Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Богом почтенный царь и государь

Светлана Георгиевна Замлелова родилась в Алма-Ате. Окончила Российский государственный гуманитарный университет. Кандидат философских наук (МГУ имени М.В. Ломоносова). Автор романов «Блудные дети», «Скверное происшествие. История одного человека, рассказанная им посмертно», «Исход», философской монографии «Приблизился предающий... Трансгрессия мифа об Иуде Искариоте в XX–XXI веках», книг «Гностики и фарисеи» (рассказы и повести), «Разочарование» (рассказы и фельетоны), «Нам американцы объявляли санкции», «В переплете» (сборники статей), «Французские лирики XIX века» (переводы французской поэзии), «Посадские сказки», «Эдуард Стрельцов: воля к жизни» и др. Отмечена благодарностью министра культуры РФ. Член Союза писателей России и Союза журналистов России. Живет в Сергиевом Посаде.

«Тело изнемогло, болезнует дух, раны душевные и телесные умножились, и нет врача, который бы исцелил меня, ждал я, кто бы поскорбел со мной, и не нашел, заплатили мне злом за добро, ненавистью за любовь». О нет! Не узник и не страдалец, измученный смертельным недугом, писал эти слова. Сетовал на судьбу московский царь Иван Васильевич Грозный. В.О. Ключевский назвал эти сетования царя «искусственной задушевностью», «крокодиловым плачем». Но уже в наше время в книге «Русская симфония» митрополит Иоанн (Снычёв) напишет о воздыханиях грозного царя: «Воистину так

По сей день — а сегодня, может быть, как никогда ранее — личность царя Ивана Васильевича вызывает множество споров и разногласий: от предложений канонизации до обвинений во всех смертных грехах, не исключая содомский. Внутри Церкви мнения относительно первого русского царя также разделились. Кто-то называет его убийцей и развратником, а кто-то, как, например, приснопамятный митрополит Иоанн, считает царя Ивана Васильевича устроителем русского государства, собирателем земель вокруг Москвы, защитником веры и Отечества; оклеветанным, оболганным и демонизированным вслед за иностранными лжесвидетелями, прибывавшими в Москву склонить царя под власть Ватикана, но получавшими бескомпромиссный отпор. Но есть немало свидетельств русских современников Ивана IV, в которых царь предстает совершенно в ином обличье, нежели в иностранных описаниях. И дело не в том, что появились русские свидетельства, как можно предположить, из боязни перед грозным царем. Просто «народ, — по слову митрополита Иоанна, — верно понял своего царя и свято чтил его память».

Написано уже немало о значении Ивана Васильевича для русской истории. И все же до сих пор принято считать его кровавым деспотом и развратником, извращенцем и детоубийцей. В доказательство последнего приводят обычно картину И.Е. Репина, как будто забывая, что писал Репин свое полотно не с натуры. Но многие недолюбливают Ивана Грозного не из-за кнута — кнутов и без него было довольно, да и что, как не кнут, представляет собой любое государство. У неприязни этой другой мотив: царь не просто не стремился в Европу и не рубил пресловутых окон, но и недолюбливал иностранцев, которые отвечали ему взаимностью, отчего и выливали на царя потоки грязи.

Есть и другое мнение в отношении Ивана Грозного: царь — фигура противоречивая и во многом оболганная. Так, например, сына он не убивал, чему подтверждением служат исследования останков царевича Ивана. Исследователи утверждают, что оснований объяснять смерть как царевича, так впоследствии и самого царя отравлениями — предостаточно. Норма мышьяка и ртути превышена в останках обоих в разы. Кроме того, в экспертной справке НИИ судебной медицины сказано: «При исследовании волос, извлеченных из саркофага Ивана Ивановича, крови не обнаружено». А судмедэксперт В.И. Алисиевич позже напишет: «Объективно подтвердить травму черепа у царевича Ивана не удалось, и тайна его смерти навсегда останется загадочной». Так стоит ли доверять картинам или «запискам иностранцев о древней Москве», на основании которых писалась по преимуществу история правления Ивана IV?.. Ведь если через пятьсот лет кому-то придет в голову изучать историю России начала XXI века по сообщениям иностранцев, может сложиться весьма неверное и далекое от истины впечатление.

