Анатолий Тепляшин, живущий на Южном Урале, в городе Новотроицке, — автор четырех книг, в том числе «Открытый океан», «Вьюжный Урал», «Горящее озеро», «Искра во мгле», «Родник у дороги», «Нет без родины человека», «Вольный ветер».

Для его возраста это, конечно, негусто. Особенно если знаешь написанное поэтом и чувствуешь, что он один из немногих, кому есть что сказать, с чем выйти к людям. Но тут уже не его вина, а беда, неизбывная беда всех талантливых художников.

Может быть, характер тоже накладывает свой отпечаток на судьбу. Тот, кто призван поэзией для тяжелой мыслительной работы, кто обречен заниматься поисками истины, а не блестящих метафор и рифм, для кого стихи не цель, а средство, способ познания мира, тот, как правило, оказывается вдали от шума, от суеты, от зрелищного забега на короткую дистанцию, на финише которой победителя осыпают цветами и аплодисментами. Разумеется, талант быстроногих, торопливых, шустрых тоже имеет право на существование. Но быть первым в литературе не всегда означает быть лучшим...

Меня всегда поражало, как ничтожно количество мыслящих, думающих поэтов в необозримом море пишущих. Художественный дар более распространенный, но и более внешний, более искусственный. И хотя Чехов говорил, что художник мыслит образами, все-таки если он не мыслит прежде, то и образы его окажутся пустыми, бессодержательными. Это не значит, что одной художественности недостаточно для хороших стихов. Но, увы, и на сотни хороших и разных поэтов только редкие единицы обладают умением по-настоящему жить жизнью мысли. Приходится повторяться, но Пушкин не случайно же, отмечая именно этот талант в Баратынском, писал: «Он у нас оригинален...»

Мы видим, что жизнь не пустое переливание дней, недель, лет из будущего в прошлое, не сумма случайных встреч, людей. Она — полна смысла, подспудной глубины, внутренней, драматической причинности.

В последние годы у поэта вышли новые книги, появились новые темы, статьи, награды. Анатолий Тепляшин, земляк по моему родному Новотроицку, кроме поэтической книги, издал мизерным тиражом несколько книг литературной эссеистики, в которых предстал замечательным, глубоким автором культурософских работ, часть которых мы сегодня представляем читателям.

Геннадий Красников

Январь 2023

 

«Мысль изреченная»

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Мысль изреченная есть ложь...

Ф.И. Тютчев

С 1996 года я вел на страницах новотроицкой городской газеты «Гвардеец труда» еженедельную философскую рубрику «Наши истоки», а затем, с перерывом в несколько лет, подобную же рубрику «Точка опоры». Зачем вообще нужна такая рубрика на страницах городской газеты уральского рабочего города, где она, честно говоря, и не приветствовалась самой редакцией? Ведь философия — это что-то отвлеченное, не имеющее практического значения.

Исхожу из собственного жизненного опыта и из опыта многих людей: в самые трудные минуты нам помогают не только конкретные советы специалистов, но и общий духовный настрой, который формируется умением думать и сопереживать. Осмыслить и понять что-то в жизни и в себе не менее важно, чем найти практическое применение своим способностям.

«Мысль изреченная есть ложь», — писал Федор Иванович Тютчев. Да, это так, если речь идет о том, что нельзя выразить невыразимое, нельзя рассказать о том, что таится в душе человека, всегда возможны нюансы и искажения. Мысль подспудная может быть истинной хотя бы потому, что, как камертон, настроена на твое душевное состояние. Мысль изреченная адресована другим людям и, следовательно, подлежит трансформации и переосмыслению. Высказанное слово относится к глубинной мысли, как действительность к идеалу, к нему можно стремиться, но достигнуть его нельзя.

И все-таки другого материала для выражения мыслей у человека нет. Помня о несовершенстве этого материала, я не претендую ни на пророческий дар, ни на истину из первых рук, ни на какие-то особенные открытия в области человеческой мысли. Мои заметки — это реминисценции вековой мудрости, к истокам которой я только пытаюсь прикоснуться. И если вношу иногда свою скромную лепту, осмысливая что-то по-своему, то всегда помню о том, что лепта эта действительно скромная.

Как известно, выражение «точка опоры» принадлежит древнегреческому ученому и изобретателю Архимеду, который первым вывел законы, лежащие в основе действия простых механизмов. Тогда и родилась его знаменитая фраза: «Дайте мне точку опоры — и я сдвину Землю». По другой версии: «Дайте мне точку опоры — и я переверну мир». Невозможно найти точку опоры в пустых просторах Вселенной, и рычаг с длиной плеча в миллионы километров сделать невозможно, поэтому высказывание Архимеда имеет скорее не практический, а духовный смысл.

Человеку нужна «точка опоры» для того, чтобы «перевернуть мир», сделать в жизни что-то большое и важное. Для кого-то это уставной капитал, для кого-то знания, которые, как известно, сила, для кого-то первая ступенька лестницы, ведущей к карьерному росту. Но главную точку опоры человек ищет в своей душе. Как невозможно найти точку опоры в пустых просторах Вселенной, так же невозможно найти ее в пустоте современной духовной жизни.

Избавляясь двадцать лет назад от идейного груза, многие из нас рассуждали так: «Хватит строить светлое будущее, давайте просто жить, работать, растить детей». Прошли годы, а результат такой установки оказался плачевным. Внешне жизнь стала ярче, разнообразней, но ушло из нее что-то важное. Ушла большая цель, общее дело, что наполняло смыслом жизнь каждого человека. У многих людей выбита почва из-под ног, нет точки опоры. Пусть светлое будущее, к которому мы когда-то стремились, было недосягаемым, но еще хуже, когда вообще нет никакого будущего и все живут одним днем.

Мне часто приходилось слышать от строителей нового капиталистического мира: «Не надо витать в облаках, нужно твердо стоять на земле. Вы, поэты и романтики, только путаетесь под ногами и мешаете нам дело делать». Ну, что они там наделали в девяностые и позже, мы не можем расхлебать до сих пор. Но дело даже не в этом. Бог с вами, ходите по земле, но не забывайте о звездном небе над головой. Дай вам Бог богатства и хороших должностей, но что вы значите без всего этого? Кто улыбнется вам навстречу, кто потянется к вам душой? Кто вспомянет вас добрым словом, когда вас не станет? Вам все равно? Но тогда и спорить не о чем, и пусть каждый идет своей дорогой.

...Но не за вами суд последний,

Не вам замкнуть мои уста!..

Пусть церковь темная пуста,

Пусть пастырь спит; я до обедни

Пройду росистую межу,

Ключ ржавый поверну в затворе

И в алом от зари притворе

Свою обедню отслужу.

А.Блок

«А все-таки она вертится!»

В 1632 году во Флоренции вышла в свет книга знаменитого итальянского ученого, математика и астронома Галилео Галилея (1564–1642). Она называлась «Диалог о двух главнейших системах мира — Птолемеевой и Коперниковой» и была написана как драматическое произведение. По цензурным соображениям Галилей был вынужден проявлять осторожность: книга составлена в форме диалога между двумя сторонниками Коперника и одним приверженцем Аристотеля и Птолемея, причем каждый из собеседников старается понять точку зрения другого, допустив ее справедливость. В предисловии Галилей был вынужден заявить, что, поскольку учение Коперника противно святой вере и запрещено, он вовсе не является его сторонником и в книге теория Коперника только обсуждается, а не утверждается.

Но ни предисловие, ни форма изложения не могли скрыть истину: догмы аристотелевской физики и птолемеевской астрономии терпят здесь очевидный крах, а теория Коперника настолько убедительно торжествует, что, вопреки сказанному в предисловии, личное отношение Галилея к учению Коперника и его убежденность в справедливости этого учения не вызывают сомнений. Церковные власти пришли в ярость. Санкции последовали незамедлительно. Продажу «Диалога» запретили, а Галилея вызвали в Рим на суд.

Следствие тянулось с апреля по июнь 1633 года, а 22 июня в той же церкви, почти на том же самом месте, где Джордано Бруно выслушал смертный приговор, Галилей, стоя на коленях, произнес предложенный ему текст отречения. Под угрозой пыток Галилей, опровергая обвинение в том, что он нарушил запрет о пропаганде учения Коперника, вынужден был признать, что «неосознанно» способствовал подтверждению правоты этого учения, и публично от него отречься. По преданию, поднявшись с колен после отречения, Галилей якобы воскликнул: «А все-таки она вертится!»

Да, Земля продолжала вращаться вокруг Солнца и вокруг своей оси, и никакие отречения и запреты не могли изменить физической картины мира и его законов. То же самое касается исторических законов, несмотря на то что они более подвижны и допускают откаты и возвраты, кружные пути и зигзагообразные линии. Трудно определить конечную цель исторического процесса, да вернее всего то, что ее просто не существует, но сам процесс невозможно остановить или повернуть вспять, естественно, при условии, что человечество продолжает свое существование.

Главное в этом процессе — разумная воля к жизни, к приоритету нравственных ценностей, к освобождению личности от пут и догм невежества и мракобесия, к преобладанию культуры над дикостью и варварством, к объединению человечества вокруг того позитивного стержня, который именуется божественным озарением, духовностью и на котором держится существование человечества. Именно это придает историческому процессу некий высший смысл, сокрытый от непосвященных глаз в массе всевозможных мелочей земного существования человека, в его борьбе за место под солнцем, в страданиях и скорби, в бессмысленности короткой человеческой жизни, которая еще более укорачивается стрессами и накопившейся усталостью от жестокости внешнего мира.

Но если это так, то зачем рисковать жизнью ради утверждения истины, зачем идти на костер, подвергать себя позорному судилищу, где пытаются сломить твой дух, победить твой разум, направить его в сторону лжи, а следовательно, безумия? Не сам ли Галилей сказал, что «разум человека есть творение Бога, и притом одно из самых превосходных»? Зачем губить «творение Бога» в бесплодных попытках убедить тех, кто этого творения лишен? Все равно Земля будет вращаться вокруг Солнца, а мир будет развиваться по тем законам, которые ему предписаны свыше. Не гордыня ли ведет тебя на пути утверждения истины? Ведь даже Христос не стал отвечать на вопрос: «А что есть истина?»

Увы, рассказ о том, как Галилей, поднявшись с колен, произнес свою знаменитую фразу, не более чем красивая легенда. Но в этой легенде есть высшая правда. Вращение планет не зависит от воли и слов человека, но утверждение истины на земле зависит только от человека. Великий сыщик Шерлок Холмс принципиально ничего не знал о строении Солнечной системы, не знал, что Земля вертится вокруг Солнца, и прекрасно обходился без этих «лишних» для него знаний. Но гений дедукции противоречил бы сам себе, если бы отрицал необходимость этих знаний для развития человечества в целом.

Насильственные попытки изменить законы жизни, законы мира лишь изредка приводят к кратковременной и эфемерной победе. Под угрозой насилия и смерти человек может поменять свои взгляды, назвать черное белым, произнести под диктовку тупые и подлые фразы, может совершить ряд вынужденных нежелательных поступков, но глубинная сущность его останется неизменной. Человека можно сломать, его можно убить, но победить его в принципе нельзя. Все равно, поднявшись с колен, он произнесет знаменательные слова: «А все-таки она вертится!» А если и не произнесет вслух, то произнесет мысленно, а если и мыслей побоится, то будет хранить эти слова в подсознании. Потому что в них — истина, потому что этого требует его человеческая сущность. Наверное, если сильно постараться, можно погубить и человеческую сущность. Но тогда погибнет весь мир. Добро самодостаточно, и его победа вполне реальна. Но зло не может победить и торжествовать победу, оно может только уничтожить все вокруг, в том числе и себя.

Безымянная высота

Много хороших песен написано о войне, но песня «На безымянной высоте» всегда занимала в моем сердце особое место. Тут все сходилось: и тихая, проникновенная мелодия, и простые, задушевные слова. «Нас оставалось только трое / из восемнадцати ребят... У незнакомого поселка, / на безымянной высоте». Восемнадцать ребят... Было что-то магическое в этом числе, конкретное. Это была не лирическая выдумка, а правда. И от этого песня имела такое свойство, что казалось, будто поется про тебя. Но ведь я не был на войне, я еще тогда даже не родился. Откуда же появляется это чувство сопричастности к событиям, не происходившим с тобой?

Поэт Михаил Матусовский рассказывал, что написал песню «На безымянной высоте» по реальным событиям. Во время войны он служил в газете 2-го Белорусского фронта и там услышал историю о сражении восемнадцати воинов вблизи городка Бетлицы. История эта запала в память, и, когда ему нужно было с композитором Вениамином Баснером написать песню для кинофильма «Тишина», он сразу понял, какой будет эта песня: «В данном случае жизнь сама подсказала тему, и мне оставалось только рассказать о том, что происходило “на огненной черте”. Это был бой не за крупный населенный пункт и не за стратегически важный водный рубеж. В общем-то схватка шла за маленькую высоту, которая на карте была обозначена только цифрой. Но для людей, которые здесь дрались и умирали, это было сражение и за Москву, и за Сталинград, и даже за Берлин...»

Безымянные высоты. Сколько наших бойцов полегло, штурмуя эти стратегические точки, дающие временное преимущество на небольшом участке войны. Немцы летом сорок первого просто обходили такие высотки, предоставляя их своей участи, делая бесполезным их преимущество. Какой смысл защищать клочок земли, если враг рвется вперед, занимая огромные пространства? И все-таки даже в обстановке повального отступления были высотки, которые не сдавались, за которые сражались до конца. Такой «высоткой» мог быть отдельный взвод, танк, артиллерийский расчет. Их отчаянное сопротивление врагу не меняло общего положения на фронте, но ломало стратегию молниеносной войны, ломало психологию врага, привыкшего к легким победам. Это были высоты воинского духа.

Потом положение поменялось, и безымянные высоты часто переходили из одних рук в другие. Для многих бойцов именно они стали вехами большой войны, охватить которую в целом никто не мог. Итоги будут подводить потом. Но и в этих итогах никто не укажет точное количество локальных боев и безымянных высоток, за которые нужно было сражаться и умирать, хоть на миг приближая победу.

У царицы полей, у пехоты,

Мотыльковая жизнь на войне.

За полсуток две кадровых роты

В пулеметном сгорели огне.

Третью роту на четверть скосило.

Привели пополненье взамен.

А на фронте все так же, как было, —

Без существенных перемен.

Владимир Кулагин

Полководцев прославляют большие сражения, бойцы стяжают вечную славу в боях за пядь земли. Часто эта слава безымянна, как и те высоты, которые они берут и защищают до последней капли крови. Но без этих взятых высоток не было бы и больших побед. Отсюда и берет начало великое братство тех, кто прошел дорогами войны, независимо от того, длинным или коротким был пройденный путь. Погибших объединили братские могилы, живых объединяет память и чувство общей судьбы. Это чувство переходит и на потомков, передается как генетический код. Прошлое всегда живет в нас и оставляет свой след в душе.

Безымянные высоты отмечают всю нашу жизнь. Каждый стремится занять стратегическое положение, чтобы добиться временной победы, поскольку победить навсегда в жизни нельзя. У каждого есть свои сражения и потери, но нет единого дня победы. Шаг за шагом человек стремится к своей цели, а когда достигает ее, понимает, что это была лишь еще одна безымянная высота. Можно закрепиться и на ней, что многие и делают, но жизнь все равно уйдет вперед. Кажется, что твоя личная победа ничего не меняет в общей картине мира, но это не так, она многое меняет в тебе, а значит, меняет и твое отношение к жизни. Побеждая обстоятельства и себя самого, человек определяет и свою судьбу.

Горькая истина не только военных лет, но и всей человеческой жизни заключается в том, что, оставляя без боя свою высоту, ты теряешь не только ее, но и многое другое. Как сказал поэт-фронтовик Михаил Львов:

У каждого есть в жизни высота,

Которую он должен взять когда-то.

