«Одноклассники.ру» и Лепешкин

Вся страна сидит в «Одноклассниках». И вся эмиграция тоже. Пожарные сидят между пожарами, а иногда вместо, милиционеры зависают, врачи, банкиры с охранниками, домохозяйки и, разумеется, менеджеры среднего звена. Им-то сам Бог велел — компьютер на столе, начальник на деловой встрече, зам. начальника на работе, но тоже в «Одноклассниках», школьную любовь ищет… Все на сайте, все поголовно, и не только люди — депутаты попадаются! Один Ваня Лепешкин там не сидит. Он то в тюрьме сидит, то дома на диване и без всякого компьютера. Но однажды — он как раз дома сидел, не в тюрьме — подарили ему компьютер. Ну, как подарили — отдали. Ну, даже не отдали, а он сам попросил. Ну, не попросил — взял, и все. Двери запирать надо, не в деревне живете. Так вот — появился у него компьютер, и Ваня сразу в эти «Одноклассники» зашел, на друзей-подруг школьных посмотрел. Очень расстроился, очень. Какие там фотографии! Правда, у всех почему-то одинаковые. Бабы сначала на фото с ребенком, потом в купальнике на море, если фигура позволяет. Если фигура уже не очень, тогда на фоне своего особняка и по пояс, но особняк целиком, все шесть этажей. Потом фото за компьютером — это она на работе, фото с шампанским — на корпоративной вечеринке и последнее — «Это я в Испании в прошлом году». Они в прошлом году почему-то все в Испании были. И на заднем плане обязательно какой-то мачо маячит — намек на курортный роман. Хотя у нас таких мачо на любом рынке больше, чем во всей Испании. У мужиков фотографии почти такие же, только антураж пивной: зонтик, под зонтиком столик, весь уставленный пивом: «Я во Франции». Другой зонтик, другой столик и пиво другое — «Я в Италии». Третий зонтик, третий столик с пивом — «Это я в Амстердаме», и так по всей географии. Плюс — обязательно! — фото за рулем дорогой машины и охота-рыбалка на фоне джипа. Лепешкин же во франциях-италиях, разумеется, не был, про Амстердам и не слышал даже, рыбалкой не увлекался, а охотился только по ночам и только с целью наживы денег на выпить-закусить. Да и фотоаппарата у него никогда не было, его обычно милиционеры фотографировали. Машина, правда, была, но недорогая и не очень его. А пиво Лепешкин вообще не пил, он больше по водке ударял и по самогону. Но настроение как-то поднимать надо, и Ваня вспомнил про своего дружка, они сидели вместе. Тот на компьютере и доллары делал, и свидетельства всякие, и акции «Норильского никеля», а один раз деньги какого-то банка на себя перевел и поехал в Кемерово отдыхать, думал, это далеко и там не найдут. Его в Кемерово и не искали, его прямо в вагоне-ресторане взяли, в километре от Москвы. Вот этому дружку Лепешкин и позвонил. Дружок выслушал проблему, сказал, что это дело двух минут, но нужны всякие напитки. Лепешкин всякие напитки взял и выехал.

На следующий день, приехав домой и поборов похмелье, Лепешкин гордо открыл свою страничку в «Одноклассниках». Он не помнил, что за фотографии они вчера сделали, поэтому уже первая повергла его в шок. На ней он стоял между Путиным и Медведевым, а подпись гласила: «Я знакомлю Владимира Владимировича с Дмитрием Анатольевичем». Подписи под остальными фотографиями, как и сами фотографии, были под стать первой: «Я даю взаймы Абрамовичу», «Я учу петь Аллу Борисовну», «Я показываю Биллу Гейтсу, как работать на компьютере», «Я объясняю Гусу Хиддинку футбольные правила», «Я выгоняю из своей постели Наоми Кэмпбелл и Дженифер Лопес», «Я покупаю десяток яиц Фаберже», «Элтон Джон и Борис Моисеев поют мне колыбельную»… Эту фотографию Лепешкин решил на всякий случай удалить, слышал он что­то нехорошее про этих Джонов-Борисов. Зато следующее фото ему очень понравилось. На нем он гордо скакал на белом коне по степи, в папахе и бурке, с нагайкой в руке, а от него трусливо убегала украинская армия, уплывал флот и улетала авиация. Подписано фото было просто: «Я возвращаю Крым России». Оставшиеся фотографии Лепешкин уже не просматривал, а быстро пролистал. На них он кормил с рук Валуева, запускал в космос Гагарина, отгонял Сальери от Моцарта и тушил Жанну д’Арк. Самая последняя фотография была сделана, наверное, когда всякие напитки уже кончились.

