Машинист и балерина
Юрий Верещагин родился в Ленинграде в 1960 году. Детство прошло в Якутии, отрочество в Мурманске. Окончил Ленинградский институт авиационного приборостроения (ЛИАП). Прозу пишет с 2019 года. Сборник рассказов «Якутский след» опубликован в журнале «Дружба народов», рассказы «За Ферма !» и «Воздушный поцелуй» вышли в альманахе «Литературная Америка». Публикуется под псевдонимом Юрий Вер. С 1996 года живет и работает в США.
«Осторожно, двери закрываются, следующая станция “Сокольники”. Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи», — звучал привычный голос. На мобильный машиниста с незнакомого номера пришло смс...
Локомотив на полном ходу влетел в тоннель, скоро вынырнул и продолжил бег, наращивая ход. Момент исчезновения и появления состава, похожий на фокус, особенно нравился восьмилетнему Антоше.
Тоннель пролегал через пластмассовую гору, на ее склонах паслись такие же пластмассовые овцы. На вершине, в ожидании поезда с бледнолицыми, засел вождь краснокожих, готовый остановить поезд и напасть на них.
Одним из бледнолицых был маленький Антоша — отважный и бесстрашный машинист.
Дорога состояла из вокзала, перрона, стрелки перевода поезда на другую ветку, шлагбаума и разнообразных звеньев железнодорожного полотна, отличающихся по форме и длине, благодаря чему можно было менять конфигурацию дороги: закладывать крутые виражи, пускать поезд по кругу, змейкой или по прямой.
Это чудо, стоящее безумных денег, привез из-за границы, с какого-то там конгресса, Антошин отец, ветеран труда и заслуженный метрополитеновец — настоящий представитель рабочего класса.
Забытые игрушки ожили, перекочевав из коробки в игру: пластмассовые индейцы, оловянные гусары и солдаты 1812 года, матросы и автоматчики времен Великой Отечественной, семь гуттаперчевых гномов, Кинг-Конг и девочка-балерина, исполняющая арабеск. Также обрели вторую жизнь перешедшие Антоше от дедушки разноцветные звери: красная лиса, сероватый заяц, синий медведь, фиолетовый олень и другие представители фауны, вид которых определить было довольно трудно, разве что наугад.
Менялись сюжетные линии, конфигурация железной дороги, чередовались герои, но не менялся финал игры: Антоша предотвращал катастрофу, ускользал от погони, спасал пассажиров — и все это по законам американского кино, с которым он, правда, знаком не был.
Антоша обожал поездки на метро, в выходные родители возили его через весь город к бабушке с дедушкой. Волшебная лента эскалатора увлекала их далеко вниз, расстояние от начала спуска до его окончания казалось бесконечным, приближение поезда к платформе — пугающим, а сама поездка — увлекательным путешествием.
Железнодорожную магистраль и тоннели, напомнившие ему игрушечную дорогу детства, он увидел лет в двенадцать, когда семья поехала в отпуск на Кавказ. Как и в детстве, когда игрушечный поезд проскакивал сквозь дырку, проделанную в пластмассовой горе, так и тут он прорезал горы насквозь, только здесь они были настоящими. Кромешная тьма тоннелей вызывала в нем больше эмоций, чем мелькающие пейзажи за окном. Изогнувшись, состав принимал форму дуги, и Антоша издалека мог наблюдать за его приближением к чернеющему проему. Состав распрямлялся, и зияющее отверстие, готовое поглотить его, исчезало из виду. Антоша, отняв щеку от окна, внутренне сжимался, как перед прыжком.
Каждый раз ожидаемый нырок в тоннель наступал неожиданно и стремительно: вжих! — и все проваливались в царство тьмы. Связь с внешним миром обрывалась. Размеренный стук колес сменялся на гулкий, монотонный шум. Ощущение скорости пропадало, и лишь на выходе из тоннеля, когда состав со свистом вырывался на свободу, дневной свет бил в окна и слышался привычный уху стук колес, Антоша снова чувствовал, как быстро движется поезд.
Тяга к подземельям не прошла с годами: старшеклассником Антон излазил Девятовские и Сьяновские каменоломни. В памяти сохранились детские воспоминания о любимой игре. Поезда предпочитал другим видам транспорта. Поэтому неудивительно, что, отслужив в армии, он поступил на курсы машиниста.
По окончании курсов Антон Георгиевич Кузнецов стал стажером в Московском метрополитене, а через несколько месяцев — машинистом третьего класса.
Кто-то в детстве мечтает стать космонавтом, а Антон мечтал стать машинистом электровоза метро, и вот его мечта сбылась. Подземка, ладная форма, неплохая зарплата, скорость и... люди. Люди, за которых он отвечает.
Пассажиры не думают, какой человек их везет — хороший или плохой, симпатичный или так себе, женщина или мужчина. Нет, никто из пассажиров даже не задумывается о том, кто же машинист, в чьих руках их жизнь. А вот машинист думает о пассажирах. Нет, конечно, не по отдельности о каждом, а в целом обо всех.
