Русский мир
Ольга Троадиевна Игнатюк — театральный критик, кандидат искусствоведения. Окончила театроведческий факультет ЛГИТМиКа (ныне СПГАТИ), затем аспирантуру ВНИИ искусствознания, защитив диссертацию о современной режиссуре. Широкий специалист по современному драматическому театру. Автор многочисленных статей (более тысячи) о театре в научных сборниках, энциклопедиях, журналах и газетах. Постоянный член жюри российских, региональных и международных театральных фестивалей. Член Союза театральных деятелей РФ, член Союза журналистов Москвы. Живет в Москве.
Отец и сын
«Петр I». Сценическая версия Малого театра по пьесе Д.С. Мережковского «Царевич Алексей» в двух частях. В спектакле используются фрагменты романа Д.С. Мережковского «Антихрист. Петр и Алексей» и пьесы Ф.Н. Горенштейна «Детоубийца». Режиссер-постановщик Владимир Драгунов. Художник-постановщик Мария Утробина. Государственный академический Малый театр. Премьера состоялась 2 ноября 2021 года.
Новый сезон в Малом театре открылся премьерой «Петр I», посвященной 300-летию провозглашения Российской империи и 350-летию со дня рождения Петра I. Правда, название постановки не исчерпывает ее содержания, поскольку весь спектакль посвящен именно двум личностям — Петру и сыну его Алексею в их трагическом противостоянии, связанном с судьбой России. И тема «Отец и сын» становится здесь центральной.
О духовном противостоянии Петра и Алексея написано много, и каждый сразу же вспомнит картину Николая Ге «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе». Обоих противопоставляют как «носителя веры» и «антихриста», как властного, деспотичного государя и слабого, безвольного наследника, не способного продолжить дело отца. И вечная тема «отцов и детей» разворачивается на сцене с истинным трагизмом.
Государь Петр и его сын являли собой диаметрально противоположные друг другу натуры, а в семье самодержца, где от характера и склонностей наследника зависела дальнейшая судьба страны, это вело к трагической развязке. Царевич Алексей, как писал С.Соловьев, «был образованным, передовым человеком XVII века, но являлся представителем старого направления; Петр был передовой русский человек XVIII века, представитель иного направления: отец опередил сына!» Петр был героем сражений, мореплавателем, основателем русского флота, знал множество ремесел, был великим преобразователем, благодаря которому Россия становилась одной из могущественных держав Европы и мира. Алексей же не отличался боевой отвагой и мужеством, не желая заниматься делами и реформами, начатыми его отцом. Оба они по-разному представляли себе будущее России и роль монарха в стране. Алексей, конечно жаждавший взойти на престол, меж тем не стремился обременять себя ни трудом, ни подвигами. К тому же он был сторонником прежней христианской Руси — старой деревянной России.
Да, он был совсем другим. Он воспитывался при матери, в понятиях, чуждых реформаторской деятельности Петра, он был недоволен жестким и деспотичным стилем его реформ. И страстно любил, и боялся отца. Желая вырваться из-под его власти, искал иноземного покровительства — что завело его в гибельные дебри предательства и вины...
История отца и сына в спектакле — это не только история борьбы за власть, но и сюжет духовного столкновения в стремлении понять и пробиться друг к другу. Как простить предательство своего сына? Как переступить через любовь к сыну ради интересов государства? Все эти мучительные вопросы наполняют воздух спектакля.
Обиталище Петра на сцене — гигантский корабль, строящийся на верфи и олицетворяющий государев размах в деяниях и реформах (сценограф Мария Утробина). Сын здесь — лишь гость и виноватый ответчик перед отцом за инакомыслие и мягкотелость. Но этот фантастический корабельный остов, формирующий смысловое постранство спектакля, так и остается инфернальным патетическим символом. Само же действие группируется у авансцены в простых, незатейливых, бытовых композициях, поочередно прочитывающих эпизоды пьесы, без оглядки на сценографическую символику. Режиссура простая, повествовательная, «разговорная», предлагающая не «стиль», а «чувство». Фактура петровского времени — лишь в костюмах. Историческая обстановка и атмосфера петровской эпохи отданы на волю нашего воображения.
Вот они: Петр (Андрей Чубченко) и Алексей (Станислав Сошников). Мизансцена словно списана с картины Ге. Петр с гордостью говорит о будущей России, упрекая сына в бездействии и аморфности. «Ты либо отмени свой нрав и удостой себя наследником — либо иди в монахи!» Алексей смят, подавлен. Он давно пьянствует и мечется в беспомощности, мечтая о смерти отца.
