Почти уже шелк
Наталья Алексеевна Емельянова родилась в Нижнем Новгороде. Окончила филологический факультет Нижегородского государственного педагогического университета имени К.Минина.
В настоящее время работает школьным учителем русского языка и литературы, директором воскресной школы, где преподает церковнославянский язык, и инструктором по фитнесу.
Литературным творчеством начала заниматься в девятилетнем возрасте. Является автором поэтических и прозаических текстов. Публиковалась в альманахе «Земляки» и в журналах «Зеркало», «Дети Ра», «Нева», «Аврора», «Слово/Word», «Дальний Восток», «Нижний Новгород» и др.
Лауреат конкурса «Мой город», проводимого журналом «Нижний Новгород», в номинации «Проза» с повестью «Почтальон» (2015). Дипломант XVII конкурса-фестиваля «Решетовские встречи» (2017), лонг-лист II международного литературного фестиваля «Русский Гофман» (2017).
Живет в Нижнем Новгороде.
Было время
Было время, когда люди думали, что храмы — это не храмы.
«Вот склад фабрики “Весна”», — говорили они.
«Вот зернохранилище».
«Вот планетарий».
Да, было время, когда люди думали: храм есть планетарий.
Что ж, люди не могут жить и совсем не смотреть в небо.
Из храма выносили иконы.
Вносили в храм телескопы.
Люди смотрели в небо.
Но искали совсем не то.
«Вот Млечный Путь, — говорили они, — вот Млечный Путь».
Люди смотрели на него долгие годы.
Некоторые — всю жизнь.
«Вот Млечный Путь, — говорили они, — вот Млечный Путь.
Да, Гагарин летал, да он не видал».
И все такое.
И прочее, и прочее.
Какие пророчества?
«Вот Млечный Путь, — говорили люди, — вот Млечный Путь».
Однажды по Млечному Пути в планетарий пришли волхвы,
Увидели происходящее и заплакали.
Люди смотрели в телескопы, но искали совсем не то.
И волхвов не увидели.
«Вот Млечный Путь, — говорили они, — вот Млечный Путь».
Да, летал, да, не видал.
Да, смотрели — не видели.
Было время, когда люди думали, что храмы — это не храмы.
Было время, когда люди искали совсем не то.
Было время, когда люди говорили:
«Вот Млечный Путь».
Было время.
Было время.
Времени больше не...
Пожалуйста,
Ты
Будь.
Северная
Северная страна моя, северная.
Суеверная часто.
Нервная.
Еще бы, при таких-то дождях, снегах...
А выглянет солнце — ах!..
Северная страна моя, северная.
Северяне текут в ее венах.
В ее реках.
В ее руках.
Северные детишки.
Будьте как дети.
Но только не те, которые в птах
Из рогаток стреляют,
Не ощущая вины.
Северные детишки
Продрогшей страны.
Северная страна моя, северная.
И я. Северная.
Не суеверная. Но
Зато какая же нервная!
Неровная, неровня стране своей,
Любительница солнечных дней.
Да кто же ей ровня.
Что в душе твоей?
Что в моей?
Северная страна моя, северная.
Суровая красота.
Полгода снега.
Залезаешь под толстое одеяло,
Но этого мало.
Не помогают ни варежки, ни носки.
Если холод внутри.
Топи свою печь, не топи...
Говорят, по-настоящему греет только любовь.
Будьте как дети, но только не те, которые из рогаток...
Говорят, по-настоящему греет только любовь.
Будьте как дети.
Они без любви словно семя в снегу.
Взойду-не-взойду?
Что греет душу твою?
Что мою?
Северная страна моя, северная.
Верю.
Надеюсь.
Люблю.
Маленькая кондукторша
Маленькая кондукторша в вечернем трамвае похожа на каплю дождя.
Ноябрь пробрался в вагон.
Прилип к подошвам задумчивых пассажиров,
Притаился в их взглядах, замелькал в них черной тоской.
«Ой-ой-ой, — говорит маленькая кондукторша, — дождь-то какой!»
И правда, ноябрь волной ледяной бросается в окна.
Промокла душа, задрогла.
Маленькая кондукторша молча считает мелочь.
Сумка ее звенящая.
Сумка ее тяжелая.
Остановка «Речное училище», — говорит треск из динамика.
Река скоро замерзнет. Ноябрь скуёт ее льдом.
Маленькая кондукторша в вечернем трамвае похожа на каплю дождя.
Пассажиры заходят в вагон с зонтами, ноябрь с них капает, капает.
Маленькая кондукторша в первые дни работы все время плакала,
А потом привыкла,
Полюбила вечерние рейсы,
Представляла себя в вечернем платье, глядя в бездну окна,
и иногда улыбалась.
Я река, река, я река, река.
Не маленькая кондукторша,
А большая река.
Ноябрь глядит через окно задумчиво, головой качает.
Говорит:
«Потеряла совсем берега».
Маленькая кондукторша мелочь в сумке считает.
Звенит колокольчиком.
