Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Леонов: диалог с Богом

Дмитрий Михайлович Володихин родился в 1969 году. Окончил МГУ имени М.В. Ломоносова. Профес­сор ис­торического факультета МГУ. Автор более 400 научных и на­учно-популярных работ, рецензий, в том числе 30 книг по истории России (монографии, справочники, сбор­ники статей, учебные пособия). Лауреат премии Президента РФ в области образования, Макарь­евской премии, премии имени А.С. Хомякова, кавалер Карамзинского крес­та.

…После того как были окончены романы «Барсуки» и «Вор», у Леонова страшно болели руки. В первом случае — онемели кисти, во втором — на несколько недель отнялись руки по локоть. «Пережив жуткое недомогание, — пишет Прилепин, — Леонов снова принялся за писательство… Но при этом догадывался, кто ему отвечает и наказывает его за кромешное сомнение в человеческой породе».

Книга Захара Прилепина посвящена диалогу Леонида Леонова с Богом. Присутствие Бога и знание Леонова о том, что Бог в его жизни присутствует, пронизывают весь текст.

Леонид Максимович обладал очень большим даром и очень высоко стоял в советской литературной иерархии. Творческие плоды этого дара сейчас большей частью забыты. К сожалению! Леонов вышел в литературные генералы не за агитки и не в результате интриг. Ему дали то, чего он был достоин как талантливый, независимо мыслящий человек. Но вот уже несколько десятилетий Леониду Максимовичу не могут простить это его высокое положение, «генеральство». Вот и выходит, что для современных литсвятцев он, как персона, накрепко связанная с системой, не годится. Не либерален ни в каком месте.

Прилепин показывает меру этой связи Леонова с властью без розовой повязки на глазах: «Девяносто девять раз избежавший проработок своих коллег, коллективных сборников во славу рабского труда и совместных расстрельных писем — он не избежал этого в первый и в сто первый раз и в итоге оказался грешен». Но время не разделяло писателей на «чистых» и «нечистых», оно отсекало даже самую ничтожную возможность не замараться. «Сказать, что Леонов прошел через все метели безупречно чистым, — значит солгать. Но и мы не вспомним ни одного — понимаете, ни единого человека, — на чье безупречное поведение стоило бы равняться… Леонов был замечательного и редкого мужества человек. “Игра его была огромна”. И отвечал за свою игру он тоже по серьезным счетам».

Леонид Максимович и в 20-х, и в 30-х, и позже работал, обращаясь как к людям, так и к Богу. К Нему, быть может, даже больше, чем к людям. Он рисовал картины мира, погруженного во тьму, карабкающегося из нее, мечтающего о лучшей доле, но раз за разом падающего на дно, терпящего поражение. В его текстах сквозь советскую реальность видны вечно повторяющиеся повороты мистерии жизни, вечные ситуации, в которых люди барахтаются, жестоко толкая друг друга, убивая и раня.

Пакостность человеческой натуры Леонов, как это видит Захар Прилепин, считал «родовой метой», иными словами, червоточиной, изначально присутствующей в человеке, от его сотворения. Леонид Максимович, по словам автора книги, считал непобедимой эту внутреннюю мерзость и не верил в силу, способную ее преодолеть. Не в Бога не верил, а в то, что благая воля человеческая может справиться с «калечинкой» души. Чего не хватает? Леонов ответил на этот вопрос словами старика Боулдера из НФ-повести «Бегство мистера Маккинли», рассказывающего о путешествии на самолете: «Когда мне не дремалось, то я глядел оттуда сквозь облачную дымку на все эти плывущие города и башни и думал: так почему же оно так прочно? Их жгут века подряд, взрывают, а они всё стоятя спрашивал себя: почему?.. из камня и стали? Нет. А потому, господа, что оно сделано из живой человеческой души. Из вздоха нашего, из мечты, из надеждыкак будто даже из ничего. Вот почему книги живут дольше железа… “Так что же сегодня нужно прежде всего для спасения мира?” — думал я, плывя в поднебесьеЯ вам скажу сейчас очень смешную, даже непристойнуювещь: чистая душа, господаА впрочем, все равно: потом приходит шальной наследник, балбес, голова винтоми опять пепел, неоплаканный пепел летит по ветруИтак, человек от рождения плох тем, что нет в нем способности хранить свою душу в чистоте. Леонов имел о людях печальное мнение. И критика била его за это, не понимая, в сущности, что Леонид Максимович красками холода рисует не советских людейкриводушных, металлоидных, — авообще людей.