Отец шлет ему письмо за письмом, требуя ответа о его дальнейших действиях. Сын — продолжает пить, мучиться и бездействовать. И терпит крах по всем линиям своей жизни, в том числе и в любви — обнажая свою человеческую несостоятельность. Страстно любит Ефросинью (Ольга Плешкова), мечтает о сыне, которого сделает новым правителем, но, увы, становится игрушкой даже в руках этой крепостной девки. Да, он ищет своей правды. Пытается сбежать из России, вступая в сговоры с австрийцами и шведами. Его обманом возвращают домой, лишают права престолонаследия, обвиняют в бунте и государственной измене, приговаривая к казни; в итоге он был заключен отцом в Петропавловскую крепость, где умер в каземате от пыток...
Антагонизм этих двоих, столь непохожих отца и сына, трагичен. Нас не склоняют встать на ту или иную сторону, а лишь показывают глубину этого антагонизма, сделавшего Петра детоубийцей. Да, здесь царство непримиримых личностей. Петр — решителен и прост, на его плечах вся Россия, и лишь конвульсии в минуты гнева выдают его напряжение. В Андрее Чубченко удивительное портретное сходство с оригиналом. Но в нем нет величавой и громогласной победности, ожидаемой нами. Его способ оставаться страстным — в его мрачной сдержанности.
Алексей не похож на свой запечатленный живописный образ. Он совершенно другой — круглолицый, курносый, с широко поставленными глазами и большим безвольным ртом. Плаксивый, бледный, инфантильный, мечущийся в поисках опоры и не находящий ее ни в чем, тревожный, истеричный, затравленный, отчаявшийся — так и не обретший своего пути. Преданный всеми: любимой Ефросиньей, манипулирующей им как ребенком, начальником Тайной канцелярии Толстым (Валерий Афанасьев), князем Долгоруким (Сергей Тезов) и духовником Яковом (Владимир Сафронов). И, несмотря ни на что, уже замученный пытками, до последней минуты с прощальной сыновней любовью взирающий на своего отца.
Эта взаимная тяжелая, горькая любовь, попранная государственной машиной, — последнее и самое главное, что пронзает наши сердца. Ведь Петр не меньше сына сокрушен и раздавлен. Вот он, детоубийца, молится в финале: «Алеша, дитятко мое первородное! Кровь сына, царскую кровь я на плаху излил... Кровь его на мне, на мне одном! Казни меня, Боже, — помилуй, помилуй, помилуй Россию!»
«Война и мир» в театре имени Евгения Вахтангова
Сценическая композиция и постановка Римаса Туминаса, сценография Адомаса Яцовскиса, композитор Гиедрюс Пускунигис.
В дни 100-летнего юбилея театра имени Евгения Вахтангова телеканалы были переполнены передачами о нем, можно было увидеть все лучшие спектакли, являющие гордость его репертуара. Сам худрук театра Римас Туминас также выступал с рассказами о себе и своем творчестве. Ему давно уже присвоили звание «литовца, состоявшегося как феномен русской театральной культуры», вернувшего славу Вахтанговскому театру и развернувшего его репертуар в сторону русской классики. Здесь он поставил, вероятно, свои лучшие спектакли: «Ревизор» Н.Гоголя, «Дядю Ваню» А.Чехова, «Маскарад» М.Лермонтова, «Евгения Онегина» А.Пушкина. И сам он шутливо заметил, что к выбору постановки толстовского романа его привела «гордость мысли».
Размышляя о «Войне и мире», Туминас говорил: «Для правильного прочтения Толстого следует понимать слово “мир” как вселенную, как человечество. Но есть еще и выражение “молиться всем миром”, “иди с миром”, “живи с миром”. Этот спектакль требует элегантности, простоты. Раньше мы нагружали себя бутафорией, сейчас нам ничего не нужно. Все будет чище. Лишь пустое пространство и актер. У нас огромная стена на сцене, на которой ничего нет, но в ней свои смыслы, и зритель их сам прочитывает в своем воображении, дополняя игру актера. Все заменяют световые потоки, высокое актерское понимание судеб, истории».
Поставить на сцене «Войну и мир» вообще-то вряд ли возможно. Из редких удач мы вспомним, пожалуй, лишь изящный спектакль Петра Фоменко «Война и мир. Начало романа», появившийся в 2001 году на крошечной сцене его старого театра на Кутузовском проспекте; но он ограничился только мирными сценами, предваряющими войну.
