полезности» невозможно не увидеть в стихах большинства мировых поэтов. Особенно хорошо это видно по стихам знаменитого персидского философа, математика, астронома и поэта Омара Хайяма, рубаи которого до предела наполнены жизненной мудростью и опытом, как, например, в таком ярком его четверостишии:

Не завидуй тому, кто силен и богат,
За рассветом всегда наступает закат.
С этой жизнью короткою, равною вдоху,
Обращайся как с данной тебе напрокат.

Вот эта отмеченная Полем Элюаром «полезность правды», лежащая в основе каждого настоящего поэтического творчества, отчетливо просматривается по стихам и поэмам таких хорошо известных авторов, как Пушкин, Лермонтов, Некрасов и целый ряд других поэтов-классиков, а в особенности — по кратким и емким стихотворениям восточных поэтов, умеющих всего в четырех поэтических строчках уместить глубокий философский и жизненный смысл.

Однако суть эта видна не только в стихах прошлых столетий, но также и в произведениях уже нашего сегодняшнего времени — в частности, в стихах поэтов республик Средней Азии и Кавказа. Так, например, уникальная сжатость и емкость стихов хорошо наблюдается в поэтическом творчестве одного из современных кавказских поэтов Карачаево-Черкесской Республики — Хизира Махмудовича Тахтамышева, у которого в 2018 году в известном московском издательстве «Художественная литература» вышла в свет книга поэтических миниатюр «10 секунд мудрости: философия жизни в четырех строках».

Предваряя новый сборник Хизира Махмудовича, академик Академии российской словесности Георгий Владимирович Пряхин говорит, что «на Кавказе издавна тяготеют к продолжительным тостам, но и к очень коротким, разящим эпиграммам, а стихи поэта, чей сборник вы сейчас открываете, и впрямь в основном являются эпиграммами», среди которых, добавляет он, есть «и нетривиальные философские сентенции, и просто внимательные, колоритные зарисовки местного быта, природы, абрисы характеров нашего Предкавказья и Большого Кавказа». Это все действительно так, и книга Хизира Тахтамышева «10 секунд мудрости...» несет в себе столько истин, что ее поистине можно назвать небольшой поэтической энциклопедией, охватывающей чуть ли не все стороны жизни. Особенно в этой книге много стихов философского смысла о жизни и смерти, о чести и совести, о быстротечности наших лет и крепкой мужской дружбе, которая скрашивает людям многие годы их жизни:

Вся наша жизнь — веселая пирушка.
Душа — вино в хрустальной чаше лет.
Нальем в одну, смешаем наши души,
Неповторимым будет тот букет!

Хизир Махмудович Тахтамышев является доктором технических наук, профессором и преподавателем, который на своей профессиональной ниве имеет дело в основном с точными знаниями, но вот что касается круга его поэтических тем, то здесь его в первую очередь влекут к себе такие понятия, как честь, верность, справедливость и другие нравственные качества. Именно ими он и оперирует в своих мудрых четверостишиях, показывая читателям, на что им нужно опираться в нашей непростой и быстротекущей жизни:

Простите, Эльбрус и Казбек,
Я предан буду вам навек.
Но выше вас вершина есть,
Для горца ей названье — честь!

Поэзия охватывает очень серьезные темы, отводя для их описания объемные стихотворения и даже большие поэмы, но особенно четко запечатлеваются в памяти людей экспрессивные, емкие четверостишия, которые, подобно кратким формулам, передают суть того или иного определения. К примеру, такое стихотворение о счастье:

Судьбой недовольны, по жизни идем,
Бранясь, возмущаясь и споря.
Упав на дороге, внезапно поймем,
Что счастье — отсутствие горя.

Отмечая великолепную строгую четкость философских наблюдений Тахтамышева, нельзя не отметить того, что поэт — это отнюдь не безошибочный робот, а живой человек, опирающийся в своем творчестве на тот опыт, который он приобрел исключительно на своем собственном пути. Поэтому не исключено, что с некоторыми четверостишиями читатели вполне могут поспорить, не соглашаясь с тем, что утверждает в них поэт, ведь его опыт — это его личный опыт, вот и наблюдения он описывает свои личные. Как, например, в стихотворении «Ошибки юности опасны», которое заведомо несет в себе тему для небольшой дискуссии:

Ошибки юности опасны.
Ошибки старости ужасны.
Успехи юности прекрасны.
Успехи старости напрасны.