Письма Ване начали приходить сразу и в огромных количествах. Отличница, которая отторгла Ваню на выпускном, предлагала срочно встретиться и исправить эту ошибку, остальные девушки просто присылали свои фотографии и номера не только телефонов, при этом каждая третья хотела родить от него ребенка, а у каждой второй он уже был и, разумеется, от Вани. Мужики просили взаймы и звали в баню, а некто Кузьмичев именно Ване мечтал задешево продать партию мопедов. В городе Сыктывкаре назвали новую улицу его, Вани Лепешкина, именем, там осталось только вырубить лес, положить асфальт и построить дома, в какой-то деревне открывали Ванин бюст, приглашали на открытие и просили немного денег на торжества, женская волейбольная команда из Томилина предлагала купить ее всю целиком, вместе с сеткой и мячиками, но без маньяка-тренера… Много было писем, очень много, а последним пришло послание от Абрамовича. Он интересовался, где, когда и сколько он взял взаймы у господина Лепешкина и как ему вернуть долг. Господин Лепешкин вспотел и не мешкая стал писать ответ. Сначала он написал, что Абрамович взял у него взаймы в марте, у входа в универсам на 3-й Парковой улице. Перечитав, Ваня решил, что это несолидно, и переделал универсам в сберкассу, а март в сентябрь. Получилось лучше. Насчет суммы Ваня решил сразу — 100 долларов. Но руки предательски дрожали после вчерашнего, и в итоге нулей получилось чуть больше…

Через час люди Абрамовича привезли Ване дипломат с деньгами. Солнце на землю, конечно, при этом не упало и мир не перевернулся. Упал и перевернулся Лепешкин, когда, проводив гостей, открыл дипломат. Денег было так много, что Ванины математические способности не позволяли их сосчитать.

Большие суммы учат и дисциплинируют. Ваня Лепешкин со временем стал преуспевающим бизнесменом. Он женился на отличнице, некогда его отторгшей, купил шестиэтажный особняк, возле которого с утра до вечера играет в волейбол женская команда из Томилина, и послал приглашение Наоми Кэмпбелл. Он вообще старался строить свою жизнь по фотографиям из «Одноклассников», хотя не все, конечно, проходило гладко. Приехавшая Наоми, например, оказалась пожилой пьющей негритянкой и чуть не разрушила Ванину семью, Билл Гейтс на письма, даже со смайликами, не отвечал, Алла Борисовна отвечала, но исключительно матом, Путин с Медведевым познакомились давно и без Вани, а Жанны д’Арк с Моцартом и Сальери так вообще в живых не было, что Ваню очень удивило. Вскоре он в «Одноклассниках» разочаровался и перестал туда заходить. Чего там делать-то? На рожи эти противные смотреть? Ваня свой сайт создал — «Однокамерники.ру». Сайт сразу стал очень популярным, жизнь на нем закипела, особенно в группах «Лефортово» и «Бутырка». Одних Ходорковских зарегистрировалось 1455 штук, и это только с одной зоны! Все правильно рассчитал бизнесмен Ваня Лепешкин. Ведь в какой стране живем? Сегодня ты в своем офисе в «Одноклассниках» сидишь общаешься, а завтра налоговая случайно зашла, обиделась на что-то и — «Владимирский централ, ветер северный…».

Антикризисное эссе

Наступили тяжелые времена. Народ лишается работы. Причем на улице оказываются не дворники — они и так сутками на улице, не депутаты и не водители депутатов. Увольнения коснулись прежде всего самого многочисленного отряда наемных работников — менеджеров среднего звена. Эти образованные, умные, красивые и гордые люди находятся сейчас в ужасном положении. Из краеугольного камня мирового бизнеса они превратились в пыль. Их жизнь потеряла смысл. Их не ждут ровно в десять в офисе. Им не надо до шести вечера сидеть за компьютером с пятью перерывами на чай­кофе, обсуждая ужасные пробки. Не надо по пятницам пить пиво, а по субботам вискарь. У них не будет уже никогда веселых и хмельных корпоративов. Остался в прошлом отдых в Турции. Исчез халявный Интернет вместе с «Одноклассниками.ру». Закончились офисные дни рождения с тортами, цветами и шампанским. Нет больше ежедневного обзвона клиентов, на чем, кстати, и держалась вся российская экономика. По ночам на бывших менеджеров среднего звена накатывает ностальгия по деловым, но сытным встречам за счет фирмы в недорогих итальянских ресторанчиках. Их домашний холодильник пуст, а автомобиль стоит без бензина. Жена, видя вместо денег мужа, сходит с ума и скандалит. Организм ровно в четырнадцать ноль-ноль по будням требует обеда и не получает. Ребенок хнычет без подарков. Статус упал на землю и разбился. Соседи­маргиналы не просят в долг. Вместо «Парламента» приходится покупать «Яву золотую», а вместо бочкового «Гиннеса» пить пластмассовое «Очаковское». «Как жить дальше и стоит ли вообще жить?» — спрашивают себя бывшие менеджеры среднего звена. И сами себе отвечают: «Нет! Дальнейшая жизнь будет неэффективна. Да и есть ли она, жизнь вне офиса? Как она проходит у остальных людей, у всех этих “неменеджеров”? Жизнь без охраны на первом этаже… Жизнь без костюма и галстука… Без кожаного портфеля и без секретарши начальника Людочки, без корпоративных сувениров и оплаченного мобильного, без офисного романа и быстрого секса в пустом кабинете директора… Сколько стоит поездка в метро, наконец?!»