А если по дороге мы умрем,

Своею смертью разрывая доты,

То пусть нас похоронят на высотах,

Которые мы все-таки берем.

Какие высоты берем мы сегодня, какими победами отмечаем свой жизненный путь? В какой-то момент, проникнувшись пораженческим духом, мы побросали безымянные высотки, завоеванные когда-то нашими дедами и отцами. Свято место пусто не бывает, и в один миг эти высотки покрылись рекламными щитами. Потом общество вроде бы опомнилось, понимая, что на одной маркитантской идее далеко не уйдешь. Снова нужно начинать путь к высотам духа, занимая те позиции, которые когда-то привели к победе добра над злом, света над тьмой, воскрешая утерянное чувство победы, чувство общего дела, долга и чести:

И как бы трудно ни бывало,

Ты верен был своей мечте —

У незнакомого поселка,

На безымянной высоте.

Белые одежды

«В тяжелые времена от деловых людей толку больше, чем от добродетельных», — высказался более четырехсот лет назад английский мыслитель, ученый и государственный деятель Фрэнсис Бэкон (1561–1626). Этот человек знал, о чем говорил, поскольку один из немногих философов в мире сделал блестящую политическую карьеру. В 1616 году он назначается членом Тайного совета, на следующий год — хранителем Большой печати, в 1618-м — лордом — верховным канцлером и пэром Англии. Король Яков I явно благоволит к Бэкону, называет его своим добрым правителем и, уезжая в Шотландию, поручает ему на время своего отсутствия управление государством.

В свою очередь лорд-канцлер попадает под влияние знаменитого герцога Бэкингема и оказывается втянутым в целый ряд его неприглядных махинаций. По замечанию историков, годы канцлерства Бэкона были самыми позорными годами ставшего прологом английской революции царствования Якова I. В государственном аппарате процветали казнокрадство и взяточничество, королевский двор еще никогда не был столь расточителен, в стране усилились политические и религиозные гонения.

В конце концов Бэкона отстранили от должности, судили и приговорили к уплате 40 тысяч фунтов штрафа. Впоследствии часть обвинений с него сняли, но его карьера государственного деятеля была загублена. «Возвышение требует порой унижения, а честь достается бесчестием. На высоком месте нелегко устоять, но нет и пути назад, кроме падения или по крайней мере заката — а это печальное зрелище...» — писал Бэкон в эссе «О высокой должности». Справедливость этих слов подтвердила и судьба их автора.

Так что же хотел высказать философ в своей сентенции о деловых и добродетельных людях? К какой категории он относил себя? Если к деловым людям, то на деле получается обратное: не смог он в тяжелые времена проявиться как деловой человек, поправ добродетель. Или он все-таки считал себя добродетельным человеком и был вынужден расписаться в собственном бессилии, доказав своим бесславным правлением, что добродетель ничего не стоит перед деловыми качествами, которых он был лишен.

Бэкон был не единственным, кто в политике отдавал предпочтение так называемым деловым качествам в ущерб добродетели. А в последние двести лет благодаря негативным высказываниям о политике различных мыслителей и государственных деятелей общество пришло к однозначной мысли, что политика — «это грязное дело», а участвовать в ней могут только беспринципные люди. Иногда они обладают деловыми качествами, иногда нет — важно другое: все они должны быть абсолютно бессовестными, иначе и быть не может, так, мол, устроен мир. И если в этом мире есть уголки, где гнездится добродетель, то не ищите ее в коридорах власти, там ее нет и быть не может. Тем не менее по жизни большинство политиков считают себя в общем-то хорошими людьми — просто их втянули в грязное дело, и тут они бессильны что-то изменить. Не их вина, а их беда.

Если следовать логике общего настроя, то политика предстает как бы в виде грязного болота, заросшего зеленой ряской. И вот к этому зловонному болоту выходят хорошие люди, одетые в ослепительно-белые одежды, и, морщась от неприятных чувств, заходят в болото, кто по колено, кто по пояс, а кто и с головой. Куда деваются их юношеские добродетельные мечты, их смелые проекты изменить жизнь к лучшему? Во что превращаются их ослепительно-белые одежды? И как, спрашивается, быть, если все так давно устроено? «Политика походит на мифического сфинкса: подобно ему, она пожирает тех, которые не разгадывают ее загадок», — писал Ривароль. А загадки все те же: что главнее для политика — деловые качества или нравственные установки? Можно ли сохраниться у власти, не запятнав белых одежд? От правильного ответа на эти загадки зависит карьера любого политического деятеля.

На самом деле, и все это прекрасно понимают, никакого отдельно лежащего грязного болота под названием Политика в мире не существует. Все политические институты и все государственные структуры созданы исключительно людьми, и все высказывания о несовместимости деловитости и честности в политике тоже придуманы людьми. История знает немало примеров, когда именно от нравственных установок правителей, перенесенных на все общество, напрямую зависели подъем и процветание государств и народов. И напротив, падение нравов в обществе приводило к падению великих империй. «Свободой Рим возрос, а рабством погублен», — писал юный Пушкин в одном из стихотворений, опираясь на исторические труды Тацита и Монтескье.

Всемирная история и литература полны примеров, когда молодые люди горели желанием начать жизненное поприще со служения отчизне. Юный Гоголь с такими мыслями ехал в столицу Российской империи, юный Пушкин писал в послании к Чаадаеву: «Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы!» Молодой Толстой начинал военную карьеру с обороны Севастополя в Крымской войне. А сколько их было, безымянных добровольцев, готовых отдать жизнь по первому призыву Родины! Где и когда произошел излом, где и когда служение отечеству и народу стало прибыльным делом, где и когда высокое поприще превратилось вдруг в зловонное болото? И есть ли ответы на загадки «мифического сфинкса»?

Конечно, политическая деятельность в сложном и жестоком мире не может осуществляться в белых перчатках. Но грязная работа, например по очистке колодцев, никогда в принципе не воспринимается как грязное дело (почувствуйте, как говорится, разницу). Если какое-то поприще заранее объявляется грязным, значит, это кому-нибудь нужно.

В тени гигантов

«Из ничего не выйдет ничего». Эта старинная истина постоянно подвергается переосмыслению, когда речь заходит о великих людях. Как на одной и той же почве, при одних и тех же условиях появляются личности, сумевшие вырваться из заданного круга повседневности? Какие предпосылки порождали их? Почему эти предпосылки никак не повлияли на тысячи других людей, так и не поднявшихся выше определенной планки?

С благородством и скромностью гения Исаак Ньютон когда-то высказал такую мысль: «Если мы видели дальше других, то это потому, что стояли на плечах гигантов». Действительно, без преемственности поколений человечество не сможет развиваться. И все-таки мало тех, кто взбирался на плечи гигантов, чтобы видеть дальше. Большинство так и осталось в тени этих гигантов, никак не заявив о себе, хотя у каждого человека есть для этого, казалось бы, равные возможности. Почему же одни вырываются вперед, а другие отстают? Наследственность тому причиной, или для проявления личности нужны какие-то особенные условия?

Все мы родом из детства. Именно там формируются те черты характера, которые помогут в дальнейшем найти свой путь. Но и детские годы ничего не могут прояснить, когда начинаешь задумываться о тернистом пути титанов человечества. Недаром во многих сказках мира детство героев и богатырей как бы прокручивается на ускоренной пленке. «И растет младенец там не по дням, а по часам». А если ребенок и проявил себя в самом раннем возрасте, как Моцарт, то это как раз потому, что у него, по сути, не было детства, он сразу состоялся как взрослый человек, потому что рос гением и вундеркиндом.

Можно привести множество других примеров, когда яркие проявления гениальности в детстве со временем нивелировались и во взрослой жизни ничем себя не оправдали. В лицейском окружении Пушкина были ребята намного способнее будущего поэта и в науках, и в творчестве, но многих из них мы знаем сегодня только потому, что их судьбы когда-то соприкоснулись с судьбой русского гения. Наполеон Бонапарт пробивался к власти в эпоху, породившую столько ярких личностей, что в глазах рябит, но все они остались на втором плане, как будто их предназначение в жизни только и состояло в том, чтобы нести шлейф за императором Франции. О ярком большевистском окружении И.В. Сталина писалось уже тысячи раз. И в современной жизни на вершинах власти и славы часто оказываются люди, которым еще десять лет назад никто бы не взялся предсказать их будущее значение.

Когда мы начинаем отсчет на пальцах, то сначала загибаем мизинец правой руки. Затем следует палец, который на целую фалангу больше мизинца, но этот палец называется безымянным. Известное санскритское изречение гласит: «Некогда, при перечислении поэтов, загнут был мизинец на руке при имени Калидасы; но нет другого, равного ему, и потому недаром следующий палец назван был безымянным».

У всех народов в литературном творчестве есть первые имена: Гомер, Данте, Шекспир, Гёте, Пушкин... Но трудно, почти невозможно, определить второго. Лермонтов, Тютчев, Некрасов, Гоголь, Толстой, Достоевский, Чехов — кто из них второй, третий, четвертый? Каждый претендует в своем роде на первое место. Самый длинный перечень талантов нельзя без оговорок распределить по ранжиру. Неужели действительно существует принцип безымянного пальца?

Весь мир помнит белозубую улыбку первого космонавта Юрия Гагарина. О нем написаны книги, сняты кинофильмы, в том числе и о детстве будущего героя и первооткрывателя космоса. Но непростительно мало знаем мы о космонавте № 2 Германе Титове. А кто был третьим, четвертым, десятым?.. Ведь это они продолжили великое дело. Трудно сделать первый шаг. Но если не будет второго шага, развитие человечества остановится. Получается, что прогресс в основном двигают безымянные герои, вторые, десятые, сотые, хотя основные этапы развития определяются по великим единицам.

Стремление к первенству заложено в характере человека. Однажды Юлий Цезарь проезжал с друзьями мимо провинциального селения. Кто-то со смехом заметил: «Неужели и здесь бушуют страсти, идет борьба за место под солнцем?» Но Цезарь не поддержал общее веселье. «Что касается меня, — сказал он, — то я предпочел бы быть первым в этом неизвестном местечке, чем вторым в Риме». Завоеватель мира Александр Македонский посетил однажды знаменитого философа Диогена (того самого, который искал днем с огнем человека и жил в бочке). «Проси у меня всего, чего хочешь», — гордо сказал Александр. И философ попросил, чтобы он отошел в сторону и не загораживал ему солнце. Свита возмутилась, но Александр изрек: «Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном».

Но жизнь коротка, и в человеке наряду со стремлением к первенству заложено еще и стремление оставить после себя достойного наследника, продолжателя великого дела. Холодно одному на вершине, первые всегда одиноки. Эту мысль замечательно выразил поэт Андрей Вознесенский в стихотворении «Песня акына» (понятное дело, что акын в данном случае лицо условное):

Прошу не любви ворованной,

не денег, не орденов —

пошли мне, Господь, второго,

чтоб не был так одинок...

Чтоб кто-нибудь меня понял,

не часто, ну, хоть разок.

Из раненых губ моих поднял

царапнутый пулей рожок...

Но жизнь распоряжается по-другому. Если и придет второй, то проявиться по-настоящему он сможет только тогда, когда займет первое место. И вечными загадками человечества все равно останутся происхождение «первых» и безымянная участь «вторых».

Ваш сын и брат

Среди многочисленных произведений Василия Макаровича Шукшина, как писателя, так и режиссера, самым известным, пожалуй, является кинофильм «Калина красная». Но мне бы хотелось остановиться на кинофильме «Ваш сын и брат». Темы, затронутые здесь, преобладают во многих рассказах и фильмах Шукшина.

Итак, жили-были старик Ермолай Воеводин со своей старухой, и было у них три сына: Игнат, Степан и Максим. Жили они в алтайской деревне на берегу Катуни. Места красивые, жизнь привольная. В этой деревне жили и отец Ермолая, и дед, и прадед. И сыновьям, трем богатырям, места и работы хватило бы. Но «прервалась связь времен». Игнат уехал в большой город, стал спортсменом, борцом, а потом тренером, у него «шестнадцать медалей». За старшим братом потянулся и Максим, работает разнорабочим на стройке, живет в общежитии. И только Степан остался в родной деревне. Но и Степану не повезло. По какому-то «молодецкому делу» попал он в колонию. Отсидел почти весь срок, а по весне, когда сидеть ему осталось три месяца, сбежал из колонии, чтобы подышать родным воздухом.

«— Зачем ты это сделал-то? — спрашивает его участковый.

— Сбежал-то? А вот — пройтись разок... Соскучился.

— Так ведь три месяца осталось! — почти закричал участковый. — А теперь еще пару лет накинут.

— Ничего... Я теперь подкрепился. Теперь можно сидеть. А то меня сны замучили — каждую ночь деревня снится... Хорошо у нас весной, верно?

— Н-да... — раздумчиво сказал участковый».

Но и «несчастного» Степана, и «беспутного» Максима, которого Игнат «сманил» в город, любит старик Ермолай. А вот к удачливому и обеспеченному Игнату не лежит у него душа. Приехал сын в отпуск с молодой и красивой женой Тамарой, привез подарки всем родным, а «праздника нет» для старика. Даже то, что сын, как спортсмен, водку не уважает, раздражает Ермолая. А все потому, что оторвался Игнат от родных корней, стал «чужим», городским, и не может отец простить ему этой измены.

Для любимых героев Шукшина город и деревня — антиподы. Для них все хорошее, сокровенное, родное сосредоточено в деревне, все чужое и враждебное — в городе. В наше время очереди в магазинах канули в прошлое, а когда-то они были главной достопримечательностью всех торговых точек. Условно говоря, общество, по Шукшину, делится на две очереди: в городском и деревенском магазине. В городской очереди стоят в основном чужие друг другу, злые и раздраженные люди. В магазин они пришли усталые, после работы. Очередь движется медленно, народ на взводе. Ссоры вспыхивают по малейшему поводу. Над очередью царит такая же злая и раздраженная продавщица. Все негативное, злое, темное прорывается в такой очереди.

Совсем другое дело — деревенская очередь в магазине. Сюда люди приходят не только за продуктами и за товаром, но и для общения. Все друг друга знают, темы для разговоров неисчерпаемы. Если кому-то действительно некогда — ради бога, проходи без очереди. Продавщица тоже своя, все зовут ее по имени. Если у кого денег нет, она и в долг отпустит. Из такой очереди народ идет домой просветленным: новости узнали, пообщались друг с другом — хорошо!

Шукшинские герои сопротивляются городской жизни, потому что она обезличивает и унижает людей. Особенно они не любят представителей власти, любой, даже самой условной. Чиновники, продавцы, милиционеры — самые нелюбимые персонажи шукшинских произведений. Все они обладают властью над людьми. Не сама власть отпугивает шукшинских «анархистов», а то, как она проявляется.

Вот попадает такое «дитя природы» в городскую больницу. В деревне у него есть имя, характер, судьба, все его знают и считаются с его личностью. Здесь же его сразу обезличивают: он теряет имя, характер, становится в серую шеренгу людей под кличкой «больной». С ним обращаются суховато, отчужденно, порой и грубо, а он не привык к этому в своей родной деревне. К нему приезжает мать за сто верст из деревни, а ее не пускают: не приемные часы. А как же ей в приемные часы попасть, если автобус через час уходит? Но суровый медицинский персонал глух к ее мольбам. И «герой» бросает лечение и уходит из больницы со своей недолеченной «язвой». Пусть он лучше «загнется», но унижать себя и свою мать не позволит.

Такими малыми и большими конфликтами душевности с черствостью, открытости с официозом наполнено большинство рассказов и кинофильмов Шукшина. Для него каждый человек — это «ваш сын и брат», и он вправе рассчитывать на теплое и душевное отношение к себе. Но такие отношения возможны только в деревнях, на родной земле-матушке, а не на асфальте больших городов. Более того, город постоянно таит в себе реальную угрозу. Стоит деревенскому жителю даже на время оторваться от родной земли и соприкоснуться с городской жизнью, как он тут же попадает в беду. Его или обманывают, или втягивают в неприятную историю, или провоцируют на противозаконный поступок. И что самое печальное, многие подобные истории у Шукшина не выдуманы писателем, а имеют под собой реальную основу.

