Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Летняя резина

Было начало мая. И, как шутил народ, «из каждого утюга» всё говорили и говорили о пандемии коронавируса, о средствах защиты, о страхах и преодолениях, о достижениях и потерях... И слушать это всё было уже просто физически невозможно, но и убежать, спрятаться было некуда. Вернее, не получалось вырваться из этого странного и болезненного круговорота, потому что никто ведь не принуждал снова и снова спешить к телевизору или компьютеру, включать его с азартом и любопытством и слушать, впитывать сенсационные и «небывалые» новости, анализировать, строить догадки и предположения и снова изумляться невиданному масштабу и характеру происходящего. Это было как массовая попойка, как вселенский гипноз или глобальное мегашоу — изматывающее душу, но от которого трудно оторваться, которое вовлекает в свою орбиту, завораживает и меняет сознание. И когда выключался наконец компьютер и телевизор, страшная тяжесть и мучительная пустота обволакивали душу. Становилось очевидно, что надо бы как-то отвлечься, переключиться на другое... Но на следующий день все начиналось сначала и душа питалась новостями о пандемии, строила предположения и догадки, изумлялась и ужасалась до изнеможения...

Иван Яковлевич Басаргин, военный пенсионер со стажем, из-за действующего в Крыму карантина послушно сидел больше месяца дома и по этой причине долго не мог поменять на своем авто зимнюю резину на летнюю. Хотя и весна была какая-то странная. То было непривычно тепло и даже жарко, то холодно до заморозков, но, главное, закрыты были все СТО[1], а самому негде было это сделать, потому что старый, отцовский еще гараж «по закону» снесли, и все, что хранилось в нем, было свалено как попало в подвале. Словом, в начале мая резина на колесах все еще оставалась зимней, и потому, когда по местному телевидению объявили, что открываются СТО, Иван Яковлевич собрался в дорогу. Он всегда менял резину в одном и том же месте, примерно на полпути между Симферополем и Бахчисараем, потому что часто ездил по делам туда и обратно и как-то давно заприметил эту мастерскую и стал по необходимости обращаться туда.

Итак, впервые за полтора месяца Иван Яковлевич вышел из дома. Как-то чудно и странно все было на улице после многих дней вынужденной самоизоляции. Деревья, прохожие, дома — все виделось в ином свете, как будто он все это видел впервые. Но радости особой не было, а он ведь так мечтал об этом моменте, когда можно будет просто выйти на улицу, пройтись не спеша, зайти в храм... Иван Яковлевич был верующим человеком и даже действующим прихожанином Никольского храма на Николиной горке. Но настоятель храма, молодой и ответственный священник отец Виталий, с самого начала решил строго и ревностно исполнять все распоряжения священноначалия, и, когда он принялся после каждого причастника макать лжицу[2] в спирт и ввел иные «необходимые», как он говорил, новшества — некоторые прихожане расстроились и перестали ходить в храм. А вскоре и вовсе храм закрыли, объявив, что «для пользы всех» нужно посидеть дома. Иван Яковлевич, которому было 68 лет, не собирался сидеть дома, но дети уговорили его и пообещали, а затем и в самом деле навещали раз в несколько дней и привозили продукты и все, что нужно для жизни. Но проблема была в другом.

Иван Яковлевич, человек энергичного и пытливого ума, интересующийся многим и стремящийся во всем докопаться до сути, с самого начала решил основательно разобраться, что это за зверь такой — пандемия и как ко всему происходящему относиться верующему человеку. И вот чем больше он узнавал из самых разных источников о происходящем в мире, тем более он изумлялся и приходил в возмущение. По военной своей специальности он был инженер, а потому довольно быстро, еще задолго до пандемии, освоился в обращении с компьютером и интернетом. И потому посредством углубленного «мониторинга ситуации» очень скоро он узнал, что многие, в том числе и самые авторитетные в мире вирусологи и эпидемиологи, заслуженные профессора и академики, говорят, что никакая это не пандемия, а по всем параметрам — всего лишь «эпидемиологическая вспышка малой интенсивности»; что Всемирная организация здравоохранения, объявившая COVID-19 пандемией, — организация подозрительно не самостоятельная в принятии решений и подверженная влиянию мощнейших корпораций фарминдустрии; что крупнейшие спонсоры ВОЗ заинтересованы в производстве и продаже как можно большего числа вакцин от этого заболевания по всему миру... Но больше всего Ивана Яковлевича огорчало то, как быстро Россия согласилась с рекомендациями международных структур, подчиненных ВОЗ, и приняла поспешные и разрушительные (как казалось Ивану Яковлевичу) для экономики и жизни народа меры...

