Не делайтесь рабами человеков. 2017 год

1 января 2017 года. Слякотно, серо, грязно на улице. Идет мелкий дождь. На дорогах и тротуарах лужи. Ближе к вечеру народ очухался после праздничной ночи и продолжил гулянье. Вновь загрохотали салюты по округе. И так это не соответствовало окружающей обстановке, что мне подумалось — фейерверками обыватели хотят сами себе создать праздник, убедить себя в нем.

Стали известны итоги прошедшей ночи в Европе. В Стамбуле в клубе около Босфора один налетчик из автомата убил тридцать девять человек и ранил около семидесяти. Сам скрылся. Во Франции сожжено 650 автомобилей.

В Дании умер старший в роду Романовых — князь Дмитрий Романович Романов (на девяносто первом году жизни). Он был праправнуком по прямой линии императора Николая I. В последнее время запомнился своей поездкой в Крым, где сказал, что полуостров всегда принадлежал России и это русская земля.

2 января 2017 года. Еще летом прошлого года начал почитывать стихи Ольги Фокиной из ее сборника «Колесница» — большой книги, вышедшей в Москве, в «Современнике», в 1983 году. В праздничные дни прочитал этот томик в твердом переплете «от корки до корки» (Библиотечка поэзии «Россия»). Автор — лауреат Государственной премии РСФСР.

Я помню стихи Ольги Александровны со времен своей литературной молодости. Вологжанка, она была близка «деревенщикам», входила в их «обойму», упоминалась как представитель именно «почвеннической литературы». Читал я произведения Фокиной от раза к разу, и какого-то цельного представления о творчестве поэта у меня тогда не сложилось. Начиная со времен перестройки она и вовсе исчезла с литературного поля.

В прошлом году я спас эту книжку (новенькую, в коленкоровом зеленом переплете с тиснением, по которому золотом имя автора и название, с дорогой толстой бумагой внутри, цветными иллюстрациями) из уличного мусорного бака. При мне ее туда выбросили с большой стопкой иных книг — собранием сочинений Тургенева, книгами русских классиков (все новенькие, нечитаные).

Я много размышлял о феномене «деревенщиков» в нашей литературе 60–80-х годов прошлого века. Что это было — добро, благо или... В этом направлении трудились замечательные писатели, их творческие, художественные достижения бесспорны. А общественные, социальные, политические, наконец? Что эта литература дала русскому народу, какие чувства посеяла, взрастила в его соборной душе, бесконечно рассказывая о национальном унижении, страданиях, голоде, нищете, повальном пьянстве? Ведь вот и у Фокиной — ни одного светлого лучика, ни одной радостинки в целой книге.

Я спрашиваю себя: хочу я жить в такой стране, среди такого народа, какими мне их показывали «деревенщики»? Нет! Они своей литературой (правдивой, но это всегда была одна из сторон правды) взрастили миллионы тех, кто не захотел жить в описанной ими России. Эти миллионы оказались в рядах тех разрушителей СССР, которые раз от разу повторяли: «Так жить нельзя, нужно жить как на Западе» (по-настоящему не зная заграничной жизни). И при голосовании в народные депутаты подавляющее большинство граждан РСФСР поддержало так называемых демократов, которые оказались хуже фашистов (если судить по результатам их правления). И, несмотря на явные социальные достижения в стране — никого из «державников», «почвенников». Даже сталинградец Ю.В. Бондарев проиграл выборы в Волгограде. Быстро ли опомнились от перестроечного угара? Быстро, да поздно. Захотелось назад, да близок локоть, а не укусишь.

«Деревенщики» оплакивали уходящее в прошлое (русскую деревню, утерянные традиции быта и трудолюбия), «западники» звали в веселое и сытое будущее. Давали ли «деревенщики» хоть какую-то надежду на будущее? По моим ощущениям — никакой! В итоге невольно завели читателей и в литературный, и в общественный тупик, из которого так и не было найдено достойного выхода. Потому одновременно с перестройкой и «демократическим» переворотом исчезли и страна, и «деревенская литература». Остался лишь один обманутый и неприкаянный народ, который через кровь и страдания начал выстраивать, отвоевывать сызнова свою страну. И этот феномен отечественной социологии совместно с филологией еще предстоит осмыслить.

Понимаю, сколько патриотов, не желающих объективно осмыслить горькие итоги конца прошлого века, набросятся на меня за эти строки. А может быть, все-таки лучше попытаться искренне поразмышлять, чтобы не допустить подобного впредь?

Мысленно возвращаюсь в конец восьмидесятых, в девяностые, нулевые — и мороз по коже. Тогда, кажется, было поругано все человеческое, достойное, божеское. И это второй раз за столетие! Неужели допустим еще?

3 января 2017 года. Посмотрел в компьютере фильм «Таинственная страсть», снятый по мотивам романа Василия Аксёнова. Прототипы героев — наши шестидесятники (как оказывается, изобретатель этого термина, так следует из фильма, автор романа): Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко, Булат Окуджава, Андрей Вознесенский, Зоя Богуславская, Белла Ахмадулина, Иосиф Бродский и прочие.

Искренний и саморазоблачительный фильм о «малом народе», по Игорю Шафаревичу. Нет смысла мне разъяснять этот термин, когда любой может прочитать книгу академика, а также прослушать его лекции на эту тему в Интернете.

Точный диагноз дает этот фильм — по психологии, по деталям быта, по морали, по эгоизму, по отношению к власти и стране. Кто захочет иллюстративно (а не в теории) увидеть «малый народ» — нужно посмотреть работу режиссера-постановщика Влада Фурмана (сценарий Елены Райской и Василия Аксёнова, продюсер Константин Эрнст).

4 января 2017 года. Повезли внука Сашку на новогоднюю елку в Литературный музей А.М. Горького. Все это устроила для него директор Агафонова Елена Геннадьевна — добрейшей души человек.

Такое представление — это, пожалуй, первый подобный опыт сотрудников. Постановщик — заслуженный артист РФ А.В. Мюрисеп. Я обещал Александру Васильевичу посмотреть его работу и потому тоже пришел. Мои были наверху, в Белом зале. Поднимаясь по лестнице, слышал восторженные взвизгивания Сашки (говорить-то еще не умеет). Заглянул — он расхаживает среди гостей и выражает свое отношение к происходящему. Самый маленький, но мужчинка — в белой рубашечке с черной бабочкой, во фрачных черных брюках. Таким залюбуешься.

Но главное событие — «Сказка о царе Салтане» в Дубовом зале. Рассчитывал заглянуть минут на пять, да так и остался до самого конца. Оформление (ширма), костюмы художника Бориса Шлямина. Все выполнено по мотивам рисунков Ивана Яковлевича Билибина. В спектакле заняты Валерий Никитин, Юрий Котов, Елена Туркова... Играют с удовольствием, заразительно — и такое впечатление, будто толпа актеров, а не трое на маленькой сцене и около нее.

Замечательное представление. Его бы показать как можно большему количеству детишек. Пусть впитывают родную русскую классику через такие добрые и красивые представления. Актеры нашего театра драмы (всё народные да заслуженные), а на время спектакля будто сами в детей превратились. Оттого-то всему и верится.

5 января 2017 года. Три года, как не стало Володи Цветкова. Пришел Миша Рубцов, Евгений Галкин, А.М. Коломиец. Помянули, выпив по рюмке калиновой настойки, приготовленной Алексеем Марковичем. Последняя книга Георгиевича «Вера в Бога у меня от мамы» стояла на столе, открытая на фотографии автора. И грустно, задумчиво смотрел с этой фотографии на нас Володя.

Но довольно быстро в разговорах отдалились от воспоминаний о Цветкове — три года, как оказалось, срок не маленький, боль от утраты улеглась. Рубцов по поводу какого-то высказывания Коломийца затянул волынку о том, что народ в СССР был лишен веры... Я не вытерпел, вступил в спор, потому что в подобных утверждениях кроется глубинная ложь.

Вера в Бога в русской соборной душе (раз уж Господь дал это чудо нашему народу) жила всегда. В советское время были утеряны некоторые внешние ее атрибуты (закрытые церкви, замалчивание духовных праздников...), но глубинность (понятие греха, совести, справедливости) сохранялась и передавалась на каком-то генетическом, мистическом уровне из поколения в поколение. Не будь этого, откуда бы взялось и наше нынешнее внешнее возрождение Церкви? Все это стало возможно только лишь за счет того сокрытого жара веры, что все эти десятилетия согревал русский народ, оберегал его.

Кстати, именно этого «жара» и опасается обрюсселенная Европа. Поэтому Европарламент назвал среди угроз для существования «единой Европы» — существование Русской Православной Церкви. Потому что многие совестливые люди в Евросоюзе именно в России чувствуют духовную поддержку в борьбе со всеми теми мерзостями, что ныне в виде законов навязываются им.

Кстати, и пришедшие к власти большевики в первые годы своего владычества попытались нечто подобное (сексуальную распущенность, отрицание существования греха) навязать русскому народу, который все эти мерзости не принял, отринул. Потому что вера в Бога не отменяется указами, взрывами церквей, расстрелом монахов и священников. Она глубже внешних проявлений ее отрицания. Потому что она от Бога. Для тех же, кто доказывал, будто в СССР не было истинной веры, — для тех КПСС сильнее и могущественнее Бога. А значит, они и сами не верующие.