Другим нашим гражданам царь неприятен еще и потому, что он запретил в своем государстве евреев. А когда зимой 1563 года был завоеван Полоцк, всем полоцким евреям предложили креститься. Отказавшихся утопили в Двине. Подобное отношение испытывали на себе евреи и других городов. Но причиной столь резкого неприятия стала опять же не патологическая жестокость Ивана Васильевича, нетерпимого к иноверцам, а память о ереси жидовствующих, наделавшей переполоху в русском царстве. Царь как мог оборонял вверенный его попечениям народ, потому и отвечал польскому королю: «...мы тебе неоднократно писали о том раньше, извещая тебя о лихих делах от жидов, как они наших людей от христианства отводили, отравные зелья в наше государство привозили и многие пакости людям нашим делали... Мы никак не можем велеть жидам ездить в наше государство, ибо не хотим здесь видеть никакого лиха, а хотим, чтобы Бог дал моим людям в моем государстве жить в тишине без всякого смущения. А тебе, брат наш, не следует впредь писать нам о жидах...»

Понять обиду на царя, положим, можно. Но судить на этом основании об эпохе в целом вряд ли стоит.

Когда уже в XXI веке в основанном царем городе Орле собрались поставить основателю памятник, поднялась волна возмущений. Дескать, недостоин душегуб такой чести. Хотя каждый город волен помнить о своем основателе, не вникая в подробности его деятельности за городской заставой. В любом случае стоило бы оценивать царя не с точки зрения его отношения к смертной казни, а по степени причастности к укреплению государства. Что же сделал царь Иван Васильевич для укрепления русского государства? Что произошло за годы его правления?

— Раздвинулись границы, и увеличилась территория страны почти на 100%.

— Основано более ста городов.

— Появились государственная почта и почтовые станции.

— Установлены дипломатические и торговые отношения с рядом государств.

— Составлен Судебник.

— Созданы регулярные войска.

— Положено начало Земским соборам.

— Открылись общеобразовательные школы.

— Возникло книгопечатание и пр., и пр., и пр.

Он действительно создавал свое, московское государство и делал это так, как считал правильным. И как-то странно упрекать царя, жившего полтысячелетия назад, в том, что его представления о государстве расходятся с нашими сегодняшними представлениями и предпочтениями. В обиженном на царя Новгороде мы не найдем фигуру Ивана IV на памятнике «Тысячелетие России». Но царь наказал новгородцев не по злобе или прихоти, а как государственный деятель, решавший задачу объединения разрозненных единоплеменников в единое государство, используя при этом общепринятые в те времена методы. И если уж говорить о каких-то символах, то Иван IV символизирует не кнут и не пряник, а ту самую идею единой и неделимой России. Возможно, именно это и не нравится многим до сих пор. Но подходить к правителю XVI века с требованиями гуманности из века XXI — это верх наивности или, как нередко случается, пример манипуляции сознанием. Невозможно судить о далеком прошлом с позиций современности. Можно более или менее хорошо знать о прошлом, можно пытаться понять причины происходившего и психологию участников событий, но не ужасаться тому, что, например, инквизиция ничего не знала о правах человека, а Елизавета Петровна не желала строить социализм.

Разговор об этом уже навяз в зубах, но все-таки стоит вспомнить, что «кровавый тиран» Иван Васильевич Грозный меркнет на фоне правителей «цивилизованных стран». Тут и Варфоломеевская ночь, и знаменитое английское «огораживание», казни инквизиции в Нидерландах, усмирение Кромвелем Ирландии и т.д. и т.п.

И еще для поклонников монархии, ненавистников Ивана Грозного и советской власти. Из воспоминаний великого князя Александра Михайловича: «...фактом остается то, что с того самого дня Советы вынуждены проводить чисто национальную политику, которая есть не что иное, как многовековая политика, начатая Иваном Грозным, оформленная Петром Великим и достигшая вершины при Николае I: защищать рубежи государства любой ценой и шаг за шагом пробиваться к естественным границам на западе!..»