Думаю, что далеко не все из тех читателей, кого можно отнести к категории «старость», согласятся признать, что выпадающие иногда на их возраст успехи считаются напрасными. Успех — он и в старости успех, так что заслуживают его получать не только в юности.

Однако поэтическая книга Хизира Тахтамышева не может оставить другого впечатления, кроме высокого признания. Открыв ее на любой странице, сразу же поймешь, что перед тобой настоящий, глубокий поэт, мыслитель и философ, каждая строчка которого наполнена яркой афористичностью. Вот только некоторые из тех, которыми начинаются его стихотворения: «Темнота — лишь отсутствие света», «В жизни нет ничего постоянного», «Страх — к позору прямая дорога», «Зависть — ведьма лихая с пороками», «Неблагодарность — черная дыра», «Семейный брак — взаимная аренда», «Горячий спор — пылающий костер», «Творят и зло под флагами добра», «Дорога — наша жизнь: ухабы, ямы», «Глупец не прочь казаться мудрецом», «Нам жизнь дает жестокие уроки», «Душа открытая — родник живой», «Горе, счастье, печали — все время уносит», «Не каждое зерно рождает всходы», «Жить прошлым — быть сытым обедом вчерашним» — и так на каждой открытой странице на протяжении всей книги. Читаешь и понимаешь, что эти строки уже никогда не уйдут из твоей памяти, навсегда останутся частью твоего сознания. Потому что настоящая поэзия не может быть единственно только красивой, но всегда еще и полезной. А значит — и умной.

Николай ПЕРЕЯСЛОВ
 

Юрий Никитин. Кокон

Когда читаешь сборник рассказов, не являющийся циклом, всегда интересно нащупать что-то, что объединяет все произведения под одной обложкой.

В дебютной книге Юрия Никитина «Кокон» представлены тринадцать рассказов и одна повесть. На первый взгляд произведения посвящены совершенно разным вещам. Кажется, что может быть общего у инвалида, отправившегося снимать напряжение к проститутке, и покойника, попавшего на чудовищную версию Страшного суда? Что объединяет вечер одной семьи в канун теракта на Дубровке и рассказ о парне, съевшем на десерт свою девушку?

С точки зрения стиля и композиции произведения тоже различаются. Хотя тут есть как минимум одно общее свойство. Если выбран какой-то особенный способ повествования, то он успешно «работает» на произведение. Вот несколько примеров.

«Анечкина поездка» — рассказ о девочке, которая долго собирается в дорогу. Затем она вместе с отцом куда-то едет (читатель все время гадает, куда же именно). И в итоге приезжают на могилу своей матери. Здесь сказовый, нарочито наивный стиль, которым написано это произведение, помогает взглянуть на ситуацию глазами маленькой Ани, воспринимающей пока все через призму сказок и детских книг. Возможно, как раз мама эти книги ей и читала. В конце рассказа мы видим, что девочка пока даже не поняла, что ее мамы больше нет. Она обнимает могильный камень и разговаривает с фотографией на нем.

Или же «Осколки» — рассказ, состоящий из нескольких частей. Сначала идет описание провинциального семейного застолья. Главный герой этой части, московский полицейский, напивается и ввязывается в драку со своим двоюродным братом. Затем выбегает из квартиры, садится за руль и куда-то едет. Повествование заканчивается, и мы попадаем на страницы личного дневника совершенно другого человека. Герой этой части страдает от сильного посттравматического расстройства, постепенно переходящего в бредовые идеи по поводу гибели его возлюбленной. В какой-то момент проясняется связь между первой и второй частью, и все складывается в единую картинку: этот полицейский и стал причиной смерти девушки и помешательства ее возлюбленного. Заканчивается все полицейским протоколом и заметкой в СМИ, из которой гипотетически сторонний наблюдатель мог бы узнать об этой истории. Благодаря такому смешению повествовательных стратегий читатель может взглянуть одновременно со множества ракурсов на банальную дорожную аварию. И незначительная новость, не вызывающая обычно никаких эмоций, проявляется как переплетение личных трагедий.