Антон катал по Красной линии почти год, изучил ее досконально. Подъезжая к перрону той или иной станции, в зависимости от дня недели и времени суток, он знал — здесь самый большой поток пассажиров, толпа рванет в хвост, и кто-нибудь обязательно будет держать двери, протискиваясь в переполненный вагон. А тут, в полумраке без малого столетних плафонов, толчея на узкой платформе. В мареве красного мрамора снуют люди, а вокруг сказочный мир, мифы социализма — барельефы, на которых изображены сильные, красивые и правильные люди. А на этой станции в семь всегда много неформалов. Куда они направляются? Интересно было бы с ними пообщаться, думал Антон. Тех, кто постоянно садился в первый вагон, он даже узнавал в лицо.
Станция «Сокольники». По понедельникам, средам, пятницам она входила в первую дверь головного вагона в 9.15 утра, ехала до станции «Парк культуры», покидала вагон, и ее силуэт растворялся в людском потоке.
Однажды выделив ее из толпы, он сам не заметил, как ожидание встречи с ней превратилось для него в нечто важное. Мысли о девушке все чаще занимали Антона. Кто она? Чем занимается?
Хрупкая, роста ниже среднего, поначалу он принял ее за школьницу. Темные волосы схвачены в узел, лицо продолговатое, нос прямой, тонкий — обычная внешность. Но Антона и не привлекали девушки, пытающиеся подогнать себя под модные стандарты, — это не его история. Блеск гигиенической помады на женских губах — это, пожалуй, единственное, что ему нравилось.
Подъезжая, он всматривался в незнакомку, словно пытался проникнуть в ее внутренний мир.
Он изучил ее гардероб, научился угадывать, в каком она настроении. Чаще всего ее лицо выражало грусть, и ему хотелось выйти из вагона и подбодрить ее.
Он радовался утренним и дневным сменам в расписании, старался попасть именно на тот поезд, в который она сядет в 9.15, высматривал ее на платформе, расстраивался, когда не находил.
Последние метры перед остановкой состав тащился как черепаха, Антон призывно таращился — но девушка никогда не смотрела в кабину машиниста, заходила в вагон, не замечая его взглядов.
Антон не оставлял попыток обратить на себя ее внимание. Однажды он на секунду шагнул из кабины на перрон. Краем глаза она заметила движение, повернула голову, бросила на него мимолетный взгляд и зашла в вагон. При следующей встрече Антон повторил маневр. Выскочил, не заметить его было невозможно. Девушка улыбнулась ему.
Антон ликовал: «Она увидела меня!»
Расписание составлено так, что с понедельника он работает в ночную смену и нет никакой надежды увидеть ее. А вдруг за эти дни что-то поменяется в жизни девушки и они никогда больше не встретятся? Или она подумает: «Что от меня надо этому машинисту?» — и начнет входить в другую дверь или даже в последнюю дверь последнего вагона? Почему-то именно эта глупость пришла ему в голову. И вообще, что я напридумывал! Маньяк настоящий. К психологу скоро идти придется. Зациклился на незнакомом человеке. Может, она ведьма или у нее десять мужей? Последнее предположение рассмешило Антона.
Он сразу заприметил ее на платформе. Как и в прошлый раз, вышел из кабины и улыбнулся, на этот раз девушка улыбнулась в ответ.
Через месяц они обменивались приветствием, и девушка ехала дальше. Однажды Антон заметил, что из ее сумки торчали пуанты. «Ух ты, она танцовщица!»
Он вспомнил девочку-балерину из детства, краснокожие похищали ее, а Кинг-Конг, революционные матросы и солдаты 1812 года спасали, но случалось, что вчерашние спасители становились разбойниками. И только он, машинист, единственный, кто всегда спасал балерине жизнь, его поезд уносил ее и от тех и от других.
Антон купил букет цветов. Он сдерживал себя, чтобы не прибавить скорость и тем самым выиграть время на перегоне, задержаться на ее остановке чуть дольше. От волнения рубашка на нем взмокла, будто он бежал, а не сидел в кабине электровоза. Только бы увидеть ее сегодня!
Она! Антон не вышел, а выпрыгнул на перрон. Протянул ей букет.
Девушка от неожиданности растерялась, взяла букет машинально.
Осунувшееся лицо, темные круги под глазами, потускневший, безжизненный взгляд — застыла словно манекен.
— Тебе нравятся цветы?
Ответа не последовало. Впечатление, что она не слышит его.
— Тебе нравится букет? — повторил он.
Как заколдованная, она молча вошла в вагон.
«С ней что-то не то, она никогда не была такой. Ей нужна моя помощь. Но надо трогаться, я не могу выбиться из графика...» Антон с тяжелым чувством тронул состав.
Поезд мчал Лейлу в никуда... Последний день. Она окинула прощальным взглядом пассажиров вагона: старушку, судорожно вцепившуюся в сумку, обдолбанного подростка с ирокезом, профессорского вида мужчину, гламурных подруг-«царевен», щебечущих о ерунде...