«Одна поездка на метро стоит 22 рубля, — отвечают работники биржи труда. — А жизнь вне офиса существует! Выдавальщицы медицинских карт в районных поликлиниках и гардеробщики там же, продавцы магазинов шаговой доступности и комплектовщики наборов детских игрушек, дежурные по эскалатору и кассиры пригородных касс — все они живут увлекательной и насыщенной жизнью!» И, кстати, не только они! «Кризис не страшен. Его надо просто преодолеть», — сказал автору этих строк отдиральщик незаконно наклеенных объявлений. «И преодолеть прежде всего в себе», — добавила его жена, расклейщица этих же объявлений. Им, молодым, уверенным в себе и в своем будущем людям, не грозят никакие экономические потрясения, а слово «дефолт» заставляет краснеть, хихикать и уединяться. Им некогда читать экономические сводки, они работают, делают карьеру, а по вечерам пьют за гаражами пиво, с улыбкой глядя на слабеющий рубль.

Вот с них надо брать пример, ныне безработный, а в недавнем прошлом менеджер среднего звена! А не с Абрамовича, который ежедневно теряет по миллиону долларов! Рабочий по обслуживанию линейных сооружений не теряет ничего, если только по пьянке забудет, где находятся эти его линейные сооружения и как они выглядят. И запомни: бывших менеджеров не бывает! Бывшими бывают только жены, мужья и президенты. К тому же недавно по настоянию психологов и с целью уменьшения случаев суицида из-за социального неравенства в названиях всех профессий, зарегистрированных в Российской Федерации, появилось это волшебное слово! Так что гони прочь депрессивные мысли! Никаких намыленных веревок, уходов в монастырь и алкогольное забытье! Подними голову, открой глаза — новый, совершенно незнакомый мир лежит у твоих ног! И этому миру нужны твои мозги и твои руки! Ты работал менеджером по продажам в крупной торговой сети? Такая же должность менеджера, но по розничной продаже проездных документов для проезда на наземном транспорте ждет тебя! Или ты был заместителем начальника отдела продаж автомобильного салона? Тебе тоже будет интересна эта профессия! Потерю в зарплате компенсирует уютный, отдельно стоящий и хорошо отапливаемый офис на одного человека, расположенный у троллейбусной остановки. А если ты работал начальником отдела ипотечного кредитования в банке, то ты быстро освоишь все премудрости этой работы и уже через полгода сможешь стать СТАРШИМ менеджером-экспедитором по ОПТОВЫМ продажам льготных проездных документов! Мобильный, кстати, тоже оплачивается. Сложнее придется бывшим заместителям руководителей проектов управления развития систем процессинговых центров. В трамвайном депо № 5, например, долго смеялись, узнав о такой должности, но, отсмеявшись, предложили вакансию менеджера-кондуктора с перспективой через год стать менеджером всего вагона. Раньше это называлось «вагоновожатый». Истеблишмент, кстати, всего трамвайного бизнеса.