Бесконечное, по любому поводу произношение подобными обличителями цитат из святых отцов — это чистой воды фарисейство, лишенное живой и осмысленной веры. Коммунистические агитаторы тоже сыпали цитатами из классиков марксизма-ленинизма.

11 января 2017 года. Читаю «Дневник» Юрия Нагибина. Многие годы это был автор, у которого я не пропускал ни одного произведения, которые выходили в журналах и книгах. Я был почитателем таланта этого писателя. И каким же мелким, жалким, трусливым он выглядит в последней своей книге. Но как все это оказалось спрятано, не всплыло на поверхность в его книгах: не помню, чтобы это внутреннее состояние автора, его сущность (нравственная, духовная) вышла наружу. Книг Нагибина я прочитал множество, он был автором плодовитым, известным, журналами востребованный... да и талантливый. И только в последней книге, в «Дневнике», текст которого он сдал в издательство за четыре дня до своей смерти, Юрий Маркович тот, каким, по всей видимости, и был в жизни.

В этой книге (я прочитал записи с 1942 по 1963 год) автор ни об одном человеке (почти) не сказал ни одного доброго слова. Как же тяжело было с таким взглядом на окружающих — на знакомых, родных, близких (друзей у него нет) — жить. Посмотрим, что будет дальше. Но не думаю, что взгляды писателя, его ощущения, переживания принципиально изменятся.

Временами Нагибин уходит в описание природы (мол, вот где все настоящее — красиво, покойно, естественно), но мне почему-то кажется, что здесь он наиболее фальшив. Тут сплошное «писательство», а не откровенный разговор с самим собой. Когда же автор говорит именно с собой — то откровение его беспощадно до мазохизма. И уж тут понимаешь: всё без фальши. Тут глубины души поднимают такую муть, что становится непонятно — как удалось Ю.М. выжить. Может, при дальнейшем чтении я и найду ответ на этот вопрос.

В городской библиотеке, выдавая «Дневник» мне для прочтения, сотрудница сказала: «Какое вы получите удовольствие». Она ошиблась. Тут разочарование. Лучше бы я этой книги не читал.

14 января 2017 года. Я что-то подобное уже ранее записывал, но не могу пропустить, чтобы не отметить еще раз услышанное в одной из передач (беседа) по телевидению в Германии (смотрел в Интернете).

Население США от общемирового составляет 4%. При этом 25% заключенных (от общемирового их числа) сидит в тюрьмах США. Осужденных в США больше, чем в полуторамиллиардном Китае! 30% населения США имеют судимости! «Эти цифры для Сталина, — сказал отвечающий на вопросы ведущего эксперт, — были недосягаемы!» Как я понимаю, генералиссимус на Западе — это мерило абсолютного зла.

Мне же хочется сюда добавить еще один вопрос: а сколько в год полицейские США убивают (расстреливают) людей на улицах городов? Нашел в Интернете: 2014 год — 1100 человек; 2015 год (до 15 июля) — 605 человек. Это, как я понимаю, некие официальные данные. А сколько еще сокрыто, искалечено, ранено (и после этого ушло из жизни) — тут и счета нет. Вот к какой «демократии» нас в 90-х годах прошлого века решили повести.

16 января 2017 года. Бор. У канатной дороги через Волгу пришлось немного постоять: перерыв. Подняли с Ириной воротники: пронизывающий ветер нес мелкий снег. Пока пятнадцать минут ехали в холодном вагончике на борскую сторону, разглядывал безжизненное пространство реки, уходящее в мутное серо-белое марево, словно в надвигающийся туман. Пойменная сторона скована холодом — темные стрелы ивовых кустов, оголенные стволы деревьев. Без солнца все это уныло, безрадостно. И только редкие сосны оживляют пейзаж.

Местный краеведческий музей производит довольно унылое впечатление. С того времени, когда был тут в последний раз, он еще больше обветшал: лак с паркета вытерт, стены и потолок потеряли праздничный вид. Но поздравить «доброго пастыря» отца Евгения Юшкова пришли многие. Стульев на всех не хватило. Люди стояли у открытых в зал дверей. Юшкова завалили цветами. А он все оправдывался, чтобы кто не подумал, что это торжество — выставку картин и его книг — организовал он сам. Нет, это все любящие его прихожане да духовные чада устроили.

Я в своем слове говорил о его талантливости и в творчестве, и в пастырстве: «Каждому человеку Господь дает таланты, только большинство из нас эти особые способности в себе забивает в погоне за всяким житейским благом, в борьбе с “трудными семейными обстоятельствами” и прочим. Отец Евгений на своем жизненном пути многие таланты смог не только сохранить, но и развить. Доказательство тому — единогласный его прием в члены Союза писателей России в Москве, на заседании приемной комиссии...»

18 января 2017 года. Вместе с А.В. Мюрисепом посмотрели интереснейший, необычный спектакль «На дне» (М.Горького) в постановке режиссера Валерия Саркисова. В происходящем на сцене нашего театра драмы действии оригинально все: сценическое и музыкальное оформление (тоже Саркисов), само прочтение классической пьесы. Действие захватывающе энергично, при этом максимально (внешне) осовременено. Костюмы, напротив, нейтральны — босяки во все времена босяки.

Замечателен Блохин в роли Сатина. Юрий Котов — Артист. И вообще весь актерский состав играет на одной ноте. Оформление: это что-то наподобие метро, подвала, где сходятся большие металлические трубы (в них и живут ночлежники). В самой большой трубе рельсы, по которым ходит платформа (она участвует в действии, и это хорошо обыгрывается). Музыка современная (Дюка Эллингтона), точно попадает в психологический рисунок постановки.

Сергей Блохин монолог Сатина о человеке произносит тихо, плача (даже рыдая), для себя. Разговор со своей душой, своей совестью. Юрий Котов — Артист с большой буквы — перед повешением (самоубийством) пытается выпить водки, но она «в горло не лезет», проливается. Горло уже сдавлено еще не существующей петлей... Потому что решение принято, оно уже «живет» в человеке, и плоть на это откликается.

Вышел из театра восторженно-ошарашенный. Уж и не помню, когда такие чувства испытывал!

23 января 2017 года. Все прошедшие дни работал много, лихорадочно, подолгу. Нервничал (даже покрикивал), подгонял других. Готовил отчеты, свои документы, завершили с книгой (второй) Миши Рубцова, запустил в работу в типографии книгу отца Евгения Юшкова, сверстали № 50 «Вертикали. ХХI век» (материалы вычитал еще до Нового года). Отредактировал большие свои тексты. Повесть (опять выручила Татьяна Антипова — в течение недели в компьютере набрала текст в 90 страниц) отослал в «Новую Немигу литературную». Анатолий Аврутин уже сообщил, что будет печатать с продолжением — для одного номера текст великоват...

И вот после всей этой лихорадки пришло неожиданное успокоение. Сегодня вновь целый день работал у себя в кабинете — но спокойно, умиротворенно было на душе. Не раздражали необязательные телефонные звонки и случайные посетители. И ни усталости, ни взвинченности нервов. Будто свыше пришло какое-то разъяснение, что всему свое время и свой срок.

Завтра обещают снегопад.

24 января 2017 года. С улицы Бориса Панина до Союза писателей на Рождественскую прошел пешком с тяжелым портфелем в руке (привозил сканировать обложки книг Юрия Бондарева и Бориса Лукина для статей в «Столицу Нижний»). Дороги, тротуары — сплошное месиво после ночного снегопада и начавшейся оттепели. Весь город, включая центральные улицы, в снежной каше, которую никто не убирает. Пешеходы сами натаптывают болотистые тропинки, по которым и пробираются навстречу друг другу.

Но я шел без внутреннего напряжения, спокойно, рассчитывая у себя отдохнуть после прогулки, поработать. И только у двери Союза писателей обнаружил, что ключи оставил в кармане дубленки. И опять же (даже самому странно) не очень по этому поводу расстроился, хоть и ругнул себя недобрым словом за рассеянность, несобранность. Пошел на остановку к Речному вокзалу, доехал до дома.

Зато в этот день почти дочитал «Дневник» Юрия Нагибина — закончил 1982 год. Как по восприятию Юрия Марковича пошл, гадок, отвратителен, глуп, похабен, извращен мир людей (невзирая на страны и национальности — хотя русским от него достается больше всего). Но ведь в повестях и рассказах автора, повторюсь, я этого не ощущал. Не дай бог уйти из жизни с таким ощущением, пониманием, оценкой тех, кто повстречался мне на жизненном пути. Да нет, меня жизнь одарила людьми замечательными (за доброту и участие которым я глубочайше благодарен), хотя, безусловно, встречались и негодяи — ну да как без них. В целом же выходит, что я везучее Нагибина.

Но странно (это я возвращаюсь к чтению) — книга тянула к себе. Все-таки порок притягателен, умеет заманить и удерживать. Чтобы из него вырваться на чистое пространство, нужно усилие над собой.

И все-таки через всю жизнь пронести чувство брезгливо-ненавистное к «безнадежно испорченному народу» (этими словами заканчивается книга) — для меня какой-то непостижимый феномен. В первую очередь духовный. И с таким отношением к людям наши «демократы» в перестройку хотели «реформировать» страну? Удивительно ли, что их совесть не была обеспокоена сначала ограблением, а потом вымиранием этого никчемного, «испорченного» народа?

28 января 2017 года. Третий день морозы. Оттого есть возможность наслаждаться зимним солнцем — так редко в последние годы появляющимся из серой, мокрой хмари над нашими головами, что зовется небом.