Про достоинства рассказов можно говорить много, недаром «Синица», «Паства», «Один вечер» и «Анечкина поездка» были опубликованы ранее в журнале «Москва».

Но все же какая самая главная и определяющая особенность у всех этих рассказов из «Кокона»? Рассказ за рассказом нарастает телесное ощущение, ощущение человеческой плоти. Подобравшись к рассказам «Десерт», а затем и к «Двенадцати дням Рождества Нехристова», в которых плоть присутствует непосредственно, читатель уже полностью готов. В «Десерте» герой, за праздничным ужином узнав, что его девушка собирается уехать в другую страну, убивает ее. Срезав части лица, он использует их для бисквита. В рассказе «Двенадцать дней Рождества Нехристова» дело происходит наоборот. Там обыгрывается английская песня «The Twelve Days of Christmas», только вместо рождественских подарков девушка посылает день за днем своей пассии окровавленные прокладки, осколки зубов, вырванные ногти и так далее. Такой авторский метод позволяет максимально прочувствовать токсичные собственнические отношения, в которых находятся герои этих рассказов. Герои либо присваивают, либо, наоборот, заставляют принять партнера составляющие своего тела.

В некоторых рассказах приближение к телу происходит опосредованно, через болезнь. В рассказе «Один вечер» изображены сборы членов семьи главного героя на некое мероприятие. Сам же отец семейства, главный герой, заболел и остается дома. С достаточной подробностью переданы его мучения: и раскатистые приступы кашля, и жар, боль в горле, словно «застряла галька между стенками гортани». Но читатель понимает, что ничего серьезного в этом нет, все, что теряет герой, это пропущенный мюзикл. И как мы узнаем в конце, мюзикл — это «Норд-Ост» и что, скорее всего, через несколько часов террористы захватят здание на Дубровке. То есть болезнь выступает спасением. Так происходит не всегда. В рассказе «За солью» главный герой, лишившийся в армии руки и ступни, пытается хоть как-то вернуться к нормальной жизни. Но проститутка, к которой он идет, чтобы впервые за несколько лет прикоснуться к женщине, становится лишь триггером травматического опыта. В рассказе детально передана немощь этого покалеченного жизнью молодого человека. Это и фантомные боли, и рассыпавшийся из-за неловкости картофель, и трудности с управлением коляской. Но главное — это покалеченная душа главного героя. До армии он был влюблен в девушку. Но лишь только герой оказался в больнице после лишившего его конечностей несчастного случая, девушка, ничего ему не сказав, просто переехала в другой город.

Психические проблемы героев рассказов «Кокона» тоже в основном сосредоточены на плоти, на женской плоти. Герои мучаются флешбеками, бесконечно вспоминая об утраченных телесных ощущениях, ушедших или уходящих вместе с любимыми девушками. Герой «За солью» разглядывает проститутку и видит, что все ее тело (кожа, волосы, даже заколка) напоминает предавшую его подругу. Фантазия смешивается с реальностью, и у него наступает помутнение рассудка. В сложно выстроенных «Осколках» герой второй части, которому принадлежит личный дневник, постоянно накручивает себя. Вспоминает влажную ладонь погибшей возлюбленной, прикосновения плечом, в итоге все сильнее впадает в безумие и тоже заканчивает психозом. В «Десерте», узнав, что возлюбленная скоро надолго уедет в другую страну, герой сперва на нее страстно набрасывается, но поцелуи быстро перерастают в укусы.

Похожая история с утратой женщины происходит и в повести «Камертон». Девушка, с которой главный герой встречался три года, сначала от него отстраняется, а затем и вовсе прекращает общение. Герой, как и в предыдущих рассказах, начинает утопать в воспоминаниях и флешбеках. Он раздавлен своей утратой и полностью теряет ощущение пространства и времени. Но в последний момент ему удается пересилить себя и пуститься в путешествие, тем самым спасаясь от надвигающейся тьмы помешательства.

В этом произведении, как нигде в книге, текст вращается вокруг человеческой плоти. Герою настолько тяжело, что его боль переносится на окружающее пространство. И мы видим комнату, которая «набухла гангренной чернотой», или фотографии, ощущавшиеся «переносным лезвием бритвы». Герой сравнивает то, через что он прошел, потеряв любимую, с пропуском через мясорубку и вынужден теперь «поддерживать отвалившиеся от самого себя куски».