Изображая деревню как основу истинной народности, созвучной с душевностью и простотой, Шукшин не идеализировал жизнь, но идеальный образ ее он всегда носил в своей душе и пытался передать в своих произведениях. А время показывает, что без идеала, как художественного, так и духовного, невозможно настоящее творчество.

Вечный двигатель

Так называемый вечный двигатель занимает в истории науки и техники особое и очень заметное место, несмотря на то что он не существует и существовать не может. Этот парадоксальный факт объясняется прежде всего тем, что поиски изобретателей вечного двигателя, продолжающиеся более 800 лет, связаны с формированием представлений о фундаментальном понятии физики — энергии. Более того, борьба с заблуждениями изобретателей вечных двигателей и их ученых защитников в значительной степени способствовала развитию и становлению науки о превращениях энергии — термодинамики. Так, стремление раздобыть «то, чего не может быть», как это происходит в известной сказке Леонида Филатова, приводило энтузиастов от науки к определенным реальным результатам в области физических открытий. Точно так же поиски алхимиками философского камня, при помощи которого можно металлы превращать в золото, способствовали развитию химии.

Сколько изобретателей потратили годы и целую жизнь на поиски черной кошки в темной комнате, которой там не было, сколько человеческих судеб было поломано — не сосчитать. Вечный двигатель является не только олицетворением научной дерзости (тем более что наука поставила на нем крест), но и символом веры в безграничность человеческой мысли и человеческого духа. Это как вера в коммунизм, в дружбу народов, в мир во всем мире. Жизнь на каждом шагу показывает тщету этой веры, но дух человеческий не хочет смириться. Скептики давно для себя просчитали возможности этого мира и приспособились к его недостаткам, но мечтатели упорно продолжают поиски философского камня, эликсира вечной молодости, снежного человека, контактов с внеземной цивилизацией, вечного двигателя, праведной земли и рецептов всечеловеческого счастья.

Их позицию прекрасно выразил в стихах Константин Бальмонт:

Я не знаю мудрости, годной
                                                  для других,

Только мимолетности я влагаю
                                                            в стих.

В каждой мимолетности вижу
                                                          я миры,

Полные изменчивой радужной игры.

Не кляните, мудрые. Что вам
                                                       до меня?

Я ведь только облачко, полное огня.

Я ведь только облачко. Видите,
                                                           плыву.

И зову мечтателей... Вас я не зову!

Мечтателей от науки не останавливало даже то, что в принципе вечный двигатель — вещь совершенно бесполезная. «Предположим, что Земля вращается вокруг Солнца», — говорил знаменитый сыщик Шерлок Холмс, чем поверг в смятение своего друга доктора Ватсона. Предположим и мы, что вечный двигатель существует. К слову говоря, разве та же Земля, что вращается вокруг Солнца, не вечный двигатель? Но в лучшем случае (если такой случай возможен) этот двигатель энергетически сможет обеспечивать только себя и ни на что другое просто не годен. Ну, крутится там что-то вокруг чего-то — какой от этого толк? Это важное обстоятельство сегодня остановило бы многих энтузиастов, поскольку выгоды от изобретения нет никакой, но еще в благодатные 60–80-е годы были чудики, которые серьезно занимались изобретением вечного двигателя.

В рассказе Василия Шукшина «Упорный» деревенский изобретатель Моня Квасов, прочитав в какой-то книжке, что вечный двигатель невозможен, именно по этой причине и взялся его смастерить. Главной деталью стало велосипедное колесо, ну и какие-то там приводы. На чертежах у него все получилось, и он озвучил свою идею сельскому инженеру и его жене, учительнице математики. Инженер от изобретателя просто отмахнулся, а учительница, просмотрев чертежи, на глазок не нашла в них изъяна, но тем не менее сказала, что колесо вращаться не будет, потому что «оно не должно вращаться».

О эта бескрылость, зашоренность знающих людей, упертых в свои короткие истины, — как она возмутила нашего мечтателя! Тем не менее колесо действительно вращаться не стало, несмотря на все усилия изобретателя. Но упорный Моня утром пошел к инженеру и заявил, что у него колесо уже всю ночь крутится, а если инженер не верит, то пусть сходит и сам посмотрит. И тут произошло невероятное: инженер, который, как и его жена, ни на секунду не сомневался, что колесо вращаться не может, все-таки с неохотой, но и с любопытством пошел к Моне в сарай, чтобы лично убедиться, что колесо не вращается. Ага, значит, даже у неискоренимых ученых скептиков в глубине души живет вера в невозможное!

И все-таки вечный двигатель существует, только он подчиняется не физическим законам, а законам психологии и человеческой жизнедеятельности. И открыл его для меня великий русский поэт Михаил Лермонтов в одном из своих знаменитых стихотворений:

И скучно и грустно, и некому руку
                                                            подать

В минуту душевной невзгоды...

Желанья!.. что пользы напрасно
                                       и вечно желать?..

А годы проходят — все лучшие годы!

«Напрасно и вечно» — разве в этих словах не скрыта техническая характеристика вечного двигателя, включая и его многовековые поиски? Желанья человека — именно они движут всеми нашими действиями, определяя жизнедеятельность человеческого общества, именно они являются внутренней энергией всех жизненных процессов. Крутится вечный двигатель неистребимых человеческих желаний, и крутятся люди по жизни, чтобы их удовлетворить, несмотря на то что у большинства (если не у всех) людей эти желания не совпадают с их возможностями. Как законы физического мира тормозят вращение колеса, так и возможности человека мешают исполнению его безграничных желаний. И тогда человек (человечество) начинает стремиться к невозможному, как белка, раскручивая колесо своего существования, пока его вечный двигатель не пойдет в разнос, что уже и происходит на наших глазах. «Напрасно и вечно...»

Взгляд со стороны

«Беда как родина: у каждого своя», — писал французский литератор Франсуа-Рене Шатобриан (1768–1848). Трудно выйти за пределы собственного восприятия и проникнуться чужими бедами как своими. Можно сострадать, сопереживать, но в любом случае взгляд на чужие несчастья будет взглядом со стороны. Безусловно, были и есть на свете удивительные люди, которых «чужая боль пронзает как своя», но таких людей всегда было немного, а исключения, как известно, подтверждают правила.

Испанский мыслитель Ортега-и-Гассет (1883–1955) в своей книге «Дегуманизация искусства» приводит такой пример.

Умирает знаменитый человек. У его постели жена. Врач считает пульс умирающего. В глубине комнаты два человека — газетчик, которого к этому смертному ложу привел долг службы, и художник, который оказался здесь случайно. Супруга, врач, газетчик и художник присутствуют при одном и том же событии. Однако это одно и то же событие — агония умирающего человека — для каждого из этих людей видится со своей точки зрения. И эти точки зрения столь различны, что едва ли у них есть что-нибудь общее. Разница между тем, как воспринимает происходящее убитая горем женщина и художник, бесстрастно наблюдающий эту сцену, такова, что они, можно сказать, присутствуют при двух совершенно различных событиях.

Допустим, все четверо присутствующих обладают литературным даром. Как бы они описали происходящее? Врач отнесся бы к делу как профессионал: его описание стало бы своеобразным отчетом о последних часах жизни знаменитого человека. Пульс, давление, работа сердца, дыхание, проведенные процедуры, ну и еще ряд профессиональных наблюдений. Газетчик написал бы некролог, перечислив заслуги умершего перед отечеством, рассказав о его жизненном пути, о его последних словах и пожеланиях, если они были, а если и не были — разве трудно что-то придумать от себя? Художник обратил бы внимание на характерные детали: как изменяются черты лица умирающего человека, куда устремлен и что выражает его взгляд и т.д.

Что могла бы написать жена? Настоящее горе безмолвно: его не передать словами. Даже по прошествии времени трудно что-то вспомнить для связного рассказа: в памяти останутся обрывки воспоминаний, жест, взгляд, ощущение невыносимой тоски. Чем сильнее горе, тем меньше внешних воспоминаний остается у человека. Очень часто участники трагических событий ничего не могут рассказать о самом событии. Свидетели происшествия по-разному рассказывают о случившемся. Фронтовики, бывшие участниками великих исторических сражений, не могут внести свою лепту в описание исторического события именно по той причине, что находились в самом пекле битвы.

Ортега ничего не говорит о пятом участнике события — о самом умирающем. Ведь и у него, если он еще в сознании, есть свое отношение к происходящему — и насколько же оно различно с отношением не только посторонних людей, но и даже самого близкого человека. Но главное, в чем будут отличаться описания, заключается не в деталях, а в самом восприятии происходящего. Детали могут и совпадать, и дополнять друг друга, но общие картины, нарисованные каждым из участников, будут разительно отличаться.

Не здесь ли корень всех проблем человечества? Мы живем в одном и том же мире, видим одни и те же предметы, являемся участниками или наблюдателями одних и тех же событий. Там, где речь идет о пяти чувствах, различия в восприятии могут быть и не существенными: небо синее, трава зеленая, вкусно, невкусно, тихая музыка и гром небесный — все это каждый из нас воспринимает в принципе одинаково. Но когда в дело вступают эмоции, шестые и седьмые чувства — картина резко меняется. И непонимание между людьми происходит именно на этом уровне. Убить эмоции или подчинить их, направить в одно и то же русло — заветная мечта всех тиранов и «благодетелей» человечества.

Стендаль называл роман «зеркалом на большой дороге». Это зеркало бесстрастно отражает все, что происходит: отражает грязь и пыль, траву в поле, линию горизонта вдали. Отражает и людей, проходящих по этой дороге: их слова и поступки, страсти и переживания. Так ли объективно это зеркало? Может ли оно уловить, что стоит за определенными словами и действиями, и тем более может ли оно запечатлеть всю гамму страстей человеческих, все подводные течения человеческой мысли, все движения человеческого сердца? Даже самих себя мы в зеркале видим со стороны, но отношение к увиденному у каждого человека будет все равно своим, личным. Получается, что нет ничего вернее и ничего ошибочнее взгляда со стороны.

По каким же законам происходит развитие мира? Существуют ли вообще эти законы? Возможны ли они? Птица летит в небо, камень падает вниз. Ну что ж, на этом уровне мы еще способны что-то воспринимать сообща. Но кто может сказать, что такое счастье и что такое горе, наблюдая за свадебным кортежем или за похоронной процессией? Ведь и там, и здесь у каждого из нас свое место: место жениха, или свидетеля, или просто приглашенного со стороны родственника; место убитого горем сына или место случайного зеваки, остановившегося на обочине.

А что же можно сказать о мире, где факты и события искажаются специально, сознательно, по идеологическим или каким-то другим соображениям, где ложь становится общим правилом человеческого существования, где все живут по законам военного времени и обмануть другого человека — значит обмануть врага, где черное называется белым, а белое черным и где нет ни совести, ни справедливости, ни правды как таковой, ни чести, ни достоинства, а есть только подлая борьба во имя сиюминутной выгоды.

Витязь на распутье

С первых своих шагов по земле человек делает и первые шаги по жизненной дороге. Но его жизненный Путь обозначается еще раньше и зависит от множества факторов. Многое определяется судьбой данного человека, в которой не последнюю роль играет его величество случай. К случаю у мудрецов нашего мира было самое различное отношение. Кто-то считал, что «случай — это слово, придуманное невежеством». Но люди действия понимали роль случая в их судьбе и отдавали ему должное. «Случай — вот единственный законный повелитель Вселенной», — считал Наполеон Бонапарт. Ему ли не знать, что такое шальная пуля, обрывающая все честолюбивые и просто жизненные планы?

«Случаю нет места в мире, которым управляет Провидение», — говорил французский моралист Буаст. Все управляется Божьей волей, и от человека ничего не зависит. Но нельзя же Божью волю вмешивать в желание человека встать сегодня не с левой, а с правой ноги. На самом деле человек постоянно стоит перед выбором: даже путь к дому можно пройти не по этой, а по другой улице. А улица, как известно, полна неожиданностей. И если эта неожиданность случится, мы начинаем говорить о судьбе. Как поется в известной песне:

Представить страшно мне теперь,

Что я не ту открыл бы дверь,

Не той бы улицей прошел,

Тебя не встретил, не нашел.

Если посмотреть наш жизненный Путь, проложенный свыше, а потом сравнить с нашей жизненной дорогой, то картина предстанет неутешительная. Каким прямым и четким покажется Путь и какой изломанной, запутанной предстанет дорога. А возможно, дорога и вовсе уйдет в сторону от жизненного Пути, и человек так и не выполнит свое предназначение. И что с того, что он выполнит другое предназначение? Ведь большинство людей понятия не имеют, что же им предназначено в жизни. И в этом порой заключается их счастье. Зато меньшинство, которое о своем предназначении якобы знает или догадывается, будет мучиться сознанием того, что жизнь не удалась, что главное в ней не сделано: что-то не получилось, где-то не повезло.

С научной точки зрения фактор случайности и везения тоже можно выявить. Представьте себе муравья, который ползет по огромному, развесистому дереву. Его цель — вершина. Но путь к ней далек и неясен. Муравей мужественно ползет и периодически попадает на точки разветвления. И надо принимать решение, в какую сторону ползти. Либо ползешь дальше по стволу, либо свернешь на побочную ветку и упрешься в пропасть. Если учесть, что для маленького муравья нет возможности определить разницу между ветками и стволом, то выбор он свой делает чисто интуитивно.

Вот и у каждого человека встречаются на жизненном Пути такие точки. Они не случайны, их можно назвать отметками судьбы. И от нас зависит, в какую сторону мы пойдем. Как правило, выбирая направление, мы ориентируемся только на сегодняшний момент, не зная, как повлияет наш выбор через годы, иногда через десятки лет. Проходит влюбленность, одни увлечения сменяются другими, а выбор уже сделан, и как трудно порой поменять маршрут.

Подавляющее большинство людей, согласно теории вероятности, совершают примерно равное количество ошибок и принимают правильное решение. Поэтому у нас полоса неудач чередуется со счастливой полосой. Но есть люди, обладающие глубокой интуицией или просто рожденные под счастливой звездой. Они чувствуют, куда им нужно направить свой путь. А есть другие люди: на каждой развилке они обязательно выбирают неправильное направление. Это и определяет счастливцев и неудачников. И когда человеку во всем не везет, значит, он идет поперек течения. Не нужно пенять на судьбу, а следует постараться изменить что-то в своей жизни, выбрать другое направление движения.

Все помнят былинного витязя на распутье. Налево пойдешь — смерть найдешь, направо пойдешь... Кто-то постарался для этого витязя и оставил ему указания, что его ждет на той или иной дороге. На наших перепутьях чаще всего нет указательных камней, а если и есть какие-то указания, то в виде советов близких нам людей. Но каждый ведь смотрит со своей колокольни. Советчиков много, а выбирать тебе. И жить тебе. Хорошо, если совет окажется верным и кстати, а если нет? На кого потом валить вину за неудачную жизнь: на советчика или на себя?

Как легко и весело шагают по жизни счастливые люди. Но много ли таких людей? Удача отмечает немногих, запасы везения тоже не безграничны. А возможно ли построить счастье своими руками? Предузнать, найти верное решение, как говорится, всего добиться своим умом и талантом, своим трудом? Не сбиться с пути, выбрать правильное направление на перепутьях всех дорог? Не уповать на высшие силы, а если и уповать, то заранее быть уверенным, что они на твоей стороне?

Многие из тех, у кого получилось, считают, что судьбу свою они сделали сами. Некоторые говорят, что им повезло. А кто-то молчит, поскольку не уверен ни в том ни в другом. Среди тех, у кого что-то в жизни не сложилось, все происходит в другой последовательности. Большинство обвиняют судьбу, некоторые винят себя, а мы с вами давайте лучше помолчим.

