Загадка «Медного всадника»
Виктор Сергеевич Никифоров с отличием окончил Военно-медицинскую академию имени С.М. Кирова. Врач, доктор медицинских наук. Профессор кафедры функциональной диагностики, декан медико-биологического факультета ФГБОУ ВО «Северо-Западный государственный медицинский университет имени И.И. Мечникова» Минздрава России. Автор более 200 научных и научно-популярных работ. На протяжении многих лет пишет стихи и прозу. Издана книга стихов и песен «На рубеже веков и судеб» (2000). Литературные произведения публиковались в периодических изданиях, среди которых «Невский альманах», «Петербургская литература», «Аврора», «Лиффт», «Книжная полка», «Москва поэтическая». Дипломант Всероссийского Пушкинского студенческого конкурса поэзии (1996). Живет в Санкт-Петербурге.
350-летию со дня рождения Петра I, 240-летию создания памятника Петру I на Сенатской площади в Петербурге, 185-летию первой публикации поэмы А.С. Пушкина «Медный всадник» посвящается
«Наша память хранит с малолетства веселое имя: Пушкин. Это имя, этот звук наполняет собою многие дни нашей жизни», — писал Александр Блок.
И действительно, в числе первых детских книг — сказки и стихотворения Пушкина, поэма «Руслан и Людмила». Школьные годы овеяны чтением «Евгения Онегина», «Дубровского», «Капитанской дочки», гражданской и любовной лирики Пушкина. Позднее, с возрастом становятся понятнее и ближе «Пиковая дама», «Маленькие трагедии», «Повести Белкина», «Борис Годунов».
Но есть одно произведение, которое известно с детских лет, но интерес к которому с возрастом не исчезает. Речь идет о поэме Пушкина «Медный всадник». О ней написаны многочисленные научные работы. Она дала повод к разного рода предположениям и гипотезам. Трудности в интерпретации поэмы отчасти были связаны и с тем, что существовало несколько вариантов черновиков, а само произведение полностью не было опубликовано при жизни автора. Более того, в XIX веке читатели знакомились с поэмой в частично измененном первым редактором издания В.А. Жуковским виде, что, естественно, отражалось на ее восприятии. На протяжении XX века пушкинистами была проделана большая работа по изучению сохранившихся рукописей поэта, восстановлению и изучению текста поэмы и ее черновиков. И все же до сих пор пушкинский «Медный всадник» остается во многом загадочным. В этом смысле к поэме вполне применимы слова Ф.М. Достоевского из речи о Пушкине: «Пушкин умер в полном развитии своих сил и бесспорно унес с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем».
Неудивительно, что в Петербурге — городе, основанном Петром I, знакомство с историческим прошлым России происходит через призму Петровской эпохи. И хотя в городе до сих пор нет единого музея, посвященного Петру I и его времени, а артефакты его эпохи затерялись в различных музеях и архивах, домик Петра I, его Летний дворец и воссозданная часть Зимнего дворца, загородные резиденции и усадьба его фаворита и первого губернатора Петербурга Александра Меншикова хранят память об их владельцах и воссоздают атмосферу того времени.
До революции в память о державном основателе Петербурга в городе было установлено более десяти памятников Петру I. Часть из них была уничтожена в советское время. В последние годы в связи с возрождением интереса к личности первого российского императора стали восстанавливаться или появляться новые памятники Петру I. Неизменными достопримечательностями города с XVIII века остаются два конных памятника.
Величественная скульптура, созданная итальянцем Бартоломео Карло Растрелли, стала первым конным монументом в России, и работа над ней была начата еще при жизни Петра I, но она была установлена на постамент перед Михайловским дворцом только спустя 75 лет после смерти императора и уже после открытия «Медного всадника» на Сенатской площади.
В детстве мне казалось, что на этих памятниках изображены два разных человека. Один — спокойный, величественный наездник в античных доспехах, с лавровым венком, которого мерной поступью несет богатырский конь. И другой, получивший название «Медный всадник», в стремительном властном порыве вместе с поднявшим передние копыта конем возвышается на волнообразной гранитной скале. В этом памятнике французского скульптора Этьена Фальконе воплотилась идея Екатерины II о величии царя-реформатора, державная воля которого побеждает природную стихию и враждебные силы и утверждает цивилизационный путь России.
Почему же Пушкин выбрал название для поэмы «Медный всадник»? И что хотел он сказать своим произведением? Эти вопросы неизбежно возникали при знакомстве с поэмой в школьные годы, но ответы на них, как оказалось, выходили за рамки школьной программы.
Действие поэмы разворачивается у памятника Петру I на той самой площади, где в 1825 году произошло восстание декабристов. И хотя сюжет связан не с восстанием, а с петербургским наводнением 1824 года и в тексте нет ни одного упоминания о декабристах, в советское время в качестве основы сюжета исследователи пытались найти «декабристский след», поскольку изучению связи Пушкина с декабристским движением отводилось центральное место в пушкиноведении.
Соответственно, «Медный всадник» — это государство, империя, царизм, а неудачный бунт главного героя — это символическое изображение обреченности на неудачу неорганизованного восстания представителей дворянства против существовавшего режима. Практически так упрощенно объясняли на уроках литературы это многоплановое произведение в рамках школьной программы.