Тема физической болезни героя здесь тоже представлена. В привокзальной парикмахерской герой заражается каким-то серьезным кожным заболеванием, отчего всю его голову покрывают гнойники. Как проклятье, вшивый зуд всюду преследует главного героя, отчего он вынужден на протяжении первой половины повести круглосуточно носить шапку.

Повесть наполнена не заезженными метафорами. Временами концентрация доходит до такого уровня, что кажется, текст вот-вот перешагнет грань (если такая существует) между прозой и поэзией. Эта граница одновременно оказывается границей между здоровьем главного героя и помешательством. В определенный момент, гуляя в одиночестве по Петербургу, герой переходит эту черту, и вот уже мы видим гармонично встроенное в текст стихотворение в прозе: «Задрал я к небу голову, из звезд сложилась дверь, через глухую темноту повел меня их свет, коснувшись звезды пальцем, я дверку потянул, на выставку вселенных мне был указан путь, и первый мир напомнил мне открытый зоопарк: одетые животные спешили кто куда, а если к дому подойти и заглянуть в окно, увидеть можно было дикобразов за столом, с хлопком вдруг разлетелся мир на тысячу частей, я оказался в поле среди Овощелюдей, из дребезжащих глоток исходил животный рык, и кожура свисала с лиц, как отнятый язык» и так далее. Но, опомнившись, герой продолжает свой прозаический путь и все-таки не погружается в безумие.

Собственно, это его и отличает от героев предыдущих рассказов. Все-таки ему удается перешагнуть через излишнюю, разрушающую его телесность. В поездке он находит друзей и даже начинает увлекаться индуизмом, хоть в него и не верит. Главное, что что-то другое начинает занимать его мысли. Параллельно исторгающие белый гной прыщи уходят с головы, и герой обретает некоторую гармонию. И вместе с героем плоть текста как будто тоже успокаивается, метафорическое пространство становится менее болезненным.

Как мы увидели, ощущение человеческого тела и плоти в «Коконе» хоть и присутствует практически во всех произведениях, но может играть немного разную роль. Но всегда оно дает объемность тексту, его вещественную материальность. В итоге тело текста прирастает к коже героев. Особенно Юрию Никитину это удалось в его последней повести.

Будем ждать следующих его книг и надеяться, что автор продолжит развивать эту свою творческую особенность.

Тимофей ОРСИНИ
 

Анастасия Чернова. Ветер с пыльных дорог

В редакции журнала «Москва» состоялось обсуждение книги Анастасии Черновой «Ветер с пыльных дорог», рекомендованной журналом «Москва» на мастер-классе фонда СЭИП (президент фонда С.А. Филатов) к изданию. И вот книга вышла. Ведущая встречи Марина Чудненко пригласила читателей, студентов и выпускников гуманитарных и технических вузов, а также молодых религиоведов и писателей. Предлагаем вашему вниманию основные темы обсуждения.

Проза Анастасии Черновой реалистична, но при этом сквозь сюжет проглядывает и что-то еще, неведомое, музыкальное, овладевающее сердцем читающего, заставляющее задуматься. «Если бы этого момента “что-то еще” не было, то мы бы вряд ли обратили внимание на творчество Анастасии, — заметил поэт, писатель, руководитель Студии молодых писателей «Огни Москвы» в журнале «Москва» Вячеслав Киктенко. — Прежде всего, Настя — рассказчик. Довольно редкий жанр в русской литературе. Например, о чем рассказ “Самолет пролетел”? Сюжет — прогулка детей к Волге и обратно, как всегда, неожиданное появление в небе летящего самолета. Но, кроме этого, остается и что-то еще. Мистическое. В какой момент возникает таинственная дымка над словами? Ответить на этот вопрос очень сложно, ведь ни у одного русского классика вы не заметите приемов мастерства. Классика потому и классика, что шляпка забитого в стену гвоздя не видна. Совсем».