Маленькая кондукторша в вечернем трамвае похожа на каплю дождя.
«Ноябрь, прости меня.
Тяжела доля твоя.
А хочешь, я полюблю тебя?
Такого, как есть?»
Маленькой кондукторше мелочь в сумке не счесть.
Я река, река, я река, река.
Ноябрь глядит, улыбается.
И берега
Засыпает
Снегом новорожденным.
Разносчик
Разносчик еды отдыхает в торговом центре.
Он сбросил постылую сумку, сел и закрыл глаза.
Разносчик еды ходит пешком по свету.
Разносчик еды. Сыр, лимонад, колбаса.
— Разносчик еды, ответь, ты знаешь, где ты?
— Я во сне, я во мгле, я в капкане,
Я там, где все.
Я разносчик еды, я разносчик еды,
Я разносчик.
Вирусов, мыслей, следов на усталой земле.
Разносчик еды покидает торговый центр,
Его засыпает снегом, а может, смывает дождем.
Разносчик еды ходит пешком по свету.
Разносчик еды, мы еду свою ждем.
— Разносчик еды, ответь, ты знаешь, где ты?
— Я в пути. Я ищу единственный верный путь.
Я разносчик еды, я разносчик еды,
Я разносчик.
Открой, получи, распишись и меня забудь.
Разносчик еды ходит пешком по свету.
А что, если он и разносит повсюду свет?
Разносчик еды заходит в торговый центр.
Похоже, за ним остается сияющий след.
— Разносчик еды, ответь, что ты несешь нам?
— Сыр, лимонад, колбасу
И сияние дней.
Я разносчик еды, я разносчик еды,
Я разносчик.
Я по свету шагаю с тяжелою ношей своей.
Иногда я смотрю на звезду.
Иногда я смотрю на звезду.
Иногда я смотрю на звезду.
Иногда я за нею иду.
Ловлю ее чистый свет.
И тогда оставляю след
На усталой до смерти земле.
И в себе. И в себе. И в тебе.
Старик
Старик стучит пальцами по крышке стола.
Едва-едва слышно, трепетно.
Так музыкант хрустальное piano извлекает
Из клавиш рояля могучего.
Старик закрывает глаза.
Старик вспоминает.
Мелодию напевает.
Едва-едва слышно, трепетно.
В голосе — невесомость.
В голосе — бирюза.
Старик глаза закрывает.
Жизнь свою провожает
За...
За линию горизонта.
А в детстве мать говорила:
«Горизонт недостижим».
Старик жизнь провожает,
Остается один на один
С Чудом.
Там-там-там-Там-там.
Тук-тук-тук-Тук-тук-тук.
В детстве мать говорила:
«У тебя абсолютный слух.
Глаза закрывай и слушай,
Услышь лишь ее одну —
Души своей тишину.
Тишину».
Старик стучит пальцами по крышке стола.
Едва-едва слышно, трепетно.
Жизнь на прощание его обнимает, говорит:
«Ну, я пошла.
Как там твоя душа? Тишина?»
Линия горизонта соединяет
Небо и землю.
Душе, душе моя.
Внемлю.
Старик глаза открывает,
Смахивает слезу.
Линия горизонта соединяет.
Вдали мелькает.
Исчезает.
Старик стучит пальцами по крышке стола.
Мелодию напевает.
Едва-едва слышно, трепетно.
Жизнь свою провожает.
Жизнь свою продолжает.
Жизнь свою начинает.
Прошедшее время
Б.
Прошедшее время для тебя — это так странно.
Язык спотыкается на каждом приходи-ла,
Говори-ла, обнима-ла.
Прошедшее время — это для каких-то чужих людей.
А для тебя — пустой стул у стола на кухне, твое любимое место.
Как нежно кладешь ты ладони на мои непослушные волосы.
Как нежно ты кла-ла.
Залезаю под одеяло —
Без тебя мне холодно.
Без тебя я взрослая.
Без тебя я не могу никому уткнуться лицом в подол платья.
Спрятаться в подоле.
Укрыться в подоле
Простого домашнего платья.
Ношу подаренный тобою платок.
Впитываю в себя шелк.
Становлюсь шелковой.
Смеюсь твоим смехом.
Такая утеха.
Прошедшее время острее ножа.
Ничто ему не помеха.
Умерла.
Умерла.
Оставила после себя суффикс «л»,
Мой смех,
Пустой стул у стола на кухне.
Взрослая я.
В подоле своем укрываю кого-то.
Прячу.
Глаза свои.
Плачу. Ты знаешь, я плачу.
Что это значит —
Оставить пустой стул?
Кто-то уснул,
Подолом моим укрытый.
Прошедшее время.
Твои перчатки забыты
Тобой на журнальном столике.
Тебе там не холодно?
Прошедшее время.
Обыденный суффикс «л».
Взрослая я.
Иногда из окна кухни я вижу тебя.
Ношу подаренный тобою платок.
Я почти уже шелк.
Я почти уже шелк.