Дар Кассандры

Люди всегда хотели знать свое будущее, и во все времена у всех народов прорицатели занимали особое положение. Кто такой прорицатель? Это человек, приближенный к высшим силам, к богам, ведь, по верованиям древних, все земные дела планировались на Небесах. Прорицатели пользовались разными способами для предсказаний. Растолковывали сны, поскольку сны были отголосками небесных речей, воплощенных в различные видения. Гадали по полету птиц, ведь птицы являются небесными созданиями, они ближе всех находятся к небожителям. Гадали по внутренностям жертвенных животных: эти животные предназначались в жертву богам, а значит, тоже были связаны с высшими силами.

В Древней Греции большой популярностью пользовались различные оракулы. Оракул — это жрец-прорицатель, живущий обычно при храме и жертвеннике. Самый популярный у греков оракул находился в местечке Дельфы — Дельфийский оракул, при храме, посвященном богу Аполлону. Без советов с оракулом греки не начинали ни одного мало-мальски важного предприятия. Война, путешествие, брак, купля-продажа, постройка дома — все требовало предварительной консультации. Цари и шагу ступить не могли, не заручившись благоприятным прогнозом, а если и шли наперекор, то ничего путного из этого не выходило. Рок, которому подчинялись даже боги, действовал неотвратимо.

Отменить или отсрочить предназначенное судьбой не властен был и сам Аполлон. В этом смысле люди, обладающие даром предвидения, становились равными богам. Не все из них, по мнению богов, были достойны своего великого дара. Боги не могли отнять у них пророческий дар, но они могли сделать так, что их пророчествам никто не верил.

Это и случилось с Кассандрой, дочерью троянского царя Приама. Что бы она ни предрекала, ей не верили. Сколько ни твердила о неизбежной гибели Трои, подымали на смех. И брата Париса, в котором она видела виновника грядущих бед, обезвредить, несмотря на все усилия, ей не удалось. А всего и надо было не пускать его в Спарту, где он встретит прекрасную Елену, из-за которой потом и начнется Троянская война. Многие большие и страшные события происходят из-за пустяков, устранить которые можно легко и вовремя. Но никто этого не делает, а потом начинаются сетования: ах, если бы...

Можно представить себе отчаяние Кассандры. Близкие, родные люди прямиком идут к пропасти, а на ее призывы остановиться только отмахиваются, как от назойливой мухи, и продолжают идти навстречу гибели. Плохо, что Кассандре никто не верил, а что изменилось бы, если бы вдруг и поверили? Ведь остановить или отменить неизбежное все равно нельзя. Более того, часто именно попытки обмануть судьбу становятся причиной будущих бед.

Царю греческого города Фивы Лаю было предсказано, что его сын Эдип, когда вырастет, убьет своего отца и женится на своей матери. Лай тут же решает избавиться от сына, и это решение становится первым звеном в трагической цепи событий. Эдип чудом спасается и воспитывается в чужой семье, у бездетного коринфского царя Полиба и его жены Перибеи, которые обрадовались возможности воспитать мальчика как родного сына и назвали его Эдипом. Когда он вырос, его тоже «осчастливили» предсказанием, что ему суждено стать отцеубийцей и кровосмесителем. Считая своих приемных родителей настоящими, он тут же уходит из дома, подальше от беды. И этот поступок становится вторым решающим звеном в его судьбе. Дальше уже ничего изменить нельзя, и все произошло именно так, как было предсказано.

В окрестностях города Фивы появился чудовищный Сфинкс, погубивший многих фиванцев. Чтобы узнать у оракула, как избавиться от чудовища, Лай отправился в Дельфы. На узкой дороге царь, ехавший на колеснице, повстречался с Эдипом, шедшим пешком из Дельф. Произошла ссора и потасовка, в результате которой Лай погиб. А затем, как известно, Эдип победил Сфинкса, разгадав его загадку. Благодарные фиванцы предложили ему трон и руку царицы Иокасты, матери Эдипа. Пророчество исполнилось.

Невольно напрашиваются вопросы: что было бы, если бы Лай проигнорировал предсказание, и что было бы, если бы Эдип в свой черед не покинул дом приемных родителей? Сбылось бы страшное предсказание? Скорее всего, нет. Жил бы Эдип в родном доме, на глазах у папы с мамой, женился бы на хорошей девушке, похоронил бы своих родителей в назначенный час и стал бы царем Фив по закону. Ведь он убил отца и женился на матери, не зная, что они являются его родителями. У него был еще один шанс обмануть судьбу: остаться в доме приемных родителей и спокойно доживать свой век. Но сценарий был закручен именно так, чтобы предсказание непременно сбылось, и не последнюю роль в этом сыграли сами участники трагических событий.

Нужно ли человеку знать будущее? Что это ему дает? Если знания помогают нам обойти ненужные преграды, быстрее прийти к заветной цели, то, наверное, такие знания нам нужны. Но жизнь на каждом шагу показывает, что людские глупость и беспечность безграничны, что никакой побочный опыт и чужие ошибки ничему не учат людей, что большинство из нас на своем пути десять раз готовы упасть в одну и ту же яму и наступить на одни и те же грабли. А если нам показать, где находятся эти грабли, мы как будто специально пойдем туда, чтобы снова на них наступить. С другой стороны, как часто мы проявляем нерешительность там, где нужно быть решительнее, именно потому, что заранее уверены в неуспехе.

Как тут не вспомнить слова лермонтовского «героя нашего времени»: «Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера — напротив, что до меня касается, то я всегда иду смелее вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится — а смерти не минуешь!»

До последней капли

Многие знают Пушкина как поэта, но редко кто знает его как мыслителя. Вот, например, отрывок из письма Баратынского: «...на другой день (вчера) я был у Жуковского, провел у него часа три, разбирая ненапечатанные новые стихотворения Пушкина. Есть красоты удивительной, вовсе новых и духом, и формой. Все последние пьесы его отличаются — чем бы ты думала? — силою и глубиною. Он только что созревал. “Что мы сделали, Россияне, и кого погребли!” — слова Феофана на погребении Петра Великого. У меня несколько раз навертывались слезы художнического энтузиазма и горького сожаления».

С одной стороны, Баратынский как бы отдает должное Пушкину, признавая в нем не только великого поэта, но и глубокого мыслителя, равного своим значением для России огромной фигуре Петра Великого; с другой — один только его возглас: «Чем бы ты думала?» — говорит о том, что все созданное Пушкиным и доступное читателям при жизни поэта, по мнению Баратынского, вовсе не отличалось «силою и глубиною». Иначе откуда бы взяться этому удивленному возгласу? «А судьи кто?» — нет, это выражение не подходит к Баратынскому, большому русскому поэту и философу. И если уж Евгений Абрамович проморгал Пушкина, то что же можно говорить об остальных современниках великого поэта.

Впрочем, Пушкин не нуждается в нашей защите, тем более от Баратынского. Но сказать несколько слов о природе творчества, о том, что составляет его «силу и глубину», вполне возможно. Начнем с вопроса: почему Пушкин не обнародовал свои последние произведения, в том числе и знаменитый «Памятник»? Не успел? Возможно. Дело в том, что стихи, удивившие Баратынского, были написаны Пушкиным летом 1836 года, то есть за полгода до смерти поэта, а некоторые и гораздо раньше. Срок немалый если не для публикации, то хотя бы для того, чтобы поделиться своими новыми произведениями с друзьями. Но Пушкин молчал, видимо, не надеясь на понимание. Ему и так в конце жизни доставалось от предвзятой критики с торопливыми выводами, что Пушкин уже не тот, что он исписался, кончился, умер как художник или «обмер на время» (слова Белинского). Зачем же бисер метать...

Вечная драма гения: за его ясностью видят простоту, за простотой — всеобщую доступность. Вот и Баратынский похвалил после смерти, но так похвалил, как будто по плечу похлопал: ах, и ты, оказывается, не лыком шит. Прозрачный источник просматривается до дна и близорукому взгляду представляется мелким, мутный источник может быть мелким, но дна не видать, и муть представляется глубиной недосягаемой. Сам Пушкин это прекрасно понимал: «Тонкость не доказывает еще ума. Глупцы и даже сумасшедшие бывают удивительно тонки. Прибавить можно, что тонкость редко соединяется с гением, обыкновенно простодушным, и с великим характером, всегда откровенным».

Пушкин не был философом в научном понимании этого слова, но он был философом жизни, а специалистов по жизненным вопросам хоть пруд пруди: «У каждого свой суд и толк». Как отличить глубокое суждение от пошлого? «Это уж не ново, это было сказано» — вот одно из самых обыкновенных обвинений критики. Но все уже было сказано, все понятия выражены и повторены в течение столетий; что ж из этого следует? Разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов. Все слова находятся в лексиконе; мысли же могут быть разнообразны до бесконечности.

Содержание пушкинских мыслей неотделимо от формы их высказывания, как в стихах, так и в прозе. Глубина их выражена с такой ясностью и прозрачностью, что кажется близкой и доступной. Впрочем, почему кажется? Поэт и стремится к тому, чтобы быть ясным и понятным. «Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная». Это для Пушкина, который и сам был велик. Но мы не стремимся следовать за мыслями других людей, нам бы себя скорей показать. После каждой фразы мы торопимся закричать: «А я это уже знаю! Это все давно известно! Это старо как мир!» Ох уж эти знатоки! Как говорил Остап Бендер, «убивать надо таких знатоков».

Вот выпал первый снег и тяжелыми хлопьями лег на ветки деревьев. Красота неописуемая! Но ведь снег выпадает каждый год. Почему же сердце не устает радоваться этой красоте? А в жаркий летний день каким сладостным кажется нам глоток родниковой воды. Разве это первый глоток в нашей жизни? Так порадуемся же свежей и прозрачной мысли: «Говорят, что несчастие хорошая школа. Может быть. Но счастие есть лучший университет. Оно довершает воспитание души, способной к доброму и прекрасному». Как просто сказано и как верно подмечено! Очень часто родители стараются воспитать детей так, чтобы они во всеоружии входили во взрослый жестокий мир. А много ли у нас воспитано душ, способных к доброму и прекрасному?

Наследие Пушкина — это живой источник, в котором ясность и прозрачность не скрывают глубины потока и силы его течения. Источник этот неисчерпаем, но можно зачерпнуть в ладони немного влаги и выпить до последней капли, чтобы завтра вновь и вновь возвращаться к этому источнику жизни и красоты.

До капли наслажденье пей...

Мгновенью жизни будь послушен...

«Если звезды зажигают...»

Владимир Маяковский писал в одном из своих стихотворений:

Послушайте!

Ведь, если звезды зажигают —

значит — это кому-нибудь нужно?

Значит — кто-то хочет, чтобы они
                                                             были?

А в самом деле, кому это нужно? Кому так необходимо, «чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда»? Практически звезды недосягаемы. Если они имеют какое-то значение в жизни людей, то это значение чисто символическое. Каждый сегодня знает, под каким знаком Зодиака он рожден, но далеко не каждый может отыскать соответствующее созвездие в звездном небе. А если и отыщет, что с того? Эти знания настолько бесполезны в жизни человека, что даже как-то неудобно тратить время на такие пустяки. Вот и горят в бесконечной Вселенной такие далекие и прекрасные, но совершенно никому не нужные звезды.

Впрочем, нет, кое-кому звезды все-таки нужны. Они нужны влюбленным, мечтателям и поэтам. Только при помощи чего-то совершенно ненужного, идеального, оторванного от мира можно высказать несказанное.

Среди миров, в мерцании светил

Одной Звезды я повторяю имя...

Не потому, чтоб я Ее любил,

А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,

Я у Нее одной ищу ответа,

Не потому, что от Нее светло,

А потому, что с ней не надо света.

И.Анненский

Вполне возможно, что, когда поэт писал эти стихи, он даже не смотрел в звездное небо. Зачем? Ведь не о звездах идет речь в этих стихах, а о мечте, или о любимой женщине. И все-таки без звезд не обошлось. Их можно не видеть, но важно знать, что они есть. Над ярко освещенными городами не видать звезд. Тысячи, если не миллионы, людей в прямом смысле слова забыли, когда они в последний раз смотрели в звездное небо. Ведь для этого нужно оторваться от телевизора, или от компьютера, или от каких-нибудь важных финансовых бумаг. Но каждый где-то там, глубоко в подсознании, помнит, что где-то там, глубоко в небе, есть звезды. И если бы звезды вдруг вообще исчезли с черного неба, многим из нас стало бы не по себе.

А сколько в мире таких же бесполезных и ненужных в практической жизни символов. Какое нам дело до всех придуманных мифических и литературных героев? Как говорил принц Гамлет, «что он Гекубе, что ему Гекуба?». Гекуба — супруга троянского царя Приама, на глазах которой погибли ее сыновья, а дочери стали наложницами завоевателей Трои. Ее плач столетиями звучал на сценических подмостках средневековой Европы. И многие зрители в ответ заливались горючими слезами. В чем источник этих слез? Плач Гекубы, если все это было в действительности, отзвучал тысячи лет назад. Он приходит к нам как свет далеких звезд, возможно, тоже уже давно погасших. Но горе матери понятно всем векам и всем народам. Неважно, что Гекуба — только символ этого горя. Искусство делает ее реальной, и на глазах вскипают самые настоящие слезы.

«Если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно...» Это взгляд человека на звездное небо. А если посмотреть глазами звезд на нашу густонаселенную планету?

Под необъятным сводом неба

Один свирепствует закон:

Недостает тепла и хлеба,

Не умолкают плач и стон,

И алчно гибнущее племя

Ждет погрузиться в вечный сон, —

А вслед за ним выводит время

Других созданий миллион...

А.И. Подолинский

Если мы с большим усилием еще можем понять, для чего зажигаются звезды, то как объяснить прекрасным звездам, для чего и для кого они горят? «В кротовых норах о звездах не может быть речи». Для чего создан этот огромный мир? Нам открыта только небольшая его часть, да и та для нас совершенно бесполезна. А сам человек? Чем он ценен? Конечно же пользой, которую он приносит обществу, своим экономическим потенциалом.

Спорить с этим глупо, кушать всем хочется. С детства человек готовится к тому, чтобы влиться в общий экономический процесс. Учится, постигает основы будущей профессии. А в новом нашем обществе его еще и подстегивают страхом: смотри, не вольешься в общий экономический процесс, наплачешься. Кому ты вообще нужен без работы, без средств? Без этого ты никто и ничто, вон наподобие той звезды на небе. Вот и крутит человек восемь часов в день какую-то ручку, дергает за рычаг, считает какие-то цифры. И не нужны ему никакие звезды.

Но разве жизнь человеческая измеряется только тоннами и километрами? Ведь у каждого человека есть мысли и чувства, есть душа. Только все это как тот звездный свет, о котором все знают, но никому до него нет дела. А как неуютно становится жить под черным небом бездушья.

Живи, но помни

«Помни о смерти!» — этот девиз древних не только таил в себе мистический ужас пред неизбежным и неведомым, но и имел вполне реальный жизненный смысл. Помни о смерти — это, значит, помни о скоротечности жизни и старайся наполнить значением каждый прожитый день. Помни о смерти — значит, живи достойно, чтобы оставить о себе добрую память в мире. Помни о смерти — значит, испытывай сострадание к другим людям, потому что никому нельзя избежать общей участи. Помни о смерти — значит, постоянно держи в порядке свои земные дела, чтобы после твоего внезапного ухода близким людям не пришлось что-то срочно доделывать и переделывать после тебя, платить твои долги, разбираться с твоими нерешенными проблемами.

Помни о смерти — значит, старайся достойно встретить свой последний час, чтобы не застал он тебя среди разврата и пьянства, в непотребном виде, когда душа не готова к встрече с вечностью. Никто не знает час своего ухода, и нельзя все предвидеть, и все-таки помни о смерти, чтобы хотя бы частично исполнить свое предназначение и дать оставшимся верный урок долга и чести, мужества, порядочности и доброты.

