Память Москвы
Александр Михайлович Шуралёв родился в 1958 году в селе Кушнаренкове в Башкирии. Прошел трудовой путь от сельского учителя до профессора кафедры русской литературы БГПУ имени М.Акмуллы в Уфе. Доктор педагогических наук. Поэт, прозаик, переводчик. Автор книг и многочисленных статей по литературоведению, поэтических сборников. Стихи публиковались во многих московских литературно-художественных изданиях («Дружба народов», «Литературная газета», «Литературная Россия», «Литературная учеба», «Москва», «Московский год поэзии», «Наш современник», «Парус», «Роман-журнал XXI век», «Юность» и др.). Победитель литературных конкурсов «Классики и современники», «Мгинские мосты», «Моя родословная», «Поэтический атлас», «Ты сердца не жалей, поэт». Лауреат национальной литературной премии «Золотое перо Руси» и ряда международных творческих конкурсов. Член Союза писателей России. Живет в Уфе.
Полночь
Торжественно куранты бьют двенадцать.
На новый день настраивает бой.
Пора с Москвой вчерашней попрощаться
и повстречаться с завтрашней Москвой.
Скажу, как предки в старину, по-русски
Василию Блаженному «прости»
и двинусь по Васильевскому спуску
ловить удачу, звезды и такси...
Нос
Если потереть нос у скульптуры Никулина
на Цветном бульваре, то это принесет счастье.
Народная примета
Застыв у цирка на Цветном бульваре,
прохожим щедро подставляя нос,
Никулин дверь машины открывает,
как будто задает немой вопрос:
«Что наша жизнь — не сальто ли мортале,
парад-алле, реприза, анекдот?»
Никулин нос прохожим подставляет,
чтоб не остался с носом наш народ.
На Большой Никитской
Стою у церкви Вознесенья,
вблизи ведущих в храм ворот,
и возникает ощущенье,
что через миг, сейчас, вот-вот
дверь церкви тихо отворится
в лучах негаснущей зари
и выйдут с нежностью на лицах
и Александр, и Натали...
У фонтана «Купальщица»
Оставив за спиной Нескучный сад,
на воду устремляя цепкий взгляд,
купальщица готовится нырнуть,
проникнуть в неизведанную суть
того, что ей судьбой дано свершить,
но... не спешит желанье воплотить,
храня, как целомудренный кристалл,
грядущий миг и юный свой запал...
На Спиридоновке
За домами скрывшись, в глубине
скромно он стоит в пальто неброском...
Надо быть внимательней вдвойне,
чтоб заметить пушкинского тезку.
К Пушкину-гиганту на пути
загляни в тот скверик ненароком.
Надо очень близко подойти,
чтобы там не разминуться с Блоком.
Восхитись бескрайнею весной,
всем проговоренным и пропетым,
но не торопись, еще постой,
о России помолчи с поэтом.
Мальчики с карпами
Памяти Роберта Гизатова
К мальчишкам с карпами в саду Нескучном
иду и верю в чудо простодушно.
Каскадом льется магия фонтана...
Я становлюсь одним из них спонтанно,
там оказавшись, где не меркнет свет
и временных границ у жизни нет,
и весь накопленный житейский скарб
отдать готов, чтоб с этим светом карп
не выскользнул и не исчез из рук
и рядом был всегда мой добрый друг,
с которым за одной сидели партой.
Он здесь и тоже стал мальчишкой с карпом,
а где-то вдалеке, в родном селе,
покоится в кладбищенской земле.
На Тверском бульваре
Есенин с грустными глазами
напомнил «белых яблонь дым»
и на Тверском бульваре замер,
оставшись вечно молодым.
Идешь к нему по зову сердца,
расцветив рифмой звук шагов,
чтоб насладиться и согреться
огнем рябиновых костров.
Шолохов на Гоголевском бульваре
Гуртом на Гоголевском кони
переплывают через Дон.
Сидит, задумчивостью скован,
забросив весла, в лодке он.
Устал грести, а может, волю
отдал теченью не за страх...
Многострадальною юдолью
висит фуфайка на плечах.
Гражданская ль занозит память,
жжет ли Отечественной боль...
А кони вслед, борясь с волнами, —
за человеческой судьбой.
В глазах, как блик пожаров, жалость
ко всем, кого сожгла война.
Они за Родину сражались,
а жизнь, как Родина, одна.
Память Москвы
Царь-колокол, Красная площадь,
Манеж, Александровский сад,
Таганка и Марьина Роща,
Петровка, Волхонка, Арбат...
Музеи, концертные залы,
театры и россыпь церквей...
Столица всегда удивляла
красой несравненной своей.
В Коломенском — купол шатровый,
на Кудринской — дом как Монблан...
И краской, и нотой, и словом
Москва открывается нам.
На гранях у каждого камня
отмечен истории ход,
а с камнем рифмуется память,
а память в народе живет.
Явь
Москва мне никогда не снилась,
и эту строчку как ни правь,
но испокон веков сложилось
то, что Москва не сон, а явь.
Она и есть та первозданность,
с которой пишется портрет,
та Богом данная реальность,
реальнее которой нет.