Продолжительность нынешнего спектакля — пять часов с двумя антрактами. Зрителю, плохо помнящему сюжет и всех его участников, стоит заранее углубиться в изучение Толстого, поскольку сцена точного представления о происходящем не дает. Принеся в жертву огромный роман, Туминас прочел его «по касательной», взяв очень тонкий срез и сосредоточив внимание лишь на тех лицах, чьи имена стали у нас нарицательными: Наташа, Андрей, Пьер, Анатоль, Николай, княжна Марья... И рассказал, по сути, о четырех семьях: Ростовых, Болконских, Курагиных, Друбецких.
Тут нет знаменитого и роскошного первого бала Наташи Ростовой, нет смерти при родах княгини Болконской, нет Бородинского сражения, нет ни Кутузова, ни Наполеона, никаких батальных и народных сцен, нет женитьбы Пьера на Наташе и картин их семейного счастья — нет многого, что составляет нашу память о романе.
Что же есть? Огромная пустая сцена Вахтанговского театра, погруженная в серые тона, и огромная серая стена позади, которая, подобно знаменитому занавесу Давида Боровского в любимовском «Гамлете» на Таганке, подобно року или судьбе, движет жизнями персонажей. Герои вбрасываются в пустоту сцены как в космос, оказываясь наедине с огромным миром (возможно, и небесами). Постепенно выстраивается поток жизни, окружающего мира, истории — которым пронизаны люди и который встает в нашем воображении.
Короткие, стремительные, как бы летящие сцены символизируют знакомые эпизоды романа. Вот на белом парусе проносится мимо нас все семейство юных Ростовых, упоенных счастливой безмятежностью. А вот Наташа (Ксения Трейстер), придя на бал, начинает одиноко кружиться по сцене в ожидании чуда. Чудо свершается: ее подхватывает красавец Андрей Болконский (Юрий Поляк), и их торжествующий вальс полон ликующего счастья. А потом Наташа так же кружит в трагическом вальсе вокруг погибшего Болконского, распростертого на земле. Ее увлечение роковым Анатолем Курагиным (Владимир Логвинов) столь же стремительно, как наваждение, которого и не было вовсе: осталось в финале лишь горестное кружение вокруг мертвого тела Андрея, пронзенного штыком.
Пьер Безухов (Павел Попов) и Элен Курагина (Анна Антонова) отыгрывают свою историю так же стремительно, впечатляя нас трепетностью Пьера и холодным цинизмом Элен, невероятно похожей на своего брата.
Тем временем, собираясь на войну, смешной юный мальчик Николай Ростов (Юрий Цокуров) картинно размахивает саблей, изображая из себя вояку... Меж тем французы наступают, тревога нагнетается в дымном воздухе сцены. И сама Бородинская битва в спектакле — это он, так рвавшийся в бой, одинокий и маленький солдатик Николка, колющий штыком невидимого нам противника, — один, в полной пустоте мироздания. Итоги же Бородинского сражения предстают перед нами в виде шинелей убитых солдат, разбросанных на пустой сцене. И Николай в слезах кричит после боя, как он не смог добить французского солдатика, глядящего на него испуганными глазами...
Французы движутся к Москве. Страдает и мучается князь Болконский (Евгений Князев), прощаясь с жизнью и находя утешение лишь у своей дочери, княжны Марьи (Полина Чернышова). Сбиваясь в сиротливые кучки вместе с мебелью и домочадцами, московские семейства готовятся покинуть Москву. Пожар же в Москве загорится от единственной спички, мистически подожженной Марьей Перонской (Людмила Максакова), бесстрашно веселящейся перед лицом смерти, — и наше воображение должно дорисовать картину великого пожара.
В финале Пьер, прошедший войну и Бородино, переживший пожар Москвы и плен, один, в пустоте космоса, произносит заключительный горький монолог о человеческом счастье, жизни и цене ее, о бессмертии души и ее неотъемлемой свободе. Подтверждая мысли Толстого о том, что «человек сотворен для счастья, а счастье в нем самом». Впрочем, счастья в этом спектакле не достигает никто, все упования и мечты рушатся. Все остаются одиноки, а жизнь обнажает свою горестную непоправимость. Но именно она, эта несовершенная и эфемерная жизнь, бесценна, и ничего нет прекраснее ее.
Несколько раз по сцене среди действующих лиц, незаметно проходя мимо, появляется бородатый старец в подпоясанной рубахе, с тростью в руке. Сам автор. И так же незаметно исчезает. Мы не узнаем его мнения о происходящем.