Уставшая маршрутка проглатывала людей, как рыба наживку, а очередь все не кончалась.

Водитель, старый таджик в мятой клетчатой кепке, тыкал пальцем в каждого, кто умудрялся втиснуться. Не отводя глаз и даже не моргая, вытер рукавом потный лоб.

— Проходим дальше по салону! Дальше в салон! — крикнул он, привстав.

Пассажиры кое-как протиснулись и замерли.

Все, полная коробочка!

Водитель собрал за проезд и несколько минут нарочно не отъезжал, надеясь, что в очереди найдется смельчак, который ну очень спешит и согласен на любые условия.

— Когда поедем? — крикнули из салона.

— Ми по часам едем, — отбрехался водитель.

Чтоб не нервничали, повернул ключ зажигания. Маршрутка поднатужилась. Затряслась до последнего винтика. Двигатель начал жалобно жикать: жи-жи-жи. Есть контакт! Завелась старушка!

В последний раз оглядев очередь, водитель нажал на кнопку, и двери начали закрываться.

И в этот самый момент чья-то физиономия громко впечаталась в двери.

— Ох, ё! — Парень через капюшон потер ушибленное место. — До метро идете?

— Ми, брат, едем до метро... едем, не идем, — блеснул таджик знанием языка.

Парень, лет двадцати, в синей толстовке, несколько раз извинился, но все же умудрился на носочках встать на нижнюю ступеньку. Стянул рюкзак, бросил в ноги и, схватившись за два поручня, прижался к впереди стоящей тете.

Несколько раз двери пытались закрыться. Получилось с третьей попытки, да и то не полностью.

А в дороге еще и дождь пошел. Ливень. Пришлось парню жаться к тете так, как к собственной матери никогда не жался. И все равно половина спины мокрая оказалась.

Холодно стало. Зябко. В щель сквозил осенний ветер.

А ведь перед выездом посмотрел погоду. «Осадков не ожидается», — было написано на мониторе. Ага, не ожидается. А это, по-вашему, что? Не осадки?

Еще и остановки эти проклятые. Приходилось выскакивать на улицу, мокнуть и про себя подгонять выходивших пассажиров.

Люди же, спустившись на ступеньку, так странно оглядывались. Удивлялись дождю и давай копошиться в сумках, выискивая зонт. Будто бы не могли заранее подготовиться. Как в подводной лодке плыли, без дверей и окон. А тут раз — и дождь. Вот так сюрприз!

На очередной остановке парень соскочил со ступеньки и угодил прямиком в лужу.

— Ох, ё!

Все! Теперь и в кроссовках хлюпает так, что можно рыбок запускать.

В какой-то момент он просто перестал нервничать и успокоился. Выйти из маршрутки и наблюдать, как пассажиры мнутся на ступеньках, — запросто. Все равно уже вымокнуть больше, чем вымок, невозможно!

К метро шел с настроением просветленного Будды под легендарным деревом Бодхи. Люди бежали. Прятались. Обгоняли его, прикрываясь всем, что под руку подвернулось: газетой, портфелем, пакетом. Он же просто шел. И даже не думал обходить лужи. Чвяк-чвяк кроссовками.

Ему было приятно наблюдать за суетой. И при этом нисколько не участвовать в ней.

Обратная сторона его неторопливости проявилась в метро. Все-таки на улице не май месяц. Середина осени, пусть и довольно теплой.

Дрожащими руками зацепил подлую собачку на молнии рюкзака, что так и норовила куснуть за палец. Расстегнул. Сунул руку — сухо. Не подвел продавец, когда сказал, что эта ткань не промокнет, даже если опустить в воду.

Достал телефон. Открыл контакты и привычно пролистал до имени Дрожжина Даша. Ткнул на сообщения и написал короткое: «Привет. А я к тебе еду».

Палец замер над заветной зеленой стрелочкой. Коснись — и эта строчка мгновенно улетит. Вначале в телефонную компанию. Затем на спутник на далекой-далекой орбите. Молнией обратно на Землю, снова в какую-то АТС и только потом уже к ней.

Почему-то парню стало жаль гонять эти несколько строк на столь большое расстояние. Он сморщился, еще раз прочел и заблокировал телефон.