Было бы неправильным утверждать, что восстание декабристов не оказало влияния на творчество Пушкина. Хотя фактически он не был членом декабристских обществ, он был знаком и общался с руководителями и многими активными деятелями декабристского движения. Не говоря уже о том, что его близкие лицейские друзья, Пущин и Кюхельбекер, были декабристами. Декабристы хорошо знали и цитировали юношеские вольнолюбивые стихи Пушкина. В черновиках поэта сохранились изображения казненных декабристов.
Будучи противником цареубийства, Пушкин с юности был и оставался сторонником демократических реформ. Его имя неоднократно упоминалось в ходе следствия по делу декабристов. От участия в восстании и строгого наказания его спасло только то, что в это время он оказался в ссылке в Михайловском.
И все же представления о сюжете «Медного всадника» как аллегории декабристского восстания весьма натянуты. В таком объяснении много нестыковок. Пожалуй, самая главная — зачем понадобилось Пушкину, чьим личным цензором в этот период был сам Николай I, казнивший участников восстания, создать поэму о декабристах, где главный герой в порыве гнева бросает «прообразу царизма» вызов «Ужо тебе!», чтобы потом получить одобрение для публикации у царя?
К тому же изучение Пушкиным истории Пугачевского восстания одновременно с созданием «Медного всадника» сформировало у него неприятие революций и бунтов. «Не приведи бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка» — такие слова вложил он в уста героя «Капитанской дочки».
«Медный всадник» был написан в самом расцвете творческого гения А.С. Пушкина — во вторую Болдинскую осень 1833 года. В этот год из-под пера Пушкина выходят «Анджело», «История Пугачевского бунта», «Пиковая дама», «Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях». В этот период поэт постепенно освобождается от влияния на свое творчество байроновского романтизма и переходит к осмыслению роли личности в истории и закономерностей исторического процесса. Существенную роль в этом сыграли произведения выдающегося русского историка Николая Карамзина и гения мировой литературы Уильяма Шекспира. В этот же период Пушкин более глубоко по сравнению с юношеским возрастом изучает Священное Писание. «Читаю Вальтер Скотта и Библию, а все об вас думаю», — с иронией писал он жене из Болдина. Впрочем, и ранее он вдохновлялся Библией. «Библия для христианина то же, что История для Народа», — писал он в 1824 году.
Сама эпоха, в которую жил Пушкин, подталкивала его к изучению и осмыслению исторического пути России, в том числе через размышления о собственной родословной и роли своих предков в исторических событиях. Еще недалеки были события XVIII века — реформы и победы Петра I, яркие правления императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II, дворцовые перевороты и крестьянские бунты, эпоха французского Просвещения и Великая французская революция, а уже начало XIX века было ознаменовано судьбоносными событиями. Пушкин был младшим современником Отечественной войны 1812 года и победы над Наполеоном. Исторический водораздел России, ставший важным и в жизни поэта, — уже упоминавшееся восстание декабристов в 1825 году. И наконец, в годы жизни Пушкина случились эпидемия холеры 1830–1831 годов, холерные бунты, Русско-персидская война 1826–1828 годов, Русско-турецкая война 1828–1829 годов, Кавказские войны, бунты в военных поселениях, Польское восстание 1830–1831 годов. К этому можно добавить то, что личная жизнь Пушкина также была насыщена событиями: тревоги и радости семейной жизни, покровительство императора, полицейские и цензурные ограничения, необходимость участия в жизни аристократического общества в Петербурге и хозяйственной помещичьей жизни своих усадеб в Михайловском и Болдине.
Все это дает Пушкину обильную почву для создания глубоких по смыслу, многоплановых, пророческих произведений, к которым по праву можно отнести и «Медного всадника».
Непосредственным поводом к написанию поэмы стало знакомство Пушкина с произведениями польского поэта Адама Мицкевича, изданными в Париже в 1832 году и посвященными Петербургу и Петру I. Летом 1833 года книги Мицкевича передал Пушкину его друг С.А. Соболевский, приехавший в Россию из путешествия по Европе.
В стихотворениях «Олешкевич» и «Памятник Петра Великого» Мицкевич, испытывающий горечь поражения национального восстания в Польше, пытается принизить историческую роль Петра I и оскорбить его память в лице его творения — столицы Российской империи Санкт-Петербурга.
Помимо этого, в стихотворении «Памятник Петра Великого» в качестве персонажа, с которым беседует автор, Мицкевич описывает некоего поэта, образ которого мог быть навеян Пушкиным, который грозит памятнику Петра I и произносит слова, смысл которых не соответствовал тому, что в реальности Пушкин мог ранее говорить Мицкевичу.
В довершение всего Мицкевич, прочитавший переведенные на французский язык стихотворения Пушкина «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина», пишет о том, что русские поэты куплены царем. Он обращается «К русским друзьям», кто
Службою, орденом обесчещен,
Душу свободную навеки продал
на милость царю
И сегодня на порогах его бьет
поклоны.
Может, платным языком триумф
его славит
И радуется страданиям своих друзей,
Может, в отечестве моем истекает
моею кровью
И перед царем, как заслугами,
хвалится проклятьем1.
