1 августа — память Серафима Саровского

Когда Ефиму Ильичу Дыннику сказали, что пора ему приватизировать, то есть выкупить на аукционе, свой магазин «Спортивные товары», в котором он директорствовал без малого десять лет, он напугался. Вообще, Ефим Ильич, как нормальный и правильный еврей, очень часто пугался, притом всего: бандитов, милиции, телефонных звонков, всяческих проверок и даже жены. И вот возвращается он как-то, припозднившись, с работы и около модного ночного клуба «Рокко», который тогда располагался на улице Минина, слышит, как его окликнули: «Дыня!» Ефим Ильич даже немножко внутренне вздрогнул: давно уже его при его-то социальном статусе так панибратски никто не окликал. А тут...

Обернулся Ефим Ильич и видит, что окликнул его абсолютно незабываемый господин, хотя и сталкивались-то они всего пару-тройку раз на теннисном корте: это был новый областной губернатор Борис Немцов. Пришлось Ефиму Ильичу задержаться: нельзя же отвечать губернатору: «Некогда мне!» Вот Немцов-то и подсказал в тот раз, а точнее, почти приказал Дыннику выкупить срочно этот магазин «Спорттовары», пригрозив ему, что зайдет к нему в магазин в гости, чтобы прикупить у него пару коробок теннисных мячей. Звал еще молодой губернатор Ефима Ильича в клуб с молодыми и красивыми девчонками потусить, но тут Дынник сумел отстоять свою независимость — правда, ноги дрожали у него еще с полчаса.

Так он стал собственником довольно солидного магазина в центре города. Поддерживать отношения с губернатором он продолжил, и достаточно продуктивно: многие закупки областное правительство делало теперь через его предприятие. А Немцов то прикажет Дыннику оказать материальную помощь какому-нибудь детскому дому, то какую-нибудь глупость подскажет: посоветовал ему зачем-то креститься!

— Как креститься? Ленька с Эдиком синагогу открывают, деньги собирают, у меня просили, — замахал руками Ефим Ильич.

— А ты дай Леньке денег, а сам крестись. Нам выкресты сейчас очень нужны, — советовал молодой губернатор.

— Так, а где креститься-то мне? Я же ничего не знаю! И потом — они там, в церкви-то, тоже денег будут просить.

— А ты и им тоже дай! А крестись в Ярмарочном соборе — мы его сейчас восстанавливаем. Там служит отец Владимир, от меня обратишься к нему. Когда покрестишься, позвони мне — тебе мои девочки удостоверение выпишут, — отвечал губернатор вполне серьезно.

— Какое еще удостоверение?

— А я тебя назначу советником по межконфессиональным связям. Мне такой помощник сейчас очень понадобится. У тебя татары знакомые есть?

— Ну есть.

— Ну вот!

Так Ефим Ильич Дынник еще и крестился.

А в общем-то доволен он был жизнью своей. Даже то, что, кроме церкви и синагоги, он платил еще и бандитам, то есть «крыше» своей, ежемесячно пятьсот долларов, не смущало его: считал, что они на него работают. Серега Нестор и Барсик, члены бригады этой бандитской, были свои ребята, канавинские, когда-то он с ними бывало что и пиво пил. А вот бригадир их, Балда с автозавода, к Дыннику редко заявлялся: говорил, что страшно ему за Ефима Ильича, боялся Балда, что обделается тот прямо в кабинете своем со страху.

В советские времена любил Ефим Ильич захаживать на книжный черный рынок, который случался по воскресеньям в Пушкинском скверике, и среди посетителей этого сборища можно было встретить в те времена изрядное количество значительных городских деятелей: и директора различные тут бывали, и артисты, и учителя с врачами, и партийные работники разного ранга. Покупали, продавали, менялись новинками книжными. Дынника в этом сообществе звали просто Скупщик. Ефим Ильич не продавал — он покупал, причем не книжки, а старинные безделушки из серебра: статуэтки, вазочки, подстаканники, солонки, портсигары и другую мелочь. Приносили сюда всякое свое барахло и старушки нуждающиеся, и мужики, страдающие с похмелья, и ворованная дребедень часто сбывалась именно тут.

Ничего не мог поделать с собой Ефим Ильич — нравилось ему серебро. Конечно, он разбирался и в пробах, и в мастерах, а любопытным он мог рассказать, что не каждая вещь с клеймом «Фаберже» бешеных денег стоит: солдаты, служившие до революции в Царском Селе, пользовались вилками и ложками, сработанными в мастерской Фаберже, и эти изделия никакой особой редкостью не являются — тысячи их. Вот так!