«Ну, хорошо, — думал он, двигаясь на своем авто в сторону Бахчисарая, — закрыли сейчас десятки больниц по всей России, перепрофилировали их на борьбу с пандемией. Спасают тяжелых больных. Это все хорошо и правильно. Но куда подевались те тысячи больных, которые раньше лежали в этих больницах и нуждались в срочном, а порой и в экстренном лечении? Сколько из них умерло “втихую”, без шума и оглашения в СМИ? А сколько людей, оказавшись запертыми по домам, без работы, спилось, сошло с ума или покончило с собой от депрессии, отчаяния и тоски? Кто это подсчитает теперь и разве не сопоставимы эти потери с теми, что понесла страна от эпидемии?..»

Но больше всего его огорчало то, как легко, неожиданно и быстро подчинилась всем этим нововведениям Церковь. Этого он уж точно никак не ожидал. И когда узнал, что главным инициатором и распорядителем жизни в «новом формате» был Роспотребнадзор, то потрудился выяснить, что это за организация и чем она занимается. Оказалось, что эта служба формально подчинена Правительству РФ, но на деле отстаивает международные стандарты и нормы «защиты прав потребителей». Иван Яковлевич не имел ничего против защиты прав потребителей в повседневной жизни, но, когда эта организация взялась за Церковь, когда по ее распоряжению были введены новые и странные правила, касающиеся богослужебной жизни, а многие храмы и вовсе были закрыты для прихожан на Страстной седмице и на саму Пасху — Иван Яковлевич ужаснулся от осознания того, как легко на самом деле даже в наше «демократическое и свободное» время можно Церкви указать ее «место». Нет, он знал, понимал, что Церковь создал Сам Господь и врата ада не одолеют ее, но сам этот факт, что светское государство может запросто закрыть храмы и запретить служение под сомнительным и навязанным извне предлогом, — вот это все Ивана Яковлевича расстраивало и возмущало. И чем больше он смотрел телевизор, чем больше искал в интернете по возможности более объективную и проверенную информацию обо всем, что относилось к «пандемии», тем более омрачался и приходил в смущение...

С такими мыслями Иван Яковлевич достиг села Новопавловка, съехал с трассы, подрулил к СТО и вышел из машины. Большие железные ворота гаража были открыты, и перед ними стояло несколько машин. Иван Яковлевич заглянул внутрь гаражного бокса. Одного работника он узнал, а остальные — и на это он обратил внимание — были из «новеньких». Но это не была молодежь, напротив — люди, по виду потрепанные жизнью, очевидно, потерявшие работу в последние месяцы и теперь нашедшие новое место. Мужики сразу приняли заказ и, хотя перед Иваном Яковлевичем была пара машин, резину тоже меняли вдвоем, так что дело шло скоро. Работники попросили подойти минут через сорок, и, поскольку Ивану Яковлевичу некуда было деваться, он решил пройтись по окрестностям.

Собирался дождик. Было серенько, прохладно, но не холодно... скорее даже тепло тем особенным теплом пробуждающейся и входящей в силу весны, когда кажется, что и твоя жизнь только еще начинается и все самое светлое и чистое в ней впереди.

Иван Яковлевич решил перейти на другую сторону трассы и пройтись до речки.

Справа тянулось большое футбольное поле. Не обычный сельский выгон с залысинами, а дорогой, элитный стадион футбольного клуба, основательно огороженный высоким забором, но теперь пустующий. Впрочем, и здесь, очевидно, шла своя жизнь, потому что из-за забора остро пахло свежескошенной травой. Слева тянулись хозяйства разной степени обустроенности и достатка, но все давно обжитые, с добротными заборами, воротами, перед которыми часто встречались машины, тоже разные, в зависимости от достатка, образа жизни и работы: где-то новенькие иномарки, где-то старенькие «жигули». Кое-где стояли и машины со спущенными колесами, подпертые кирпичами...

Иван Яковлевич дошел до рощицы перед рекой и дальше пошел по тропинке. В лесу было как-то особенно тихо и хорошо. Природа точно замерла, прислушиваясь к чему-то и ожидая таинственных и живительных перемен. Пахло лесной сыростью, корой и корнями, напитанными соками пробуждающейся земли.