Спрашивается, а разве нельзя проделывать то же самое, не держа в памяти мысли о неизбежном уходе? Увы, беспечность и нежелание помнить о последнем часе обрушивают на близких людей после внезапного ухода человека не только горе утраты, но и непредвиденные бедствия и страдания. Нет порядка в бумагах, значит, начнется бесконечная тяжба из-за наследства. А сколько неурядицы остается порой в денежных вопросах, сколько неуплаченных долгов, ограбленных людей, оскорбленных чувств.

Конечно, не все сводится к материальным проблемам и не у всех ушедших есть наследство, которое можно кому-то передать. Но что может оставить в моральном плане человек, который предательски обошелся с близкими людьми? Дал ли он кому-то напутствие, позаботился ли о мире и покое в родном доме? Как перебежчик покинул он этот мир, оставив после себя пустоту и горечь.

Странное дело: многие люди, которые так пеклись при жизни о своем нравственном облике, после смерти как будто нарочно постарались застолбить по себе самую черную память. Возможно, они этого и не хотели, но тем не менее все сделали — или не сделали — для того, чтобы последний путь их устилали не только цветы, но и комья грязи, чтобы оплакивали их уход не только светлыми слезами любви, но и жгучими слезами ненависти и отчаяния.

Бездумное отношение к смерти обесценивает и человеческую жизнь.

Человек живет так, как будто он вечен: ест, пьет, веселится и старается не думать о завтрашнем дне. «После нас хоть потоп», — говорил один из самых расточительных французских королей. По-своему он прав: нет никого глупее скупца, живущего в нищете и оставляющего после себя сундуки с сокровищами. Жизнь — это тоже сокровище, и ее нужно тратить, а не оставлять про запас, который никогда не пригодится. Но расточитель, как и скупец, не знает цены сокровищам.

Расточать бездумно жизнь и не пользоваться ею — в какой-то мере одно и то же. Наворованные миллиарды, которые не знаешь куда девать, и пропитые последние рубли на весах жизни тянут одинаково. Дни, наполненные жадным стяжательством, так же как и дни, проведенные в наркотическом угаре, ничего не стоят перед лицом вечности и в одинаковой мере преступны перед судом человеческой памяти. Слава богатейшего в мире царя Крёза ничем не лучше славы Герострата, спалившего храм Артемиды.

Как-то исполненный напыщенности Крёз спросил афинского мудреца Солона, знает ли он человека счастливее его, лидийского царя. Солон ответил, что счастливым можно назвать лишь того, кто прожил жизнь до конца без горя и невзгод, а называть счастливым человека, еще живущего, — это все равно что провозглашать победителем и венчать венком атлета, еще не закончившего поединка. К ответу Солона можно добавить, что и после смерти не каждого человека можно назвать счастливым, если не оставил он о себе светлой памяти в сердцах потомков.

Легкой жизни я просил у Бога:

Посмотри, как мрачно все кругом.

Бог ответил: подожди немного,

Ты меня попросишь о другом.

Вот уже кончается дорога,

С каждым годом тоньше жизни нить...

Легкой жизни я просил у Бога,

Легкой смерти надо бы просить.

Эти стихи И.И. Тхоржевского (1878–1951) невольно западают в душу. Но в народе отношение к легкой смерти неоднозначно. Человек должен испить до конца свою чашу и осознать свой уход. Дай Бог умереть, да дай Бог покаяться! Если и бывает смерть легкой, то тем только, что не томят грехи твою душу, и есть кому закрыть твои глаза и заплакать над тобой, и, уходя, ты уносишь с собой огромный и светлый мир, где тебя любили и продолжают любить и где ты был иногда счастлив.

Идущие по волнам

У русского писателя Александра Грина есть роман «Бегущая по волнам», роман о любви, о мечте, которая способна преодолевать все препятствия и даже возносить человека над волнами. В Евангелии от Матфея тоже есть эпизод, связанный с хождением по волнам Геннисаретского озера. «И вышед из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу. Но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: Господи! Спаси меня!»

Какой смысл заключен в этом ночном чуде? И что же произошло? Увидев идущего по воде Иисуса и услышав Его голос, Петр перешагнул через борт лодки и пошел к Нему навстречу, забыв о бездне под ногами. Почему? Потому что, как известно, он любит Иисуса больше других. Он верит Ему больше других, верит настолько, что и сам становится способен на чудо. Но не только любовь и вера двигали его чувствами. Есть в его поступке и некое искушение, некое любопытство. Какое торжество для него, рыбака, заключено в том, чтобы пройти по волнам, презрев коварную пучину! Петра охватывает возбуждение от необычности происходящего, на мгновение он становится подобным Тому, Кто парит вместе с ним над волнами. Должно быть, Царствие Небесное подобно такому хождению по морю, как по суше, подобно полету легкокрылой чайки. И ведь он сделал несколько шагов по волнам и прошел бы и дальше, но волны вдруг расступаются под ним, снова обращаясь в дикое чудовище, которое поглощает все, что имеет вес: «Господи! Спаси меня...»

Почему же Петр начинает тонуть и чудо прекращается? Потому что поколебалась вера его. Испугался ветра, вспомнил о бездне под ногами. Но кто может угадать грань между верой и сомнением? Даже сам Петр не уловил, возможно, ту невнятную и неприметную мысль «Дойду ли?», которая проскользнула в его сознании. Но этого было достаточно, воды разверзлись. Тогда Христос взял его за руку и поднял на поверхность. «Маловерный! Зачем ты усомнился?» В этих словах вскрыта причина неудачи Петра и неудачи многих людей, идущих по жизни к заветной цели, но сомневающихся в конечном успехе.

Когда человеку хотят сделать что-то вроде комплимента, о нем говорят: «Он твердо шагает по земле». Так в наших глазах выглядит целеустремленный, уверенный в себе человек. Но земные цели и заветные мечты человека часто не совпадают. Можно захотеть и стать хорошим работником, но трудно захотеть и стать хорошим человеком. Трудно захотеть и встретить настоящую любовь, найти свое счастье. Трудно захотеть и стать настоящим творцом, художником, музыкантом, поэтом, ученым, первооткрывателем глубоко запрятанных тайн Вселенной.

К возвышенной и великой цели не дойти, твердо ступая по земле. Тут нужен полет, озарение, удача. Нужно идти по волнам океана жизни, пренебрегая бездной под твоими ногами. Тут мало одной целеустремленности, нужна вера в свое предназначение, великая и безоглядная любовь к тому, к чему ты стремишься. И никакой гарантии в том, что дойдешь.

Петру повезло: рядом с ним находился Спаситель, протянувший ему руку помощи. А если нет рядом спасительной руки? Идет человек по волнам на путеводный свет зовущей звезды, а ветер все сильнее, а волны все выше, а цель далека. Ну как тут не усомниться, не пасть духом, хотя бы на мгновение? Но этого мгновения достаточно: разверзаются воды, открывается бездна. Если не утонешь, не сгинешь, все равно дела твои плохи: назад дороги нет, впереди туман, а снова укрепиться на уходящей из-под ног волне гораздо труднее, чем шагнуть на нее, повинуясь порыву, и уже не упускать.

Но разве такое возможно? Разве может человек годами стремиться к чему-то, не ведая никаких сомнений, не зная срывов? Одно дело — мгновенный порыв, взлет, так сказать, пробежка над бездной, другое дело — длительный путь по волнам аки посуху, с душой, звенящей, как тугая струна. Конечно, будут и сомнения, и срывы. Но вера и любовь должны оставаться в глубине души неизменными. Это главное условие для всех, кто ступил на зыбкую поверхность волны.

Любо-дорого посмотреть на некоторых материалистов и реалистов. Как уверенно они чувствуют себя в своем мире, как прямо и ясно смотрят на все жизненные обстоятельства. На каждый вопрос жизни у них всегда есть готовый ответ. Но вот беда, они не верят в чудеса, а потому и не способны на них. Хорошо это или плохо? Вопрос так не ставится. Каждый живет как может. А чудеса раскрываются только тем, кто способен на любовь и веру. И только среди таких людей следует искать чудотворцев. Ведь что такое чудо? Это что-то выходящее за рамки общепринятых законов физического мира.

Творение гения и таланта — это чудо. Никакими физическими законами не объяснишь феномен Моцарта, Пушкина и Рафаэля. Никаким рациональным установкам не поддается любовь Тристана и Изольды. Никакими материальными выгодами не сподобишь человека совершить подвижнические подвиги христианских святых. Есть люди, которые твердо шагают по земле, а есть идущие по волнам океана жизни, пренебрегая бездной под ногами. Задача первых — смотреть внимательно под ноги, чтобы не свалиться в яму или пропасть. Устремление вторых — смотреть вдаль, на свою звезду, не упуская из виду, не давая туману сомнений закрыть ее путеводный свет, не давая пошлым и пугливым мыслишкам пробиться в сердце, чтобы пошатнуть веру. Иначе прозвучит над каждым из них голос свыше: «Маловерный! Почему ты усомнился?»

«Как хороши, как свежи были розы...»

«Где-то, когда-то, давно-давно тому назад, я прочел одно стихотворение. Оно скоро позабылось мною... но первый стих остался у меня в памяти: “Как хороши, как свежи были розы...”

Теперь зима; мороз запушил стекла окон; в темной комнате горит одна свеча. Я сижу, забившись в угол; а в голове все звенит да звенит: “Как хороши, как свежи были розы...”»

Так начинается одно из самых лучших и печальных стихотворений в прозе И.С. Тургенева. В нем рассказывается об ушедшей юности, о первой далекой любви, о милых и дорогих сердцу людях, о потерянном счастье. Постоянным рефреном к этому рассказу звучит стих:

Как хороши, как свежи были розы...

И вот развязка: «Свеча меркнет и гаснет... Кто это кашляет там так хрипло и глухо? Свернувшись в калачик, жмется и вздрагивает у ног моих старый пес, мой единственный товарищ... Мне холодно... Я зябну... и все они умерли... умерли...

“Как хороши, как свежи были розы...”»

Сколько бы ни обращался я к этому стихотворению, каждый раз сердце сжимается тоской и грустью, и стих «Как хороши, как свежи были розы» подобен для меня той звенящей в тумане струне, звон которой не означает ничего для случайного слуха и говорит так много чуткому сердцу.

Не знаю, как сейчас, но в мое время некоторые тургеневские «Стихотворения в прозе» входили в школьную программу и звучали на уроках литературы. Мы их даже заучивали наизусть, на выбор. Естественно, большинство заучивало стихотворение «Русский язык» («Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины...») — оно покороче, но были энтузиасты, которые решались прочитать у доски «Как хороши, как свежи были розы...».

Мое поколение... Говорят, что первый признак наступающей старости проявляется в том, что человек начинает ругать современную молодежь и хвалить свое поколение. Так вот, мое поколение было более чутким и на ухо, и на сердце, но тем не менее и для нас подобные строки тогда звучали всуе. Представьте, сидят в классе тридцать с лишним жизнерадостных юношей и девушек и слушают: «Где-то, когда-то, давно-давно тому назад...» Слушали плохо, переговаривались, каждый занимался своим делом. Никто не вздрагивал, не замирал от боли и тоски. «Свеча меркнет и гаснет... Кто это кашляет там так хрипло и глухо?.. Мне холодно... Я зябну... и все они умерли... умерли...» Ну какое отношение имели эти строки к нам, юным, полным сил и надежды на будущее?

Не цепляло, как говорится, и другое стихотворение Тургенева, которое называется «Завтра, завтра!». Оно короткое, приведу его полностью: «Как пуст, и вял, и ничтожен почти всякий прожитой день! Как мало следов оставляет он за собою! Как бессмысленно глупо пробежали эти часы за часами! И между тем человеку хочется существовать; он дорожит жизнию, он надеется на нее, на себя, на будущее... О, каких благ он ждет от будущего! Но почему же он воображает, что другие, грядущие дни не будут похожи на этот только что прожитой день? Да он этого и не воображает. Он вообще не любит размышлять — и хорошо делает. “Вот завтра, завтра!” — утешает он себя, пока это “завтра” не свалит его в могилу. Ну а раз в могиле — поневоле размышлять перестанешь».

Тургенев знал, о чем он говорит, ведь он писал свои «Стихотворения в прозе» в старости. Он так и назвал этот цикл — «SENILIA», что значит «Старческое». И должно пройти время, много времени, прежде чем произведения из школьной программы перестанут быть произведениями из школьной программы, перестанут даже быть просто произведениями литературы, а станут частью твоей жизни. Так же как и вот эти заключительные строки романа «Отцы и дети», рассказывающие о двух плачущих стариках на могиле своего сына: «Неужели их молитвы, их слезы бесплодны? Неужели любовь, святая, преданная любовь не всесильна? О нет! Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии “равнодушной” природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной...»

А стихотворение, которое Тургенев прочитал «давно-давно тому назад», которое скоро позабылось, и только первый стих остался в памяти, принадлежит русскому поэту Ивану Мятлеву (1796–1844), современнику А.С. Пушкина.

Как хороши, как свежи были розы

В моем саду! Как взор прельщали
                                                                мой!

Как я молил весенние морозы

Не трогать их холодною рукой!

Нетрудно догадаться, что и это стихотворение имеет печальную концовку и розы, предназначенные для любимой, легли на могильный камень. Запев стихотворения такой, что исключает счастливый финал. Но именно по этой причине он западает в душу и остается в памяти как пролог к печальной истории ушедшей жизни.

«Когда уходит женщина»

У каждого мужчины в сердце хранится образ женщины, которая предназначена ему судьбой. Та самая вторая половинка, согласно легенде, когда-то оторванная от сердца и упрятанная в огромном многолюдном мире. В реальной жизни отыскать ее очень трудно, как заполучить выигрышный лотерейный билет.

Судя по тому, что есть на свете счастливые семейные пары, кто-то все-таки находит свою судьбу. Остальные ищут свое счастье по принципу той же лотереи, но с неизвестным результатом: повезет — не повезет. И здесь возможен положительный вариант, определенный множеством счастливых совпадений: сошлись характером, не растеряли чувство первой влюбленности, в тяжелые минуты проявили мудрость, построили отношения на общих интересах, на любви к детям. Возможно, просто обманули судьбу, закрыв глаза и уши на все ее знаки и призывы, ведь известна же хорошая поговорка: «От добра добра не ищут».

Ну а те, кому не повезло, порой и сами не понимают причин разлада. Стоит послушать некоторые бракоразводные процессы: какие никчемные причины называют он и она, объясняя свое желание расстаться. И никто не задумывается над тем, что настоящие чувства выдержали бы гораздо более серьезные испытания. Иногда никчемные причины называет только он или она, а вторая половина никак не может понять, почему семейная лодка вдруг дала течь.

С юности помню стихотворение поэта фронтового поколения Евгения Винокурова:

Когда уходит женщина, скажи:

«Не уходи!» — и задержать
                                                     попробуй.

На плечи руки смело положи,

Она их сбросит тотчас же со злобой.

Когда уходит женщина: «Молю!

Куда? — скажи. — Куда ты?»
                                                    Без ответа

Посмотрит лишь. Сквозь зубы:
                                          «Не люблю!» —

Произнесет. Что возразишь на это?

Когда уходит женщина, вперед

Зайди! Она и не поднимет взгляда!

...Когда ж уйдет, то, свесившись
                                                       в пролет,

Кричать: «Прошу, вернись!» — уже
                                                       не надо...

Много написано стихотворений о неразделенной любви, но от этого веет какой-то безнадежностью и личным горьким опытом. И даже отвлеченное слово «женщина» не может обмануть читателя. Ясно, что речь идет не просто о женщине, с которой автор или его лирический герой познакомился совсем недавно. Речь идет о любимой, жене, с которой прожит не один год. И возможно даже, что эти годы были прожиты в любви, по крайней мере, со стороны лирического героя. Его мягкая и любящая натура просматривается в канве стиха. И вот разрыв — без объяснений, без жалости, без грусти.