В октябре 1833 года в Болдине Пушкин начинает стихотворение «Он между нами жил...», посвященное Мицкевичу, которое осталось незавершенным. В нем Пушкин возносит поэтическую молитву о возвращении сердцу Мицкевича «божественной правды и мира»:
Мы жадно слушали поэта. Он
Ушел на запад — и благословеньем
Его мы проводили. Но теперь
Наш мирный гость нам стал
врагом — и ядом
Стихи свои, в угоду черни буйной,
Он напояет. Издали до нас
Доходит голос злобного поэта,
Знакомый голос!.. Боже! освяти
В нем сердце правдою Твоей и миром
И возврати ему...
По-видимому, гневные стихи Мицкевича стали важным стимулом и к созданию Пушкиным поэмы «Медный всадник», ставшей, по сути, заочным литературным ответом Мицкевичу2. Пушкин внимательно знакомится со стихотворениями «Олешкевич», «К русским друзьям» и началом стихотворения «Памятник Петра Великого» и переписывает их в одну из своих рабочих тетрадей. Сюжет о петербургском наводнении из «Олешкевича», который под пером Мицкевича стал обвинением Петру I в основании российской столицы в неподходящей для строительства болотистой местности с плохим климатом в угоду личным интересам, Пушкин использует для размышлений об исторической роли Петра I, о России и Петербурге.
Интересно, что в поэме «Медный всадник» мы не найдем прямого обращения к Мицкевичу. Но подтверждением того, что поэма Пушкина — это ответ польскому поэту, служат как структура поэмы, так и прямые отсылки к Мицкевичу. В поэме мы можем встретить ироничное сравнение стихов Мицкевича со стихами Хвостова и Рубана — второстепенных поэтов, стиль произведений которых уже во времена Пушкина выглядел устаревшим.
Приверженность Мицкевича романтическому стилю проявилась включением им в свои произведения эсхатологического подхода — библейских сюжетов о потопе применительно к Петербургу как Божьем наказании в виде наводнений за создание города на Неве против Божьей воли. Ответ Пушкина в «Медном всаднике» известен: «Природой здесь нам суждено в Европу прорубить окно, ногою твердой стать при море». Впрочем, и наводнение, описанное в поэме, при том что способствовало серьезному ущербу для населения, в том числе гибели людей, не смогло, как мы видим из вступления, свернуть Россию с исторического пути, намеченного державным основателем города, — Петербург продолжает жить и развиваться.
Мрачному и угрюмому описанию Петербурга и его жителей в стихах Мицкевича Пушкин противопоставляет яркие и живые образы. «Разных форм, разных обличий дома, // Как звери с разных концов земли, // За оградами стоят железными, // В отдельных клетках»3 — у Мицкевича. «Люблю твой строгий, стройный вид», «Твоих оград узор чугунный» — у Пушкина.
Как писал С.М. Бонди, «в художественном отношении “Медный всадник” представляет собой чудо искусства. В предельно ограниченном объеме (в поэме всего 481 стих) заключено множество ярких, живых и высокопоэтических картин. <...> Отличают “Медного всадника” от других пушкинских поэм необычайная гибкость и разнообразие его стиха, то торжественного и слегка архаизированного, то предельно простого, разговорного, но всегда поэтического»4. Пушкин активно использует созданную его предшественниками поэтическую традицию XVIII века от Ломоносова до Державина и Батюшкова5. Также в «литературный фон» поэмы6 можно включить целый ряд современных Пушкину произведений, что свидетельствует о широкой эрудиции поэта. Поражает и его стихотворная техника, по меткому выражению Валерия Брюсова — «искусство живописать звуками», позволяющее читателям «услышать» действие, разворачивающееся в этой петербургской повести, как, например, «грома грохотанье» или «тяжело-звонкое скаканье»7.
При этом Пушкин создал свое оригинальное произведение, в котором не только опроверг несправедливые характеристики, данные Мицкевичем Петру I и Петербургу, но и представил свой взгляд на прошлое и окружавшую его действительность города на Неве. Вступление к поэме стало гимном Петербургу и его создателю Петру I. Пушкин эмоционально признается в любви к Петербургу — 5 раз (!) в поэме употребляет слово «люблю» по отношению к городу. Согласитесь, что так Пушкин в своих произведениях не признавался в любви ни к одной женщине. С.М. Некрасов говорит, что «так писать о Петербурге, понять, прочувствовать этот город мог только настоящий петербуржец, человек, живший в столице Российской империи и в молодом, и в зрелом возрасте, перед которым прошла вся панорама жизни Петербурга — его будни и праздники, прекрасные архитектурные творения великих зодчих и картины повседневного быта горожан»8.
Мы можем вполне доверять искренности Пушкина, поскольку его восторженное отношение к исторической роли Петра I, нашедшее отражение во вступлении к поэме, неоднократно подтверждается в других литературных источниках. Так, В.И. Даль, описывая встречу с Пушкиным в Оренбургском крае в 1833 году, накануне создания «Медного всадника», вспоминал слова Пушкина о Петре I: «Я еще не мог доселе постичь и обнять вдруг умом этого исполина: он слишком огромен для нас, близоруких, и мы стоим еще к нему близко, — надо отодвинуться на два века, — но постигаю его чувством; чем более его изучаю, тем более изумление и подобострастие лишают меня средств мыслить и судить свободно»9.