Отнес книгу Юрия Нагибина в библиотеку и через мост пошел к себе в Союз писателей. Ока с Волгой белым-белы какой-то первозданной чистотой. Ровно, едва заметными волнами лежит нетронутый снег. Душа ликует, глядя на эту белизну. На обратном пути разочарование — снег на основном русле потревожен: по фарватеру проехал снегоход, оставив долгий, бесконечный след. Рыбаки натоптали тропинок. И так мне стало жалко своего потерянного утреннего чувства! На что ни посмотришь — все наталкивает на ассоциации с нашей собственной жизнью. Начинаем с первозданной белизны, а дальше пошло...

29 января 2017 года. Вечером посмотрел фильм по ОРТ (Общественное российское телевидение) 2009 года о композиторе Валерии Александровиче Гаврилине. Вспоминали автора удивительной музыки дирижер Владимир Федосеев, хормейстер Владимир Миних, вдова Наталия Гаврилина и многие другие. Говорили хорошие, умные слова: «Чтобы воспитать композитора, его нужно поместить в музыкальную среду (имеются в виду русские народные песни)»; «Гаврилин захватил природное понимание глубин души русской»; «Музыка добывается, фиксируется из воздуха»; «Всю музыку, которую сочинил (Гаврилин), он держал в голове. Ту, которую записывал, забывал»; «Музыка может передавать различные чувства... может научить и нехорошему».

Хорошо говорил сам Гаврилин (съемки разных лет: 80–90-е): «Музыка — это способ передачи чувств от одного человека к другому»; «Музыка — это живое существо»; «Музыка так должна подействовать на человека, чтобы он услышал свою душу».

Может быть, и я сам по-новому стал слышать, чувствовать музыку, потому что душа приблизилась к краю, стала более обнаженной, ранимой?

1 февраля 2017 года. Горбатовка. У художника Александра Федоровича Важнёва скинул на флэшку около пятнадцати репродукций картин — для обложки «Вертикали. ХХI век». По первому взгляду отобрал три вида города в № 50.

Перед ужином смотрели из окон на удивительный (и тревожный) закат. Редкие облака снизу кроваво-красные — так их подсвечивало невидимое уходящее солнце. Сверху же оставались белыми, чистыми, и по горизонту, между полоской земли и красным низом облаков, — невероятной прозрачности лазоревое нежное пространство, замешанное на зеленом, желтом, оранжевом. Несказанная красота полутонов. Будто это свет бесконечности мироздания.

Пока шел с крыльца дома до калитки (за воротами дожидалось такси), любовался легким (будто пух) снежком, припорошившим землю. Он так красив, нежен, нетронут. Но одно мгновение — и всего этого человек лишается. Ведь лишается? Или нет?..

4 февраля 2017 года. Сартаково. Приехал в местный музей на торжество. У скульптора Виктора Пурихова взял посмотреть альманах, что второй год выпускает местное отделение Союза художников России. Издан на хорошей, мелованной бумаге, полноцветная печать. Вся жизнь Союза за прошедший год: выставки, юбилеи, утраты, путешествия... В 2014 году прошло открытие сразу двух памятников, автор которых Виктор Иванович: князю Владимиру в Сартакове и купцу Бугрову в Нижнем Новгороде.

Митрополит Георгий прилетел на вертолете (из Дивеева), когда губернатор Шанцев уже уехал. Говорил хорошо, правильно. Подарил большую икону Серафима Саровского, написанную там же, в Дивееве.

Застолье «для избранных» проходило в небольшом зале, где в витринах собраны одежды разных народов. Интереснейшая экспозиция. Круг оказался тесным, и потому мне было явно видно, что митрополит избегает встречаться со мной взглядом. Видимо, мое письмо (да и вся ситуация после) его задело.

Я в своем поздравлении говорил о русской земле, которая, как сартаковский родник, рождает таланты. Те в свою очередь тратят дарованные им таланты на добрые дела. «И так происходит круговорот добра в природе. Тем и живы. Иначе зло давно бы уничтожило землю».

Назад в город ехали, забрав с собой Пурихова. Памятник князю Владимиру стоит на склоне холма — со всех сторон хорошо виден. Только всё у нас одна беда — «экономия на пуговицах». Стольких деньжищ все это сооружение стоило, а вот подсветку сделать не догадались. Но небо сегодня от мороза чистое, снег белый — потому силуэт памятника хорошо виден.

7 февраля 2017 года. Александр Викторович Домничев привез нам в Союз писателей для выставки свои графические работы — в основном рисунки уголков старого Нижнего, какие-то зарисовки из провинциальных городков, монастырей. Неплохие, добротные листы. Поначалу показалось, что выставка не сформируется, но, когда повесили три первых больших рисунка, все встало на свои места.

Необычна сама личность художника. Жутко косноязычен — мысль с огромным трудом прорывается через его речевой аппарат. Такое впечатление, что в этом аппарате сломаны какие-то шестерни и он то буксует, застревает, не в силах тронуться с места, то прокручивается вхолостую. Живет один в печерских новостройках, не женат (отца и мать похоронил), работает при церкви (думаю, сторожем-дворником), говорит, что на жизнь и оплату за квартиру хватает. В промежутках между работой рисует — даже в морозы. Все наброски делает карандашом с натуры в большой (из коричневой, похожей на оберточную, бумаги) альбом. Принес мне его, показывал (как и целую кипу похожих листов), пытался рассказать, где что изображено. Слова его я плохо разбирал, но знакомые места узнавал сразу. Все схвачено, передано точно.

11 февраля 2017 года. Закончено новое художественное оформление Союза писателей. Маша Занога развесила новую выставку зимних пейзажей в Большом зале. Владимир Иванович Занога (отец) в моем кабинете заменил портрет патриарха Гермогена портретом Мельникова-Печерского. По бокам два волжских пейзажа — абсолютное попадание с картиной по колориту, цветовой гамме. Коридор в два ряда увешан рисунками. Полное ощущение не служебного помещения, а художественного салона.

19 февраля 2017 года. Звонок. Наш знаменитый заслуженный артист РФ и писатель А.В. Мюрисепа из Зеленого города. Пребывание после больницы в санатории идет ему на пользу: бодр, весел, поправляется, работает над книгой о режиссере Табачникове. Александр Васильевич поздравил меня с переизбранием на посту председателя областной писательской организации. Высказал ему свои сомнения относительно нужности моих трудов.

— А кого можно избрать, кроме вас? Я никого не вижу. У вас же все получается, вы на своем месте.

И еще говорили друг другу искренние и теплые слова поддержки.

— Александр Васильевич, это я только с вами такой спокойный, не нервничаю, не завожусь.

— И вы на меня точно так же успокаивающе действуете, — был ответ.

На этом и расстались.

Звонил отец Владимир. Напомнил мне о подготовке книги прозы.

— Я думал, что ты, батюшка, забыл о ней.

— Ну почему, издадим в нашей серии для семейного чтения к твоему шестидесятилетию.

В новостях наконец-то услышал фразу, которую давно ждал от властей. Министр иностранных дел Лавров на пресс-конференции в Мюнхене (собрались министры иностранных дел «Большой двадцатки») заявил, что Россия не снимет своих санкций с Евросоюза, пока тот не выполнит Минские договоренности. Для моего уха это прозвучало как песня. Хватит перед ними оправдываться. Пора начинать разговаривать с позиции силы. Ведь только такую позицию они и способны понять.

В эту мою оценку укладывается вчерашний указ В.В. Путина о признании документов (паспортов, дипломов, свидетельств о рождении и так далее), выданных в ДНР и ЛНР. Это решение должно отрезвить и Трампа в США (тоже начал говорить о «возвращении Крыма»), и лидеров ФРГ, Франции: не решите с Украиной по миру на Донбассе — признаем независимость новых республик.

20 февраля 2017 года. Как стало известно — вчера умер Игорь Ростиславович Шафаревич. Академик-математик, диссидент советского времени, разработавший теорию «малого народа», за что был люто ненавидим отечественными либералами. Конечно, он понимал, против какой силы восстал, и все-таки до конца отстаивал свои убеждения. Оплата за дерзость и принципиальность — полное отстранение от общественной, политической, информационной жизни страны. Лишь патриотические издания публиковали его труды (исторические, философские), печатали интервью с ним. И все-таки все осмысленное Игорем Ростиславовичем уже никогда не канет в небытие.

22 февраля 2017 года. Сегодняшние новости: Россия начинает напрямую вести экономические отношения с ДНР и ЛНР. Пока только по угольной теме.

Министр обороны Российской Федерации С.К. Шойгу, выступая в Думе, объявил, что в России созданы войска информационных операций. Они занимаются в том числе и контрпропагандой.

24 февраля 2017 года. Чугунов познакомился с содержанием книги. Разумно предложил открыть ее рассказом «Лестница»:

— Во-первых, он затягивает в книгу, а «Колька», к сожалению, нет. В эту повесть надо вчитываться. А во-вторых, в «Лестнице» обозначены все темы, которые затем будут раскрываться в других рассказах и повестях книги.

Я честно признался, что для меня самого книга еще не сложилась и поэтому буду благодарен отцу Владимиру, если он сам сформирует ее содержание.

— А почему нет очерка об Абхазии? Я помню, он свежо написан, искренне.