Однако времена поменялись, а точнее — перевернулись. И после одного из приватизационных аукционов Дынник стал практически единоличным собственником своего приличного торгового предприятия и помещения почти в тысячу квадратных метров в центре города. Теперь сидел он у себя в своем кабинете, в том же самом, что и в советские времена, но уже в своем! А погремуха его народная, Скупщик, не позабылась, и несут ему теперь вещицы, серебряные и не только, прямо на работу, в кабинет его.

Друзья его многочисленные, различного ранга заходят к нему запросто: посидеть, выпить рюмку коньяка или чашку кофе и поболтать. Общительный человек Ефим Ильич Дынник, а потому и знает много разного про всякое — каждый день что-нибудь новенькое в городе происходит.

Так вот, в тот день, про который мне хотелось рассказать, сидел-посиживал у него в кабинете старинный друг его детства Коля Синий, фамилия у него такая — Синий. Он тоже неплохо поднялся в последние годы: стал хозяином гостиницы в центре города. Когда-то давным-давно Фима Дынник и Коля Синий пели вместе у Левы Сивухина, в городской хоровой капелле мальчиков, с тех пор и дружба у них.

— Дыня, ты помнишь, как мы с тобой в Оперном театре пели? — спрашивал Синий.

— Когда? — отвечал Дынник.

— Как когда? А в «Кармен» мы пели с тобой. Хор мальчиков помнишь? «Вместо смены караула бодро мы идем всегда. Так трубите ж веселее...» Что — помнишь?

— Конечно, помню. Я думал, что ты про что-то другое.

— Зачем мне про другое?

— Ну как зачем? Я же вчера крестился. Я думал, ты про это!

— Как крестился? У тебя что, с головой не все в порядке?

— Да нет, с головой у меня все в порядке. Немцов мне приказал, а крестил меня отец Владимир в Ярмарочном соборе, мы когда-то вместе с ним карате занимались. Он настоятель Ярмарочного собора теперь и занимается его восстановлением. А когда-то он был чемпионом России и черный пояс имел.

— Давай, Дыня, доставай коньяк-то в таком разе, надо отметить событие.

Так сидели-посиживали старые товарищи, друзья детства в уютном кабинете, когда в дверь тихонько кто-то постучал и она приоткрылась. Осторожный человек сделал шаг и остановился в дверях, вероятно, раздумывая, с чего начать. Одет он был несколько несуразно, не по-летнему: несмотря на теплую погоду, на нем были черная шляпа, темно-синий, плотно застегнутый на все пуговицы костюм, темно-зеленая рубашка и черный галстук.

— А кто здесь Дыня? — спросил, почти заикаясь, посетитель. — Мне сказали, чтобы я нашел Дыню, а как его зовут, я позабыл.

— Заходи, заходи, — махнул призывно хозяин кабинета, — меня зовут Ефим Ильич, а фамилия моя Дынник. А кто тебя прислал?

— Я сам из Арзамаса, а зовут меня Иван. Только я не один.

— А с кем же ты?

— Не с кем, а с чем. Тут у меня коробка.

— Так затаскивай ее сюда.

Иван с заметным усилием занес в кабинет из прихожей довольно объемный, завернутый в байковое одеяло предмет. И Коля Синий, и Дынник как-то сразу догадались, что это икона.

— Вот посмотрите, велели вам показать. — Иван стал торопливо распаковывать свою ношу, разрезая своим перочинным ножиком веревочки-путы.

Тем временем Коля Синий успел себе налить еще рюмку и выпить ее.

Освободившись от упавшей на пол тряпки и обрезков веревки, стоял, прислоненный к стене, горящий золотом образ Серафима Саровского увеличенного, храмового размера.

— Оплечный! Первый раз такого вижу, — произнес Синий.

— Это не оплечный, это поясной, — заметил ему Дынник. — Их же всего несколько, разрешенных разновидностей образа Серафима Саровского, он же только в двадцатом веке святым-то стал. Так что любым иконам с образом Серафима Саровского ста лет быть просто не может.

— Я все про Серафима Саровского знаю. Я тебе сейчас такое про него расскажу, чего ты уже никогда ни в одной книжке не прочитаешь, — чуть задумчиво и нерешительно сказал Синий, — вспомнилось почему-то сейчас.

На какой-то миг все трое замолчали. Святой с образа по-доброму, совсем без укоризны смотрел на них, глаза его были живыми.

— И чего ты хочешь, Иван? — первым пришел в себя Дынник.

— Денег, — ответил Иван.

— А сколько?

— А сколько дашь! Мне у нас в Арзамасе сказали, что ты не обидишь.

— Так, а икона-то твоя или ворованная?