И хотя работа над «Историей Петра I» позволила Пушкину более объективно взглянуть на личность Петра I, общая оценка государственной деятельности императора и его роли в развитии России осталась для Пушкина неизменной. Так, спустя год после создания «Медного всадника» в своей статье «О ничтожестве литературы русской» Пушкин пишет: «Россия вошла в Европу как спущенный корабль, при стуке топора и при громе пушек. Но войны, предпринятые Петром Великим, были благодетельны и плодотворны. Успех народного преобразования был следствием Полтавской битвы, и европейское просвещение причалило к берегам завоеванной Невы». В письме Чаадаеву от 19 октября 1836 года Пушкин, размышляя об исторических судьбах России, восхищается Петром I: «А Петр Великий, который один есть целая история!»
Даже характеристику Петра из поэмы «Медный всадник» — «Россию поднял на дыбы» — можно понимать не только как жесткое обращение с конем — аллегорией России, но и как удержание коня (России) перед пропастью, куда могла попасть страна, если бы не были проведены реформы, или перед могучим прыжком, который произошел опять-таки благодаря революционным преобразованиям Петра I. Справедливо замечание Петра Струве о том, что «Пушкин не отрицался национальной силы и государственной мощи. Он ее, наоборот, любил и воспевал. Недаром он был певцом Петра Великого».
И все же если введение «Медного всадника» — это торжественная ода императору-реформатору (апофеоз Петра, по выражению Виссариона Белинского), не оставляющая у нас сомнений в симпатиях Пушкина к государственной деятельности Петра I, то вторая часть — это трагедия маленького человека в основанной Петром столице государства и его личный бунт против памятника самодержцу, заканчивающийся смертью главного героя, что вступает в противоречие с началом поэмы.
«Медный всадник», с одной стороны, не подтверждает обвинения со стороны Мицкевича и либерально настроенной публики в предании Пушкиным идеалов юности, а скорее объясняет авторскую историческую позицию. С другой стороны, судьба России и опасность мятежей тревожили Пушкина, что нашло отражение в глубоком изучении Пугачевского бунта. Поэтому в «Медном всаднике» тема бунта, показанная на примере одного человека, представлена неоднозначно.
В отличие от неоконченной поэмы «Езерский», рассматриваемой в качестве предшественницы и источника идей некоторых фрагментов «Медного всадника», в которой подробно дана характеристика главного героя дворянина Езерского, главный герой «Медного всадника» Евгений описан достаточно кратко, Пушкин даже не упоминает его фамилии.
Однако сказанного Пушкиным о главном герое нам достаточно для того, чтобы составить некоторое представление о нем. Во-первых, нам известно его имя, Евгений, которое имеет древнегреческое происхождение и означает «благородный», или происходящий из «хорошего» рода. В комментарии к роману «Евгений Онегин» Ю.М. Лотман указывал, что в русской литературе XVIII века имя Евгений использовалось для «отрицательного, сатирически изображенного персонажа, молодого дворянина, пользующегося привилегиями предков, но не имеющего их заслуг»10. По мнению Ю.М. Лотмана, развивая традиции отечественной литературы, Пушкин использует имя Евгения в «Медном всаднике» не столько как «утратившего душевное благородство», сколько в качестве «обедневшего потомка родовитых предков»11.
Евгений — мелкий чиновник, служащий, подобострастно глядящий на изваяние великого основателя города, но не помнящий своей родословной, то есть лишенный исторической памяти. В то же время скудность информации о герое делает его типичным представителем среднего класса, столичным обывателем, мечтающим о тихом семейном благополучии. Тем самым, с одной стороны, автор вводит в литературу новый тип персонажа, а вместе с тем указывает на то, что события петербургской повести могли произойти с другим жителем города, то есть указывает нам на авторское обобщение явлений. Соответственно, бунт маленького человека может быть распространен и на других таких же жителей города. В этой связи конфликт, положенный автором в основу произведения, становится более значимым. Евгений потерял рассудок, он «безумен», и все, что случилось с Медным всадником, было его галлюцинациями. Как гласит известное выражение, «сон разума рождает чудовищ». Потерявший рассудок Евгений винит во всех своих бедах образ Петра I — «Медный всадник». И в его помутненном сознании кумир превращается в карающего деспота, то есть бунтовщик и безумец фактически сам наказывает себя. К тому же это значит, что к поступкам сумасшедшего героя нельзя относиться рационально. Такой сюжетный ход позволял Пушкину защититься как от подозрений со стороны цензуры в популяризации бунта, так и от упреков либеральных читателей в том, что любой бунтовщик с позиции автора обречен на гибель.
Но если причиной бунта главного героя стала потеря рассудка, что в таком случае привело к его безумству? Разумеется, это прежде всего личное горе на фоне страшного эпизода стихийного бедствия. Однако есть еще одна важная причина — это разочарование Евгения в своем кумире.
Мы не можем уверенно сказать, к кому обращены слова взбунтовавшегося героя — к обвиняемому в его бедах историческому основателю города и «мощному властелину судьбы» или к его памятнику — символу деяний и славы Петра?
