От самой России зависит, примкнут ли к ней осколки СССР, убеждает своей политической дилогией минский прозаик Сергей Трахимёнок.

Если по большому коммерческому счету, то ни одной из этих книг издание не светило. Об этом почти прямо говорит автор в начале второго романа, когда его главный герой Савва Чингизов на пробу сам начинает писать детектив для одного из минских издательств. И, судя по всему, воспроизводит первую часть дилогии[1]: «Савва пришел домой и сразу же начал писать то, что задумал. Он решил не мудрствовать лукаво и описать работу группы политтехнологов в экзотической стране Елактау... начал с прилета политтехнолога по фамилии Доморацкий из Москвы... на выборы президента...»

Захватывает? Вот и менеджер в издательстве отказался передавать набросок маркетологу — мол, сразу понятно, что рыночного успеха иметь не будет. «Убийство одного из персонажей должно быть в первой главе, а лучше всего — на первой странице...» Ведь «мы говорим об издательских проектах, которые имеют цель продать книгу, а не читать книгу...».

Убийство в первой книге — того самого московского гостя — все-таки имеется. И способность причудливо закручивать сюжет Сергей Трахимёнок в своих предыдущих романах не раз проявлял. Да и в этих герой то возносится из грязи в князи, то слетает с олимпийских, но далеко не спортивных вершин за тюремную решетку. Однако в сердцевине нынешней дилогии отнюдь не подобный голливудскому экшн. Стержнем первой книги и впрямь становятся перипетии политической эволюции президента одного из азиатских осколков СССР. Второй — иногда на первый взгляд странные обстоятельства недавней очередной избирательной кампании в одном из европейских обломков Союза и сама история его возникновения, которую полярно трактуют сторонники разных воззрений на прошлое, настоящее и желаемое будущее.

В общем, не для расслабленного и развлекающегося, а больше для желающего работать головой читателя — хотя и в беллетризованном, местами весьма, виде. Вопреки утверждениям того же издательского менеджера, что «цель книги не актуальность и попытка что-то там разъяснить читателю, а продажа ее, что круг читателей такого текста не так велик и продажи будут небольшими...» Это, собственно, подтверждают тиражи. Даже у «Роман-газеты», во втором номере которой за 2020 год была опубликована первая книга — «Сын президента», он сегодня невелик, а в Минске под заглавием «Когда хвост виляет собакой» книга была издана в количестве всего 300 экземпляров. Вторая же, «Время лимитрофов», вышла в 2021 году в московском «Вече» тысячным тиражом, в Минске не выходила вообще.

Понятно, что задача и материал, за которые взялся автор, весьма ограничивали его выдумку. В первом случае, возможно, было попроще — все-таки действие как минимум начинается 26 лет назад, и восточный берег Каспия далековат. Так миру явилось уж точно не существующее — как минимум пока — на постсоветском пространстве небольшое государство Елактау. Русский перевод его имени — Белогорье, напоминая как о нашем фольклоре, так и про свежую киносказку а-ля рюсс «Последний богатырь», весьма эту небывалость подчеркивает.

Однако во втором случае место и время оказались настолько близки, что текст пришлось сразу предварить заявлением: «...государства Елактау и Белорусь к Казахстану и Беларуси никакого отношения не имеют и существуют лишь в голове автора, так же как и люди, их населяющие...» Поверить чему все последующее изложение — во всяком случае, касающееся Беларуси — отнюдь не позволяет. Может, потому вторая книга в Минске и не издавалась.

Чувствуется, что, сам будучи по жизни — как-никак доктор юридических наук и профессор с опытом работы в спецслужбах — аналитиком, Сергей Трахимёнок сосредотачивается здесь на весьма знакомой ему деятельности. Да и мой собственный опыт 90-х напоминает: политтехнологи действительно вышли из второго поколения кружка методологов Георгия Щедровицкого, которые не только философствовали по поводу человеческой деятельности, но и «брали заказы на решение управленческих задач в рамках игр и мозгового штурма».