— Имеешь в виду «Путешествие к мечте, или Страна, которую мы теряем»? Действительно, этот очерк мало публиковался — в газете «Курьер», в твоем журнале «Духовный сад».

— Был в книге.

— Да, в «Искушении», но кто его читал при тираже в двести экземпляров!

Договорились, что текст очерка я найду и вышлю Чугунову.

25 февраля 2017 года. Второй раз позвонил художник Виктор Константинович Тырданов все по той же теме — заслуженный художник РФ Виктор Калинин единогласно избран вице-президентом Академии художеств России. Против президента Зураба Церетели еще кто-то голосовал, но против Калинина ни одного голоса. Я рад за Виктора Григорьевича — на все у него хватает сил, энергии. Пишет картины, путешествует, проводит выставки в разных городах России, занимается руководством в общественных организациях и прочее, прочее, прочее. Но Тырданов с такой радостью и преданностью преклоняется перед талантом Калинина, что это меня не может не восхищать.

Виктор Константинович предлагает это событие осветить на страницах «Вертикали. ХХI век». Я, конечно, поддерживаю. К тому же оба художника — авторы журнала. Эта ребяческая влюбленность, преданность творчеству другого так замечательна, так и мне греет душу. А то ведь иногда начинаешь думать, что в творческой среде (особенно на местном уровне — она ближе, оттого и ощущать ее эгоизм и недоброжелательную ревность больнее) только злоба и возвеличивание собственного «я» происходит. И вдруг такая чистая любовь к творениям «брата во Христе»... Потому и думаю о Тырданове: дай Бог тебе добра и здоровья. (Виктор Константинович собирается лечь в больницу на какую-то операцию. Не спросил его — закончил ли он работу над заказанными ему небольшими иконами.)

В Интернете посмотрел беседу Познера с академиком С.Ю. Глазьевым. Как доказателен, умен и выдержан (вот у кого следует учиться выдержке) Сергей Юрьевич при отстаивании собственной позиции, научных и политических взглядов! Хотя я помню его (при нечастых встречах) замкнутым, как бы сосредоточенным в себе. Лишь раз он как-то по-ребячески был улыбчиво-радостен — в аэропорту Запорожья, после проведения Съезда славянских народов. Тогда нас провожали с песнями, весело. Этот город родной для Глазьева. Здесь он родился, вырос. Это потом улетел в Москву учиться.

26 февраля 2017 года. Прощеное воскресенье.

Игорь Александрович Соловьёв приехал забирать только что напечатанную свою книжку «По следу Цветочного Льва» (Истории и сказки для детей). Разговорились. Оказывается, в 90-х он публиковал большие аналитические статьи в газете «Советская Россия» и даже признавался редакцией лауреатом года. Были несколько его статей и в «Русском вестнике». В оценках того периода между нами полное понимание. Оба пережили непростые времена (в материальном, финансовом плане), но выстояли, не сломались, не скурвились.

Посоветовал Соловьёву собрать статьи в книгу — чтобы остался документ того безумия, которое пережил русский народ.

Жуткая цифра (из новостей): 391 человек за 11 месяцев 2016 года в России были убиты (растерзаны) собаками — от маленьких детей до стариков.

1 марта 2017 года. В Донбассе (ДНР и ЛНР) официально объявили главной денежной внутренней расчетной единицей рубль. Фактически это уже давно так. Но теперь закреплено и юридически. Все предприятия Украины на этих территориях переходят под управление правительства народных республик. Ранее все деньги (кроме зарплаты) шли в Киев. Теперь налоги будут платиться в Донецк и Луганск. На это власти республик подтолкнула транспортная блокада, организованная националистами.

15 марта 2017 года. Горбатовка. Звонил Рэм Иванович Чарыков. Увлечен идеей подготовить специальный выпуск «Вертикали. ХХI век», посвященный 80-летию беспосадочного перелета В.П. Чкалова — Г.Ф. Байдукова, штурман А.В. Беляков, на одномоторном самолете АНТ-25 № 2 по маршруту Москва — США через Северный полюс. Хочет оформить материалы редкими фотографиями, раздобытыми в разных архивах. Конечно, если бы такой номер журнала состоялся — это было бы здорово. Но уверенности, что наши переговоры увенчаются конкретным результатом, у меня нет. В 50-м номере я опубликовал уже вторую «чкаловскую» статью Чарыкова. Материалы по этой теме у Рэма Ивановича есть (он муж старшей дочери Чкалова). Но сможет ли он их оформить, чтобы наполнить 224 страницы «Вертикали. ХХI век»?

Ехал назад от Важнёва и в центре автозавода неожиданно вспомнил, как совсем молодым поздно вечером однажды попал сюда. Было холодно, автобусы ходили плохо. Намерзся. Все живо в моей памяти всплыло, каждая деталь.

Но как неожиданно, удивительно это все к нам возвращается. И день сегодня теплый, солнечный, и автобусов полно, и настроение после доброго застолья хорошее — а в памяти всплыл поздний зимний вечер с раздражением и тяжестью в сердце.

16 марта 2017 года. Прочитал в статье Игоря Золотусского «Несть лести в языце моем. Юбилей Карамзина и Послание Президента» (газета «Слово», № 23. 2016) такое высказывание Николая Михайловича Карамзина: «Для существа нравственного нет блага без свободы; но эту свободу дает не государь, не парламент, а каждый из нас самому себе, с помощью Божьей. Свободу мы должны завоевать в своем сердце миром совести и доверенностью к провидению!»

Много думал на эту тему — и вот точная, чеканная формулировка, почти все объясняющая.

22 марта 2017 года. Расширенная коллегия областного министерства культуры в зале Нижегородского государственного художественного музея. Перед началом подсел ко мне поздороваться народный артист РСФСР Георгий Демуров:

— Редко мы с вами видимся.

Я в ответ высказал восхищение последней работой Георгия Сергеевича в спектакле «Осеннее танго».

— Что вы, первоначальный текст пьесы был безобразен. Я сказал, что сыграть его невозможно, диалоги необходимо переделать. Пьеса написана в 2006 году и содержала в себе сплошной пиетет перед американской жизнью. Директор стал уговаривать: «Сережа (режиссер-постановщик спектакля, актер театра) уже пообещал автору» и т.д. В итоге я сам переписал пьесу. Например, в монологе, когда герой снимает трубку, было только «алло», и всё. Это же ничего зрителю не говорит... А вы не обиделись на меня, что я ничего для журнала не написал о Ефиме Табачникове?

— И в мыслях не было!

— В полторы странички всего не расскажешь. Нужно или писать целую книгу, или ничего. Ведь это я Табачникова привел второй раз в 1990 году в наш театр. Тогда этим вопросом занимался в городе Соколов. Мы пришли с Ефимом к нему. Еле уговорил, чтобы он снял свою японскую куртку в приемной у секретаря. Соколов мужик крупный, сидит за столом вполоборота, несколько развалившись в кресле. И первые слова, которые произнес Табачников при знакомстве (задиристо): «Чего это вы на меня смотрите как царь на еврея?» Или вот как заговорил с артистами перед началом репетиции нового спектакля: «Если вы думаете, что вы ненавидите меня больше, чем я вас, то глубоко ошибаетесь». Ефим Давидович был остер на язык.

И еще много чего рассказывал. Жаль, не было диктофона. Такие монологи стоит тихонечко (чтобы не смущать говорящего) записывать.

Коллегия — а я этого опасался — прошла быстро. О творческих союзах ни слова.

Вечером ахнул, зайдя на Канавинский мост. На Оке ледоход. Закатное оранжевое солнце повисло над дальними домами. А по воде плывут, давят друг друга, ломают края льдины. Вся природная, неудержимая мощь перед глазами. Страшная и прекрасно-завораживающая.

Умер Дэвид Рокфеллер (20.03.2017). Дожил до 101 года, пересадив себе шесть сердец (обладал семью сердцами). И все-таки жизнь кончена, даже для таких, как он, — миллиардеров и «вершителей мира» (как они думают).

23 марта 2017 года. В новостях два главных события на Украине: убийство в центре Киева бывшего депутата нашей Государственной думы Дениса Вороненкова (из России бежал после возбуждения против него уголовного дела за рейдерский захват здания в Москве), который много чего гадостного про свою страну и В.В. Путина киевским СМИ наговорил; пожар на крупнейшем складе артиллерийских боеприпасов Украины недалеко от Харькова, утверждают — десятки тысяч тонн, непрерывно рвутся весь день, и, видимо, не скоро все это завершится.

24 марта — 4 апреля 2017 года. Сочи. Только вышел из аэропорта, как сразу узнал особый запах, знакомый с молодости: смесь запахов моря, южных растений, сохнущей и одновременно новой растущей тропической травы.

Утро солнечное. Море шумно грызет берег, пережевывает в волнах крупную гальку. Пошел вдоль моря в сторону аэропорта Адлера. Забавный пес (дворняга), явно играя на зрителей, лает на бьющие в берег волны. Пес скачет по валунам, хватает пастью летящие на берег брызги и, осторожно косясь, посматривает на людей (зрителей) на набережной, ожидая подачки. Похоже, этот фокус дворняге не раз удавался, за что и получал что-то вкусненькое. Пожалел, что ничего для него не захватил из ресторана (не знал), пес, безусловно, за выдумку заслуживает награды.