«Нет! — подумалось ему. — Пусть лучше будет сюрпризом. Как в детстве. Вот так раз! Нежданно-негаданно, как, как... как сегодняшний ливень. Ага, точно. Именно как ливень с прогнозом “осадков не ожидается”. Приеду. Поднимусь на третий этаж. А в подъезде обязательно темно должно быть. Надеюсь, будет темно. Нажму на звонок. Она откроет дверь и как завопит: “Максим!” Стоп! Вряд ли она так просто откроет. В глазок сначала посмотрит. Блин! Этого я не учел. А если посмотрит, значит, и увидит. И какой тогда сюрприз? Стою я такой там, мокрый весь. Еще и линза эта изуродует меня. Надо придумать. Может, почтальон или продавец пылесосов? Нет, им она точно не откроет. Из-за двери пошлет и имени не спросит...»

Эти мысли так увлекли Максима, что он проехал свою станцию. Очнулся, вскочил. Дернулся к выходу и второй раз за вечер впечатался в стеклянные двери.

— Ох, ё!

Правда, в этот раз не было старого таджика, который бы их открыл. Пришлось жалобно смотреть на удаляющийся перрон и ехать дальше. На обратный путь попался новый поезд. Блестит весь. Внутри кондиционеры такой мороз нагнали, будто в холодильнике сидишь.

Мокрая одежда неприятно липла. Мелкая дрожь передалась от рук ко всему телу. И так колотить начало, что пришлось рот открыть, чтобы зубы не раскрошились.

«Станция “Комсомольская”», — четко донеслось из динамиков.

Максим вышел, слегка пританцовывая. Не от праздничного настроения. И даже не потому, что недавно получил просветление. Озноб, как электрический разряд, бегал с головы до пят и обратно. Иногда и вовсе зарождался в желудке и заставлял молодое тело дрыгаться.

«Как бы за наркомана не приняли», — подумал Максим, проходя мимо товарища полицейского, который пристально следил за каждым пассажиром. Но за Максимом почему-то особенно.

— Старшлетинурлачев, — в одно слово сказал полицейский, козырнул и уже разборчивее продолжил: — Предъявите ваши документы.

«На каком основании?! — хотелось сказать Максиму. — Вы не имеете права...» и все в таком духе. Все же в юридическом учится, законы знает. Но потом подумал, что сейчас этот товарищ в погонах позовет подмогу. Его задержат до выяснения личности. А в КПЗ, или по-простому в обезьяннике, точно будет не теплее, чем здесь.

Максим сунул руку в рюкзак, вынул паспорт.

Полицейский ловким движением пальцев, как шулер с колодой карт, перевернул страницу, посмотрел регистрацию. Вернулся на первую:

— Снимите капюшон, пожалуйста.

Максим снял.

Наметанный глаз стража порядка перепрыгнул с паспорта на лицо Максима с синими, дрожащими губами.

— Рюкзак покажите, пожалуйста, Печорин Максим Максимыч, — сказал полицейский и прыснул смешком.

Максим раскрыл рюкзак и сунул под нос.

Полицейский слегка пренебрежительно заглянул внутрь. Отцепил палку от пояса и опустил в рюкзак. Донесся металлический звон.

— Что там у вас?

Очередная волна дрожи пробежала по телу Максима. Только в этот раз не от холода. От страха. Он понятия не имел, что могло так звонко щелкнуть.

Осторожно, как в пасть ко льву, погрузил руку до локтя. И вдруг улыбнулся.

— Чай! — сказал он и вытащил блестящий термос.

— Куда направляетесь? — вскользь сказал Старшлетинурлачев, продолжая копаться в рюкзаке.

— Александров.

— Счастливого пути.

Полицейский вернул паспорт.

Термос был открыт еще на эскалаторе — и горячий чай тут же ворвался в изнывающее от холода нутро. Даже слишком быстро ворвался.

«Губу обжег!» — подумал Максим и потрогал языком обожженное место. Он обнял теплую крышку и совсем не хотел выпускать ее из рук.

В двери электрички Максим на удивление не впечатался. Успел. Полупустой вагон встретил радушно. Нашлось укромное местечко. Приткнулся на жестком деревянном сиденье и с наслаждением обнаружил под ногами теплый воздух.

Ну, в таких условиях можно хоть до Владивостока ехать. Тепло. Сладкий чай. Все просто замечательно.