Тема несбывшейся любви проходит через многие лирические стихотворения поэта, особенно через стихи, посвященные войне.

В шинельке драной, без обуток

Я помню в поле мертвеца.

Толпа кровавых незабудок

Стояла около лица.

Мертвец лежал недвижно, глядя,

Как медлил коршун вдалеке.

И было выколото «Надя»

На обескровленной руке...

Первое чувство, с каким читается и с каким написано это стихотворение, — потрясение. Оно вызвано недвижностью, незащищенностью мертвеца и перед медлящим, осторожным коршуном, и перед мародерами, снявшими с него обувь («без обуток»), и перед судьбой. И незабудки у лица не бледно-голубенькие, а кровавые. И трагическая деталь: на обескровленной руке выколото женское имя «Надя». Надежда! Которая умирает последней. И она не спасла парня от гибели. Кто он, этот мертвец? Сережка с Малой Бронной или Витька с Моховой? Или тот самый «неизвестный солдат», которых много осталось лежать на полях сражений?

О несбывшейся любви и погибшей надежде написана и единственная песня Евгения Винокурова «Москвичи».

Свет лампы воспаленной

Пылает над Москвой

В окне на Малой Бронной,

В окне на Моховой.

Друзьям не встать. В округе

Без них идет кино.

Девчонки, их подруги,

Все замужем давно.

Может быть, и Надя, чье имя было выколото на обескровленной руке мертвеца, тоже давно замужем? Кто осудит? Миллионы «несбывшихся надежд» похоронила война. Целое поколение ушло, «недолюбив, не докурив последней папиросы».

Поэт Евгений Винокуров умер в Москве в 1993 году. Умер от болезней, приобретенных еще на фронте. Но, возможно, главной причиной смерти стало одиночество и потерянная надежда. Любимая женщина давно ушла, и страна, которую он любил, за которую воевал, уходила в небытие.

Друг Винокурова Константин Ваншенкин писал в своих воспоминаниях: «Когда умер Женя, я позвонил вечером нашему институтскому однокашнику, известному прозаику. Повздыхали. И вдруг он попросил меня прочесть по телефону винокуровскую песню. Слушал затаив дыхание, лишь переспросил в конце: “Не помнит мир спасенный”? Я повторил как есть: “Но помнит мир спасенный”. “Нет, — сказал он грустно, — не помнит! Так точней...”»

«На берегу пустынных волн»

В незаконченном произведении «Египетские ночи» А.С. Пушкин выводит образ итальянца-Импровизатора. Выступая в избранном обществе, Импровизатор, как говорится, на ходу сочиняет стихи на предложенные темы. В принципе в этом нет ничего сверхъестественного: таких артистов-виртуозов немало на нашей российской эстраде. Необычность выступлений итальянца заключается в следующем: он импровизирует на заданные темы гениальные стихи.

Таким образом, с легкой руки Пушкина гениальность представлена как дар свыше, как наитие, полет фантазии, прилив вдохновения. Уникальность дара Импровизатора заключается в том, что он не ждет этого прилива, а собственной волей, напряжением душевных сил вызывает его тогда, когда это необходимо. Такое усилие воли дается нелегко: после каждого выступления Импровизатор чувствует себя разбитым и усталым. В чем-то он похож на экстрасенса: то же напряжение воли, та же необъяснимость происхождения дара, та же вдохновенность при сеансе импровизации и полный упадок сил после сеанса.

Многие великие музыканты были прекрасными импровизаторами. Известны люди, способные складывать и перемножать самые невероятные комбинации чисел. Среди артистов тоже есть немало обладающих даром импровизации. Но возможен ли такой феномен в деле стихосложения? Тут одного вдохновения мало. Требуется огромное умственное напряжение, моментальный перебор и пересмотр неимоверного количества слов, чтобы найти необходимые слова.

Конечно, возможны стихи по вдохновению, когда слова как будто приходят сами, но даже у гениев такие стихи не составляют большинство из написанного. А чтобы вызывать гениальные строки по заказу, в любое нужное время — такого история литературы не знает. Зато она знает другое — титанический, изнурительный труд в поисках верного слова, многократное переписывание и перемарывание текста, десятки черновых записей. Впрочем, это касается не только литературы, но и любого другого вида человеческой деятельности.

Так что же такое гений — вдохновение или труд? А если и то и другое — то в каких пропорциях? Вот что пишет на эту тему русский философ Лев Шестов в книге «Апофеоз беспочвенности»: «Чтоб добиться чего-нибудь на земле, нужно уметь всего себя, всю жизнь свою отдать служению одной цели. Чтоб стать виртуозом, артистом, мастером своего дела, нужно с истинно ангельским или ослиным терпением десятки, сотни, тысячи раз перепробовать разные приемы выражения своих мыслей и настроений и не жалеть ни труда, ни времени, ни здоровья. Все должно быть на втором плане — на первом искусство. У Гончарова превосходно рассказано в “Обрыве” о том, как виолончелист целый день бился точно рыба об лед, чтоб потом, к вечеру, сыграть хорошо. И это обыкновенная вещь. Постылый, скучный, раздражающий труд есть условие развития гения. Оттого, верно, люди так редко добиваются чего-нибудь. Гений должен согласиться культивировать в себе осла — это условие так унизительно, что на него человек идет только в крайнем случае... Не всякому охота менять свою жизнь на искусство. А сколько раз гений под конец своей карьеры раскаивается в своем выборе! “Лучше было не удивлять мир, а жить в этом мире”, — говорит Ибсен в последней своей драме».

Итак, труд, и только труд — непременное условие для развития гения. Соотношение примерно следующее: один процент таланта и 99 процентов труда. Один процент таланта не говорит о том, что таланта не нужно или что его нужно так мало. Это только соотношение таланта и труда: один к ста. Если у тебя сто процентов таланта, то трудиться ты должен на десять тысяч процентов. Другого просто не дано. Чем меньше трудишься — по разным причинам: по лени, по нехватке времени для основного дела, по житейским обстоятельствам, — тем меньше сделаешь и сделаешь хуже, чем мог бы.

Как далека эта истина от большинства тех, кто пытается творить. Увы, работать никто не хочет. Нацарапал на случайном листочке стишок — и тут же возомнил себя гением. А если потрудился хотя бы часа два — то тут уже нет никаких сомнений: создано великое произведение. Между тем если открыть академическое издание поэмы Пушкина «Медный всадник» и посмотреть на черновые варианты, то окажется, что только у первой строчки «На берегу пустынных волн» было около десяти вариантов. Да, да, не «могучих», не «бескрайних», не «печальных», а именно «пустынных волн». И это только одна строчка большой поэмы гениального поэта.

Впрочем, возможна иная версия исчерченных черновиков А.С. Пушкина. Многие поэты свои стихи высиживают или выхаживают, но в любом случае, прежде чем перенести стих на бумагу, его долго обдумывают. Это не значит, что поэт пишет набело, просто свои черновики он прокручивает в голове. У гениального Пушкина творческий процесс происходил в более стремительном темпе, и стихи переносились на бумагу в порыве вдохновения. А уже потом наступала правка.

«Мое слово верное прозвенит», — заявлял в одном из стихотворений русский поэт Николай Рубцов. «Слово верное» — в данном случае удачный эпитет. Только слово, наполненное и верой, и поэтической точностью, и верностью своему призванию, может «прозвенеть» и остаться в памяти людей. Одно слово — и огромный смысл. Искать это «верное» слово нужно каждому автору, стремящемуся к настоящему творчеству.

Настоящая повесть о настоящем человеке

Алексей Петрович Маресьев родился в 1916 году. Советский летчик, Герой Советского Союза (1943). В Великую Отечественную войну воевал в истребительном авиаполку, сбил четыре самолета. В одном из боев был подбит, упал в лесу и 18 суток тяжело раненный добирался до своих войск. После ампутации ног освоил протезы и добился возвращения в полк. Сбил еще семь самолетов противника. Подвиг Маресьева описан в книге Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке». Позднее по повести был снят художественный фильм, где главную роль сыграл известный артист Павел Кадочников, красавец-мужчина, кумир советских женщин пятидесятых годов.

Сам Маресьев неплохо относился и к повести, и к фильму, хотя и признавал, что к нему лично эти произведения имеют весьма отдаленное отношение. Фактическая сторона соблюдена, а вот человеческий фактор сознательно искажен. И в книге, и в фильме показан «настоящий человек» советской эпохи, идеализированный герой своего времени. Эпоха диктовала свои условия. Это вовсе не значит, что художественный образ не имел поклонников в народных массах. Но наверняка его условность и картинность отмечали многие фронтовики. Каждый понимал, что в жизни все было по-другому: и так — и не так.

Еще в пятидесятые годы на улицах городов, на рынках, в общественном транспорте, в поездах можно было увидеть много калек: безногих, безруких, обожженных до черноты, слепых людей. Все это были фронтовики. Со временем они куда-то исчезли, скорее всего, повымирали. Жизнь калеки — это ежедневный подвиг и труд. Чтобы найти свое полноценное место в жизни, просто быть похожими на «нормальных людей», им приходится прикладывать столько усилий, о которых обыкновенные люди и понятия не имеют. Хорошо, если рядом есть верные руки, жена, дети, а если никого нет? Если близкие люди по разным причинам от тебя отказались?

Когда у человека плохое настроение, мы говорим, что он встал не с той ноги. А если у человека вообще нет ног? С какой ноги ему вставать? С каким настроением начинать каждый новый день? Любая «мелочь» для такого человека становится проблемой. Как безрукому одеться без посторонней помощи? Как безногому забраться в ванну, чтобы помыться? Естественно, что многие инвалиды не выдерживали постоянного мучения, спивались, рано уходили из жизни. Некоторые накладывали на себя руки. Кто их осудит? Они прошли через кромешный ад, через боль и страдания, через ужас и отчаяние, которые их охватили, когда они увидели вместо рук и ног беспомощные култышки. Они прошли через все это, а тягостей повседневной бытовщины не выдержали.

На этом фоне становится понятно, какой подвиг совершил Алексей Петрович Маресьев. Проползти 18 суток по зимнему лесу, тяжело раненному, без пищи — это, конечно, подвиг. Встать без ног в летный строй и сбить семь самолетов врага — это тоже подвиг. Но что стало для него еще большим подвигом? Жить. Подниматься ежедневно с постели, пристегивать надоевшие до смерти протезы, идти на работу, улыбаться людям, помогать ветеранам и инвалидам войны. Пока его актерский прообраз смотрел одухотворенным взором с экрана, он стонал по ночам от зуда в натертых протезами култышках, хандрил и впадал в апатию, срывался на крик по пустякам, возможно, и плакал иногда от усталости и бессилия. Но преодолевал себя и каждый день становился в строй, среди здоровых и только поэтому счастливых людей.

Все познается в сравнении. В обыденной жизни немного найдется людей, которые могут сказать, что они безусловно счастливы. Но когда нахлынут беды и потери, человек начинает понимать, что счастье было у него в руках, как сказочная Жар-птица, а он его не замечал. Он был здоров, но не берег свое здоровье, и только теперь, когда каждый шаг дается ему с трудом, он начинает осознавать потери. У него были живы родители, но он редко навещал их, редко звонил, а теперь, когда родителей нет, вдруг понял, как он был глуп и жесток: свое счастье не видел, а у других его отнимал.

Философ древности Эпикур, считавший, что главная цель жизни — наслаждение, само наслаждение понимал вовсе не так, как его последователи эпикурейцы. «Когда мы говорим, что наслаждение есть конечная цель, то мы разумеем отнюдь не наслаждения распутства или чувственности, как полагают те, кто не знают, не разделяют или плохо понимают наше учение, — нет, мы разумеем свободу от страданий тела и от смятений души».

«Свобода от страданий тела и от смятений души». Как ее обрести, если страдания становятся самой жизнью? Да, Маресьев был настоящим человеком, но все-таки — только человеком. И оказывается, как это трудно — быть человеком. Не отнимать кусок хлеба у вдов и сирот, не расталкивать людей локтями, вышибая для себя привилегии, не топтать упавшего в очереди за земными благами. Помогать людям тогда, когда ты сам больше других нуждаешься в помощи. Не завидовать здоровью и счастью других людей, а радоваться за них. Героический поступок часто совершается человеком в минуты душевного порыва, а ежедневный подвиг подвижничества растягивается на всю жизнь. За героические поступки человек получает награды, а за ежедневный подвиг часто не имеет даже благодарности. Настоящая повесть о настоящем человеке еще не написана.

Небо Аустерлица

«Вот солнце Аустерлица!» — воскликнул Наполеон, обращаясь к своим офицерам перед Бородинским сражением 26 августа 1812 года, когда солнце взошло над Москвой. Этой фразой он хотел напомнить о победе, одержанной им под Аустерлицем 2 декабря 1805 года. Таким образом, выражение «солнце Аустерлица» означает предзнаменование победы, удачи в самом широком смысле этого слова, и взойти это солнце может где угодно: там, где улыбается кому-то фортуна. К слову сказать, солнце, взошедшее над Бородинским полем, вовсе не оказалось для Наполеона предвестником победы, поскольку удача уже стала изменять императору французов.

Благодаря роману Л.Н. Толстого «Война и мир» мы можем ввести в обиход еще одно крылатое выражение — «небо Аустерлица». Это небо увидел князь Андрей Болконский, когда тяжело раненный упал со знаменем в руках на поле сражения под Аустерлицем. Давайте вспомним знаменитый отрывок из великого романа: «“Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются”, — подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба, — высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. “Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, — подумал князь Андрей, — не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, — совсем не так ползут облака по этому высокому, бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого Неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!..”»

И вот над поверженным князем Андреем останавливается Наполеон со свитой. «Вот прекрасная смерть», — говорит по-французски император, глядя на Болконского. «Князь Андрей понял, что это было сказано о нем и что говорит это Наполеон... Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон — его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нему облаками. Ему было совершенно все равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил о нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь...»

«Небо Аустерлица» — это прозрение. «Солнце Аустерлица», солнце удачи, слепит глаза человеку, и он не видит за ним бесконечного, высокого и вечного неба. Иногда нужно пройти через боль и страдания, через предчувствие смерти, чтобы увидеть «небо Аустерлица». Нет, не о бренности и ничтожности всего земного говорит оно, а лишь о бренности и ничтожности сиюминутных целей и стремлений. В погоне за удачей, ослепленный ее блеском, человек не видит порой, куда ведет выбранный им путь и так ли важна для него поставленная им цель. Будет ли она казаться ему такой же важной и необходимой, когда он окажется на грани жизни и смерти, перед высоким и бесконечным небом? Именно в эти минуты человек может понять, что было для него самым важным в жизни, понять и удивиться своему пониманию, ибо это будут не карьера, богатство и слава, а те милые мелочи бытия, от которых он отмахнулся бы без сожаления, как от ненужного хлама.

Наш век ослеплен миллионами маленьких «солнц Аустерлица», среди которых желтые кружочки дьявола особенно навязчиво бьют по глазам своим притягательным блеском. Призрак «великой американской мечты» реет над Россией, как когда-то реял над ней призрак коммунизма. «Кто был ничем, тот станет всем». Даже лозунг остался прежним. Кто там говорит, что нужны труд и терпение, знания и умение? Нам бы желательно, чтобы сразу, нахрапом: что-нибудь приватизировать, на худой конец украсть, что, впрочем, одно и то же, выиграть, найти на дороге, вымолить у Господа (неужели кому-то удавалось и такое?). Тот факт, что других способов найти удачу в России действительно не существует, особенно способствует общему безумию и ослеплению. Где же ты, высокое и бесконечное «небо Аустерлица»?

