Аркадию Григорьевичу Елфимову посвящается

Ермаково поле

На Ермаковом поле было тихо,
Такой простор и свет со всех сторон!
Я прежде не видала княженику,
Не знала, как цветет рододендрон.

А здесь — восторг черемухи и кедров,
С обрыва даль бескрайняя видна.
Меня несло в Тобольск попутным ветром
Лишь потому, что я твоя жена
И хоть на край земли готова ехать
С тобой.
   О Боже! Как здесь хорошо!
Лишь резануло брошенное сверху:
«А Олечка напишет нам стишок».

И было утро солнечным и ярким,
Когда мы перепутали часы
И созерцали пробужденье парка,
Траву в алмазных капельках росы.

Парадно пихты вдоль аллей темнели,
Купаясь в пенье птиц, не глядя вниз.
Я крикнула: «Смотри, какие ели!»
А ты сказал: «Сибирский кипарис!»

Дворянские стволы их были серы.
Дотронулась — сдержаться не смогла,
И на ладонь медовой каплей села
Пахучая эфирная смола.

Ты говорил, что надо торопиться,
Нас ждут, а все прогулки — впереди.
И верилось, что чудо повторится,
Но с вечера — дожди, дожди, дожди...

И вдруг — домой! В обед обратный поезд.
Парк заблистал, хоть и насквозь промок.
А я, о порученье беспокоясь,
Придумывала этот свой стишок

И на тайгу, на кедры и березки
Смотрела из окна вагона вскользь.
А знаешь, мы с тобой еще вернемся
На Ермаково поле, в град Тобольск!


У памятника Алябьеву

Под стенами Тобольского кремля
Студеный ветер склон зеленый лижет.
Здесь музыкант, воспевший соловья,
Заветную мелодию услышал
И руку — вверх! Польщенный соловей
Слетел к нему, запел легко, невинно,
И столько было в пении страстей —
Дай Бог за жизнь познать хоть половину.

Молчал белесо златоглавый храм,
Тёк в стороне Иртыш, блестя землисто,
Песнь о разлуке мчалась к небесам —
Тоска по малой птахе голосистой.

Звучал Алябьев как весна сама!
И музыку земли Тобольской сына
Купеческие слушали дома,
Что близ кремля теперь стоят в руинах,
И этот город с каторжной тюрьмой,
И древняя Москва, и Питер юный —
Песнь соловья над Русью над Святой,
Как и вечерний звон, наводит думы.

И вижу я: на современный лад
Здесь, в городе, приятно все и чисто.
Что там руины! Лавочки стоят
И фонари «под древность» —
Для туристов.


Дом с черемухой

В отжившем доме ночью бродят тени,
Колышет легкий занавес луна,
И вещи живших прежде поколений
Видны в прогал разбитого окна.

В буфете чайник, вазочка, салфетка,
Над койкой узкий выцветший ковер.
Черемуха, красавица соседка,
Все ждет кого-то, смотрит сквозь забор.

Невестой принарядится весною,
Да только ни к чему ее наряд:
Дома, так вышло, умирают стоя,
Ни люди их, ни боги не хранят.

Но в час, когда тебе, мой друг, взгрустнется,
Средь сайдингом обшитых типовых
Найди старинный дом, хранящий солнце
На кружеве наличников резных.

Найди и загляни в его окошки,
Прочувствуй оберегов древних ряд...
Ведь город возродить еще возможно,
Пока дома старинные стоят.


Кладбище за валом

На кладбище Завальном чисто,
Его особо берегут:
Сюда, к могилам декабристов,
Туристов толпами ведут.

И те, восторженны и рады,
Спешат, вдыхая благодать,
Сквозь современные ограды
Надгробья древние снимать.

Но в этом царствии покоя,
В дыму черемуховом есть
Одно надгробие простое,
С фамилией короткой «Лесь».

И эпитафия ль причиной,
Что замерла я, чуть дыша:
«Отец погиб, спасая сына
В могучих волнах Иртыша».

«Отец погиб, спасая сына...»
Тревожит душу этот стих.
А рядом — холмик вполовину,
День смерти — общий на двоих.

От смрада мелочных волнений
Целит кладбищенская тишь.
Но жаждет жертвоприношений
Людских стремительный Иртыш!

Так по весне не раз бывало:
Перенасыщенный водой,
Взбесившись, дамбу подмывал он,
Тащил упрямо за собой

Обломки зданий и заборов,
Суглинков тягостную муть
И, проявляя дикий норов,
Спешил весь город захлестнуть.

Не в этом гневе ль беспричинном
Сгубила бурная река
Лежащих здесь отца и сына
И атамана Ермака?

И вот летит, блестит искристо,
А здесь, на кладбище, — покой.
Все к декабристам, к декабристам,
Но эти строки... Боже мой!..


Церковь на улице Карла Маркса

Туристам сюда не добраться,
Их путь — по другим местам.
На улице Карла Маркса,
Заброшен, пустует храм.

В жару здесь, должно быть, сухо,
Весной на дорогах грязь,
И редко какая старуха
Пройдет здесь, перекрестясь.

Ведь в центре есть храмы лучше,
А сей — в назиданье всем,
Как запросто все разрушить,
Не дав ничего взамен.


Липы

Уезжаем, а все не верится,
Что без нас будет течь Иртыш.
Посадили мы липу-деревце,
Подержались за ствол то бишь.

Садоводам не до известности —
Обеспечат за ней уход,
Ведь в суровой сибирской местности
Липа в редких местах растет.

Липы-липоньки размедовые!
Облюбуют вас соловьи.
Будут спрашивать гости новые:
«Чьи вас руки сажали, чьи?»

Скажут им, перечислят в точности
Знаменитых фамилий ряд...
Садоводам не надо почестей,
Вот же, рядом они стоят!