Ей было десять. Они всей семьей гостили у бабки с дедом, когда в ходе спецоперации в их дом на окраине Дербента попал снаряд. Погибли ее мать, отец, младший брат, контузило бабушку, дедушка умер от инфаркта на следующий день, Лейлу оглушило — временная потеря слуха, нарушение координации.
Извините. Промахнулись. Война.
Лейлу забрал Шамиль, брат отца, и не куда-нибудь, а в Москву.
К Москве она привыкала тяжело, ни с кем из детей не подружилась, хорошо, что балетом увлеклась. Увидев по телевизору «Щелкунчика» под Новый год, не переставала повторять балетные па у зеркала. Раз такое дело, отдали в балетную студию. Дядя не возражал. Для девочки балет в самый раз. Поможет восстановить координацию, и для слуха хорошо, в ритм танца надо попадать.
Лейла росла, дядя изменил свое отношение к ее увлечению балетом: «Одно дело — девочка, другое — женщина. Нельзя мусульманке голой прыгать!» Попробовал запретить, так Лейла из дома сбежала, искали по Москве всей кавказской диаспорой.
Знала, великой балериной ей не быть, но не бросала любимого занятия, три раза в неделю посещала частную студию.
Еще маленькой она подслушала историю, как юный дядя Шамиль, учась в Москве, влюбился в русую голубоглазую Машу и был отвергнут ее семьей. Испугались иноверца. Может, поэтому обида в нем сидит и никак не уйдет с годами. Чем больше денег приносил ему торговый бизнес, тем больше в нем появлялось чувство превосходства над окружающими, радикальней делались его взгляды, глубже залегала складка на лбу и угрюмей становился взгляд.
Задавалась иной раз вопросом: почему партнер дяди по бизнесу, бакинец Ильдар, приезжавший к ним несколько раз в гости, жизнерадостен и прост? Всегда пошутит, расскажет веселую историю, нет у него предвзятого отношения ни к русским, ни к другим национальностям. Как получается: два богатых мусульманина так давно живут в Москве, что уже москвичами стали, а такие разные?
Пришла пора Лейлу замуж отдавать, подыскали кандидата. Лейла не хотела его, и другого не хотела, и третьего... после чего выбора ей не оставили. Раз не хочешь замуж — место тебе среди дочерей Аллаха. Отомстить за родителей — святой долг.
Приняла, не роптала — пестуемая Шамилем скорбь по погибшим родственникам, как болезнь, пробралась и осела внутри Лейлы, разлагая ей душу и сердце. Череда неудачных попыток сватовства, недовольство Шамиля, одиночество...
Балериной не стала... Мечтала повстречать Ромео, станцевать Джульетту. Вчера сходила на последнее занятие в студию. А сегодня в метро снова этот смешной: нос картошкой, волосы солома, глаза голубые — на мультяшного трубадура похож, только трубы нет. Цветы подарил...
Пояс смертника железной хваткой сжимал Лейлу, не давал вздохнуть; сколько ни тренировали — привыкнуть не смогла.
Полицейских отвлекли: скользнула мимо металлоискателей, пока одни стражей забалтывали, другие заграждение чуть раздвинули. Проскользнула — тонкая, много места не надо, щелки и той достаточно.
Лейла поймала себя на мысли, что ведь она могла пойти в любое другое время. Нет, выбрала утро, чтобы в 9.15 стоять на платформе и ждать. Лейла поняла: ей хотелось увидеть Антошку. Почему Антошка? Ведь она не знает его имени. Потому что Антошка подходит ему. Она даже не поблагодарила его за букет. Поблагодарить, а потом убить?
Не отвлекаться! Я совершаю... Лейла не могла подобрать слов, что же она совершает... Правое дело? Сейчас оно не казалось ей правым. Еще секунда, или минута, или десять... Как только придет сигнал, сработает детонатор, и вагон встанет на дыбы, слетит с рельс, люди превратятся в груду перемолотых костей и мяса. Ее ноги подкашивались, голова кружилась, она прислонилась к входной двери.
Если б двери открылись, я бы вывалилась под колеса и на этом все закончилось... Ей стало невыносимо страшно. Подрыв может произойти в любую секунду. Бах! — и нет ничего: ни ее, ни Антошки, ни этих людей... Что же она наделала! Скинуть пояс и бежать? Сказать, нет, закричать: «Люди, бегите из вагона! Каждую секунду может прогреметь взрыв, и вы погибнете!»
Взгляд Лейлы задержался на букете — первые в ее жизни цветы, подаренные мужчиной. Она поднесла букет к лицу, вдохнула аромат, еще и еще. Заметила привязанную к букету записку, развернула ее... Номер телефона, три слова: «Я люблю тебя». И подпись: «Антон».
Лейла достала мобильный и дрожащими пальцами набрала: «Спаси. Лейла».
Москва, Россия — South Euclid, OH
Сентябрь, 2021