К этому кружку в свое время, учась на филфаке МГУ, приобщился и Савва Чингизов, в 1994 году взявшийся помогать на выборах президента Елактау своему отцу — директору одного из крупных промышленных предприятий. Православное имя и азиатская, хотя и русифицированная фамилия сочетаются неслучайно: Савва — сын приемный, взят из детдома. Эта особенность, безусловно, добавляет описанию его взаимоотношений с отцом-казахом, а потом и президентом некоторую горчинку. Однако она же, видимо, обеспечивает ему как понимание национальных особенностей Белогорья, так и необходимую отстраненность от них. Вплоть до возможности размышлять о гипотетической национальной идее для государства, которое вроде бы и возникло по случаю, не имея для этого никаких, по меньшей мере, исторических оснований.

Перипетии избирательных кампаний, за иными из коих также мог наблюдать сам, дают немало поводов и для размышлений о человеческой природе, сути политики и власти. Одни, также вполне знакомые и типичные, действия участников таких кампаний автор описывает, другие приоткрывает — как, например, в одном из разговоров Чингизова-старшего со своим выросшим приемышем: «Пока ты занимался технологиями пропагандистскими, мне пришлось вести переговоры с бандитами, наркодельцами, представителями диаспор и даже с моим тогдашним конкурентом...» В конечном итоге то самое убийство московского политтехнолога, пусть и ставшее трагической случайностью, тоже оказывается связано с политической игрой.

Вполне узнаваема и обстановка вокруг будущего победителя накануне дня голосования: «...группа поддержки перебралась в офис кандидата. И здесь начались чудеса. Группа постоянно находилась в офисе, но ее словно не замечали. Вокруг Чингизова-старшего уже образовалось окружение, которое весьма ревниво следило, чтобы никто другой не имел доступа к телу кандидата...»

Изображенное во второй книге послевыборное «кидалово», когда тех или иных участников избирательных кампаний оставляют без обещанных гонораров, — тоже вполне жизненная ситуация. А если бы автор со всем своим умением добавил в общую картину каких-нибудь деталей из области «черного пиара», на которых — правда, с чуть более позднего времени — до сих пор специализируются некоторые российские политтехнологи, повествование стало бы еще более занимательным.

Однако Восток, как известно, дело тонкое. На нем уместны отнюдь не все вольности, которые по-прежнему сходят с рук в, казалось бы, жестко авторитарной России. И на востоке Запада, где располагается вроде бы придуманная Трахимёнком Белорусь, — тоже. В применении к ним политтехнологический беспредел, включенный в текст для оживляжа, вряд ли выглядел бы правдиво.

Кроме того, сверхзадача автора явно побуждала его наполнить описание не только конкретными сюжетными поворотами, но и осмыслением относительно общих представлений о человеческом обществе в целом и современном мире в частности. В том числе в тех его частях за пределами России, которые уже четвертый десяток лет пытаются жить самостоятельно.

Отсюда и диалоги на вполне правдоподобных семинарах, которые устраивают по утрам в своем офисе политтехнологи, и разговоры Саввы с Чингизовым-старшим и другими персонажами. Чтобы вникнуть в их содержание, опять же требуется некоторое усилие. Но благодаря тому же усилию, например, можно ощутить вполне эстетическое наслаждение от изящества идеи, которая приходит в голову Савве, когда он размышляет над проблемой стареющего отца.

Даже с учетом оговорки автора, что Елактау не имеет ничего общего с Казахстаном, можно увидеть, что Чингизов-старший в конце концов приходит к тому, с чем, очевидно, столкнулся Нурсултан Назарбаев: «...ты начал понимать, что ты не вечен и нужно что-то сделать, чтобы при твоем уходе из политики или в мир иной о тебе осталась хорошая память и эта память отчасти сохранила бы жизнь твоему окружению, клану, семье...»