— Не-а, она у тети Маши в чулане в углу всю жизнь стоит.

— Только у меня рублей нет — хочешь, я тебе триста долларов дам?

— Хочу, конечно. Я их сейчас же сразу и обменяю в обменнике.

Иван суетливо засунул полученные деньги во внутренний карман пиджака и смешно, спиной вперед, чуть не кланяясь, вышел из кабинета, плотно и осторожно закрыв дверь.

Коля Синий снова налил в рюмки, выпили — и сидели покупатели молча несколько минут, любуясь образом.

— Так я тебе хотел рассказать о том, как были найдены мощи Серафима Саровского, — вдруг заговорил, будто очнувшись, Синий.

— В смысле?

— А в том смысле, что обнаружил их мой хороший знакомый из Сарова Валентин, и мне всю эту историю он сам и рассказал.

— Что мне твоя история? Я помню, когда у нас тут был крестный ход, связанный с перенесением мощей из Москвы в Арзамас, а потом и в Саров.

— Да при чем тут крестный ход? Чудак ты человек! Я хочу рассказать тебе историю, которую больше никто тебе не расскажет, потому что будет придумана какая-нибудь другая история про обретение этих мощей. Так вот, мой друг Валентин работал в администрации закрытого города Сарова, и приказало ему городское руководство создать городской краеведческий музей. А в тот момент в Питере, или Ленинградом он тогда еще был, расформировывали Музей религии и атеизма, который находился в Казанском соборе на Невском: возвращали то помещение Церкви. Посодействовали власти и моему Валентину: договорились с Питером и направили его туда в командировку, чтобы подобрал какие-нибудь экспонаты для своего краеведческого музея из неликвида музейного, ненужного. Набрал он там каких-то книжек церковных старообрядческих да подсвечников, которые в запасниках валялись, а еще обнаружил он на чердаке старый короб. Открыл он его, а там что-то в тряпочки завернуто и две рукавички сверху лежат, на которых написано «Отче Серафим», а на другой «Моли Бога о нас». Бросился Валентин к руководству, а те сразу же сообразили, что не все тут так просто, и сразу звонить в КГБ и митрополиту. А потом уже все канонические истории будут придуманы. Вот так! А ты сам-то не заметил, какой это необычный образ, который ты купил? — спросил с расстановкой Синий.

— В смысле?

— А в том смысле, что видишь — вот тут сбоку аккуратненько залитый воском пазух? Там, под воском, мощи батюшки Серафима. Эта икона с мощами святого Серафима Саровского. Это же большая редкость — икона-мощевик. Тем более что со временем эти мощи из образов таких редких все равно какие-нибудь идиоты выковыривают, а тут все на месте. Чудо — икона-мощевик! Знаешь, она, эта иконка твоя, тысяч пять баксов, а то, может, и десять стоит.

— Ничего она не стоит, Коля!

— Что это?

— А то это! Мы с тобой ее сейчас отвезем в храм, где я вчера крестился. В Ярмарочный собор, к отцу Владимиру. Должен же я какой-то вклад в храм сделать, а то там бедненько как-то. Поможешь мне?

— Ты что, Дыня, дурак, что ли? Это же бабки!

— Не дурак, хватит у меня на мой век бабок. Так поможешь мне?

— Ну, поедем, куда же я денусь.

Сели Коля Синий и Дынник в машину и поехали в храм. Повезло — отец Владимир был на месте. Он довольно сурово, а может, просто устало встретил гостей и дар их принял очень сдержанно, хотя и поблагодарил мужчин, пообещав внести их имена в служебный синодик храма в числе первых, чтобы поминать их теперь во всех службах.

Все самое интересное случилось на следующий день. Ближе к полудню в кабинет к Ефиму Ильичу зашли два милиционера в форме и представились: капитан Корзинщиков и младший лейтенант Карась, отутюженные, выбритые, только глаза мутные — то ли с похмелья, то ли невыспавшиеся. Как положено, предъявили удостоверения. И спрашивает капитан с совершенно блатной какой-то интонацией:

— Где икона, Дынник?

— Какая икона? — заикаясь, переспросил Ефим Ильич.

— Дурачком не прикидывайся! Икону вчера покупал?

— Покупал.

— Где она?

— В храм подарил, в Ярмарочный собор.

— Ты дурак? Или нас за дураков считаешь? В какой собор?

— В такой! Эта икона храмовая и должна висеть в храме, на радость прихожанам.

— Знаешь что, Дынник, эту икону позавчера украли у Мокеевой Марии Николаевны у нас в Арзамасе, она заявление написала, и вчера мы вора уже задержали. Он признался, что продал икону тебе. Мы к тебе сейчас из Арзамаса припороли, и ты с нами поедешь в наручниках сейчас в Арзамас. Где икона?