Еще в опубликованном в 1980 году комментарии к поэме было отмечено, что «в основных частях поэмы Петр I — только памятник, который имеет целый ряд наименований. Так, слово “кумир” употреблено трижды <...> Показательно, что кумир не имеет замен и вариантов в черновиках. И в рукописях мы находим тот же “кумир на бронзовом коне”»12. Тем самым автор дает понять, что Евгений видит только кумира, или воображаемый образ императора, который побеждает стихии, но при этом не предотвращает личную трагедию Евгения и Параши. Итак, бунт главного героя есть следствие как личной трагедии, так и разочарования его в своем кумире.
Интересно, что и в рукописях поэмы, возвращенных Пушкину после ее прочтения Николаем I, большинство замечаний касалось именно авторских характеристик монумента — «кумир» и «истукан». Вероятно, это послужило одной из причин, заставивших Пушкина отказаться от правки, поскольку замена этих слов радикально меняла смысл произведения.
В чем же возможный смысл использования автором слов «кумир» и «истукан»?
Согласно «Толковому словарю живого великорусского языка», слово «кумир» означает не только предмет бестолковой любви, слепой привязанности, но и изображение, изваяние языческого божества, синонимом которого являются также слова «идол» и «истукан». Соответственно, в Российской империи в XIX веке, когда православие было государственной религией, эти слова по отношению к памятнику вызывали ассоциации с язычеством.
Вторая заповедь Божья в христианстве гласит: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои» (Втор. 5, 8–9).
Заповедь закрепилась в русском языке в виде крылатой фразы «Не сотвори себе кумира», означающей совет не превращать кого-либо или что-либо в объект слепого поклонения.
Эта мораль применительно к «Медному всаднику» может означать то, что за почитанием Петра I как кумира (ложного божества) можно забыть об истинных добродетелях. И, кроме того, объект поклонения на самом деле может быть не таким, каким представляется. Так, Пушкин в архивных документах встретился с фактами неоправданной жестокости и властолюбия Петра I.
Интересно, что в один и тот же период Болдинской осени 1833 года Пушкин наряду с «Медным всадником» создает произведения с явным поучительным контекстом — поэму «Анджело» и «Сказку о рыбаке и рыбке». Как написал Пушкин в «Сказке о золотом петушке», «Сказка — ложь, да в ней намек! Добрым молодцам урок».
Кому же могла быть адресована мораль поэмы — «Не сотвори себе кумира»? Очевидно, что не Адаму Мицкевичу, которого нельзя напрямую ассоциировать с образом петербургского жителя Евгения.
Можно предположить, что в образе Евгения автор зашифровал себя, и мораль произведения является способом объяснить свои взгляды и поступки. В пользу этого можно привести такие аргументы, как дворянство Пушкина, при этом называвшего себя в стихотворении «Моя родословная» мещанином, его жизнь в Петербурге, юношеское восторженное отношение к Петру I и, наконец, наступивший по мере изучения архивных материалов более объективный взгляд поэта на личность императора. В реконструированных И.Л. Фейнбергом черновиках к «Истории Петра I» содержатся указания на «жестокие» и «своенравные» временные петровские указы, в противоположность его «государственным учреждениям»13.
Однако сумасшествие главного героя поэмы не дает достаточных оснований считать Евгения авторским альтер эго. Пушкин боялся и не хотел быть сумасшедшим, возможно помня о печальной судьбе поэта Батюшкова, лишившегося рассудка. В стихотворении, написанном в том же году, что и «Медный всадник», он рассуждал:
Не дай мне бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
Не то, чтоб разумом моим
Я дорожил; не то, чтоб с ним
Расстаться был не рад...
.........................................................
Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь дурака
И сквозь решетку как зверка
Дразнить тебя придут.
Другим адресатом морали «Медного всадника» мог быть человек, который в это время был первым официальным читателем произведений Пушкина и его цензором, то есть сам император Николай I.
«Поэт и царь» — это отдельная тема, рассмотренная с разных позиций в большом количестве работ, имеющая как сторонников того, что покровительство Николая I благотворно влияло на творчество Пушкина14, так и сторонников того, что действия Николая I и его окружения способствовали трагической гибели поэта15.
Оставив за скобками эту дискуссию, продолжающуюся и по сей день, можно уверенно констатировать, что общение царя и поэта для самого Пушкина принесло определенные творческие плоды. В частности, Л.М. Аринштейном предложено тематически объединить девять стихотворений Пушкина, связанных с императором Николаем I (обращенных к нему или содержащих оценку его деятельности) и написанных в период с 1826 по 1834 год, в «Николаевский цикл» стихотворений16. К ним можно отнести «Пророк», «Стансы», «Друзьям», «Герой», «Клеветникам России», «Бородинская годовщина». В этот же период произошла эволюция философских взглядов Пушкина, и он закрепил за собой негласное звание первого поэта России.
Если же обратиться к началу общения поэта и царя, то каждый из них видел в этом определенные перспективы. Николай I, оценив растущую славу поэта и его талант, хотел использовать его творческие возможности для укрепления государственной власти.
Для Пушкина покровительство императора было связано не только с долгожданным освобождением из ссылки, получением статуса поэта, лично курируемого императором, но и с возможностью служения своим идеалам. Пушкин, как выпускник учреждения для подготовки государственных служащих — Императорского Лицея, как представитель древнего дворянского рода и, наконец, как литератор, чьим старшим товарищем и образцом в творчестве был автор многотомной «Истории государства Российского» писатель и историк Н.М. Карамзин, мечтал о создании произведений для пользы Отечеству. Перспектива прямого общения с императором вселяла в Пушкина надежду оказывать на него влияние через свои произведения, то есть вести просветительскую деятельность.