Что делать в этой ситуации, Савва понимает и отвечает отцу: «Создать тебе памятник, за которым бы все видели твои дела во благо народа...» Но какой именно памятник? Как мы видели уже и на своем веку, звание «Отец нации» можно отобрать, статую — снести, родственников — погнать с должностей, переименованному городу вернуть прежнее название.

Да простит меня автор за действие, именуемое спойлером. Небольшой тираж его романа просто не позволяет предложить читателям самим найти книгу и разделить восторг от этой, не побоюсь такого слова, гениальной идеи (автору, естественно, тоже респект). Савва решает и делает так, чтобы границы Елактау повторили очертания лица ее первого президента на старом рисунке, который со временем стал популярен не менее, чем известный портрет Че Гевары. Границы-то назад не поменяешь. Но чтобы спойлер остался-таки неполон, о том, как именно это происходит, умолчу.

Действие дилогии, однако, продолжается — и вместе с главным героем перемещается в Минск. Который является столицей как вроде бы придуманной автором Белоруси, так и настоящей Республики Беларусь. И фамилии участников здешней избирательной кампании, которая едва не закончилась очередной «цветной» революцией, осуществленной по стандартным методичкам, очень уж напоминают реальные. Только президент именуется не по фамилии, а по определению — Действующий.

Впрочем, в кампанию Савва Чингизов ввязывается отнюдь не сразу. Да, собственно, и ввязавшись, он дистанцируется от ее главных участников, ибо роль аналитика требует определенного отдаления. Прежде всего, однако, Савва по предложению своего коллеги — с детективом не вышло, а к любовным романам или книгам прикладного характера душа не лежит — примеривается к документальной книге о Белоруси. И пытается разобраться в ее истории, которая определяет нынешнее состояние общества и удивительным образом совпадает с историей опять же реальной бывшей советской республики.

Сюжет на этом этапе развивается отнюдь не стремительно и довольно неприхотливо. Скорее он переходит в сюжет самой истории, где читатель, который до сих пор бережет в своей голове стереотипы советского времени, может увидеть причины той двойственности, что нередко проявляется в современной белорусской политике, и изрядно дополнить свои представления, которые ранее обрывались многоточием школьного учебника. Отнюдь не потому, что возможное продолжение противоречило прежним клише. Просто оно показывало более глубокую подоплеку разных противостояний, в том числе национальную и религиозную.

В избирательной же кампании Действующего, за которой и последствиями которой иные из нас в 2020 году по понятным причинам (впрочем, то была кампания Александра Лукашенко) следили издалека и отрывочно, Савва внезапно обнаруживает странные особенности. «Ему показалось, что все высказывания Действующего, зафиксированные в бумажных и прочих СМИ, — фактическая подстава Действующего его окружением... Действующий проигрывает войну не только в компе, но в телевизоре. И я до сих пор не могу понять: это непрофессионализм телевизионщиков или скрытая дискредитация...»

Ищет он и объяснение «ползучей контрреволюции», которая развивается прежде всего в культурной сфере: «Все говорят о русификации, но на практике получается все наоборот. Улицы только по-белорусски, населенные пункты тоже, памятники тем, кто когда-то в девятнадцатом веке резал православных священников и крестьян...»

Таким объяснением становится ослабление власти: «Режим теряет легитимность... Стала неопределенной идеология... Мифы и символы режима поблекли...» В этой шаткости появилась идея получить поддержку от «свядомых», как в обоих государствах — придуманном и реальном — называют националистов. И, «надеясь на некое невербальное соглашение его окружения со свядомыми», Действующий упустил ситуацию.

С каким напряжением сил удалось тогда восстановить статус-кво в настоящей Беларуси, следившие за ситуацией, а тем более участники тех событий помнят. В придуманной же Белоруси герой проследить за ней не смог: как и в первой книге дилогии (тут автор, похоже, опять дал волю своему умению вести и кольцевать сюжет), снова был обвинен в подготовке государственного переворота. Хотя и тут отделался отнюдь не тяжко — высылкой в Белогорье. Все-таки сын президента суверенного государства...