— В храме. Сейчас пойдем, и вы сами убедитесь. А уж там решайте, забирать ее из храма или там оставить!

Младший лейтенант шмыгал носом и грыз заусеницу на своем ногте. Но и капитан — было заметно, что шумел и покрикивал от неуверенности. Видимо, предупредили его, что Ефим Ильич не простая штучка. Заметил это опытный Дынник и даже немножко успокоился. Правда, пожалел, что нет у него пока еще удостоверения помощника губернатора или советника, не получил еще.

Засобирался Дынник, натянул на седую уже свою голову беретик, зачем-то взял портфель и скомандовал теперь уже сам:

— Пошли.

Ехали на милицейской машине, той самой, на которой сыщики из Арзамаса приехали. Опять повезло: отец Владимир был на месте, в храме. Справа от амвона, на невысоком подиуме, убранном красной тканью, стояла икона святого Серафима Саровского, и даже лампадка перед образом была зажжена.

— Батюшка, отец Владимир, благослови, — пролепетал Ефим Ильич, встав как истукан и не зная, как себя вести.

— Благословляю, — проворчал батюшка и перекрестил Дынника.

— А вы что, даже шапки свои не снимаете? Ведь не в синагогу пришли. — Это батюшка уже на сыщиков так прореагировал. — В православный храм все же зашли, надо честь соблюдать. А мы с вами, Ефим Ильич, пойдемте пошепчемся.

Отец Владимир уважительно взял под руку Дынника и отошел в сторону.

— Что им надо от вас?

— Да ничего, батюшка. Пришли на образ чудесный посмотреть.

Милиционеры, спохватившись, стянули с голов свои фуражки.

— Ну что, давайте выйдем на воздух да решим, что будем делать, — обратился к сыщикам наш неофит.

— Пойдем, — ответил капитан.

Все трое вышли на церковное крыльцо.

— Ты, Дынник, посиди немножко в нашей машине, а мы с младшим лейтенантом должны посоветоваться. Посиди пять минут. Все равно ты с нами потом поедешь в Арзамас: ты же купил украденную икону, а это уже скупка краденого. У нас же уголовное дело заведено, и вор пойман. Посиди пока.

Молча ехали сыщики с подозреваемым Дынником к нему на работу, в его магазин, чтобы уже у него в кабинете составить и подписать соответствующие бумаги. В кабинете они без напоминаний сняли свои фуражки и положили их на подоконник. Младший лейтенант, стоя в углу, продолжил откусывать заусеницу со своего несчастного, больного ногтя, а капитан уселся за стол и открыл свою папку. Он то вынимал оттуда какие-то бумаги, то вновь их засовывал назад. Потом у него что-то, видимо, переключалось в голове, и он выпрямлялся, и глаза его начинали гореть, но через миг он вновь удрученно лез в папку.

— Послушай, капитан, — обратился к нему Дынник, — а не стоит ли нам с тобой позвонить прямо сейчас в Арзамас, к этой Титовой Марии Ивановне, и рассказать, как все устроилось? Я тебе точно говорю, капитан, что она просто обрадуется, когда узнает, что ее икона стоит в храме, да еще в каком — в Ярмарочном соборе. Она же считает, что икона пропала — а вот и нет: она жива и здорова и уже радует людей.

— Во-первых, она не Титова, а Мокеева, причем Мария Николаевна. Во-вторых, она в городской администрации у нас большой начальник, и нам уши надерут, если мы не вернем икону. А в-третьих, икона эта из храма Смоленской Божьей Матери, что в селе Проездном, и Мария Николаевна мечтала, что храм этот скоро отреставрируют и икона вернется на свое место. Она в том храме еще до войны висела, а потом ее спасали много лет.

— Капитан, держи телефонный аппарат — звони Марии Николаевне, а я с ней сам поговорю. Я ее уговорю оставить икону в Ярмарочном соборе. Ну не забирать же ее оттуда, она уже там прижилась, ты же видел сам, подтвердишь ей. Звони. Если ты заберешь эту икону из храма, батюшка Серафим нас с тобой потом как-нибудь да накажет — давай не будем рисковать.

Вот и всё! Мария Николаевна очень обрадовалась, когда узнала, что образ святого Серафима Саровского пришелся к месту в Ярмарочном соборе, в который она, по ее же словам, с детства была влюблена. Пообещала она милицейским чинам забрать у них заявление, наказать Ваньку по-семейному, по-родственному, Дынника просто благодарила. А для постоянных прихожан храма, особенно для старушек, этот образ вообще стал любимым.

26.09.21