В «Стансах», обращенных к Николаю I, поэт писал:
Семейным сходством будь же горд;
Во всем будь пращуру подобен:
Как он, неутомим и тверд,
И памятью, как он, незлобен.
В произведениях этого периода Пушкин не только воздавал должное тем действиям царя, которые он оценивал положительно, но и пытался художественными способами донести до него идеи о необходимости реформ государственного управления и проявления милости к осужденным декабристам. К сожалению, надежды Пушкина о влиянии на императора не оправдались: Николай I, как самодержец, не готов был обсуждать советы Пушкина-мыслителя, в частности, отрицательно отнесся к его «Записке о народном воспитании». К тому же личной свободы и цензуры для Пушкина после возвращения из ссылки не стало меньше.
Главным же положительным моментом покровительства Николая I для Пушкина стал доступ к государственным архивам, благодаря которому он смог работать над «Историей Пугачевского бунта» и «Историей Петра I». Эта скрупулезная работа Пушкина-историка позволила ему пересмотреть взгляды не только на личность Петра I, но и на историю в целом.
Пушкин пытается понять скрытые механизмы исторических процессов. «Медный всадник» становится художественным продолжением его исторических трудов. Причем здесь, в отличие от своих исторических произведений, Пушкин идет путем художника — от комплексного восприятия к всестороннему отражению в произведении своей эпохи и психологии героев. Он показывает нам, что мелкий государственный чиновник, оторванный от своих исторических корней, униженный своим социальным положением, человек, оскорбленный неучастием к своему горю, способен превратиться в настоящего бунтаря, и тогда самому императору придется не по себе. Как подчеркивал Валерий Брюсов, во время бунта Евгений превращается в значимого «соперника “грозного царя”»17.
Однако более распространенная трактовка конфликта «Медного всадника» и «бедного Евгения» многими исследователями, начиная с Виссариона Белинского, — это рассмотрение его в качестве «торжества общего над частным»18, или исторической государственной воли над интересами личности.
Интересно, что и Пушкин, и Николай I были поклонниками Петра I и каждый по-своему видел себя продолжателем его дела. Так, Пушкин писал о том, что «Петр не успел довершить многое, начатое им. Он умер в поре мужества, во всей силе творческой своей деятельности. Он бросил на словесность взор рассеянный, но проницательный». И Пушкин осознавал важность своего личного участия в развитии «новой русской словесности». В свою очередь Николай I хотел видеть себя хранителем государственных традиций Российской империи, заложенных Петром I.
Впрочем, это не мешало Пушкину иронизировать в своем дневнике над императором: «Кто-то сказал о государе: “В нем много от прапорщика и немного от Петра Великого”».
Очевидно, что Пушкин создает поэму не без оглядки на Николая I. И в этом смысле «Медный всадник», по своей задаче примыкает к Николаевскому циклу. До конца не ясно, хотел ли Пушкин своей поэмой попытаться внести историческую точность в официальный взгляд на личность Петра I, но следует признать, что «ни в одном другом произведении профетическая позиция Пушкина не проявилась с такой полнотой, как в “Медном всаднике”»19.
Какой посыл мог направить Пушкин в своей поэме Николаю I? С одной стороны, это могло быть пожелание отделить звонкую, «медную» славу Петра Великого от его деяний, то есть перенять то положительное, что было в развитии Российского государства. С другой стороны, императору следовало помнить о том, что никакой памятник не сможет навечно сохранить доброе отношение народа, если государство не будет учитывать нужды простых людей и заботиться о них. Поэма стала грозным предостережением императору Николаю I о необходимости реформ и важности народного просвещения.
Но и само название поэмы «Медный всадник» выглядит не случайным. Как свидетельствует анализ текста, «благородную бронзу, материал бессмертия, славы и благодарности потомков Пушкин заменил прозаически утилитарной медью <...> В окончательном тексте нет ни одного случая употребления слова “медный” в отношении к коню, а Всадник всегда медный. Причем наименование статуи — Всадник медный — дважды встречается в окончательном тексте и девять раз в рукописях. И это обозначение не имеет вариантов и замен»20.
При том что фактически весь памятник сделан не из чистой меди, а из бронзы, представляющей собой сплав меди с оловом, для того чтобы охарактеризовать Петра в качестве великого и волевого правителя, можно было назвать поэму «Всадник из бронзы».
Существует объяснение этому звуковой аллитерацией «меДНый всаДНик», важной для поэтической выразительности. Однако, скорее всего, в поисках характеристики скульптуры самодержца Пушкин выбрал эпитет «медный» как более многозначный.
Употребление слова «медный» в русском языке традиционно связано с воспроизводимыми звуками от предметов из этого металла. Из меди изготавливали трубы, которые звали в бой и оповещали о победах, и звонкие дешевые монеты на Руси — медные гроши, или медяки. «Медь звенящая» — так называет апостол Павел человека, говорящего правильные слова, но не имеющего в сердце любви к ближнему: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий» (1 Кор. 13, 1).