Голос из динамиков что-то прохрипел, прокашлял, прочавкал, и электричка задрожала. Затряслась и дернулась.

От вокзала отъезжали медленно. В окно заглядывали высотки и неторопливо провожали взглядом. Светофоры акварельными пятнами растекались по мокрому стеклу.

Электричка набирала ход. Гудела. Вот уже первые деревеньки показались. Скособоченные заборы на пустых огородах. Домики с горящими окнами. Колеса отстукивали дробный ритм. И Максим, прислонившись к окну, вновь поддался теплым мыслям, что грели не хуже печки под сиденьем.

Вспомнилось детство. Спокойная деревня с кривыми улочками. Собачий лай из дворов. Запахи потных коровьих тел. Теплое молоко. Горячий хлеб.

И первое путешествие в соседнюю деревню, к бабушке. Сколько ему тогда было? Лет пять-шесть, не больше.

Отпустили его погулять перед двором. В песке поковыряться, замки построить. В итоге взбрело что-то в детскую голову, и сорвался он к бабушке за пятнадцать километров. Так еще и не пешком. На велосипеде трехколесном отправился.

Мало что осталось в памяти из того путешествия. Только образы да скомканные картинки.

Поросшая травой дорожка, петляющая по холмам. Столбы. Провисающие провода. Трава выше головы. Несущийся по соседней дороге автобус. И пыль! Желтая пыль от колес. И конечно, дядя Вася. Загорелый, добрый мужик. Увидел Максимку, пошевелил усами. Что-то спросил. Посмеялся. Посадил его в люльку мотоцикла, и помчались они. А Максим все назад оглядывался, наблюдая за пылью.

Вот, наверное, и все, что помнилось об этом путешествии.

Но стоило погрузиться в то немногое, что оставила память, как тут же обволакивало теплом. Уютом. И даже какой-то далекой, но очень личной нежностью. Чувства — вот что больше всего запомнилось. Именно чувства.

Став старше, он уже сам мог с легкостью преодолевать эти пятнадцать километров. И ведь ходил. Ходил и даже не задумывался о том, что это не один, не два... это, на секундочку, пятнадцать километров. Но было все равно.

Выйдет утром, к обеду дойдет. Покушает у бабушки зеленого супа из железной тарелки. Попьет вишневого компота и пойдет с Дашей гулять. До самого вечера. До темноты. Шалаш строят или гусей пасут на местном пруду. А то пойдут деньги заколачивать, собирая бутылки и брошенный металл.

Не одно лето он ходил этим маршрутом.

Сдружились они. Именно что сдружились. Любви в том возрасте быть не могло, да, собственно, и сейчас Максим не ждал никакой любви. Просто хотел увидеть ее. Как тогда. В детстве. Без предупреждения, вдруг заявиться и сказать: «Привет».

Потом жизнь так крутанула, что потеряли они друг друга.

Пришел Максим, а ее нет.

А где?

А нет.

Дом продан. Живут другие. И все вдруг чужое стало. И места, и вещи, и даже воспоминания показались не настоящими. Вымышленными...

Но жизнь любит крутить по-разному. И никого она не спрашивает. Делает что ей вздумается.

Нашли они друг друга. Случайно нашли. Списались. Вспомнили былое. Посмеялись и замолчали. И вроде бы сказать хотелось многое. Выговориться. Но как тут выговоришься по смс. Да и видеозвонок это так, смешная копия настоящего человеческого разговора.

Вот и взбрело в голову. Как тогда, в песочнице. Сорваться, приехать и сказать простое слово: «Привет».

Перроны сменялись один за другим. Чем дальше отъезжали от города, тем безлюдней становилось в электричке. Один прогон между станциями вообще пришлось ехать в одиночестве.

Максим посмотрел на смартфон. Еще полчаса.

С каждым намотанным километром становилось не по себе. Он конечно же грешил на мокрую одежду. Дескать, простыл, наверное, оттого и паршиво как-то на душе становится. Буквально с каждой минутой все хуже и хуже. А мысли тем временем шли далеко впереди него. И впереди электрички. И даже впереди всего мира.

