* * *
Вода родовая, вот ты какая нынче:
Горькая, нутряная, волны твои малы.
Время, проистекая, в детское темечко тычет,
Гаснут глаза родные, люди больные злы.

Не удержать мне вечность рваными простынями,
Не обойти глубины царствия белых зим.
Только бы наши дети плавали между нами,
Жили поближе к дому, дом помогал бы им.


* * *
Все, что сказано, — выстрадано, мне дано
Опуститься на самое дно реки.
Ходят-бродят по очереди старики
На рыбалку, мертвому пятаки
На глаза — вот такое у нас кино.

Что ни рыба, то сом без особых черт,
Не бревно горелое — труп живой.
Плавники его поросли травой,
Будто волосы, да и те — копной,
Подстригает мать и кладет в конверт.

Зазеваешься, будешь лежать и тлеть
Между белым небом и толщей вод.
Под присмотром рыбьим который год
Мой зеленый Дон продолжает род,
И так больно бьет по макушке плеть...


* * *
Сучий век не завоет по-волчьи,
Я не стану водой, на груди
Опечатки судьбы, город Сочи,
Мне перчатки твои, погоди,

Жмут немного, но дело не в этом,
Я тебя выбираю из всех
Городов, проезжающих летом
Сквозь сомнения, ливень и смех.

Ночь во мне будоражит былое,
Вардане ты мое, Вардане...
Голубое, как море, алое
Нарисовано дочерью вне

Исторических мест и предплечий
На земле горемычных светил.
Твой язык, он почти человечий,
Прямо в сердце мое угодил.


* * *
Сорочиный дождик не стрекочет,
Норовит за пазуху залезть.
Там во сне посапывает кочет,
Воробей поклевывает весть.

Добрый дом с иконою Христовой
Смотрит сквозь открытое окно.
Бабушка, сегодня хлебным словом
Станет виноградное вино...

Даждь нам днесь от мороси и хмари,
Как дыханье теплое твое,
Птичий лепет или зуд комарий
Опустить на колкое жнивье.

Сорочиный дождик не стрекочет,
Бабушка уснула у печи.
Ей во сне рассказывает кочет,
Что меня похитили грачи.

И вернуться не дают седины,
Пустыри, канавы и ручьи.
Сколько лет стрекочет сорочиный:
Чьи вы с бабой, чьи вы, чьи вы, чьи?


* * *
В горле колокола грусть,
Он по августу бормочет.
Что он хочет, что он хочет?
Эти песни наизусть
Знает зяблик, знает чиж.
Почему же ты молчишь?

Этой ночью неспроста
Плачет дождик у скворечни,
Загрустил сверчок запечный,
Воробей слетел с куста.
За горошком, за ковригой,
За моей курносой книгой.

Только колокол не стих,
Он поет мой новый стих:
«Как во поле колыбель,
Я поеду в Коктебель.
Дони-дони-дони-дон,
Разлился упрямый Дон».

Только колокол бормочет,
Что он хочет, что он хочет?


* * *
Белая рубаха января —
Богова одежда снеговая,
Рождеству акафист запевая,
Окрестили сонную меня.
Все на свете стало мне мало:
Улицы, деревья, мостовые,
Потому что светом залило
Храмы, где с икон глядят святые
Грустными глазами на людей.
Мир привычный вдруг помолодел.
Нет, не так, не в зимний снегостой,
После Дня Победы, майским утром,
Под «Христос Воскресе», под густой
Колокольный звон крестили будто...
Помню, что улыбчивый Господь
Говорил со мной у аналоя,
А в притворе нищий с перепоя,
Поборов болезненную плоть,
Голубя кормил насущным хлебом,
Был тот хлеб махоркою и небом,
Вербой стала птица взаперти.
Ты меня тверёзую прости,
Если я чего не помню толком,
Лишь бы человек не серым волком,
Свой звериный пробуждая нрав,
Выл во мне, всю глотку ободрав...


* * *
В Сарове солнечно.
Батюшка Серафим,
Посмотри на небо,
Там рождается не любовь —
Глубоководная тишина,
Грозовая бездна.
Она поглощает грешников и святых,
И черные щеки ее невозможно округлы.
Повсюду живые люди,
Жилые скворечни да желтые купола.
Чего они ждут?
Вот открывается дверь,
Человек с железным крестом на груди
Выглядывает и говорит:
«Входите, входите по одному,
Не бойтесь, сегодня Саровская пустынь
Принимает до темноты».


* * *
Я взмолилась: «Дождик, развяжи
Хоть одну суму над нашим городом».
Нет у неба ни воды, ни повода,
Ни грозы колючей. На Кижи
Всё ушло и там косоворотит.

А ко мне мой старый друг приходит
И лампаду теплит у икон.
И в глаза не смотрит — удивительно.
— Как давно звонила ты родителям?

— Смерть взяла родителя в полон...
Ну а ты-то что закуролесил?
— Я три года как... Да ножки свесил,
Вон за той дремучестью уснул.

— Вот те раз... — И хлынул дождик весело.
Был Сережа кровельною песнею,
Был Жар-птицей, да, смотри, вспорхнул.
Перышко в ладони, кто там с краю?

— Я давно по небушку хромаю.


* * *
Вторые сутки сумрак гробовой
Над Волгой, над моею головой,
Над всем, что дорого, стоит, стоит, стоит.
Он, как фурункул, вскроется, слои
Небесные наполнятся водой,
И дождь пойдет холодный, но живой.

Чего я жду, затравленный зверек,
Пока ты спишь и слова не изрек?
Свободы жду, как ждут с войны детей,
Седых мальчишек, ну же, пропотей
Во сне дремучем. Может быть, тогда
Иссякнет дождь и заблестит слюда

На всей поверхности отмоленной земли:
От Выборга до Пскова, от Вязьмы до Перми.

Волгоград, 2022 год