Пушкину, с детства прекрасно владевшему французским языком, наверняка было знакомо бранное выражение front d’airain, что в переводе означает «медный лоб», которое характеризует упрямого человека и близко по значению русскому выражению «твердолобый». Интересно, что в Библии об идолопоклонниках и язычниках сказано: «Я знал, что ты упорен, и что в шее твоей жилы железные, и лоб твой — медный» (Ис. 48, 4). В этом смысле так же может рассматриваться название поэмы: «Медный», то есть упрямый, «всадник».
Таким образом, «Медный всадник» — это и посмертная слава Петра («звонкая медь»), это и волевой характер Петра («медный лоб»), это и характеристика меньшей ценности монумента в глазах потерявшего рассудок героя поэмы Евгения, в отличие от воспеваемой Пушкиным памяти о великих делах царя-реформатора, рукотворным воплощением которых стал Петербург.
При этом название поэмы стало в определенной степени пророческим в ее литературной судьбе: упрямый «Медный всадник», под которым можно понимать Николая I как представителя государства, не услышал пророческого голоса поэта, «глаголом жгущего сердца людей», и не понял это великое произведение. Царь, прочитав поэму, оставил на рукописи многочисленные пометы, требуя радикально ее переделать21. «Мне возвращен “Медный всадник” с замечаниями государя. Слово кумир не пропущено высочайшею ценсурою», — писал в дневнике Пушкин. Поначалу поэт пытался редактировать текст, пробуя сохранить ключевое событие повести — конфликт главного персонажа и монумента и образные характеристики, данные памятнику. Однако, по-видимому, понял, что не будет услышан царем, и оставил свою идею опубликовать «Медного всадника» целиком.
И хотя при жизни Пушкина поэма не была оценена по достоинству, по прошествии лет пришло осознание ее непреходящего смысла и пророческого значения.
Многие авторы всерьез обсуждали мистическую версию произошедшего с главным героем — «оживление» статуи Петра I. «...Петр окончательно отодвинут в прошлое: его подвиг остается за ним, но превращается в великое событие прошлого; в современности же, в 30-е годы, он может действовать лишь как страшный гигантский призрак»22.
Поэма выглядит предостережением не только царям. Многие из тех, кто низвергал кумиров былой славы России, рушил памятники императорам, погибли в горниле огненных событий революции, войн и политических репрессий.
И все-таки нам жаль бунтующего, безумного, бедного Евгения, и в этом есть подмеченная Ф.М. Достоевским «всечеловечность» Пушкина, его сопереживание «маленькому человеку». Может быть, силой своего поэтического таланта Пушкин хотел косвенно в очередной раз напомнить царю о печальной участи декабристов. А может быть, он послал через это произведение призыв к обществу о человеколюбии и милосердии? Как писал он в стихотворении «Памятник»:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой
пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил
я свободу
И милость к падшим призывал.
Гений Пушкина смог объединить в одном произведении множество образов, символов и идей. «“Медный всадник”, — все мы находимся в вибрациях его меди», — писал Александр Блок о символах поэзии Пушкина в своей записной книжке в начале XX века.
К «Медному всаднику» применимо определение «полифоничность», предложенное М.М. Бахтиным к анализу произведений Ф.М. Достоевского. По словам Владислава Ходасевича, «можно составить длинный перечень тем, получивших полную и глубокую разработку, например, в “Медном всаднике”. Это, во-первых, трагедия национальная в тесном смысле слова: здесь, как не раз указывалось, изображено столкновение петровского самодержавия с исконным свободолюбием массы; особый смысл приобретает эта трагедия, если на бунт бедного Евгения посмотреть как на протест личности против принуждения государственного, как на столкновение интересов частных с общими; особый оттенок получит эта трагедия, если вспомним, что именно пушкинский Петр смотрит на Петербург как на окно в Европу: тут вскроется нам кое-что из проклятейшего вопроса, имя которому — Европа и мы. Но нельзя забывать, что “Медный всадник” есть в то же время ответ на польские события 1831 года, что бунт Евгения против Петра есть мятеж Польши против России. Наконец, как мне уже приходилось указывать, “Медный всадник” есть одно из звеньев в цепи петербургских повестей Пушкина, изображающих столкновение человека с демонами. Однако сказанным далеко не исчерпаны задания поэмы. Прав будет тот, кто увидит в ней бесхитростную повесть о разбитых любовных надеждах маленького человека; прав и тот, кто выделит из поэмы ее описательную сторону и подчеркнет в ней чудесное изображение Петербурга, то благоденствующего, то “всплывающего, как Тритон”, из волн наводнения, которое само по себе описано с документальной точностью. Наконец, мы будем не правы, если не отдадим должного Вступлению к поэме как образцу блистательной поэтической полемики с Мицкевичем»23.
Действительно, в литературном поединке с Адамом Мицкевичем Пушкин одержал победу над польским поэтом, не сумевшим преодолеть рамки байронизма, романтизма и болезненного национального чувства. Не вступая в прямую дискуссию по текущим политическим вопросам, Пушкин ответил тонким художественным взглядом на прошлое и настоящее России, сумев заглянуть и в ее будущее.