Также читатели отметили, что в рассказах обычно отсутствует яркая кульминация. Финал нередко размыт. Но после прочтения останется настроение, ощущение погруженности в атмосферу и одновременно духовного подъема. «Художественный стиль прозы А.Черновой привлекает своей неожиданностью, оригинальностью, глубиной. Ты погружаешься в иную реальность и становишься тоже иной. Появляются дополнительные импульсы для жизни, творчества».

Леонид Казанков выявил в прозе Анастасии два основных философских мотива: предчувствия близкой катастрофы и подвижности, текучести окружающей реальности, что сближает автора с античными философами-досократиками.

«Очень музыкальная, ювелирная проза, — поделилась своим впечатлением писатель Людмила Семенова, — не всегда сразу понимаешь, откуда появился переход к теме, а затем открываются глубинные связи. Возникает ощущение цельности. Много серьезных жизненных проблем прорабатывается... То основным сюжетом, то лейтмотивом звучит тема смерти. Но подается она не мрачно, а как переход в более светлую реальность. Даже в тех случаях, когда явно об этом не говорится, все равно по некоторым жестам, фразам и недосказанности чувствуешь: за этой чертой что-то есть. Необычно сочетаются реальность и мистика, история и современность». По мнению Людмилы, можно говорить о девушках Анастасии Черновой. Создаются цельные притягательные образы. С одной стороны, они очень современны. Пользуются гаджетами и косметикой, подбирают к сумочке обувь. С другой — ищут в этой жизни что-то большее, чем просто обывательский покой и довольство.

По мнению Алексея Полуботы, если литература XIX века отображала уход от православия, то сейчас настало время показывать через литературу возвращение к вере. Нигилисты, лишние люди, «бесы» уступают место человеку, который жаждет утвердиться в вере. Героиня «Горького шоколада» даже уходит в монастырь — и отнюдь не от безысходности, не от любовного краха и прочих неудач. «Показать возвращение к православию — очень важный мотив, которого не хватает в современности».

При этом сами любовные переживания автор трактует неоднозначно. Погруженность в стихию чувства, вбирающего и нежность, и страсть, и тихую грусть, раскрывает героев по-разному. Например, Маша, героиня повести «Первый снег», приходит к выводу: «Сама смерть существует только благодаря любви. И ничего нет более великого, чем таинственного и страшного их единения». Но это вовсе не заключение, претендующее на истину. Очередной виток опасного заблуждения — или наивная греза?

Описания природы отражают настроение героев, пейзажные зарисовки словно вступают в диалог. Особое внимание участники встречи обратили на рассказы «Бабочки» и «Иван да Марья». Концовка показалась неожиданной. Почему герои отказываются от своей любви, так смело и уверенно делают этот шаг? Возможно, разгадка кроется в названии книги — «Ветер с пыльных дорог»...

«Мы живем в мире асфальтовых, мертвых дорог, — сказал поэт Алексей Полубота. — А есть ветер с дорог проселочных, дорог нашей России. Какое-то время Анастасия жила в Сызрани, рядом Волга, проселочные дороги... На дорогах пыль. А пыль — это живое». Прозвучали и другие трактовки этого сюжета. «Ветер — образ парня, который приносил живость, неожиданность в отрегулированные до мелочей, унылые семейные будни своего родного брата. Приносил некую свежесть, таинственность и романтику. А когда этот парень приходит с женой и жена такого же мещанского склада, как и супруга брата, ощущается потеря этой романтики».

Вячеслав Киктенко поставил вопрос с другого ракурса: «Человек рождается с чистой душой, а мир грязен. Как сохранить свою душу от пыли? Где граница между реальностью и метафизикой? Может быть, это борьба между душой и миром? Без грязи, без попыток преодолеть ее или показать пагубность ее влияния на человека не было бы художественной прозы».

Некоторые читатели заметили, что в рассказах иногда герои отталкивают себя от счастья, упускают возможность изменить свою жизнь к лучшему. Почему так получается? Какими видит своих героев сам автор?

Художник всегда живет немного над всеми правилами, невозможно от ума выстроить теорию и после идти по ней, не отступая ни на шаг. Вполне вероятно, перед нами проза, которая будет вести к собиранию камней. Постепенно формируется обновленный взгляд на исторические события, а также философию, религию и современный мир. Это — очень важно. В «гармонии противоречий», как писал Н.Колычев, и рождается цельность.