Я варила на кухне борщ, когда в дверь позвонили.

— Кто там? — спросила я, посмотрев в глазок.

— Это я, мамочка! — услышала я звонкий голос Никиты.

— Что-то ты рано сегодня, — удивилась я, щелкнув замком, и осеклась.

Мой десятилетний сын стоял на пороге, прижимая к груди существо, похожее на крысу, и смотрел на меня умоляющим взглядом.

— Что это? — попятилась я в коридор.

— Это — бельчонок, мамочка, — ответил он, — можно я его удочерю?

— Если это — мальчик, — поправила я, — то нужно говорить не удочерю, а усыновлю.

— Мамочка, можно я его усыновлю? — поправился он.

— Господи! Оно живое? — вместо ответа спросила я.

— Живое! — закивал головой Никита, протянув мне бельчонка.

Осмотрев его, я тут же поняла, что он недавно родился. У него открыт был только один глаз. Шерстка на крохотном тельце была еще очень короткая и гладкая, как шелк.

— Мамочка, ну можно? — не дождавшись от меня ответа, заканючил сын.

Я вздохнула. «Ну что с ним делать? — сдалась я. — Не выбрасывать же несчастного беличьего ребенка на улицу!» А вслух сказала:

— Хорошо, усыновляй!

Обрадованный Никита, скинув ботинки в коридоре, помчался в гостиную.

— Мам, а где он будет спать? — спросил он, встав посреди комнаты и вертя русой вихрастой головой.

— Я сейчас что-нибудь придумаю, — отозвалась я и, выключив плиту, полезла на антресоли.

Вынув оттуда коробку из-под обуви, я постелила в нее старенькую пеленку и сказала:

— Вот! Это будет колыбелька для твоего бельчонка.

— Здорово! — одобрил сын и бережно положил зверька в коробку.

— Где ты его взял? — поинтересовалась я, накрыв бельчонка краем пеленки.

— Я нашел его в луже, — ответил он и пояснил: — Ребята сказали, что его могла украсть ворона из дупла.

— Ворона? — переспросила я. — Возможно. Ведь недалеко от нашего дома есть лес, в котором могут водиться белки.

В этот момент бельчонок заворочался в коробке и жалобно заверещал.

— Мам, он, наверное, хочет есть, — озабоченно сказал Никита.

— Да, — согласилась я, — ты прав. Его надо покормить.

Сын взял в руки коробку и ласково прошептал:

— Сейчас ты будешь кушать, не плачь!

— Только что же ему дать? — озадаченно спросила я. — Ведь я не знаю, что едят новорожденные белки...

— Ну, наверное, молоко, — неуверенно предположил Никита, растерянно глянув на меня.

— Молоко-то молоко, — возразила я, — только уж навряд ли коровье.

— Но другого у нас все равно нет! — воскликнул сын.

— Да, — согласилась я и пошла на кухню. — Так, — озабоченно пробормотала я, открыв холодильник, — что у меня тут есть?

Вынув пакет молока, я распечатала его. Плеснув немного его содержимого в маленький стаканчик, я задумалась: «Как же мне теперь накормить зверька?» Пошарив в домашней аптечке, я нашла пипетку. «Вот! Это то, что надо!» — обрадованно подумала я.

Подогрев молоко на пару и прокипятив пипетку, я принесла стаканчик в комнату.

— Ну что ж, — сказала я, — давай приступим к кормлению.

Никита поднял на меня счастливые глаза и ответил:

— Давай, мам!

Я набрала молоко в пипетку и поднесла ее к мордочке бельчонка. Учуяв запах еды, он оживился и ухватился ртом за стеклянный сосок. Я нажала на резиновый баллончик. Блаженно закрыв зрячий глаз, зверек, захлебываясь и смешно повизгивая, стал жадно есть.

— Ой! Мама, какая ты молодец! — восхищенно воскликнул сын. — Как ты все здорово придумала!

Я и сама была рада, что выход из такого затруднительного положения найден.

— Ну что ж, — сказала я, — будем за ним ухаживать. Глядишь — и вырастет из него беличий царь.

Услышав мои слова, Никита радостно засмеялся.

Так прошла неделя. Бельчонок чувствовал себя хорошо. У него открылся второй глаз, а хвост распушился и стал похож на маленькое рыжее опахало. Он стал часто выбираться из коробки и, усевшись сыну на плечо, принимался что-то стрекотать на своем, только ему понятном беличьем языке. Было ясно, что он доволен жизнью. В лапки, похожие на крохотные детские ручки, он брал у Никиты очищенное подсолнечное семечко и начинал его так быстро есть, что только крошки летели во все стороны.