Так и получается, что на фоне то ускоряющегося, то притормаживающего свое развитие хода событий дилогию соединяют не только несколько главных и второстепенных героев. Параллельным стержнем обоих романов становится стремление автора и его (отчасти) альтер эго осмыслить и проговорить причины, последствия и возможные перспективы тех действий, к которым в определенных обстоятельствах неизбежно будут прибегать главы государств-лимитрофов, образовавшихся вокруг России.

В устах некоторых отечественных телекомментаторов само это слово — «лимитроф» — в последнее время стало чуть ли не ругательным. Очевидно, из-за откровенно антироссийской или как минимум непоследовательной — и нашим, и вашим — политики этих самых государств. Изначально же, напоминает Трахимёнок, латинское limitrophus означает «пограничный». Находясь на культурном, цивилизационном пограничье, самостоятельно осколки бывшего СССР обеспечить свою стабильность не в состоянии. Вот и покачиваются из стороны в сторону между центрами силы, говоря про свою многовекторность.

А еще это слово Савва Чингизов применяет к конкретным людям, которые, застряв на умственном пограничье, не могут определить собственную сторону. Такое состояние именуется амбивалентностью. Звучит неплохо, академично — если не помнить, что это разновидность шизофрении.

Такие, как говорит устами своих героев автор, качели лимитрофов — не что иное, как вызов России. «...Слабость элит в постсоветских государствах, большая часть которых утонула в этническом национализме, борьбе за власть, осуществлении различных схем личного обогащения, заведомо проигрышных в политических играх с Западом и Россией по принципу “доения двух маток”, — это следствие слабости России, ее политического класса, большая часть которого сама погрязла в мелких схемах личного и корпоративного обогащения».

«Отсутствие на общегосударственном уровне ясно сформулированной собственной национальной идеи и как следствие ясных внешнеполитических целей порождает слабость и конъюнктурность политики в отношении соседей, мешает согласовать внешние интересы государства, общества, бизнеса и личности. А между тем у многих государств СНГ все эти годы существует и отчасти продолжает существовать потребность именно в интеграционном объединении, а не в “союзе глав государств”. Но чем больше проходит времени, тем дальше инертность Москвы выталкивает эти страны в орбиту чужого для России влияния...»

В таком, вырванном из контекста, виде это, конечно, публицистика. Однако в самой дилогии — часть серьезного разговора, который ведут между собой серьезные люди, каждый из которых на своем собственном пограничье вынужден принимать осознанные и вполне определенные решения. Хотя, конечно, ту же многовекторность Савва прямо именует проституцией, напоминая: «Есть русло геополитики или даже цивилизационной политики, и из него объективно нельзя выбраться...»

«Если Россия правильно сориентируется в ситуации и будет выстраивать свою политику сообразно ее роли в мире... успокоятся и лимитрофы...» — уверен Сергей Бусловецкий, один из героев второго романа. Уверенность, которую, возможно, разделят и многие из нас. Обратим, однако, внимание: даже он, русский, который после армейской службы остался в Беларуси и одно время даже водился с белорусскими националистами, а потом, уличив их во лжи, разошелся с ними, не является российским гражданином.

Вообще — в этой дилогии, которая написана и издана по-русски, среди героев, которые говорят между собой по-русски, нет ни одного россиянина. И сам автор, Сергей Трахимёнок, родившийся в Сибири и переехавший в Минск только в 1990 году, как минимум формально не российский писатель. И получается, вопрос: сможет ли Россия быть настолько сильной, чтобы лимитрофы качнулись в ее сторону? — граждане этих самых лимитрофов и задают. Не посторонние, но со стороны. Лично я такого в русской литературе, если считать таковой написанную по-русски, ранее не встречал.

Нас, россиян, спрашивают. Что ответим?