А через год-полтора кризис закончится и все вернется на круги своя. Опустевшие офисы вновь наполнятся звонкими голосами менеджеров среднего звена, которые привычно начнут обзванивать клиентов. А их клиенты начнут обзванивать своих, те свои — других своих, а другие свои обзвонят первых. Круг замкнется, и экономика России снова поднимется с колен и семимильными шагами двинется вперед, к новым свершениям. И, кстати, к новому кризису. Больше десяти лет только на обзвоне клиентов никакая, даже супергазонефтеалюминиеникелевая, экономика не выдерживает. Так что не стоит зарекаться от сумы, уже достигнув вершин бизнеса и работая старшим менеджером по оптовым закупкам детского питания в крупной сети супермаркетов. «И это пройдет», — как сказал один из первых в мире топ-менеджеров. Поэтому остановись как-нибудь, проезжая мимо будки по продаже троллейбусных билетиков. Выйди из своей иномарки и поклонись в пояс этой будочке. Помаши рукой менеджеру трамвая. И дай пятьдесят рублей стоящему рядом менеджеру по сбору средств на восстановление храма. Пусть похмелится. И воздастся потом тебе сторицей…

Великая сила национализма

Еще никогда евреи не подвергались такой дискриминации, как 16 декабря в квартире Димы Головкова. Надо сразу сказать, что в этот день Дима праздновал свое 50-летие, а сам он корнями уходил туда, откуда... В общем, был он еврей, и черта его оседлости, уже c утра проведенная тещей, белела где-то в дальнем углу комнаты, на расстоянии двух вытянутых рук от столов с запасами спиртного и закусками. Там, в этом углу, стоял колченогий стул, на котором Дима и сидел, печально наблюдая за происходящим. Вначале, конечно, он пытался возражать, на что теща вскользь, но сурово заметила, что у них здесь не иудейская Пасха и, если Диме что-то не нравится, он может сложить свои вещи на этот дурацкий стул и идти к своему посольству, где его с удовольствием примут. Дима обиженно замолчал. Минуты через три он не выдержал и сказал, правда, какую-то фразу про антисемитизм, за что теща до минимума уменьшила сферу его интересов. А гости уже собирались. Они шумно заходили, шумно отдавали пакеты с подарками Диминой жене, шутили, смеялись и еще более шумно рассаживались. Дима безучастно смотрел на все это, в его глазах плескалась боль всего Ближнего Востока, а губы беззвучно шевелились. Теща, заметив это, сказала, что Дима за всю жизнь не прочел ни одной строчки из Торы, что еврейских молитв он не знает, что с исторической родиной его связывает лишь исполнение в пьяном виде «Хавы Нагилы» да эти вечно печальные глаза, и праздник начался. Диме выдали немного салата и жестко прервали его попытку прорваться к столам. В подавлении бунта активное участие принял Димин друг Андрианов, специально приглашенный в качестве казака-антисемита и имеющий большой опыт погромов в квартирах друзей-евреев. Вконец обидевшийся Дима затих в своем местечке, осознав, что это и есть маленькое еврейское счастье, а гости, наоборот, развеселились. После тостов за тещу и жену пришло время песен. Исполняли в основном произведения разудалых русских композиторов Фельцмана, Френкеля и Фрадкина, казачий цикл Розенбаума и «Русское поле» из репертуара Кобзона. Иногда в этот ряд врывались песни, которые давно стали национальным достоянием России, — «Сулико», «Четыре татарина» и «Хаз-Булат удалой». Вот во время исполнения последней и произошло то, чего так опасалась теща. Одного из гостей, Савельева, так разжалобила фраза «Бедна сакля твоя...», что он расплакался и незаметно катнул Диме бутылку «Русской» водки. Женщины в это время находились на кухне, поэтому Дима подарок принял с благодарностью и залпом...

Когда через несколько минут теща зашла в комнату, ее взору предстала страшная картина. Дима с пустой бутылкой водки стоял на столе и пел «Хаву Нагилу». Вокруг плясали что-то похожее на кадриль гости, иногда подсказывая Диме слова и напоминая мелодию. Теща попыталась пресечь эту наглую жидомасонскую выходку, но... Но ее увлек вихрь танца, и спустя мгновение, заложив пальцы за несуществующую жилетку, она лихо дергала ножками.

Измученные шумом соседи вызвали милицию часа через три. Зайдя в квартиру, милиция долго не могла понять, куда она попала. В большой комнате громко, на непонятном языке спорили мужчины в шляпах. «На иврите говорят», — сказал лейтенант Чернышов, знавший татарский. Еще один мужчина — это был Андрианов — вырезал из газет шестиконечные звезды и обклеивал ими стены. Откуда-то доносился голос тещи — она обзванивала еврейские общины США и Канады, а из кухни лилась печальная песня на том же языке в исполнении женщин. На вопрос о документах, заданный главным милиционером, никто не ответил, лишь проходящая мимо с подносом закусок чернявенькая девушка улыбнулась и сказала: «Шолом!» «Это она поздоровалась, — перевел лейтенант Чернышов и зачем-то добавил: — Татарский и иврит очень похожи». Выяснив, что в квартире по-русски, и то с большим трудом, говорит только Дима, милиционеры удалились, забрав его с собой. Пропажу именинника никто не заметил, и праздник покатился дальше. Теща обзвонила все континенты и, сидя у окошка, ждала переводы с материальной помощью по еврейской линии, Андрианов обклеил звездами квартиру и перешел на лестничную клетку, гости, узнав, кто именно пресек безобразный геноцид по отношению к Диме, избрали Савельева главным раввином и просили его заняться уже строительством синагоги. А у подъезда, сжимая розы, стоял лейтенант Чернышов: чернявенькая девушка вместе с подносом зашла в его сердце...