Эта часть набережной не жилая, тут нет отелей, ресторанов. Только территория Олимпийского парка через дорогу, в некотором отдалении. От моря она защищена насыпью из громадных наколотых кусков горной породы. Похоже, что во время штормов сюда приходится наиболее сильный удар стихии. А какой силы он может быть, я знаю. Отдыхая лет восемнадцать назад в Адлере, я из частной гостиницы ходил к морю по тоннелю под железнодорожными путями. Он выходил в сторону моря на высоте метров пяти. Далее по ступенькам нужно было спуститься на берег, и еще несколько десятков метров приходилось идти до воды. Было это в сентябре. Когда же через три месяца, 3 января, я приехал на это же место и хотел по тоннелю пройти к морю, его не оказалось. Вся бетонная «труба» была забита прибрежной галькой до потолка. Какая же силища всю эту каменную массу подняла и вбила в пространство тоннеля, словно зацементировала!

Уснул днем в номере. Проснулся внезапно, будто от стука в дверь. И первое, о чем подумал, — мне шестьдесят лет, как мало времени осталось впереди. И так стало невыносимо горько!

Сегодня море протяжно урчит долгой, неспешной волной, выплеснутой на каменистый берег. Ближе к поселку (за Олимпийским парком, по побережью) в море недалеко от берега расставлены на шестах рыбацкие сети — точно так же, как я это видел на Белом море.

На набережной, которую прошел всю, от начала и до конца, довольно затрапезного вида парни предлагают сфотографироваться с крохотными обезьянками, большими пестрыми попугаями и львенком, больше напоминающим переросшего дворового рыжего кота, но никто с ними не фотографируется. Одна настойчивая девушка все-таки посадила попугая мне на плечо, и он тут же начал осторожно клювом теребить мне ухо.

— Это он целуется, — засмеялась девушка.

В «Российской газете» № 63 (7229) от 27 марта 2017 года (взял в аэропорту при вылете из Нижнего Новгорода) прочитал в колонке Павла Басинского «Горький без купюр»:

«Мы пеняем Горькому соглашательство с диктатурой Сталина, поездку на Соловки и организацию коллективного писательского сборника о строительстве Беломорско-Балтийского канала. Но не задумываемся над тем, почему такие претензии не предъявляем, например, Бунину. Да потому что Бунин, будучи гениальным прозаиком, строго говоря, в жизни ни в чем не участвовал, кроме своей писательской судьбы. Да, непростой. Да, одинокой. Да, драматической. Но все-таки только его, Бунина, писательской судьбы. Даже с русской эмиграцией у него были натянутые отношения, а если что нужно было, те же эмигранты за помощью обращались к Горькому, пока он жил в собственном особняке в Сорренто. И молодые советские писатели, будущие классики, не к Бунину целыми группами ехали, а к Горькому, уж в тридцатые годы другого заступника за писателей, художников, научных работников, кроме Горького, просто не было.

А Горький, и в этом драма его судьбы, всю жизнь отвечал не только за самого себя. Он добровольно взял на себя роль “моста” из девятнадцатого в двадцатый век. Только Горький мог одновременно вести переписку и по-своему дружить с Лениным и Розановым. Только Горький мог встречаться со Львом Толстым и Иосифом Сталиным и вести с обоими вменяемый разговор. И понимать обоих. Правильно, неправильно, но понимать. И не просто размышлять об этом, но — действовать. Организовывать журналы, газеты, издательства, научные и культурные институты. А вот Союз писателей, кстати, не Горький создал. Но ответственность все равно ведь будет лежать на нем».

01.04. На восемьдесят пятом году жизни в США скончался Евгений Евтушенко. Похоронен будет, согласно воле поэта, в Переделкине. И тут сказывается раздвоенность Евгения Александровича либо расчетливость. Жить после той вакханалии, в устроении которой и он принимал участие, было удобнее, спокойнее, сытнее в США. Да только кто же его там после смерти будет помнить? А так — поближе к Борису Пастернаку, к «отеческим гробам»... Позже сообщили — Евтушенко завещал похоронить себя «около Пастернака». Как я его точно разгадал! Да и не сложно было. В приспособленчестве и выгодничестве Евтушенко все-таки как человек довольно примитивен: и Сталина восхвалял, и с последующими властелинами не конфликтовал (разве что внешне, для общественного эффекта — это Леонид Бородин в тюрьмах свои повести писал), наваял поэму «Мама и нейтронная бомба», писал поэмы о революционерах по всему миру.

Стою на берегу. Волна обрушивается и, уходя, тащит за собой камушки. Сквозь шипение воды слышится их частое звучное пощелкивание. Вкусный звук ударяющихся друг о друга спелых грецких орехов — только звонче, отчетливее, резче. Море накатывает волнами то тише, то сильнее. Запах свежести с солоноватой горчинкой стоит в воздухе, что холодит лицо. Нашел два белых камешка не совсем правильной шарообразной формы. В ладони их перекатывать приятно. Приятно ощущать тяжесть, ощупывать гладкие, отполированные морем бока. Заберу с собой в Нижний. Дома буду слушать их пощелкивание, когда в ладони будут ударяться друг о друга.

Шел назад, встретился взглядами с львенком, и в звере немедленно проснулся хищник — насторожился, приготовился к прыжку.

03.04. В метро Санкт-Петербурга на перегоне между станциями «Сенная площадь» и «Технологический институт» взрыв самодельной бомбы. Погибли одиннадцать человек, более пятидесяти ранены. Совершил смертник — узбек из Киргизии.

В самолете дочитывал роман Сомерсета Моэма «Рождественские каникулы». Думал, легкое чтение, а оказалось, серьезное произведение. Рассуждения Саймона в разговоре с Чарли Мейсоном стоят того, чтобы их выписать: «Уже давным-давно решено, что единственная стоящая свобода — это свобода поступать по справедливости, а что справедливо, решает тот, у кого сила. Справедливость — это идея, рожденная общественным мнением и предписанная законом, но общественное мнение создают те, у кого власть, они и навязывают свою точку зрения, а могущество закона опирается на силу». «Демократия — пустая выдумка. Неосуществимый идеал, которым пропагандист размахивает перед массами, как машут морковкой перед мордой осла. Эти знаменитые девизы девятнадцатого века — свобода, равенство, братство — просто чушь. Свобода? Массы не нуждаются в свободе, а получив ее, не знают, что с ней делать. Их обязанность и их удовольствие — служить; только таким образом они обретают уверенность в завтрашнем дне, а это и есть их сокровенное желание». «Толпой, этим орудием вождей революции, движет не разум, а инстинкт, она поддается гипнозу, и лозунгами ее можно довести до неистовства; она единый организм и потому равнодушна к смерти в своих рядах; она не ведает ни жалости, ни милосердия. Она с радостью разрушает, потому что, разрушая, осознает свою силу».

Спрашивается: ну и что изменилось в двадцать первом веке?

8 апреля 2017 года. По всем каналам показывают кадры теракта в Санкт-Петербурге — уже который день! Такое впечатление, что информационные программы используют трагедию для поднятия своих рейтингов. Проведены митинги солидарности с петербуржцами по всей стране. Сегодня вторая волна подобных митингов. Узнал об этом, идя в Союз писателей. Улица Рождественская у Блиновского пассажа перекрыта милицией. За ограждениями толпа, которой со сцены «местный политический бомонд» орет в громкоговорители, что «мы едины» и «террористам нас не запугать».

Во-первых, если не запугать, так чего же вы попрятались за металлическими заграждениями, за милицейским оцеплением, за рамками металлоискателей (обойти этот участок улицы никак невозможно — пришлось и пройти через рамку, и быть обысканным полицаем после нее)?

Во-вторых (и это главное), неужели устроители всего этого не понимают, какую рекламу делают террористу, совершившему взрыв? Ведь именно для этого им и были убиты невинные люди. Теперь следующему кандидату-смертнику объяснят: «Хочешь, чтобы о совершенном тобой недели говорили все каналы, а по всей стране, от Владивостока до Калининграда, шли митинги, — иди и взорви бомбу, станешь героем». А что может быть важнее для поколения, воспитанного на самолюбовании, на селфи, лайках, количестве просмотров в Интернете?

Как же все бездумно, казенно делается даже после трагедии. Впрочем, и Европа от этого далеко не ушла. Вчера в Стокгольме машиной давили людей в центре города. После Ниццы, Берлина, Лондона это четвертый подобный случай за последние месяцы. За рулем машины узбек. Четыре человека погибли, пятнадцать ранены. Это становится похожим на какое-то хобби среди радикалов.

Есть сегодня и иное печальное известие: на 86-м году жизни умер летчик-космонавт Георгий Михайлович Гречко — человек с не сходящей с лица улыбкой.

И напоследок — арестован за многомиллионные взятки глава Удмуртии. Это (опять же) четвертый действующий глава региона (после Республики Коми, Сахалинской и Кировской областей). Удивительно — почему в своем стяжательстве люди не имеют предела, тормоза? Страшный порок. Каким же долгим они представляли себе свой земной срок, что предпочли накопительство сотворению добрых дел!

Звонил Геннадий Александрович Курсков — замечательный пианист. У него вышла книга стихов (как я понял, это некий эксперимент со словом, с его звучанием, а не смыслом). Хочет прийти подарить сборник.

— Как вырваться из того угла, куда меня загнали? Столько музыки записал, написал статей, по шесть часов в день работаю концертмейстером. И за все это в городе ко мне полное равнодушие. Никакой поддержки: зарплату платят мизерную, а у нас дочь инвалид. Надо уезжать отсюда, бежать...