А кому нужно это прозрение? И кто стал счастливее оттого, что прозрел? Естественно, в норах кротов об орлах никогда нет и речи. Чтобы прозреть — нужно прозреть. Как можно слепцу рассказать о красотах вселенной? Как можно слепому сердцем рассказать о каких-то неведомых ему чувствах? Говорят, что были такие, кто, прозрев, пожалел о покинутом мраке, где можно было жить мечтами о неведомом мире, который на поверку оказался не таким, как в мечтах. Но никто из прозревших сердцем не пожелал вернуться к прежнему мраку. Тот, кто видел «небо Аустерлица», никогда не пожалеет о прежнем безумстве и ослеплении.

Обруч на сердце

Юность живет надеждой. Так, по крайней мере, считается до тех пор, пока человек не вступает в зрелый возраст. И только тогда он начинает понимать, что надежда составляет основу человеческого существования в любом возрасте, причем в зрелости гораздо больше, чем в юности. В конце концов у человека ничего не остается, кроме надежды. Надежда — это обруч, который не дает сердцу разорваться.

Юность живет надеждой, но у нее впереди предположительно такой большой запас времени, что можно исполнение надежды безболезненно откладывать на неопределенный срок. У зрелости и старости жизненного запаса мало, и откладывать что-то на потом уже некогда. Хочется сегодня пожить по-человечески, ибо завтра, может быть, уже будет поздно. «Один день сегодняшний ценнее двух дней завтрашних», — говорил Бенджамин Франклин.

Скептики отрицают надежду. «Можно желать чего-то и добиваться своей цели, но зачем же надеяться?» — так или почти так говаривал лермонтовский «герой нашего времени». Рано убив в своем сердце все надежды, он старался жить сегодняшним днем, брать из него все самое лучшее для себя, срывать живой цвет с цветка, чтобы потом бросить его на дороге, авось кто-то поднимет. Надо понимать, что под цветком здесь подразумевается человеческая жизнь, человеческая душа, которую использовали и бросили. Сегодня таким манером живет практически все российское общество, и подобных «героев нашего времени» развелось более чем достаточно.

Но разве можно жить без надежды, хотя бы самой скудненькой? Естественно, что «свято место» пусто не бывает. «У русского человека единственная надежда — это выиграть двести тысяч», — считал А.П. Чехов. Сегодня, когда деньги потеряли свою цену, всех как-то больше тянет к миллиону. В памяти возникает картина из романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок», где Паниковский пристает к подпольному миллионеру Корейко: «Дай, дай миллион!»

Вся страна играет в какие-то игры, надеясь на чудо: вот сейчас мне повезет, и я выиграю миллион... ну, не миллион, так хоть что-то. Ну, хоть кепочку на память. Кто-то выигрывает, однако проигравших всегда, естественно, намного больше. Но ведь надежда умирает последней, и армия претендентов на дармовой миллион не убывает. В принципе так было всегда. Поиски Эльдорадо можно представить как великую романтическую мечту, зовущую в неведомую даль, но чаще всего эта мечта сопрягалась с желанием выиграть миллион.

Когда-то героями девичьих снов были рыцари без страха и упрека. Они меняли доспехи на мундир, на летную куртку или капитанскую тужурку, порой даже на скафандр космонавта, но рыцарская суть оставалась все той же. Сегодня всех потеснили предприимчивые люди с сотовыми телефонами, в которые они все время говорят решительным голосом знаменательные слова: «Все купить!» или «Все продать!». Как ни крути, рыцарского в этих фразах ничего нет, и, если бы честный труд хоть немного оплачивался, вряд ли бы «сотовики» имели такой оглушительный успех у дамского общества. По этой или другим причинам, но делается все возможное, чтобы держать определенную часть населения в полной нищете. Настоящий рыцарь и в лесу рыцарь. «Новое рыцарство» приобретает блеск только на сером нищенском фоне.

«Есть ли счастье в жизни?» — вопрошал Шопенгауэр. И сам же отвечал: «Нет». Если цель, которую ставит перед собой человек, не достигнута, если желание не осуществлено — человек несчастен. Но если цель достигнута — он пресыщен, и тогда наступает неизбежное разочарование и возникает неумолимый вопрос: а что же дальше? Впрочем, сокрушаться по поводу второго варианта несчастной жизни нам было бы грешно, поскольку редко кто может похвастаться тем, что цель его жизни достигнута.

«Увы! — возражает своему соотечественнику Ницше. — Я знал многих благородных людей, которые потеряли свою самую высокую надежду и с тех пор стали клеветать на нее. Моей любовью и моей надеждой я заклинаю каждого: не уничтожайте того героя, который живет в вашей душе! Верьте в святость вашей высокой надежды!»

Как меняется время! Раньше романтика жила в основном в молодых сердцах, сегодня она осталась в сердцах почти отживших. Все перевернуто с ног на голову. Скупой пушкинский рыцарь помолодел лет на сорок. Молодые люди перестали писать стихи, все рвутся считать деньги. То, от чего романтического героя передернуло бы, стало стремлением многих юных душ. Где вы, тургеневские девушки, горячие и самоотверженные сердца? Если, не дай бог, завтра случится восстание декабристов, гнить этим безумцам в Сибири в гордом мужском одиночестве.

Как прекрасно, когда мечта становится надеждой, готовой воплотиться в действительность, и как ужасно, когда надежда вырождается в бесплодную мечту. Обруч, который спасает сердце от разрыва, начинает давить на него. Больно...

Пограничная полоса

Линия границы между государствами чаще всего воображаемая линия. Если не протянута колючая проволока, если нет рядом пограничного столба, эту линию на глаз порой трудно определить. И поэтому линии границы сопутствует пограничная полоса, которая является своеобразным подготовительным этапом и служит предупреждением: граница рядом, и дальше лучше не соваться.

Если выражение «пограничная полоса» имеет одно специфическое значение, то у слова «граница» значений много: это и линия раздела между государствами, и некий рубеж, предел, норма допустимого. «Я не знаю, где граница между Севером и Югом, я не знаю, где граница меж товарищем и другом», — писал поэт Михаил Светлов. А где граница между ненавистью и любовью, между добром и злом, между великим и смешным? Где граница между людьми, едущими в переполненном трамвае? Тем более неуловима грань в душе человека, отделяющая ее светлую сторону от темной. И тут стоит снова вспомнить о «пограничной полосе», поскольку в человеке всего намешано и ему порой трудно определить четкую линию, где плохое отделяется от хорошего.

«Человеку невозможно достигнуть совершенства Бога, — цитирует Л.Н. Толстой французского религиозного философа Ламенне в своей книге «Круг чтения», — но он постоянно должен делать усилия для того, чтобы все больше и больше к Нему приближаться. Это тот путь, идти по которому было от века предписано человеческому роду. Это путь тернистый и тяжелый по тем трудностям, которые встречаются на каждом шагу его. Но это путь утешительный и отрадный по тем плодам, которые он приносит и из которых последний плод — братский мир, царство мира и любви на земле. Тогда наступит и конечное великое единство. Но единство ведь есть не что иное, как слияние жизни каждого с жизнью всех, и потому для осуществления этого единства нет другого средства, как отрешение от самого себя постольку, поскольку этого требует единство, — вольный отказ от всего, что разделяет и уединяет».

Итак, совершенный мир будущего — это мир без границ, которые «разделяют и уединяют». Но путь в этот мир бесконечен, а живем мы в мире ином, где без всевозможных границ не обойтись. Другое дело, что в человеческом обществе и в душе человека эти границы часто неосязаемы, а пограничная полоса между черным и белым повсеместно бывает очень широкой. По сути дела, мы все живем в этой пограничной полосе, а линию границы определяем только на глазок. И тут многое зависит от нашего внутреннего, духовного зрения.

Какой бы широкой ни была пограничная полоса, она все равно состоит из двух альтернативных сторон, постоянно врезающихся друг в друга своими изломанными краями. И какой бы неопределенной ни была линия границы, она все равно существует, и мы почти всегда подспудно осознаем, когда и где мы ее перешли. Открытые нарушители границы, люди, сознательно переступившие черту, преступники, даже не пойманные, тем не менее знают, на какой они стороне. Но есть нарушители тайные, чей внутренний переход замаскирован внешней благопристойностью. Люди карнавала, меняющие свое обличье в зависимости от обстоятельств, но не меняющие своей черной сущности.

Большинство людей не принадлежит ни к той, ни к другой категории. Постоянно переходим мы с одной стороны на другую, нарушая границу по сто раз на дню. Отстаивая права, забываем о правде и человечности, в заботах о минутном не думаем о вечном, а добро у нас не только с кулаками, но и с когтями и с зубами. Слова часто расходятся с делом, цель со средствами, разум с чувствами. Безусловно, эта раздвоенность говорит о сложности человеческой натуры, а сложность — это вроде бы хорошо, недаром же Маяковский писал: «Тот, кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп».

Но в трудный час как нам хочется ясности в отношениях между людьми, как нам хочется иметь рядом честных и надежных людей, а не изломанных, рефлексирующих субъектов, а тем паче мошенников и проходимцев. Если встает вопрос, с кем пойти в разведку, то мы выбираем человека ясного, надежного, а не какого-нибудь угрюмого мизантропа с двойным дном, хотя ничего не знаем о втором дне, где, возможно, сокрыты настоящие сокровища неприкаянной души. Но проходит полоса испытаний, и мы снова возвращаемся к нашей игре в прятки с самим собой, плутая между двух сосен, каждая из которых растет по ту сторону границы.

Мы постоянно переступаем границы нормы еще и потому, что нормой для нас являются не благородство и понимание, а наши амбиции и претензии на исключительность. Сознание собственной непогрешимости застилает нам глаза, а в покаянии всегда больше позы, чем искренности. Мы никогда не выходим из пограничной полосы: ни на свет, ни во тьму. Над нами серое небо, в душе туманная мгла. Душой мы открыты свету, и путь, который мы выбрали, устремлен на зарево восхода, но петляем мы постоянно, а порою начинаем двигаться вспять. Совесть, наш зоркий пограничник, то дремлет на посту, то начинает перетаскивать за нами следом пограничный столб, создавая видимость непорочности наших границ. Мы рады мирному благополучию, но в глубине души сознаем, что четкость границы определяется только в боевых условиях. Может быть, пришло время объявить боевую тревогу?

С чистой совестью

Не знаю, как сейчас, а раньше во всех исправительно-трудовых учреждениях, попросту говоря, в колониях всех режимов, над выходом висел плакат: «На свободу — с чистой совестью». Предполагалось, что, отбыв положенный срок, хорошим поведением и трудом искупив вину перед обществом, осужденный тем самым очищал свою совесть и выходил на свободу с незапятнанной душой. В социальном плане, наверное, так и должно быть, но в плане моральном не все получается так легко. Речь, конечно, идет о людях, у которых действительно есть совесть.

Выражение «с чистой совестью» бытовало не только в местах лишения свободы. «Я честно прожил жизнь, и совесть моя чиста» — эти слова звучат почти как формула счастья. Чистая совесть — залог спокойного сна, залог спокойного душевного состояния. Нечистая совесть — вечное беспокойство души, которой не дают успокоиться муки совести.

Ах, чувствую: ничто не может нас

Среди мирских печалей успокоить;

Ничто, ничто... едина разве совесть.

Так, здравая, она восторжествует

Над злобою, над темной клеветою.

Но если в ней единое пятно,

Единое, случайно завелося,

Тогда — беда! Как язвой моровой

Душа сгорит, нальется сердце ядом,

Как молотком стучит в ушах упрек,

И все тошнит, и голова кружится,

И мальчики кровавые в глазах...

И рад бежать, да некуда... ужасно!

Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.

Эти слова произносит Борис Годунов в одноименной трагедии Пушкина. На его совести лежит убийство царевича Дмитрия, узурпация власти. Как монарху ему не в чем себя упрекнуть, он все вроде делает так, как нужно. «Шестой уж год я царствую спокойно. Но счастья нет моей душе». И потому — все не впрок. И причиной тому — нечистая совесть. У того же Пушкина в стихотворении «Воспоминание» прошлое предстает перед поэтом в виде развернутого свитка:

И с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу и проклинаю,

И горько жалуюсь, и горько слезы
                                                                 лью,

Но строк печальных не смываю.

Кто бы из нас, грешных, не подписался под этими строками. Но хотя поэт пишет о «змеи сердечных угрызеньях», все-таки стихи эти не о муках совести. К «печальным строкам» можно отнести и безответную любовь, и одиночество, и потери близких и друзей, и твою собственную неприкаянность. «С отвращением читать жизнь» свою может и человек, обремененный тяжелой виной, и человек, пострадавший без вины. Потому и не смываются слезами «печальные строки», что, возможно, поэт и не хочет, чтобы они смывались. Хоть и горькое детство, но — твое, хоть и печальная жизнь, но — тоже твоя.

Лев Толстой также готов был подписаться под пушкинскими строками, но он предлагал заменить «печальные» строки на «постыдные» — «и строк постыдных не смываю». Естественно, что в этом варианте смысл стихотворения совершенно менялся. Печальная жизнь и постыдная жизнь отличаются друг от друга, как осенний прозрачный лес от таежного бурелома. «Мне грустно и легко; печаль моя светла», — писал Пушкин в другом стихотворении. Постыдные случаи из жизни светлыми не назовешь.

Толстой не признавал выражения «чистая совесть», а людей, гордящихся чистой совестью, он называл людьми с короткой памятью. Да, есть люди, которые легко забывают все свои просчеты, а стараются помнить только удачные моменты жизни. И есть люди, которые легко превращают свои неблаговидные поступки чуть ли не в подвиги. Некоторые психологи даже считают такой способ борьбы с негативной памятью одним из важных принципов устройства счастливой жизни.

Бесстыдство не должно быть нормой жизни, но, к сожалению, оно уже стало эталоном поведения и жизненной позицией многих людей. Бесстыдных людей называют еще и бессовестными людьми. Очень часто у этих людей действительно счастливый вид. Они легко строят свое благополучие на страданиях других людей. Их не волнуют бедствия мира, если от этих бедствий можно отгородиться высоким забором. Ключ к счастью найден, как и в знаменитой сказке, в вонючем болоте.

Но, может быть, «чистая совесть» — это тоже одна из форм бессовестности? Когда-то Понтий Пилат с чистой совестью отправил на казнь Господа, умыв предварительно руки. С чистой совестью инквизиторы приговорили к сожжению на костре Яна Гуса и Джордано Бруно. Но совесть не простыня и не носовой платок. Не бывает на свете спокойной, безмятежной совести. Чистая совесть совсем не то что чистое сердце. Чем чище человек сердцем, тем больше у него болит душа о несовершенстве мира, да и о собственном несовершенстве тоже. И если уж хочется человеку спокойно спать, то для этого не обязательно убаюкивать собственную совесть, достаточно быть с ней в постоянном сотрудничестве.

«Созвучье слов живых»

Нет на свете человека, который хотя бы раз в жизни не взмолился о чем-нибудь. Надо обладать поистине железным сердцем, чтобы над постелью больного ребенка не молить Господа, или судьбу, или бог знает кого о спасении, о выздоровлении. «Но ведь это бесполезно», — скажет самый заскорузлый скептик. А кто знает? В самые трудные минуты жизни человек надеется на чудо, хватается за соломинку.

В минуту жизни трудную

Теснится ль в сердце грусть,

Одну молитву чудную

Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная

В созвучье слов живых,

И дышит непонятная,

Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,

Сомненье далеко —

И верится, и плачется,

И так легко, легко...

Так писал М.Ю. Лермонтов, любимым героем которого был демон, богоборец, отвергающий все святое на свете. Помните?

К ничтожным хладным толкам света

Привык прислушиваться он,

Ему смешны слова привета

И всякий верящий смешон;

Он чужд любви и сожаленья,

Живет он пищею земной,

Глотает жадно дым сраженья

И пар от крови пролитой.

..........................................................................

И гордый демон не отстанет,

Пока живу я, от меня,

И ум мой озарять он станет

Лучом чудесного огня;

Покажет образ совершенства

И вдруг отнимет навсегда

И, дав предчувствия блаженства,

Не даст мне счастья никогда.