Время летело. Во дворе Диминого дома строилась синагога, «Мосфильм» снимал кино под названием «Список Савельева», теща занималась финансовыми вопросами мирового сионизма, причем сионизм беднел, а теща богатела, Андрианов обклеил звездами все близлежащие дома и деревья, лейтенант Чернышов… А лейтенант Чернышов, влюбившийся, как оказалось, в жену Димы, убрал его в тюрьму, уволился из милиции и работал на Андрианова, вырезая для него газетные звезды. По субботам, разумеется, он только молился, с ужасом вспоминая свою прошлую, несемитскую жизнь.

Дима вернулся через пять лет. Встретили его как Мессию — все, кроме бывшего лейтенанта Чернышова, — зажгли старинные семисвечники ручной работы, купленные тещей на распродаже в «Икее», показали синагогу, фильм «Список Савельева», шестиконечные звезды на деревьях, детей, родившихся от него в его отсутствие, и дали самоучитель иврита. Диме многое не понравилось: не понравился бывший лейтенант Чернышов, постоянно глазеющий на чужую жену, не понравились архитектура синагоги, концепция фильма, сложный язык, свет от семисвечников и непонятные скуластые дети. Он уставал от лиц еврейской национальности, окружавших его, тосковал по славянам, которых полюбил в тюрьме, не понимал, о чем плачет в своих речах Савельев и почему его надо называть «ребе», кто запретил пить пиво по субботам и что в его квартире делает огромное количество ортодоксальных иудеев из Израиля, если раньше заходили только русские атеисты с водкой и подружками. Не изменилась лишь теща — она по-прежнему боролась с Диминым алкоголизмом, хотя им, алкоголизму и Диме, на двоих исполнялось уже сто лет...

Еще никогда русские не подвергались такой дискриминации, как 16 декабря в квартире Димы Головкова. Сам Дима с утра сидел в углу комнаты на колченогом стуле, на расстоянии двух вытянутых рук от столика со спиртным и закуской. Вначале, конечно, он пытался возражать, на что теща вскользь, но сурово заметила, что у них здесь не православная Пасха и, если Диме что-то не нравится, он может отписать ей свою долю жилплощади и уже таки идти в пивную, где его с удовольствием примут. Дима обиженно замолчал. Минуты через три он не выдержал и сказал, правда, какую-то фразу про антирусские настроения, за что теща до минимума уменьшила сферу его интересов, объяснив, что с русской нацией Диму связывает лишь исполнение в пьяном виде «Калинки-малинки» да эти вечно похмельные глаза. А гости уже собирались. Они тихо заходили, со слезами отдавали открытки с видами Иерусалима Диминой жене и, повеселев, рассаживались. После тоста пришло время песен. Исполняли в основном произведения печальных еврейских композиторов Дунаевского, Шаинского и Богословского, еврейский цикл Утесова и, разумеется, «Хаву Нагилу». Иногда в этот ряд врывались песни, которые давно стали общенациональными, — «Сулико», «Четыре татарина» и «Хаз-Булат удалой». Вот во время исполнения последней и разжалобился ребе Савельев, расплакался и незаметно плеснул Диме 15 грамм кошерной водки...

Беседа

нашего корреспондента с писательницей Мариной Устиновной Перцовой

Корр.:Здравствуйте, Марина Устиновна! Разрешите сразу вопрос: вы написали около 5250 книг. Как вам это удалось?

П.:Я написала больше, пока не все опубликовано. К примеру, до сих пор ждут своей очереди мои сочинения за 3-й и 4-й классы. Никак у меня до них не доходят руки, ведь только в прошлом году я сочинила 365 повестей и романов, которые помогают людям выжить. В этом году у меня такой же график. Вчера вот закончила очень интересный иронический детектив, хотя больше мне нравится роман за понедельник.

Корр.:Почему детектив иронический?

П.:Я там на 265-й странице иронизирую. Ирония помогает людям выжить.

Корр.:Скажите, где и как вы черпаете вдохновение, находите сюжеты для своих книг?