** *

Прозвание царя «Грозный» тоже связывают с необузданным нравом и жестокостью Ивана Васильевича. Между тем именоваться так царь стал лишь после взятия Казани. «В лето 7059 (1551). Великий в благочестии и великий в державных, Богом почтенный царь и государь и великий князь Божиею милостию Иван Васильевич, всея Руси самодержец, видев убо христианство пленено и многи крови християнские проливаемы и многим церквам святым запустение. От кого убо сия бысть нестерпимыя беды? Глаголю же, яко сия бысть злая вся от безбожных казанских сарацин». Этим утверждением начинает «Троицкую повесть о взятии Казани» Адриан Ангелов, келарь Троице-Сергиева монастыря, современник царя Ивана IV, лично знакомый с самодержцем, от которого «слышать сподобился» о подробностях описываемых событий. Кроме того, автор «Троицкой повести», посланный игуменом и братией, сам побывал под стенами осажденного города, привезя царю из обители преподобного Сергия икону, просфору и святую воду. «И от того дни, — по слову троицкого келаря, — православному царю нашему вся радость и победа над враги от Господа даяшеся».

«Безбожные казанские сарацины» действительно творили многие обиды своим православным соседям, совершая набеги на Вятскую и Нижегородскую земли, разоряя города и села, уводя в плен русских людей. Жгли монастыри, в церквях устраивались на постой. Рубили иконы, богослужебные сосуды обращали в посуду для пиршеств, кресты и оклады плавили на женские украшения. Надругались над иноками и духовенством, насиловали девиц и жен на глазах у родителей и мужей. Старых же людей, непригодных для работы, подвергали самым страшным издевательствам и пыткам забавы ради, а натешившись, бросали их, беспомощных, умирать в ужасных мучениях.

Надо сказать, что подобное «приятное» соседство было не единичным у России, окруженной с востока и юга племенами не просто воинственными, но весьма свирепыми и даже дикими. Завоевание Казани и Крыма, покорение Кавказа и Средней Азии расцениваются русофобской историографией как проявление имперских амбиций и непомерных аппетитов жадной до колоний Московии. Как правило, эта точка зрения навязывается миру странами, никогда не бывшими в окружении «безбожных сарацин», но, напротив, прослышавшими однажды об их богатствах и с тех пор искавшими встреч с ними. Вплоть до сегодняшнего дня эти страны, прикрываясь всевозможными благими намерениями, отправляют своих солдат на другой конец света, чтобы подвергнуть оккупации и грабежу государства, которые ни территориально, в силу своей удаленности, ни экономически, в силу своей отсталости, не могут представлять какую бы то ни было угрозу самим оккупантам и грабителям.

Войны, как известно, бывают захватнические и национально-освободительные. Говоря, например, о рыцарских походах в Палестину, можно смело утверждать, что носили они захватнический характер. Что под святыми лозунгами рыцари совершали грабительские набеги на Ближний Восток, вывозя оттуда невиданные у себя на родине сокровища. Что касается похода Ивана IV на Казань, совершенно очевидно, что, исполняя обязанности по отношению к своим подданным, царь выступил лидером национально-освободительной войны.

Походы против Казани предпринимались царем неоднократно. В 1548 и 1550 годах царь потерпел неудачу и вернулся в Москву ни с чем. Проведя военную реформу, нацеленную на упорядочение иерархии в армии, а также на перевооружение, царь в 1551 году снова начал готовиться к походу на Казань.

В устье реки Свияги, впадающей в Волгу в 20 км от Казани, царь отправил воевод и хана Шигалея, союзника Москвы, до недавнего времени занимавшего казанский трон и немилосердно изгнанного казанцами.

Одновременно в Угличе был подготовлен строительный материал для крепости с башнями. Материал сплавили по Волге к Свияге, где в устье за месяц была возведена крепость Свияжск, а внутри крепости — Богородично-Рождественская церковь и церковь во имя преподобного Сергия, которого государь почитал своим заступником и покровителем. Именно преподобному Сергию молился отец Ивана Васильевича, Василий III, о даровании ему наследника. А после крещения новорожденного сына родители положили его на раку преподобного со словами: «Се обещание наше отдаем Богу и пречистей Его владычице Богородице и тебе, святче Божий и угодниче Христов. И ныне великий угодниче Христов Сергие, буди нашему чаду помощник и молитвенник ко Господу Богу и пречистей Богородице».

Увидев город, выросший у них на глазах, казанцы испугались и стали просить царя, чтобы прислал им на престол еще недавно изгнанного хана Шигалея. Царь согласился и даже щедро наградил казанцев. Но неуемные и коварные казанцы в скором времени снова замыслили худое, вознамерившись убить хана Шигалея. Прослышав об этих замыслах, Шигалей бежал, перебив множество татар, а многих уведя с собой. Снова испугались казанцы и послали «бити государю», чтобы прислал бояр управлять Казанской землей. И снова царь склонился к милости.