Ох, сколько мне пришлось слышать подобных жалоб от творческих людей. Но чем помочь, как изменить ситуацию — не знаю. Бежать из города? Да кому мы нужны?.. И где? Нет, в творчестве каждый сам должен устраивать свою судьбу. На поддержку этой деятельности в России выделяются в общем-то немалые деньги. Но пользуются ими те немногие, кто ближе к кормушке. Возможно, так было всегда — не знаю.

А что народ без собственной музыки, литературы, живописи?.. Пыль под ногами других наций.

15 апреля 2017 года. Циклон, что завалил снегом сначала Питер, затем Москву, сегодня, хоть и значительно ослабший, дошел и до Нижнего Новгорода. Припорошил землю легким снежком, подморозил тротуары. Днем пошел к себе, чтобы внести последнюю правку в «Мои воспоминания» Татьяны Федоровны Дёминой, которые буду издавать. Как много удивительно интересного кроет в себе всякая человеческая жизнь. Какие замечательные образы встают из небытия — простых русских крестьян. Нелегка прожитая ими жизнь. Но, видимо, большой заряд истинной доброты был в нее заложен, если, вспоминая давно ушедшее, автор относится к этому прошлому с подкупающей читателя любовью. Однако как все-таки тяжела женская доля! Это совершенно иной, непонятный для мужчин мир. И ведь за всю жертвенность они хотят лишь одного — разделенной любви, взаимности.

Как настрадалась русская деревня за прошлый век! А мы еще удивляемся, почему она вымирает. Нужно дивиться обратному — как она до сих пор жива.

На Пасхальном богослужении в Староярмарочном соборе. Медленно, будто издалека пробивается успокоение и покаяние в душу. Хочется забиться в тихий уголок и, отстранившись от всего, только и слушать пение хора. И не вспоминать, что жуткий взрыв смертника сегодня близ Алеппо в Сирии унес жизни многих десятков людей. А перед этим в Египте взорвали православные храмы Коптской Церкви. Но здесь сейчас в соборе горят свечи, молятся люди, священники ведут службу. И истинно начинаешь верить, что зло победимо... В первую очередь в самом себе.

Возвращался домой под холодным и непривычным, неузнаваемым ночным небом. Чистая синева, в которой горят звезды, и свет их не в состоянии заглушить уличные фонари. Низко над крышами домов несутся, гонимые высотным ветром, легкие, просвеченные звездным сиянием облака. И кажется, что все это не из нашей, а иной, незнакомой жизни.

Несколько раз останавливался, зачарованно смотрел вверх.

Мы говорим, что должны достичь примирения со своими врагами здесь. А уверены, что это примирение будет действовать там, «за чертой», и прощенные нами здесь там вновь не станут подлы, нечестны, безнравственны?

22–27 апреля 2017 года. Москва — Санкт-Петербург. Москва встретила дождем. Нужно встретиться по подготовке выпуска «Вертикали. ХХI век», посвященного 80-летию перелета экипажа В.П. Чкалова из СССР в США через Северный полюс. Р.И. Чарыков чуть ли не через день шлет новые варианты текста статьи — я их даже читать перестал. Жду, когда Рэм Иванович поставит окончательную точку.

Вечером Николай Офитов прочитал вслух черновик большой статьи к моему 60-летию. Конечно, много комплиментарности. Все это слушать самому о себе неловко. Но «внешне» статья вроде бы получилась, концы сведены, многие мои книги и произведения названы. Чувствуется, что перед написанием автором было все перечитано, обдумано.

В «Сапсане», когда половина дороги до Питера была уже преодолена, с тоской глядел в окно на заснеженные леса после того, как проехали Бологое. Такое впечатление, что весна здесь еще и не начиналась. Но в северной столице оказалось сухо, солнечно.

До того как устроиться в гостиницу на улице Разъезжей, более часа гулял по центру, в районе Загородного проспекта: выходил на мост Ломоносова над Фонтанкой, на улице Рубинштейна набрел на памятник Сергею Довлатову. Писатель стоит, облокотившись о косяк двери, у порога собственной квартиры (№ 34), рядом на журнальном (гранитном) столике пишущая машинка «Ундервунд», закрытая чехлом. К двери прикреплены три записки (бронзовые) с высказываниями Довлатова.

24.04. В «Доме писателя» конференция, приуроченная к Всемирному дню книги и авторского права. Из того, что говорили выступающие, отметил для себя:

Андрей Григорьевич Шамрай, директор АНО «Петербургские медиа-проекты»:

— 1 сентября всем первоклашкам от губернатора дарят три книги (о Санкт-Петербурге, классическая сказка, по истории). Акция проводится уже шесть лет. Цель — приучить детей к книге, к чтению с раннего детства. Положить начало формированию их собственной библиотеки.

— Открыты отделы русской книги (где представлены произведения питерских авторов) в Салониках и Александрополисе (Греция), в Сербии, в Минске. Ведутся переговоры с Болгарией, Словенией по открытию и у них подобных отделов в книжных магазинах.

Евгений Валентинович Лукин (новый директор «Дома писателя») добавил, что в Симферополе в эти дни открывается Большой центр книги (переоборудовано какое-то старое здание). Вся эта работа идет именно через «Дом писателя». В том числе и с местной «Книжной лавкой писателей» на Невском проспекте. Во главе всей работы стоит (и финансирует) Комитет по печати и взаимодействию со средствами массовой информации Санкт-Петербурга.

Нэлли Мельц (Таллин). Любопытный вариант целевой помощи местным писателям в Эстонии: Фонд авторского вознаграждения выплачивает авторам (и переводчикам, составителям книг и сборников) суммы согласно учета библиотек востребованности того или иного произведения. Чем чаще книгу запрашивают, тем больший гонорар начисляется и выплачивается (по результатам года) автору. Суммы не вот уж большие, но все-таки...

После обеда ко мне в номер пришли писатели. Николай Коняев сказал добрые слова о моей книжке «Говорящее дерево», подарил здоровенный том «Лихие и святые девяностые» — продолжение «Застигнутых ночью», — дневниковые записи, оформленные в виде коротких рассказов. Отдарился «Памятью сердца» и выпусками номеров 49 и 50 «Вертикали. ХХI век».

Приехал Дмитрий Мизгулин — приветлив, высок, загорел. Я видел изящно изданные его книги, читал хорошие стихи. Нас знакомят. В ответ:

— Много слышал о вас, рад познакомиться.

Вечером все умело «растворяются», и я остаюсь один с «проблемным» Андреем Ребровым. Теряемся у памятника А.С. Пушкину на Пушкинской улице (я пошел искать такси). Выхожу на Невский. Поздний вечер. Проспект празднично блещет подсветкой зданий и долгой цепочкой фонарей, фарами проносящихся машин. Суетлив зазывающими рекламщиками, плакальщиками-попрошайками (с первого посещения Ленинграда их помню!), грохотом уличных рок-ансамблей. Прошел весь Невский от площади Восстания до Дворцовой площади и обратно до гостиницы. Потрясающей красоты послезакатное небо над Зимним дворцом, стрелкой Васильевского острова: бирюзово-изумрудно-голубое. И все цвета нежнейшие, тонкие, чуть уловимые. И вдруг одинокая ночная белая чайка пролетает молча над почти пустынной площадью мимо подсвеченной колонны Александрийского столпа.

Изумительный город, из какого-то иного, сказочного, не бывшего времени.

25.04. Завтракаем в гостинице с Игорем Шумейко (как и в первый день). Подарил мне Игорь Николаевич один из номеров красивого глянцевого журнала «Мужская работа». Там беседа с Юрием Кублановским: «В 90-е годы все эти так называемые чикагские мальчики и дали народу это право — право на бесчестие. И нынешнее повальное воровство, коррупция и бессовестность многих (слишком многих!) — все это результат тех процессов, которые зародились тогда, в 90-е, когда лозунг “Обогащайся!” стал главным принципом и о совести вообще уже люди перестали говорить и, кажется, даже думать» (МР. № 58. 2016. С. 11).

«Еще живя на Западе, я старался читать перестроечные газеты... В отличие от нынешних времен, тогда пресса российская продавалась в киосках... теперь-то все абсолютно отрезано, и западный обыватель живет исключительно тем, чем его кормят конъюнктурщики-журналисты... Не хотел, чтобы после того, что испытала Россия в ХХ веке, она становилась прямо на рельсы западного потребительского общества. Не для того были нами принесены в ХХ веке такие жертвы, чтобы наступать на те же грабли, на которые, как мне казалось, наступал уже тогда Запад... Те страшные кризисные проблемы, которые сейчас стоят перед Западной Европой, я уже тогда предвидел» (МР. № 58. 2016. С. 6).

В подаренном номере статья Игоря «Шпицберген — наша норвежская земля». Меня эта тема давно интересует. Попытаемся посотрудничать.

26.04. В Москве с Офитовым совершили просто грандиозную прогулку. Приехали на Воробьевы горы и от метро пошли вдоль реки по набережной сначала до Андреевского монастыря (зашли в библиотеку РПЦ, проверил наличие своих книг и журналов, подарил новые — нужно будет доукомплектовать недостающими экземплярами), затем далее по набережной, до пешеходного моста на Фрунзенскую набережную. Первую остановку «в пути» сделали на Гоголевском бульваре, у памятника М.А. Шолохову. Так по бульварам и дошли до Цветного в редакцию «Нашего современника», к Александру Казинцеву. С Александром Ивановичем обсудили наши дела, обменялись книгами и журналами.