П.:Нигде и никак. Встаю, как и Лев Толстой, в одиннадцать утра, и уже в двенадцать я за письменным столом. Лев Толстой, правда, вставал в четыре, но сути это не меняет, результат­то у нас одинаковый. Хотя вот в субботу я писала роман, чуть проспала, и завязка немного не удалась, да и финал смазала — торопилась на деловую встречу. Пришлось вставить финал из романа от 8 октября, а завязку — из повести за 19 мая, и ничего,   книжка продалась, отзывы очень хорошие. Кому­то, может, она помогла выжить.

Корр.:У вас очень сочные, поэтичные описания. Например, повесть за позапрошлый вторник: «Борис Львович опоздал. Он был одет в костюм, впрочем, как и всегда». Прекрасный роман за среду, 4 июля: «Когда Нюсе исполнилось семнадцать лет, мама подарила ей вязаный жакет, впрочем, как и всегда». Позавчерашняя повесть: «Шел дождь, впрочем, как и всегда». Откуда такой стиль?

П.:Конечно, можно было написать «Шел сильный дождь, впрочем, как и всегда», но это уже Бунин какой-то, а у нас с ним совершенно разные читатели. Причем у меня их больше. Ведь я помогаю людям выжить.

Корр.:А откуда прекрасное чувство юмора? Вот роман за 10 марта: «Борис Львович пошутил, впрочем, как и всегда».

П.:Чувство юмора у меня от мужа. Он очень веселый человек был.

Корр.:Кто ваш муж?

П.:Просто муж. И первый читатель всех моих книг. Сейчас он в психбольнице.

Корр.:В романе от 28 июля вы очень нежно описываете кошку: «Найка подбежала ко мне и лизнула, впрочем, как и всегда». Вы любите животных?

П.:Да, конечно. В моем доме раньше всегда жили животные. Я читала им вслух свои только что написанные книги. К сожалению, все они почему-то рано умирали.

Корр.:Вы и своим книгам даете названия, где фигурируют животные: «Филе из куропатки», «Уха из акулы», «Жаркое из петушка»…

П.:Для себя, чтобы не запутаться, я называю свои книги по дате написания, например: «Ироническая повесть, четверг, 25 февраля» и так далее. Многие мои читатели делают так же, но издатели против. Так что к ужину я заканчиваю книгу, смотрю на накрытый стол и даю ей название. Вчерашний мой иронический детектив называется «Разгрузочный день».

Корр.:Какие у вас отношения с коллегами, работающими в таком же жанре?

П.:Прекрасные. Со многими коллегами я дружу, мы часто встречаемся в больницах, где лечатся наши родственники, первые читатели наших книг. Мы же делаем одно дело — помогаем людям выжить. Недавно, кстати, по вине типографии мой роман засунули в обложку другой писательницы, моей подруги. Слава богу, никто, кроме меня, не заметил, и книга хорошо продалась.

Корр.:Традиционный вопрос: ваши творческие планы?

П.:Сегодня в 17.30 я закончила новый детективный роман. Названия, как вы понимаете, еще нет, но, судя по запаху, — «Рагу из индюшки». А если говорить глобально, то в будущем году я собираюсь сочинить 730 книг, то есть одну буду писать до обеда, вторую после. Боюсь, возникнут проблемы с названиями… Но делать нечего, мы узнали, что меня очень мало читают в токийском метро, в лондонском, в пригородных поездах Монреаля и Лиона… Этот рынок еще нами не охвачен, за Россию-то я спокойна. Кстати, вы знаете, что суммарный тираж моих произведений достиг 760 000 000 000 экземпляров? В доме каждого жителя нашей планеты есть несколько моих книг, которые помогают ему выжить. Особенно приятны читательские отклики. Много пишут мне из Израиля — у меня там родственники, из США два письма пришло. Даже из Нигерии! К сожалению, я не смогла перевести, да и адрес не мой.

Корр.:Откройте тайну: про что ваш сегодняшний роман?

П.:Сегодняшний мой роман, впрочем, как и все остальные, про частную сыщицу, которая впуталась в ужасную историю и с честью из нее вышла. Подробностей я уже не помню. Оставайтесь на ужин — и вы станете его первым читателем, а то муж…

Корр.:Нет-нет, спасибо, мне надо еще сдавать материал, и у меня дети…

П.:Тогда обязательно купите его завтра — и сможете выиграть дезодорант для ног, шарфик для шеи или перчатку для рук! Это наша новая акция, которая поможет людям выжить.