Берега реки представляли собой сплошные навалы гальки, которую приносило сюда с гор год за годом во время половодья. Но сама река Альма сейчас была небольшим ручейком, через который можно было просто перешагнуть. И странно было вспоминать, как выглядела эта река после обильных дождей. Тогда, осенью, Иван Яковлевич тоже менял резину, только на зимнюю, и реку тоже было не узнать. Это был широкий бурый поток, сносящий все на своем пути, бурлящий и шумный. Несло какие-то коряги, крутило буруны, и бесконечно можно было смотреть на этот мощный разгул стихии. Но сейчас... Точно испытывая собственную мысль на реальность, Иван Яковлевич перешагнул через речку, прошелся по крупной хрустящей гальке, посмотрел на обратную, торцовую сторону футбольной базы. Здесь было устроено что-то вроде зоны отдыха. Над небольшой заводью нависал балкончик. Оттуда, очевидно, можно было удить рыбу и наслаждаться чудесным видом: тополя, ивы, за рекой — поле, дальше поросший грабинником[3] и дубками склон и тянущиеся на запад невысокие живописные горы. Начал накрапывать дождик. И как-то так необъяснимо хорошо и радостно стало на душе у Ивана Яковлевича, точно и не было никакой пандемии, кипения страстей, тревог и волнений.

Он пошел обратно, сначала медленно, а потом все быстрее. Дождь сперва моросил мелко, а потом пошел сильнее и через минуту лил уже ровно, обильно и шумно. На другой стороне трассы, у обочины стоял небольшой магазинчик-павильон с надписью «Овощи и фрукты», сейчас он был закрыт и пустовал. Иван Яковлевич, укрываясь от дождя, стал под навесом, пристроенным к магазину, смотрел на далекие и туманные горы и радовался тихо и светло неизвестно чему. Он впитывал запахи земли, зелени, слушал шелест дождя и думал о том, что, в сущности, вот именно это и есть настоящая жизнь. И никуда она не исчезала, текла себе столетиями, и нет ей дела до человеческой суеты и беготни. Жизнь, которая существует сама по себе и будет существовать... И все же с Воскресением Христовым появилось в ней нечто особенное, так что сама эта природная красота отныне наполнена иной, высшей жизнью и смыслом и радостью, за которую хочется — пусть даже безмолвно, но от всего сердца — благодарить Бога.

Он подумал о тех, с кем решительно был не согласен в оценке происходящих теперь событий, с кем еще недавно хотелось спорить и доказывать свою правоту, противостоять достойно и веско... Но теперь в душе его было только чувство умиления, какой-то доброй, щемящей и светлой жалости ко всем... Он думал о том, что все люди на самом деле хотят жить настоящей и радостной жизнью... просто не всегда могут ее найти и почувствовать... ищут, запутываются, омрачаются порой, но все равно остаются людьми и заслуживают любви и сострадания. Да и сам он разве все знает и понимает правильно? Разве не подвержен он влиянию страстей и превратных суждений? Иван Яковлевич вздохнул и перекрестился.

Вдали над туманными, смутно зеленеющими холмами провисали тяжелые косы дождя, сумрачное, свинцовое, но благодатное небо сходило на землю, и неожиданно для себя Иван Яковлевич произнес вслух с радостью и изумлением: «Господи, как хорошо!» И не было уже ни волнения, ни тревог, ни смущения, а только чистая радость о Воскресшем Господе, об этой природе, наполненной высшим смыслом, о благословенной и ликующей возможности жить иной, запредельно высокой, чистой и радостной жизнью.

«Только бы быть с Тобой, Господи, только бы быть с Тобой!» — повторял Иван Яковлевич как что-то исключительно важное, что нужно непременно запомнить. И такими ненужными, суетными показались все городские тревоги, переживания и заботы, что странно было, как он раньше это не понимал и не чувствовал.

Дождь шел и шел, Иван Яковлевич смотрел вдаль, на туманные горы, слушал отдаленные раскаты грома и с умилением и благодарностью просил у Бога о том, чтобы память об этой тихой и светлой радости запечатлелась в его душе навсегда.

Только бы быть с Тобой, Господи, только бы быть с Тобой!

 

[1] СТО — станция технического обслуживания.

[2] Лжица — небольшая ложечка с крестом на конце рукоятки, при помощи которой совершается причащение мирян и церковнослужителей.

[3] Граб восточный, или грабинник — лиственное деревце семейства березовых. Светлая древесина и слабовыраженный рисунок позволяют при помощи протравливания получать черный граб, внешне похожий на эбеновое дерево.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0