По мнению Прилепина, Леонов вечно размышлял о какой-то ошибке, совершенной Богом, когда Он творил человека — такого человека. Обращаясь к рассуждениям о самоубийстве Грацианского — персонажа из леоновского романа «Русский лес», — автор приводит фразу, звучащую как признание самого Леонова: «Хотение смерти есть тоска бога о неудаче своего творения».

Читая биографию Леонида Максимовича в исполнении Прилепина, надо с большой осторожностью отсекать реконструкцию леоновской личностиверы, мыслей, чувств, — проделанную автором книги, от интерпретации полученной картины. Очищая правду о Леонове от разного рода искажающих напластований, Прилепин в огромном большинстве случаев оказывается прав. Он с большой точностью судит о творческом методе Леонова, о смыслах, скрытых в его романах и пьесах «на пятой горизонтали», о душевном состоянии Леонида Максимовича. И везде оставляет повествование «прозрачным» для читателя. Иными словами, работает, как должны работать порядочные историки: вот источники, вот критический анализ источников, вот результаты этого анализа, вот сомнительные места, вот причины, по которым для данных сомнительных мест из нескольких возможных вариантов выбирается один, наиболее правдоподобныйВдумчивая, основательная работа. Трудно поверить, что за ней стоит писатель, а не профессиональный исследовательОднако потом к делу подключается другая часть личности автора: исследователя заменяет художник. И он пристрастен в своем стремлении сделать Леоновадействительно большого мастера, великана советской литературыболее приемлемым и для современного читателя, и для крепко верующего христианина. Прилепин не скрывает слабостей Леонова и грехов его, но все-таки относится к «портретируемому» с большой нежностью. А значит, склонен прощать ему столько, сколько можно, а потом еще чуть-чуть

Так, верны, думается, мысли Прилепина о печальном отношении Леонова к людям, о вечной, непобедимой «червоточинке» в их душах, о неспособности их сохранять себя в чистоте или хотя бы очищаться от нравственной грязи. Этот мотив с филигранной точностью дешифрован по лучшим текстам Леонида Максимовича. И так же верно соображение автора книги насчет того, что Леонов скорбел о «богооставленности» людей, в том числе себя самого. Вот только в скорби этой ничего доброго нет, одно смертное, ледяное уныние. Величайшие вещи Леонова морозны. Нет в них теплани земного, ни небесного. Леонид Максимович был великим умельцем в тонкостях показать черную сторону правды о людях и о мире, но из его прозы некуда выйти, все лазы наружу намертво заварены. Даже увлекшись проектом вавилонской башни по-советски, он все-таки очень хорошо понимал: можно выпотрошить Бога в сознании людей, загнать на освободившееся место механизм, задать этому механизму вектор движения к небу, но ситуация в целомодна сплошная ложная надежда. Небо останется недостижимым. Железяка подергает человеческими руками-ногами да и заржавеетИ трудно сказать, что именно не давало Леонову нащупать хоть золотниковое зерно надежды истинной: время или собственное духовное устройство?

Леонид Максимович был, несомненно, верующим, православным человеком, и Захар Прилепин дает целый ряд убедительных тому подтверждений. Но к Церкви и священникам советский классик был очень неласков. Время от времени из-под пера его выходили карикатурные попы и монахи.

«Как такое могло случиться? — задается вопросом биограф Леонова. — Как истово, искренне верующий человек мог столь жестко говорить о Церквидоме Бога на земле? Осознав никчемность человеческой породы, более тогоуверив себя в этом, Леонов не сумел объяснить себе, зачем Бог создал людей такими. Зачем так унизил их? Зачем, столь слабых и столь вздорных, оставил их жить на белом свете?.. И оттого что Церковьдом Бога на земле, всю жизнь свою Леонов, не в силах себя остановить, занимался изгнанием Бога из дома.