27.04. Еду домой. Уже знаю (по звонкам) — дел, требующих быстрых решений, накопилось много. Читаю книгу Анатолия Карпова «Сестра моя Каисса» (мы несколько раз встречались с чемпионом мира): «Возвращаясь из Стокгольма чемпионом мира среди юношей, я не строил розовых планов насчет своей дальнейшей шахматной карьеры. Потому что знал: ни одну чиновную дверь мой успех не откроет. Таковы во все времена были нравы в этой среде. Если ты принадлежишь к какому-то клану, если в тебе заинтересованы — все твои дела решаются своевременно и просто. Если же ты сам по себе (...самостоятельный и с характером, что мало кто любит: я не хотел поводыря, не хотел слепо следовать на поводу — я предпочитал выбирать сам дорогу и попутчиков), то сколько препятствий оказывается на вроде бы простой и ровной дороге...»

Ну вот, а я удивляюсь, почему мои дела не поддерживают, не оценивают, не принимают мою жертву. Скольким уже пришлось пройти этот путь!

5 мая 2017 года. Бурцево. Отметили восемьдесят пять лет заслуженному художнику РФ Киму Ивановичу Шихову небольшой компанией. Собрались в тесноватой комнате деревенского дома. Общение получилось заинтересованным. Шихов по какому-то случаю (все застолье он сидел в академической мантии и академической шапочке с кисточкой Международной академии культуры и искусства) вспомнил о своем отце, о том, что после десяти лет, в детстве и юности проведенных в монастыре, стал убежденным атеистом (об этом есть в нашей с ним беседе «Ведомый роком», опубликованной в «Вертикали. ХХI век»), на что местный министр культуры ответил: «Попы все не искренние». Захотелось спросить: «Кого из настоящих — искренних, думающих — священников видел министр? Что он прочитал из святоотеческой литературы?» Судит о Церкви по административному аппарату. Есть ведь и такие священники, как Евгений Юшков, к которым тянутся живые души. Такими, как он, и живет Церковь, а не приспособленческим административным аппаратом.

7 мая 2017 года. В праздничные дни с интересом читаю продолжение дневников Николая Михайловича Коняева. Просто не могу оторваться. Я-то в девяностые годы записей не вел, о чем уже многократно пожалел. Как бы этот дневник «смутного времени» сейчас был интересен. Коняев во время Приднестровского конфликта побывал в Тирасполе. Как же все похоже на Донбасскую войну на Украине — буквально один к одному. Жертвы среди мирного населения, безжалостность националистов, русское сопротивление, которое сломить уже невозможно, создание непризнанной (но живущей) республики.

8 мая 2017 года. В новостях показывают, как Москву заваливает мокрым снегом, заливает дождем. Холодно, дождь и у нас. Но так как дни наперед все заняты — поехал в Союз писателей проверять корректорскую правку книги «Лестница». Вечером читал четвертую главу книги А.В. Мюрисепа о Ефиме Давидовиче Табачникове. Глава длиннющая, но написано вполне живо (а как иначе — воспоминания молодости), с любопытными деталями того (60-е, начало 70-х годов ушедшего века) времени. Встречи с Вацлавом Дворжецким, поэтом Лазарем Шерешевским, отдых с Табачниковыми на Оке и прочее, прочее, прочее... Есть в воспоминаниях некоторая многословность, но она не утомляет. Все сглаживается искренностью пишущего. И только начало главы (это уже традиционно) сконструировано. Все там вроде бы есть, кроме живого импульса, внутренней свободы, естественности. Все похоже на красивую, но неживую картинку.

9 мая 2017 года. Позвонил Мидов. Голос у Николая Павловича ничего, бодрый. Говорит, что побывал у себя в мастерской (поднялся на шестой этаж не без труда, с остановками на отдых) и воспрял духом. Конечно, все самое важное в его жизни свершилось там. Потому туда и тянет.

По телевизору целый день о параде на Красной площади, о шествии Бессмертного полка (в Москве установлен рекорд — 800 тысяч человек приняли участие) по всей России и во многих городах мира, о приеме в Кремле ветеранов Великой Отечественной войны, на котором Владимир Владимирович Путин на этот раз внятно сказал: это мы разгромили фашистскую армию, поработившую большинство стран Европы. И еще: «Для нас в случае порабощения была уготована иная, чем для европейских народов, участь. Нас должны были уничтожить не только как страну, но и как народ, этнос. Помня это, мы сейчас подготовили такую армию, которая отразит любую агрессию».

Вот еще бы об этом говорить в школах на уроках истории. Иначе дети постперестроечного поколения, подверженные западной пропаганде, так и будут считать, что во Второй мировой войне победили США со своими западными союзниками при «некотором участии СССР».

12 мая 2017 года. Пришло письмо от Валентины Ерофеевой из «Дня литературы». Первую главу из «Искры потухающих костров» выставила на сайт газеты. Любопытно, найдет ли мой текст какой-то отклик у читателей.

Из новостей: по данным правоохранителей Украины, там в Бессмертном полку прошло шестьдесят тысяч граждан страны. Не побоялись. Если исходить из того, что творится в незалежной, — это огромные цифры. А сколько сочувствующих не решилось встать в колонны, обругиваемые и оскорбляемые националистами.

Самая запрашиваемая в поисковиках тема в эти дни на Украине — Парад Победы в Москве. Вот что значит память о своих предках. Как же глубоко она скрыта в душах людей, что даже такой массированной пропагандой ее невозможно изничтожить!

13 мая 2017 года. Рэм Иванович Чарыков просто истерзал меня переделками текста о перелете экипажа В.П. Чкалова через Северный полюс в США. Забывая, он повторяется, вставляет уже описанные эпизоды, никак не может окончательно определиться с фотографиями для статьи. Вот и сегодня днем позвонил: «Я совсем запутался. Вы мне пришлите верстку журнала для последней, окончательной вычитки». А сколько уже этих окончательных вычиток было — и не сосчитать. Я позвонил верстальщику и попросил больше не ждать, работать с тем материалом, который есть. Если эту неуверенность автора не прервать — переделкам не будет конца. Да и все разумные сроки (я обещал выпустить специальный номер «Вертикали. ХХI век» к 1 июня) прошли.

16 мая 2017 года. В газете «День литературы» материал Андрея Канавщикова о Евгении Евтушенко. Трезвая статья, напомнившая мне вечер поэта в Нижнем Новгороде в середине 90-х годов. Тогда в филармонии на бесплатное выступление Евтушенко собрались немногочисленные остатки «недобитой советской интеллигенции». Вел вечер музыковед Бэлза. Евгений Александрович читал стихи, рассказывал о себе. В перерыве устроил автограф-сессию (тут же продавались его книги, но он подписывал и те сборники, что принесли зрители с собой) — очень долгую, пока всем не подписал книги. Я еще тогда подумал: зачем ему это бесплатное выступление нужно (в полупустом зале, в котором просто витает, физически ощущается чувство обреченности)? Неужели не понимает, что время славы поэтов ушло — может быть, даже безвозвратно?

И вот только теперь, кажется, понял смысл того выступления. Евтушенко, с одной стороны, не мог жить без публичного успеха, без востребованности даже в самое «непоэтическое» время. С другой — он не мог жить вне поэзии, не сочиняя стихов. А раз так, то эти стихи необходимо кому-то показывать. Вот по этим причинам поэт и отправился в народ, к той немногочисленной публике, которая его еще не забыла и у которой остались духовные силы воспринимать поэзию, слушать стихи.

Все написанное мной выше не изменяет тех оценок, которые я высказал о Евгении Александровиче в записи, сделанной в Сочи.

17 мая 2017 года. Отец Сергей Муратов прислал прозаические тексты для книжечки, которую я ему давно советовал выпустить. Тут рассказы, статьи, эссе. В сопроводительном письме высказал опасения — стоит ли все это «выпускать в свет». Я не скажу, что в книжке много каких-то значительных художественных открытий, но это самостоятельный взгляд на пережитое, узнанное, продуманное, а потому должно быть издано, лечь своей крохой в гумусный слой русской исторической памяти, русского мировоззрения, русской культуры.

Есть в сборнике текст, посвященный памяти митрополита Нижегородского и Арзамасского Николая (Кутепова). В общем-то незатейливый текст, но как хорошо передает простую мудрость (если так можно выразиться) владыки. Мудрость не книжная, а житейская, идущая из глубин, от многих поколений.

Читал я воспоминания и вспоминал кабинет митрополита — шкафы с книгами, иконы на стене за его письменным столом — и то, как выходит он из-за стола, благословляет. Скольким еще эти несколько страничек напомнят доброго, светлого в их жизни, потому что владыка был именно добрым.

Отец Владимир Чугунов, рассказывая о нем, часто вспоминает слова митрополита Николая, обращенные к молодым священникам: «Ропщете, что я с вами строг. Вот подождите, придут на мое место бывшие комсомольцы, тогда вспомните меня».