Прибывшим царевым людям татары предложили сначала отправить в город свои обозы, после чего торжественно въехать самим. Но едва только обозы вкатились в Казань, как городские ворота затворились, и бояре в одиночестве остались в чистом поле. Должно быть, кто-то из них, глядя на запирающиеся перед носом ворота, сказал тогда про татар: «Опять что-то новенькое придумали».

Бояр казанцы не впустили, бывших в обозе людей убили, имущество разграбили. Узнав о таком вероломстве, царь во главе войска выдвинулся к Казани.

23 августа 1552 года началась осада города, оказавшегося столь хорошо укрепленным, что даже при помощи артиллерийского обстрела не удавалось пробить его стены. Вместе с тем предпринявшие вылазку казанцы, а также те татарские силы, что находились не внутри гарнизона, а кочевали в окрестных степях, были разбиты на Арском поле. Царь по случаю такой радости отслужил благодарственный молебен и устроил пир. Татарам же предложил сдаться и обратился к ним со словами: «Аще град здадите ми, аз всех вас хощу жаловати и не поминаю ваших многих измен».

Но татары сдаваться не пожелали, и русские предприняли новый штурм.

На сей раз, кроме осады и пушечного обстрела, были устроены подкопы под городские стены. Этими работами ведал некий литовец по имени Размысл. Взрыв подкопов разрушил стены, так что «дым убо от земля яко тма являшеся, и на велику высоту восходящу великия и многия бревна, и онех нечестивых на высоту возметаща и многие побиваше». Русские ворвались в город, и 2 октября Казань пала.

Битва за город была беспощадной. Летописец уверяет, что «нечестивых же толико побиша, яко убо внутрь града стен толико мертвых нечестивых онех казанских татар лежаше, яко и з градными стенами сравнятися трупие мертвых». Но обвинять в данном случае царя или русское воинство в жестокости — все равно что негодовать на лошадь, отбивающуюся копытами от стаи волков. А кроме того, повторимся: не следует судить нравы XVI столетия с точки зрения века XXI. Можно лишь изучать эти нравы и дивиться им, но приходить в негодование было бы на редкость неразумно.

Сохранилось предание, что многие «безбожные казанские сарацины» из числа плененных рассказывали потом, будто не раз накануне взятия города видели некоего старца в монашеских одеждах, ходящего по улицам и улицы очищающего. Когда же пытались его схватить, он всякий раз исчезал. В то же самое время несколько русских видели — как позже выяснилось — один и тот же сон. Видели они, будто ходит по городу Казани старец и метет в домах и на улицах. И будто окружавшие его люди в белых сияющих одеждах вопрошали: «Како, святый Сергие, сам храмины метеши, повели убо иному измести». На что отвечал старец: «Сам убо аз изъщищу, заутра бо многие гости у меня зде будут».

В самом деле, такого числа гостей, какое собралось в городе 2 октября 1552 года, Казань не видела ни до, ни после. Этот день стал последним в истории Казанского ханства, бывшего наиболее значительным среди государств, сложившихся на обломках Золотой Орды. Следом за Казанью царь без особых усилий взял Астрахань, а следом власть московского царя признали Ногайская Орда, Кабарда, Сибирское ханство, башкиры и пятигорские князья на Северном Кавказе.

Русские переселенцы стали успешно осваивать новые территории, не притесняя аборигенов, но мирно соседствуя с ними, о чем свидетельствует хотя бы тот факт, что по сей день в Казани ислам — одна из двух основных религий. Прекратились жестокие набеги на восточные области, а Волжский путь, связывающий Европу и Ближний Восток, оказался под контролем России.

Именно тогда, после взятия Казани, обрел царь прозвище Грозный, означавшее не дикость нрава, не маниакальную жестокость, а грозу в лице государя для врагов Отечества и веры. Увы! Имя грозного самодержца — по злому ли умыслу, по склонности к сочинительству или приукрашательству — сделалось синонимом свирепого сладострастия, невежества и варварства. И немало еще пройдет времени, прежде чем обелится имя русского государя, смиренно несшего царскую тяготу, как крест, видя в том служение Богу.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0