Корр.:Обязательно куплю! А вам, наверное, можно пожелать только творческого долголетия на благо всех грамотных землян…

Звонок на родину

Валь, привет, королева! Это Ира с Москвы! Как у вас там? Да у нас-то чего… Слушай, я чего звоню, уже извелась прям вся. Вчера с мамкой говорила. Представляешь, она говорит — Батуева рожает. Я не могу, говорю, какая Батуева, та, что у рынка живет, что ли, а нас разъединили, связь эта дурацкая. Ты-то знаешь, какая Батуева? Как нет? А чего ты там делаешь-то, если не знаешь ничего? А Маринка не Батуева? Нет? А кто? А-а… Да все нормально у нас, я ночь не спала из-за Батуевой этой… Муж? Да что муж… Идиот. Значит, у рынка все­таки Батуева, если не Маринка. Не рожала она? Черненькая такая, в дубленке? Нет, ну я в полном шоке вся… А кто тогда? А та Батуева, что возле магазина красного? Тоже не Батуева? А может, она фамилию взяла и рожает себе, а ты сиди здесь как дура почем зря! Ты нам звонила? Когда? Мы вчера в кино ходили. Да не знаю я, я всю дорогу про Батуеву эту думала. Да хорошее кино, убили там кого-то в конце. Мужу понравилось, ему-то наплевать, что жена места себе не находит. Сидит вон, идиот. Слушай, ну что ж за Батуева такая… Главное, я ж прошлый год приезжала, помнишь, никакая Батуева никого не рожала… А баба Катя у нас не Батуева? Да знаю, что восемьдесят два, может, решилась абы как… Деньги-то какие дают за второго, а у нее штук десять… Ну не знаю прям, все из рук валится… Приезжая, может, какая, приехала да рожает, а? И Ленка не Батуева? А ты спроси у нее. Вчера видела? Не рожает она? Ну я не могу, я так в больницу попаду, с Батуевой этой… Да что «как дела»? Плохо дела. Муж вон сидит на диване, идиот… У вас там Батуева какая-то рожает, я в шоке вся, а ты «как дела?»! Не могу с тебя, нервов не хватает! Может, учительница новая Батуева? Физрук? А он не Батуев? А жена его? Вдруг она тайком рожает, под чужой фамилией, чтоб муж не узнал? Нет, надо отпуск брать и ехать. У вас там все перерожают, а вы будете сидеть как клуши деревенские. Столько дел, но ехать придется. Я эту Батуеву найду. Муж еще, идиот, сидит вон на диване, жрать просит. Одна мысль: пожрать — а ты тут хоть оброжайся, ему все равно. Верка у нас не Батуева? И у мамки занято весь день, с кем они там болтают… Да какая «погода», Валь! Тебе поговорить не о чем? Смотри, эта Батуева родит, и будет тебе почем зря! Как тебе все равно? Нет, ну я в полном шоке с тебя! А если б эта Батуева твоим дитем была? Вот-вот, собираешь что ни попадя! Все равно ей… Я, представляешь, вчера харчо готовила, думать стала про эту Батуеву, один рис остался, вся вода выкипела… Этому идиоту дала — не жрет. У него ж забот никаких. Вот если б алкаш какой-нибудь знакомый рожал, тогда что ты — забегал бы! Одно слово — идиот. Сейчас снова мамке набирать буду. Может, ты сходишь до нее? Скажи, что я «скорую» вызвала из-за Батуевой этой! Весь валидол, скажи, выпила почем зря!! Скажи, что она меня в могилу сведет вместе с Батуевой своей!!!

Валь, ну что, сходила? Ну не томи, говори быстрее! Как никто не рожает? И Батуева не рожает? Нет никакой Батуевой? А баба Катя? Что ж вы меня доводите почем зря, я сутки уже не ем, не сплю! Нет, ну я прям расстроилась вся, представляешь… Только нормально пожила в полном шоке — и все, на тебе, никто никого не рожает… И не умер никто? Жаль… Может, хоть посадили кого? Нет, Валь, я не могу с тебя, с тобой и поговорить абы как не о чем… Ладно, пойду идиоту этому харчо впихивать… Как-как, разбавлю водой да впихну. Сожрет, куда он денется, идиот же… Ладно, пока… Если чего узнаешь — сразу звони! У нас-то тут, в Москве, тишина, никаких новостей, если только Медведев куда поедет… Вся жизнь — у вас!

Интервью

Писателя Хвостогривова, автора популярных воспоминаний о своих встречах со знаменитыми людьми, трудно застать дома, в тиши рабочего кабинета. Вот и на этот раз наш корреспондент наткнулся на него в подмосковной Балашихе, на презентации точки по торговле бахчевыми. Г-н Хвостогривов с радостью согласился ответить на несколько вопросов, заметив при этом, что вообще-то он прессу не жалует.