Вот такой же «дух отрицанья, дух сомненья» витал в свое время над душой великого Пушкина. В двадцать пять лет Пушкин, по собственному признанию, был атеистом, хотя уже тогда его «ум противился этому». Его любимая героиня Татьяна Ларина «верила преданьям простонародной старины, и снам, и карточным гаданьям, и предсказаниям луны», но мы ни разу не видим ее молящейся, и в родовую церквушку, где ее крестили, причащали, где отпевали ее отца, она — ни ногой. Возможно ли было такое? Конечно, нет. Но взгляд поэта скользит мимо этих «мелочей» в жизни героини, как мимо чего-то несущественного для ее характера, для развития сюжета.

Но проходит совсем немного времени, и в душе поэта наступает перелом. Любимой молитвой Пушкина была великопостная молитва святого Ефрема Сирина, которую поэт силой своего гения, не изменив ни смысла, ни единого слова, переложил в стихи:

Владыко дней моих! дух праздности
                                                         унылой,

Любоначалия, змеи сокрытой сей,

И празднословия не дай душе моей.

Но дай мне зреть мои, о Боже,
                                               прегрешенья,

Да брат мой от меня не примет
                                                   осужденья,

И дух смирения, терпения, любви

И целомудрия мне в сердце оживи.

«Странные в жизни бывают сближения» — день поминания преподобного Ефрема Сирина 10 февраля совпал с днем кончины А.С. Пушкина. После смерти поэта Николаю Первому доложили, что Пушкин умер как истинный христианин. Он исповедовался и причастился перед кончиной.

Молитва — это мольба, просьба. Самая суть просьбы в том, что ей можно внять, а можно и не внять. Сам Христос взмолился когда-то, чтобы миновала Его чаша сия. Но она Его не миновала. Только этот пример может с полным основанием сказать о тщетности многих наших молитв. Но очистительная сила молитвы, мольбы не в том, чтобы просить о чем-то конкретном и ждать исполнения желания. О чем просит Пушкин в своей молитве? О том, чтобы душа его очистилась, избежала уныния, любоначалия и празднословия, чтобы сошел на нее дух смирения, терпения и любви.

О чем просит Лермонтов? Мы не знаем. И тем не менее «есть сила благодатная в созвучье слов живых», и сила эта такова, что на душу поэта нисходит благодать: «И верится, и плачется, и так легко, легко...» Значит, молитва была услышана, и гордый демон, жадно дышащий паром от пролитой крови, был побежден в душе поэта.

«Счастье — это когда тебя понимают»

Иногда кажется, что счастье вовсе не философская категория. Многие мудрецы мира обходили стороной эту тему в своих рассуждениях. Например, Л.Н. Толстой, собрав во вместительной книге «Круг чтения» мысли мудрых людей на каждый день, не нашел ни одного дня из 366 дней високосного года, чтобы поговорить о счастье. Ни одной, кажется, темы не обошел великий писатель: знание, вера, устройство жизни, воспитание, смирение, любовь, доброта, просвещение, самоотречение, мудрость, бессмертие, труд, прогресс, богатство, искусство, идеал и т.д. — а вот для счастья места не нашлось.

Эпикур тоже не слишком часто высказывался на тему счастья, но тем не менее объяснил, что под счастьем, или наслаждением, как главной целью в жизни он понимает отсутствие телесных страданий и «тревоги в душе».

Эпикуру словно бы вторит Эразм Роттердамский: «Счастье состоит главным образом в том, чтобы мириться со своей судьбой и быть довольным своим положением». Недалеко ушел и Руссо, заявлявший: «Для достижения счастья нет вернее пути, чем путь добродетели». Даже остроумный Вольтер высказывался о счастье так туманно и вяло, как будто делал это по обязанности: «Счастье есть некая отвлеченная идея, воспринимаемая нами как совокупность нескольких приятных ощущений».

Среди многих подобных высказываний о счастье, чаще всего отвлеченных и пресных, с годами на первый план выходит одно простое определение счастья, прозвучавшее когда-то в кинофильме «Доживем до понедельника», фраза из школьного сочинения: «Счастье — это когда тебя понимают». И действительно, что может быть в жизни важнее понимания между людьми? Не в нем ли залог настоящего человеческого счастья?

Понять — значит стать равным, значит соприкоснуться с душой другого человека, войти в его положение, посмотреть на обстоятельства его глазами. Все беды в мире происходят от непонимания: родители не понимают детей, мужья жен, сытые голодных, один народ не понимает другой народ. Сколько на свете оскорбленных и непонятых душ! Непонимание разрастается как снежный ком, разрушает семьи, общество, ведет человечество к мировым катастрофам.

Известно выражение «Вавилонское столпотворение». Библия рассказывает о строительстве послепотопными людьми башни в Вавилоне, которая по замыслу строителей должна была достигнуть неба (Быт. 11, 1–9). Предприятие было не только безумное и неисполнимое, но и противное божественному предначертанию. Поэтому, когда закипела работа — обжиг кирпичей и добыча «земляной смолы» — Господь решил покарать строителей. Он смешал язык их так, что они перестали понимать друг друга и не в состоянии были продолжать работу, а затем мало-помалу рассеялись по всей земле.

В наше время, в двадцать первом веке от Рождества Христова, непонимание между людьми и народами превзошло все разумные меры. Но мешает этому не смешение языков, как во времена Вавилонского столпотворения, а полное противоречие во взглядах на действительность. Нежелание понимать друг друга проявляется так сильно, что находит выражение только в военных формулировках. Идеологическая война сменилась информационной войной, а методы ее носят настолько жестокий и подлый характер и сопровождаются такими потоками лжи, что дело явно идет к войне горячей, в которую будет затянут весь мир.

Обиднее всего непонимание между близкими людьми. Каждый в жизни соприкоснулся с этим, испытал тягостные мгновения, когда живые, внимательные и любящие глаза становятся вдруг тупыми, бессмысленными и жестокими, когда все доводы сердца и рассудка отметаются с порога, когда в один миг вырастает китайская стена отчуждения. Какие нужны осадные орудия, лестницы и веревки, чтобы преодолеть эту стену?

Конечно, понимание между людьми вещь обоюдная. Глупо требовать понимания от другого человека, если ты сам ему не отвечаешь тем же. Мы чаще сходимся друг с другом на обсуждении посторонних предметов и ситуаций и спотыкаться начинаем там, где речь заходит непосредственно о нас самих. Известное дело: чужую беду руками разведу. Со своей бедой справиться сложнее, а с самим собой порою невозможно. А между тем другого пути просто нет.

«Люди могут быть счастливыми, только соединившись вместе для того, чтобы бороться с несчастьями», — говорил французский моралист Пьер Буаст. Получается, что наше личное счастье во многом зависит от других людей. И хотя источник счастья каждый несет в себе, неразделенное счастье, как и неразделенная любовь, не может быть полным. И сколько бы мы ни толковали о счастье, в конце концов мы снова и снова будем возвращаться все к той же простой фразе из школьного сочинения.

«Ты жива еще, моя старушка?»

Все помнят эпизод из кинофильма Василия Шукшина «Калина красная», где Егор Прокудин после встречи с матерью, не узнанный ею, едет обратно на грузовике со своей невестой Любой. Вот он останавливает грузовик, выпрыгивает из машины и бежит в тоске и отчаянии, падает на пригорок, и тело его сотрясается от рыданий.

«— Не могу больше, — кричит он. — Ведь это же мать моя, Люба. Моя мать.

Люба тихо ахнула:

— Да что же ты, Егор? Как же ты?..

— Не время, — почти зло сказал Егор. — Дай время... Скоро уж. Скоро.

— Да какое время, ты что! Развернемся!

— Рано! — крикнул Егор. — Дай хоть волосы отрастут... Хоть на человека похожим стану... Я перевел ей деньги, — еще сказал он, — но боюсь, как бы она с ними в сельсовет не попёрлась — от кого, спросит. Еще не возьмет. Прошу тебя, съезди завтра к ней опять и... скажи что-нибудь. Придумай что-нибудь. Мне пока... Не могу пока — сердце лопнет. Не могу. Понимаешь?

Люба обняла его, прижала к груди его голову.

— Господи!.. Да почему вы такие есть-то? Чего вы такие дорогие-то?.. — Она заплакала. — Что мне с вами делать-то?

— Ничего, Любаша!.. Все будет в порядке! Голову свою покладу, но вы у меня будете жить хорошо. Я зря не говорю».

Это по сценарию. Но в фильме эта сцена, не сыгранная, нет, пережитая Шукшиным, смотрится так, что сердце разрывается, и хочется только причитать, как Люба: «Да что же это? Да как же это? Да что же вы с собой делаете, люди добрые?»

В фильме нет дальнейшего развития этой сюжетной линии. Встретился ли Егор Прокудин со своей матерью? Наверное, встретился. И гостинцы ей привез, и деньгами стал помогать. Но все это осталось за кадром, ведь фильм Шукшина не о матери, а о ее блудном сыне. А между тем так и стоит перед глазами лицо старой женщины в окне деревенского дома, и взгляд у нее какой-то особенный: то ли она прислушивается к своему сердцу, то ли ждет чего-то...

На роль матери Егора Прокудина пригласили Веру Марецкую, но актриса отказалась. А снимать ее собирались в избе одинокой бабушки Ефимьи Ефимьевны Быстровой, в деревне Мериново Вологодской области. Интерьер был такой, что никаких декораций не требовалось. Иконы с окладами, банка с молоком на фоне наклеенных репродукций из «Огонька» — во всем своя гармония и душа хозяйки дома. Так и появилась идея снять владелицу дома в роли матери Егора.

Из воспоминаний оператора фильма Анатолия Заболоцкого: «После съемок мы пили чай у бабушки, просили ее всю правду о себе рассказать — мол, похлопочем, вдруг пенсию повысят (а получала она 17 рублей). Ефимья Ефимьевна с надеждой улыбалась. А как она говорила! “Я молодая красивая была! Это сейчас устарела, одна на краю живу. Сморщилась”. Снимали ее без подготовки. Главное было получить рассказ бабушки на пленку с чистовой фонограммой. Шукшин дорожил индивидуальной окраской голоса. Перед отъездом я забежал к Ефимье Ефимьевне. В углу избы остался один маленький бумажный образок, приклеенный к доске, и лампочка Ильича свисала с потолка... Хозяйка объяснила с улыбкой: “Так ведь ваши все забрали, говорят, еще снимать будут... Вот и деньги оставили...”»

В общем, обобрали старушку служители искусства, снимавшие картину, которая «учит добру», над которой потом плакали миллионы зрителей. И о прибавке к пенсии для бабушки похлопотать забыли. А Ефимья Ефимьевна, которую так и прозвали «матерью Шукшина», умерла через два года: замерзла зимой на холодной печке. В опустевшей избушке между стекол в окне лежал выгоревший портрет Шукшина с обложки «Советского экрана». Так трагедия киношная напрямую перехлестнулась с трагедией жизненной.

Ты жива еще, моя старушка?

Жив и я. Привет тебе, привет!

Пусть струится над твоей избушкой

Тот вечерний несказанный свет.

Эта песня на стихи Сергея Есенина тоже звучит в кинофильме «Калина красная», в исполнении бритоголового парня, заключенного. Камера движется по залу, показывая лица осужденных: все люди, все человеки, слушают, переживают.

Большинство осужденных к женщинам относятся с пренебрежением. Исключение делается только для матери. Все бабы — стервы, а мать — это святое. О том, что в такой позиции есть огромное противоречие, никто не задумывается. А между тем именно это противоречие дает о себе знать на каждом шагу.

Вспоминаю случай из своей жизни. Я тогда работал в вечерней школе в колонии строгого режима. Иду к трамвайной остановке по дороге, рядом идет пожилая женщина, плачет. Приехала к сыну на свидание, привезла гостинца, покушать, а сигарет в спешке положила мало. Сын вспылил, прервал свидание и ушел, обидевшись на мать. «Что с ним колония сделала, — плачет женщина, — ведь был такой хороший, добрый, ласковый мальчик».

Ты одна мне помощь и отрада,

Ты одна мне несказанный свет.

Чудесный факел

«Вечная тревога, труд, борьба, лишения — это необходимые условия, из которых не должен сметь думать выйти хоть на секунду ни один человек... Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать, и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие — душевная подлость» (Л.Н. Толстой).

«Подвижники нужны, как солнце. Составляя самый поэтический и жизнерадостный элемент общества, они возбуждают, утешают и облагораживают. Их личности — это живые документы, указывающие обществу, что, кроме людей, ведущих спор об оптимизме и пессимизме, пишущих от скуки неважные повести, ненужные проекты и дешевые диссертации, развратничающих во имя отрицания жизни и лгущих ради куска хлеба, есть еще люди иного порядка, люди подвига, веры и ясно осознанной цели» (А.П. Чехов).

«Жизнь для меня не тающая свеча. Это что-то вроде чудесного факела, который попал мне в руки на мгновение, и я хочу заставить его пылать как можно ярче, прежде чем передать грядущим поколениям» (Бернард Шоу).

Сколько ни приводи примеров различных высказываний великих людей о смысле и назначении жизни, везде жизнь пылает, как чудесный факел. Никто не хочет, чтобы она чадила, как бочка с мазутом. Каждый человек признаёт, что жить дурно, бездумно, безалаберно — значит жить плохо и такая жизнь похожа на умирание. Многие хотят повелевать своей судьбой, создавать ее как произведение искусства. Хорошая жизнь — не обязательно жизнь благополучная, но обязательно интересная, та, что оставляет в памяти человека, а нередко и человечества, глубокий след.

Что мы помним в нашей жизни? События яркие, неординарные, интересные. Пусть не всегда они приносят нам удовлетворение, пусть не всегда наша совесть чиста при воспоминаниях о делах не слишком-то благообразных, но зато «есть что вспомнить». Хороший преподаватель, если он хочет, чтобы его урок остался в памяти учеников, всегда старается чем-то поразить их внимание, удивить, ошеломить. Игра актера запоминается только тогда, когда она является яркой, неординарной, когда характер, им показанный, поражает оригинальностью, самобытностью.

Жизнь — это не те дни, что прошли беспамятно, а те, что запомнились. Жизнь может быть и коротка, но настолько значительна, что она кажется очень долгой. А бывает жизнь долгая, но безликая, и, когда она проходит, от нее ничего не остается. Чем известен библейский патриарх Мафусаил? Только тем, что прожил 969 лет. Но чем были заполнены эти годы, библейская история молчит. Однообразные, как барханы пустыни, шли они своей чередой, не оставляя в памяти никаких следов. Неужели не было в этой пустыне ни одного оазиса счастья, ни одного свежего источника, который мог освежить душу и вызвать в ней яркие картины?

«Всякая жизнь, хорошо прожитая, есть долгая жизнь» (Леонардо да Винчи).

Но у памяти свои капризы, ее избирательность порой поражает. Уходят в никуда яркие события прошедших дней, а запоминаются такие пустяки, что только диву даешься: зачем я помню все это? Кто-то, побывав на войне, вспоминает бои, а кто-то всю жизнь помнит мимолетный взгляд девушки, стоявшей у дороги. В ярких событиях часто бывает привкус трагедии, беды. В младенчестве ребенок тянется к самой яркой игрушке, но, вырастая, он предпочитает вещи по их истинной ценности. И ценность эта не всегда выражается в денежных знаках. В знаменитой сказке младшая дочь купца всем ценностям мира предпочла простой аленький цветочек, но именно это принесло ей счастье.

Чудесный факел жизни. А разве нет своего очарования в «тающей свече»? Может быть, как раз при такой свече родились самые прекрасные поэтические строки, написались великие мысли, вылились из души признания в любви.

Все-таки выражение «чудесный факел» условно. Надо жить, а не доказывать миру право на свое существование. Не каждому дано просиять над миром яркой кометой, ослепить его ярким факелом жизни. Но каждый может оставить по себе добрую память в сердцах близких людей, которая будет светить в них, как светлячок в ночи.