Про все

1

Пройдено, выпито, познано нами
Все, что так щедро отпущено нам:
Здесь мы рыбешек ловили штанами,
Девушек в сети любовные — там.

Ступор от правды, от первой зарплаты...
Дружбы величье и мерзость толпы...
Здесь мы ума накопили палаты
И осознали, насколько глупы.

Взлеты, падения, радости, беды —
Нет обойденных сюжетов и тем.
Знаем на все мы вопросы ответы.
Кто бы сказал — нам все это зачем?

Мне бы туда, где под сенью сирени
Божью коровку кузнечик пасет...
С предками рядом ни дури, ни хрени —
Так далеко и бессмысленно все.


2

Всех самых близких приняла земля
За восемьдесят, ближе к девяносто...
Пылили предки здесь, как тополя,
Ветвистые,
Немаленького роста.

Солдат и пахарь — каждый на подбор.
На совесть скроены отцы и деды.
Казалось — нет надежнее опор,
Что на века их трудные победы...

Но оглянусь — а никого там нет,
И пустота до неба от порога.
Лишь только сердцу виден смутный след,
О, дай-то Бог,
Чтобы привел он к Богу.


Тополь

Где степь и болото схлестнулись краями,
От струй родниковых (на них и расчет)
До солнца и звезд дотянувшись ветвями,
Один-одинешенек тополь растет.

Родных не имея и в дружбу не веря...
Наверно, известно ему одному:
Когда ни людей нет, ни птицы, ни зверя,
Зачем совершенство его и кому?

Соперница тучам блестящая крона.
И ствол никакой ураган не согнет.
Любовью земли наполняется лоно...
А что до болота — пусть дальше гниет.


На дне блаженства

Как щемяще, и грустно, и сладко
Выплывают из памяти дни:
Берег Дона,
Костер и палатка —
Мы с тобой во Вселенной одни.

Мы не бредим ни Сочи, ни Крымом,
Наши чувства просты и ясны.
И, пропахшие солнцем и дымом,
Погружаемся в краткие сны.

Мои пальцы изрезаны леской,
И обветрены губы у нас.
Зверь и птица донских перелесков
С нас не сводят завистливых глаз.

Без людей нам ни скучно, ни трудно:
Нам такое блаженство дано,
Что вдвоем нам все кажется людно,
Так и хочется слиться в одно!

Наши ласки, и властно, и смело
Покорившие летний простор,
Волны Дона снесут к Дарданеллам,
Ветерок унесет на Босфор.

Чтоб сегодня и грустно, и сладко
Выплывали из памяти дни:
Берег Дона, костер и палатка...
Мы с тобой во Вселенной одни...


Жаворонок

То Ерёма, то Матрёна
Ваньку скорые валять.
Даль да ширь —
Земля ядрёна,
Да еще ядрёна мать...

А над всем, до беспредела,
Песня,
Как родник, чиста,
Выше слова,
Выше дела
И соборного креста.

Солнца катится яичко
В лето, в радость и в зенит.
Точкой птичка-невеличка
В солнце впилась и звенит.

Чтобы счастье не дремало.
Чтобы снова бес в ребро.
Как и нам, ей горя мало —
Льет по свету серебро.

Эх, Матрёна, ах, Ерёма
И сама ядрёна мать!
С высоты не видно стрёма.
Сверху —
Только благодать.

Кружит полудня побудка,
Песней грусть-печаль круша:
То ль бубенчик,
То ли дудка,
То ли русская душа.


Еще про родину

Века здесь люди счастья ждали.
Но спешке не было причин:
Такие выпуклые дали
Над безразмерностью пучин!

Слова — лишь только междометья.
А чувства — только сердца дрожь.
Живи столетье за столетьем,
Ни до чего не доживешь.

Помстится, что уже не сбыться
На этих землях красоте:
Тоска и злость легли на лица,
И бродят страхи в темноте.

И непонятно иностранцу,
Лакею, полчищу иуд,
Как свет взмывал протуберанцем
Из этих черных бед и худ.

И как бы власти ни мешали,
И как бы карты ни легли,
Такие подвиги свершали!
Такое вынести могли!..

Лишь зацветут сады, запахнут,
Разбойник, пьяница и плут
Вдруг остановятся... и ахнут.
И слезы радости смахнут.


Город мертвых

Мих. Гусарову

Поверь мне, брат,
Коль ты веселый нравом,
Тебе никто в сем городе не рад.
Здесь правит бал провинция по праву —
Вороний город любит тлен и смрад.

Здесь жизнь сама похожа на отстойник.
Здесь нет теней,
Здесь даже не следят.
Что ни писатель — то живой покойник.
Зайдешь в журнал — там мертвые сидят.

Не ко двору здесь ни жара, ни стужа.
И люд все больше на одно лицо:
Здесь мертвых славословят,
Мертвым служат,
Рожают и лелеют мертвецов.

А для других сплетают петли туго —
Другие на особенном счету.
И покидают город друг за другом,
Кто в мир иной,
Кто — лишь бы за черту.

Поверь мне, брат,
Червей и тлю здесь множат.
Здесь тленом даже небеса разят.
И если так пойдет, то, статься может,
Россию трупным ядом заразят.


Размышления ненастной весны

Весна кочевряжится мило:
Чуть дышит,
Плетется едва...
Морозцем сады прищемило,
Бесплодно шумят дерева.

И сердце погоде не радо,
Повсюду томление душ,
Хоть знаем, что вовсе не надо
Для счастья ни яблок, ни груш.

Ведь как богатеем мы думой,
Коль меньше приходится грызть!
Невзрачен мирок толстосума,
Съедает полжизни корысть.

Еда — и беда, и зараза.
И всяко обилие — с ней:
Вот не было б нефти и газа,
Насколько б мы были умней!

Еду в наказанье Всевышний
Нам выдал как грех и крантец.
Ну нет нынче сливы и вишни,
Но к рюмке важней огурец.

Нет яблок — подумаешь, драма.
Презрения к ним не таю!
И будь я на месте Адама,
Мы жили б сегодня в раю.