* * *
Тягуче, как смычок виолончели,
свет вырастает в глубине апреля.
Что за прелесть — синие дворы!
Не простыни на бельевых веревках,
а птицы, парапланы!.. Подмалёвком
весне цветная россыпь детворы —

по лужам, сапоги на ногу босу,
растрепаны вихры, течет из носа,
веснушки прижимаются к щекам.
Окрест кусты пищат и воробьятся.
Барбос соседский брешет, рад стараться.
Весна растет под нежностью смычка.


* * *
Один на один с этим ветром,
вся кожа — сплошной ожог.
И пусть его, лишь бы щедро
земля росла из-под ног!

Один на один с целым миром,
не ври-ка, не пустяки!
Но сердце еще не остыло,
и руки еще легки.

Один на один с этой болью —
как колом в грудную клеть.
Ну что же, волей-неволей
придется перетерпеть.

Один на один с нелюбовью...
Так вот что такое — смерть.


* * *
Всякая тишина —
Божья материя.
Неощущенье шва.
Тонко отмерена

в птичьих форшлагах меж
долей шестнадцатых.
Длится ее рубец
в жилочках кварцевых

на кожуре дерев.
Вспыхнет ее щепоть
в пуле, что, помертвев,
рвется в живую плоть.

Слова тяжелый шар
катится за края.
Всякая тишина —
подлинник бытия.


* * *
Однажды и слов прекратится кочевье,
и кожа подернется небом, и слух.
Придут за мной ангелы в виде деревьев
и с дудкой зеленой пастух.

И я прорасту безмятежной былинкой,
былинка не помнит — на то и расчет.
Зато пробежит деловито по спинке
весенний жучок.


* * *
Пришли, сказали: «Помер дед,
перевернем его на спину».
Вточь как жука... (а мне пять лет).
Дед странно голову откинул.

Мне думается: помер-что?
Померяет меня? Подышит
на стержень, чирк карандашом —
и на одну зарубку выше.

Еще сказали: «Он усоп».
Ага! Ус-оп, он ус кусает.
У-соп, сопит, как целый сом.
А «помер» я не понимаю.

Не догадалась, что — померк,
что померещился вселенной.
Монетки положил поверх
чужой небритый человек
в штанах с заплатой на колене.


* * *
Нет, мне до вас не дорасти,
высокие деревья,
на вашем пристальном пути
я только человек.

Закинув голову, спастись
в еловое похмелье.
Побыть внутри, внутри ветвей,
и видеть: дровосек
заснул, как муха в янтаре,
как жук в сухой коре.

Потом к снегам и к облакам,
раскинуть сетью крону,
поймать великого сома —
протяжную луну.

Но мне прошепчет дровосек,
что ровно в восемь дома
меня ждут к ужину. Пойду.
А ночью не усну:
сожмусь, как муха в янтаре,
как жук в сухой коре.