Я очень старалась, чтобы зверьку было комфортно жить в моем доме. Я меняла ему пеленки в коробке, кормила по часам, как новорожденного мальчика. У меня всегда приготовлены были чистая пипетка и стаканчик. Как только зверек среди ночи начинал верещать, я вскакивала с кровати и, сбегав на кухню, подогревала там молоко, а потом принималась его кормить. В итоге я так привыкла ухаживать за ним, что уже не представляла, как я жила до этого без подобных забот.

Но однажды все изменилось. Все началось с того, что на улице резко похолодало. В доме стало сыро из-за того, что отопление на летний период отключили. Бельчонок стал мерзнуть. Он постоянно дрожал и пытался спрятаться под мою подушку. Боясь его раздавить, я наладила в его коробке мини-отопление, использовав для этого резиновую грелку с горячей водой. Но это оказалось плохим выходом. Зверьку она почему-то не нравилась, и он продолжал пытаться спрятаться под моей подушкой.

И вот однажды утром, проснувшись, я поняла, что что-то случилось. «Ой! — всполошилась я. — Бельчонок ни разу за ночь не попросил поесть, и я бессовестно проспала до рассвета». Выпрыгнув из-под одеяла, я бросилась к коробке. Бельчонок лежал там на боку и часто дышал. Его бока судорожно то раздувались, то спадались, а глаза-пуговки были закрыты. Пушистый хвост вялым перышком был откинут в сторону.

— Маленький, — заплакала я, а затем сломя голову бросилась к телефону и набрала номер ветеринарной неотложки.

Сбивчиво объяснив суть проблемы, я стала умолять диспетчера:

— Пожалуйста, приезжайте скорее, а то я боюсь, что он умрет.

— С ума сошла! — заорало на меня из трубки. — Мы к бездомным животным не ездим!

— Но он не бездомный, — оторопело ответила я, слушая короткие гудки. — Вот тварь! — ругнулась я и вернулась к коробке. Заглянув в нее, я зарыдала.

Бельчонок уже не дышал. Его лапки вытянулись вдоль маленького тельца, а глаза были плотно закрыты.

— Мама! Он умер! — услышала я, как за моей спиной в ужасе воскликнул сын.

— Да, — ответила я, стараясь не всхлипнуть, — умер.

— Но почему? — заплакал Никита.

— Не знаю, — ответила я. — Ведь я не очень разбираюсь в беличьих болезнях.

Вечером мы похоронили бельчонка в лесу. Я закопала коробку с ним под сосной. На маленький холмик я поставила камушек и положила букетик пестрых лесных цветов. Никита горько плакал, пока я исполняла обряд погребения.

— Мама, — присев возле могилки на корточки, спросил он звенящим от слез голосом, — бельчонок сейчас в раю?

— Да, — ответила я, глотая слезы, — если у белок есть свой рай, то он там.

— Это хорошо, — отозвался сын, утирая крупные слезы, льющиеся по его щекам, — если это так, то моя душа за него спокойна.

Через час мы вернулись домой. Войдя в квартиру, я вдруг поняла, что мой дом опустел. Оказалось, я так сильно привязалась к бельчонку, что мне стало не хватать его. По привычке проснувшись той же ночью, я с закрытыми глазами понеслась на кухню за молоком. Вернувшись в комнату и не обнаружив коробки, я растерянно замерла в темноте, вспомнив, что бельчонка больше нет.

Так продолжалось неделю, пока мне не приснился странный сон. Я увидела себя в лесу, возле сосны. С ее ветки на мое плечо вдруг что-то мягко упало. Повернув голову, я увидела бельчонка.

«Не горюй обо мне, — вдруг сказал он человеческим голосом, — мне здесь хорошо. — А потом добавил: — Спасибо тебе за все».

«Пожалуйста», — ошарашенно пробормотала я.

«Хочешь, я пришлю себе замену?» — спросил бельчонок.

«Хочу», — ответила я, глядя, как он спрыгнул с моего плеча и резво ускакал на верхушку сосны.

Проснувшись, я отправилась на кухню пить кофе. «Надо сварить борщ к обеду», — подумала я.

Никита тем временем, позавтракав, ушел на улицу гулять.

Когда борщ был готов, в дверь позвонили.

— Кто там? — спросила я.

— Это я, мам! — откликнулся сын.

Открыв дверь, я замерла на месте.

— Мам, можно у нас будет жить котенок? — умоляюще попросил Никита, показывая глазами на ласково трущуюся возле его ног кошечку.

«Мяу?» — изрекло нежным голосом необычайной красоты белоснежное создание, вопросительно подняв на меня огромные зеленые глаза.

— Можно, — улыбнулась я. — Входите!