«А что, если не встретит? — с осторожностью думал он, искренне боясь, что окажется правдой. — Вдруг она только написала, что живет одна? Я приду весь такой радостный. Позвоню. Дверь какой-то мужик откроет. Или вообще никто не откроет, потому что она к родственникам поехала. И что мне тогда делать? Обратно я не успею. Где ночевать? Вряд ли там есть гостиницы. А денег-то у меня тоже совсем не для гостиниц. Ох, ё! Надо же было купить что-то к чаю. Гостинец какой-то. Вафли там, печенья, конфеты. Чего-то я не подумал об этом. — Максим уцепился и с удовольствием начал раскручивать эти мысли. Будто бы уже стоит перед витриной магазина и делает ужасно сложный выбор: конфеты или печенья. А тревога тем временем никуда не делась. Выскакивала из-за цветных коробок сладостей и набрасывалась. — А если я приеду, поднимусь, позвоню. Она окажется дома. Откроет дверь, посмотрит на меня. Я ей: “Привет”. А она мне: “Ты дурак? Что ты здесь делаешь?” Ведь и такое может быть. Мы с ней пять лет не виделись. Мало ли могло поменяться. Это я сорвался, весь такой геройский. Преодолел сотни километров. А оно как иногда бывает? Все детство дружишь с человеком, потом разминешься на пару лет, и всё — новые интересы, новые знакомства. Казалось, что вас объединяет столько всего, а при встрече, почему-то долгое и тяжелое молчание. Обсудили две темы, и опять тишина. Ох, ё! Куда несет-то? Лучше про магазин думать».

Не успел Максим. Ни сладости выбрать, ни тревожную мысль докрутить до конца.

Электричка замедлила ход.

На пустом перроне горел единственный фонарь, и тот над закрытой кассой.

Вышел Максим, огляделся. Двое человек из состава уверенно пошли в одном направлении.

«Значит, туда», — подумал он и пошел следом.

Как обычно и бывает, бетонная лестница сделана совершенно не в том месте, где надо людям. Спрыгнул он с перрона и побрел по тропинке среди деревьев, пытаясь не отстать от впереди идущих силуэтов.

Спустя пять минут оказался на остановке. Несколько маршруток тарахтели в ожидании пассажиров. И холод тут как тут! Будто бы за кустом притаился. Выскочил и набросился. Снова потрясывать начало.

— До Первомайки идете? — спросил Максим.

— И до Первомайки, и до Киржачей, — позевывая, ответил водитель.

— Подскажете, где выйти?

— И подскажу.

Полупустая маршрутка отправилась в путь. Максим отслеживал на телефоне передвижение. На водителя особо не рассчитывал. Бывали уже случаи, когда: «Да, подскажу!» — а потом смотрит ошалелыми глазами на конечной остановке.

Стрелка на экране смартфона медленно двигалась по карте.

— Приехали! — сказал водитель.

Максим вышел. Нашел заветный дом.

«Пять этажей, как и писала» — эта мысль ободрила и придала чуточку тепла.

Домофона нет. Отлично.

Вошел в подъезд.

Мрачно.

Тусклая лампа потрескивает. Пара мотыльков, завороженные светом, стучатся об потолок. Стены то ли зеленые, то ли синие — не разобрать.

Максим начал подниматься по лестнице. Почтовые ящики провели подозрительным взглядом.

И чем ближе становилась заветная дверь, тем сильнее стучало сердце. Он конечно же обвинил лестницу в повышенном пульсе, хотя сам не поверил этой глупой отговорке.

Достал смартфон, посмотрел время — без трех минут десять. Решил дождаться, пока не стукнет ровно, и только потом звонить.

«Вот, собственно, и дверь, — подумал Максим, оглядывая черный металл. — Дверь в счастливое детство, — лирически сказал он про себя и тут же пессимистично закончил: — Или же дверь в разочарование».

Эти три минуты длились неестественно долго. Однако Максим не мог ни о чем думать. Это в поезде было хорошо романтику нагонять. Под стук колес да под скользящие деревни за окном. А здесь как-то совсем не думается. Разве что две заблудившиеся мысли бьются, как мотыльки.

«Получится или нет?.. Получится или нет?..»

Одним пальцем закрыл глазок, другим нажал на звонок.

Противное треньканье послышалось за дверью.

А после шаги.

Тух-тух-тух...

Щеколда на двери.

Клац!

Замок.

Хрум! Хрум!

— Привет.

— Максим! — завопила Даша.

— Ох, ё! — только и успел произнести Максим, чувствуя крепкие объятия детства.