Ибо если Ты не сделал нас достойными Тебя, что делаешь Ты среди нас?»

Может быть, и так. А может быть… проще. Со времен Серебряного века в России живет так называемая интеллигентская вера. Леонов пусть и сын купца, а все ж — через отца, через множество знакомых — причастен к миру интеллигенции. Многие ли в нем умели с почтением отнестись к реально существующему духовенству, Священному Писанию, богословию? Чаще рисовали у себя в голове какую-то идеальную Церковь, выводили на христианстве сложносочиненные узоры, искали Бога где угодно, с кем угодно, только не с приходским попом в ближайшем храме... Такая вера и досталась Леонову от той среды, в которую он был смолоду погружен. И еще хорошо, что сама эта среда не вытравила из него веру окончательно: сказалась, видимо, крепкая купеческая закваска.

Комментируя финал леоновского романа «Пирамида» — когда разрушают Старо-Федосеевский храм, — Захар Прилепин не хочет оставлять читателя без надежды. Он констатирует: да, может быть, гибель храма символизирует «крушение веры Леонида Леонова», ведь «ангел, пришедший на землю сквозь дверь в Старо-Федосеевском храме, улетел на небо, сам храм снесли с лица земли, и стоит земля пустая, и посередь земли человек на скозняке, ненужный Богу». Но, по мнению Прилепина, не исключена и другая трактовка: «…сгорела не вера, а навада… Наваждение, так долго мучившее человека, истаяло… И, значит, есть Бог, и есть еще человек, сберегаемый любовью, благодатью и верой… И, быть может, у нас еще есть малая надежда сберечь себя и свою землю». Вслед за этим автор жизнеописания Леонова рассказывает о смерти его и отпевании, а потом добавляет — от себя, — что был Леонид Максимович «прощен и принят» Тем, кому дерзил всю жизнь, ожидая ответа, в кого всю жизнь верил. Ведь «не о себе болело его сердце».

Хороший финал книги. Он как будто включает в себя две молитвы автора.

Перваяо нашем народе. Леонов видел, как русский народ на протяжении нескольких десятилетий проходит коридор пыток, испытывается огнем и железом, ужасом и отчаянием. А потом Леонид Максимович, участник Гражданской, повоевавший на обеих сторонах, наблюдавший разрушение родного Зарядья и «родовой деревни Полухино», великий разор, сталинские «метели», сам в двух шагах от смерти ходивший, полжизни писал о скрюченных, искалеченных людях, которым не дано пройти такое горнило, сохранив душевное целомудрие. Немного было у него в жизни событий, подающих надежду: либо русский человек сам выкарабкается, либо Господь его вытащитИ Захар Прилепин молится за наш народ и нашу землю: да сберегутся! Захар Прилепин надеется. Он и в романе своем «Патологии» написал ясно, яснее некуда: опять русские проходят через огненный коридор, опять корежит нас, опять мучения тела и души обрушились на нас, как больно нам! Но Бог есть, и если не измараемся вконец, то будем спасены. Не всено хотя бы малое стадце. Прилепину хочется той же надеждой, той же молитвой осветить последний роман Леонова. Но есть ли там этот свет? Наверняка сказать нельзя. Зато, возможно, там есть другое: не вера сгорает, а выгорает грязь, скверна, налипшая на чистоте. Вера остается внутри самого рассказчика. Дарована ли этой вере надежда на спасение, Леонов не говорит. Но Прилепин мягче, щедрее Леонова, ему горячая душа не позволяет оставить людей в неведении.

Вторая молитва — о самом Леониде Леонове. Любит же его автор жизнеописания! Вот и пытается решить за Бога, подсказать Богу: «Прости ты его, Господи! Хороший же человек, талантливый, столько страдавший! Прости его, пожалуйста. Ведь ты его простил, да?»





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0