Справедливо подмечено Л.В. Пумпянским, что «правильность избранного Пушкиным пути подтверждена неопровержимым фактом, аргументом непререкаемым: дальнейшей историей русской литературы. Евгений стал на долгие годы одним из ее главных героев, а гуманизм пушкинской повести развернулся в одну из тех особенностей русской литературы, которые превратили ее в литературу мирового значения»24.
Пушкин проложил дорогу в литературу будущим героям Гоголя и Достоевского.
Замечено, что «“Медный всадник” — уже задним числом — вобрал в себя необмерное множество смысловых ассоциаций, эмоциональных ореолов и проблемных узлов из последовавших за ним стихов, повестей, романов. Он вышел за рамки, предустановленные литературному произведению. Смысловая вместимость его приближается к бесконечной»25.
Пушкин не дает готовых решений загадки «Медного всадника»: поединок Евгения и «кумира на бронзовом коне», что бы ни стояло за этими символами, остается незавершенным. Мы одновременно сочувствуем бедному Евгению и восхищаемся наследием Петра Великого — Петербургом, повторяя вслед за автором «Медного всадника»:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия...
Впрочем, каждый может найти в «Медном всаднике» что-то близкое и понятное себе. Таков пушкинский гений.
Что же касается самого «Медного всадника», памятника Петру I, то он пережил стихии XX века (борьбу с памятниками царям в послереволюционные годы, угрозу разрушения во время войны). Удивительно, но, в отличие от многих городских скульптур, которые в целях защиты от попадания вражеских снарядов в период ленинградской блокады снимались с постаментов и закапывались в землю, Медный всадник, укрытый мешками с песком, простоял все дни осады и не пострадал. И в этом, наверное, тоже проявился пророческий гений Пушкина — предсказание непокорности памятника стихиям.
Увеличенные фотографии головы Медного всадника позволили обнаружить, что его зрачки сделаны в форме сердец. Может быть, это и есть решение загадки «Медного всадника»? Основатель города любит свое творение и своим жестом не только указывает путь, но и благословляет город и его жителей.
Примечания
1 Цит. по: Ивинский Д.П. Пушкин и Мицкевич: История литературных отношений. М.: Языки славянской культуры, 2003. 432 с.
2 Там же.
3 Там же.
4 Бонди С.М. О поэме Пушкина «Медный всадник» // Пушкин А.С. Медный всадник: Книга для чтения с иллюстрированным комментарием, с приложением иллюстраций А.Бенуа и подборкой стихотворений. М.: Русский язык, 1980. С. 7–10.
5 Стенник Ю.В. Пушкин и русская литература XVIII века. СПб.: Наука, 1995. 348 с.
6 Литературный фон поэмы // Пушкин А.С. Медный всадник. Л.: Наука. Ленингр. отд., 1978. С. 125–146.
7 Слонимский А. Мастерство Пушкина. М.: Гослитиздат, 1959. 528 с.
8 Некрасов С.М. «Душа в заветной лире...». СПб.: Альфа-Колор, 2010. 160 с.
9 Даль В.И. Воспоминания о Пушкине // А.С. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. М.: Худож. лит., 1974. Т. 2. 560 с.
10 Лотман Ю.М. Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий. Л.: Просвещение. Ленингр. отд., 1983. 416 с.
11 Там же.
12 Еремина Л. Приложение № 1 к комментарию // Пушкин А.С. Медный всадник. Книга для чтения с иллюстрированным комментарием, с приложением иллюстраций А.Бенуа и подборкой стихотворений. М.: Русский язык, 1980. С. 128–138.
13 Измайлов Н.В. «Медный всадник» А.С. Пушкина. История замысла и создания, публикации и изучения // Пушкин А.С. Медный всадник. Л.: Наука. Ленингр. отд., 1978. С. 147–265.
14 Манько А.В. Пушкин и Романовы. М.: Терра: Книжный клуб «Книговек», 2014. 208 с.
15 Гордин Я.А. Пушкин. Бродский. Империя и судьба (цифровая книга): В 2 т. Т. 1: Драма великой страны. М.: WebKniga, 2016.
16 Аринштейн Л.М. Пушкин: «Видел я трех Царей...». М.: Муравей, 1999. 144 с.
17 Брюсов В. «Медный всадник». Идея повести // А.С. Пушкин. Pro et contra: Личность и творчество Александра Пушкина в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология: В 2 т. СПб.: РХГИ, 2000. Т. 1. С. 456–474.
18 Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья одиннадцатая, и последняя // Собр. соч.: В 9 т. М.: Худож. лит., 1981. Т. 6. С. 453–492.
19 Немировский И. Зачем был написан «Медный всадник» // Новое литературное обозрение. 2014. № 2. С. 210–236.
20 Еремина Л. Указ. соч.
21 Измайлов Н.В. Указ. соч.
22 Пумпянский Л.В. «Медный всадник» и поэтическая традиция XVIII века (1939) // Классическая традиция: Собр. тр. по истории русской литературы. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 158–196.
23 Ходасевич В. Колеблемый треножник // Пушкинист: Сб. Пушкинской комиссии ИМЛИ имени А.М. Горького. М.: Современник, 1989. Вып. 1. С. 77–85.
24 Пумпянский Л.В. Указ. соч.
25 Осповат А.Л., Тименчик Р.Д. «Печальну повесть сохранить...»: Об авторе и читателях «Медного всадника». М.: Книга, 1985. 304 с.