Корр.:Г-н Хвостогривов, вы известны читающей публике прежде всего как автор замечательных мемуаров. Вы действительно общались со всеми людьми, о которых пишете?

Х.:Я не общался. Я с ними дружил. И с Иосифом, и с Никитой, и с Леней... Мы были одна компания, вместе выпивали, дрались, играли в футбол, ухаживали за девушками — тогда это было модно. Я и писать начал только для того, чтобы оградить этих людей от так называемых «друзей», от тех, кто делает деньги на святых именах. В книге «Мой Высоцкий» я много пишу об... не знаю, как их и назвать-то. Например, некто Влади. Да она с Высоцким не была даже знакома, мне Володька сам говорил! Он очень любил меня, ведь я — сейчас об этом уже можно говорить — автор почти всех его песен. И «Баньку», и «Охоту», и... и другие его песни написал я, Володя просто перепел их, я ему разрешил. Он очень тогда нуждался в деньгах. Так же как и Леннон, об этом я написал в книге «Мой Леннон». Я, кстати, был женат на его сестре.

Корр.:Почему же вы скрывали это?

Х.:Причины я раскрыл в книге «Мой Есенин». Сейчас об этом уже можно говорить — я ведь очень много стихов подарил Сережке: и про пальцы в рот, и чего-то там про живую старушку, и... и другие его стихи. Он очень тогда нуждался в деньгах. Молодые мы были...

Корр.:Но ваше имя практически неизвестно широкой публике...

Х.:Недавно я написал книгу «Мой Ленин», там я как раз размышляю над этим. Ильич многое дал мне, но в первую очередь он научил меня скромности. Я в долгу не остался и — сейчас об этом уже можно говорить — еще в марте надиктовал ему «Апрельские тезисы». Он очень тогда нуждался в деньгах. Нас познакомила Крупская, я в то время был женат на ее сестре.

Корр.:С кем еще вы были знакомы?

Х.:В книге «Мой Пушкин» я пишу об этом. Ван Гог, Чайковский, Булгаков, Шаляпин, Марадона, Фишер... Мы были одна компания, вместе выпивали, дрались, играли в футбол, ухаживали за девушками — тогда это было модно. Петька Чайковский, правда, этого не знал и ухаживал за мальчиками, сейчас об этом уже можно говорить. А в футбол лучше всех играл Ван Гог, однажды в пылу борьбы ему даже оторвали ухо... Помню, как я учил Фишера играть в шашки, — он потом, и это известный факт, стал чемпионом мира… А как гениально Шаляпин пел сочиненные мной романсы — и «Баньку», и про пальцы в рот, и... и другие мои романсы. Он очень тогда нуждался в деньгах. Я, помнится, в то время был влюблен, посвятил любимой девушке стихотворение «Я встретил Вас...», Сашка Пушкин увидел, выпросил... Молодые мы были...

Корр.:А много книг вы написали?

Х.:Да, и об этом я рассказал в своей книге «Мой Наполеон». Мы ведь дружили с Боней с детских лет, много разговаривали, спорили... Я как-то сказал ему, что стану писателем, и стал, а он метался и — сейчас об этом уже можно говорить — хотел стать то ли кинологом, то ли киноведом… В общем, чего-то медицинское. Помню, как я отговаривал его идти войной на Россию... Чем закончился этот поход, можно узнать из моей книги «Мой Кутузов». Наполеон, кстати, всегда нуждался в деньгах. Я был женат на его сестре.

Корр.:С Кутузовым вы тоже встречались?

Х.:Да, с Мишкой мы были, как в поговорке, «не разлей водка». Сейчас об этом уже можно говорить. Я звал его «адмирал Нельсон», уж не знаю почему. Когда я рассказал об этом самому Нельсону, он очень смеялся, хотя постоянно нуждался в деньгах. Молодые мы были...

Корр.:А сколько раз вы были женаты?

Х.:Много. Об этом я пишу в своей книге «Моя д’Арк». У нас была огромная, всепоглощающая любовь, но она — и сейчас об этом уже можно говорить — трагично оборвалась, сгорела... Я не виню Жанну, это были счастливые годы, но, мне кажется, она больше нуждалась в деньгах, чем во мне. В книге «Моя Клеопатра» я более глубоко раскрываю тему женского предательства. Кстати, после смерти Клепы я женился на ее сестре.

Корр.:А над чем вы работаете сейчас?