18 мая 2017 года. В этом году на рассмотрение в издательский совет Нижегородской области было подано всего девятнадцать заявок. Яков Иосифович Гройсман, хозяин издательства «Деком», стал требовать гарантии, что все его заявки будут профинансированы (конечно, не говоря этого напрямую, а только лишь беспокоясь об общем благе — чтобы были профинансированы проекты по определенным ранее приоритетным темам, куда все его заявки и входят общей суммой почти на 1 миллион 200 тысяч рублей — половина всей выделенной местным правительством суммы) — и добивался этого в течение всего заседания настойчиво, даже агрессивно (несмотря на свой преклонный возраст). Однако при голосовании гарантии члены совета требований не поддержали. Хотя это, конечно, не означает, что Гройсман своих денег не получит.

Другой возмутитель спокойствия — доктор исторических наук Андрей Александрович Кузнецов вдруг заявил, что юбилеи — это пятьдесят и сто лет, а все остальные округленные даты юбилеями не являются. Тут уж я не выдержал и включил свой микрофон, чтобы ответить и Якову Иосифовичу, и профессору:

— Мы отмечаем юбилеи не ради круглых арифметических чисел, а чтобы напомнить самим себе, не дать угаснуть в общественном сознании памяти о замечательных людях, важных исторических свершениях. Следуя вашей логике, 70-летие Победы также не стоит отмечать. Категорически с этим не согласен. Что касается выделения (заранее) восьмидесяти процентов от суммы поддержки издательских проектов, то этого мы делать не имеем морального права, пока не познакомимся со всеми поданными заявками, не оценим предлагаемые книги. С этической точки — мы можем поступить только так. Но меня беспокоит и еще одна наметившаяся в нашей работе тенденция. Несколько лет назад я уже об этом говорил. Совершенно не заявляются книги художественной литературы. Это происходит потому, что в прошлые годы они не находили поддержки. Убежден, на это направление издательской деятельности нужно выделять средства целенаправленно. Иначе после нашего времени останется пустыня в литературном плане. Будто никто на Нижегородской земле из литераторов не работал. А это не так.

Последнее мое предложение потонуло в молчании членов совета, не вызвав у них никакого интереса.

Новости с Украины: готовится закон о фактическом запрещении Русской Православной Церкви на территории незалежной; Порошенко подписал закон о блокировании интернет-ресурсов России в украинском информационном пространстве. Думаю, если закон о РПЦ будет принят — он и поставит точку в существовании этого государства. Раскол религиозный Украина не переживет. Теперешние ее властители этого не понимают. Плохо учили историю — в том числе и России. Ведь именно раскол во многом в итоге привел страну к революции, которую мы не можем пережить уже сто лет.

19 мая 2017 года. Иду по Канавинскому мосту. Вижу, как рыбаку в зыбку попал большущий сом. Он осторожно подтягивает сетку к мосту, но сможет ли на такую высоту поднять рыбу — не уверен. Тяжела. Сом осторожно шевелит хвостом, выставив вверх белое брюхо, и будто собирается с силами для мощного удара. Рыбак под мостом, на арках (мне не виден). Прутья сетки согнуты до предела. Еще момент — и все скрывается от моего взгляда под мостом. Итог этого противостояния мне неведом. Но почему-то хочется, чтобы сом вырвался на свободу.

23 мая 2017 года. Утро началось с сообщений из Англии. В Манчестере после окончания концерта какой-то поп-дивы из США смертник взорвал себя в толпе. Двадцать два человека погибли, более шестидесяти ранено, в том числе тяжело — жизнь некоторых тоже под угрозой. Среди жертв дети и подростки. Уже заявлено властями Великобритании (Тереза Мэй), что это самый страшный террористический акт в истории страны.

От отца Владимира Чугунова привезли только что вышедшую книгу «Лестница». Перелистал ее внимательно, составил ее батюшка хорошо, продуманно. Рассказы, повести, очерки идут, будто цепляясь один за другой, рождая ощущение цельности повествования.

Из типографии доставили тираж книжки Т.Ф. Дёминой «Мои воспоминания». Сколько уже подобного было, когда из хаоса небрежных, неподготовленных текстов я формировал, вычитывал, чистил, редактировал, создавал книгу! Вот и теперь — радостно, что все хорошо, достойно получилось. Судьба еще одной семьи получила «историческую прописку», сохранена для потомков. Приятные ощущения — будто свою книжку выпустил в свет, к читателям.

День заканчивается сообщениями из Филиппин. И тут террористы устроили бойню в одном из районов страны. Это совпало с приездом в Россию президента Филиппин Родриго Дутерте, который вынужден срочно вернуться к себе. Но встреча с Путиным и подписание подготовленных соглашений состоялись — поздно вечером. Дутерте перед поездкой в Россию отказался от приглашения приехать в Вашингтон для встречи с Трампом, объяснив это своей занятостью и предстоящей поездкой к Путину. И вот тут же атака террористов. Пусть мне кто-то докажет, что все случайность.

24 мая 2017 года. Ранний звонок Сергея Тимофеевича Прохорова из Нижнего Ингаша. Там у них в Сибири день в разгаре, жара под сорок градусов. Сообщил мне, что выслал журнал «Истоки» с опубликованной первой главой (2000–2001 годы) из книги «Искры потухающих костров». Начинают мои «Искры...» жить самостоятельной жизнью: кроме «Вертикали. ХХI век», вторую главу напечатал альманах «Под часами» (Смоленск), третью на своем сайте опубликовал «День литературы», четвертую опять же «Истоки». Хоть и продолжают меня одолевать некоторые сомнения относительно этой книги, но в то же время понимаю — это будет нужный документ времени.

Проходил через площадь имени В.И. Ленина. Там у памятника «вождю мирового пролетариата» митинг против сокращения маршрутов для частных пассажирских перевозок. Выбегает к микрофону молодой парень. Представляют — лидер какого-то движения (сколько же их развелось!). Начинает говорить косноязычно, штампами, о чем-то совсем постороннем. Явно вышел, чтобы засветиться. Он из тех молодых, что поняли: деньги зарабатываются не трудом, а вот такой болтовней на митингах, где главное — точно знать, за какие взгляды хорошо платят, какая позиция востребована формирующими «общественное мнение».

Возвращался из «Дома книги» опять через площадь. Столкнулся с уходящей от продолжающегося митинга группой ребят. Старший (недавно выступавший «лидер движения») выговаривал остальным, что мало и плохо ему аплодировали. Те оправдывались — мол, старались, громко кричали. Прошли мимо (почти пробежали), еще не остывшие от митингового волнения, возбужденные, азартные.

26 мая 2017 года. Говорил по телефону с В.А. Карпочевым о наших совместных издательских делах. Книга о В.П. Чкалове («Первопроходцы») в работе. Типография пообещала к 5 июня подготовить часть тиража, и тогда что-то я успею привезти в Москву. Столетие Семена Ивановича Шуртакова отметили в «Вертикали. ХХI век» публикацией его воспоминаний «Чищёба» со вступительной статьей Карпочева. Книгу же юбиляра провести через Издательский совет области не получилось. Посмотрим, как все сложится на следующий год. У меня создалось впечатление, что Виктор Александрович эту тему не оставит и найдет средства для публикации уже подготовленной книги.

В Египте нападение на паломников. В автобусах ехали христиане-копты (дети и сопровождающие их взрослые) паломнической поездкой в древний коптский монастырь. Их остановили человек десять на джипах (прострелили колеса), расстреляли автобусы и подожгли. Убито 35 человек, более 30 ранено.

Взорван автомобиль бывшего премьер-министра Греции Лукаса Пападимоса. Ранены он, его водитель и охранник. Сдетонировал при открывании переданный ему пакет.

27 мая 2017 года. Юрий Михайлович Поляков встретился с нижегородской интеллигенцией в Литературном музее М.Горького. Долго рассказывал о своих пьесах, особенно о «Чемоданчике» и «Золоте партии», и почти ничего не сказал о романах. Представил новую книгу эссе (размышления о литературе, мемуарные заметки) и две публицистические книги.

Очень долго и подробно отвечал на мой вопрос по поводу того, почему власть так последовательно, упорно поддерживает литераторов с антигосударственным, антирусским мировоззрением и безразлична к тем, кто переживает за состояние России, отстаивает ее истинную историю. Для Полякова, как и для меня, это неразрешимая загадка — хотя размышлял писатель на эту тему никак не менее получаса, а может, и более. В подавляющем большинстве с доводами и выводами Полякова я согласен — так же думаю и оцениваю. Но одну мысль для памяти здесь для себя запишу: «Чтобы культура полноценно развивалась, у нее должно быть как бы два крыла — условно либеральное и консервативное. Если случается перекос, то все рушится, теряется качество». «Сегодняшняя ситуация приведет к тому, что, когда наступит критическая ситуация, власти не на что будет опереться. Не окажется духовной опоры, которой всегда оказывалась традиционная русская литература».

Цветет рябина. Около моего дома ее много посажено. В сумерках белые кисти размыто светятся волшебными фонариками в густой зелени деревьев.

28 мая 2017 года. Лысково. Довольно скучной получилась поездка, хотя и не ожидал от нее каких-то новых впечатлений — поехал по обязанности и поддавшись уговорам. Панихиду в храме Преображения Господня отслужили все те же священники — местный и из московской грузинской церкви. Начались работы по восстановлению алтарной части собора. Такое впечатление, что все доведут до конца. Видимо, нашелся благотворитель.

В итоговой за неделю новостной передаче Дмитрия Киселёва («Россия 2») услышал такую информацию: по данным американского аналитического центра, с 2001 года только в Лондоне было закрыто 500 христианских храмов, а 423 мечети открылись; в том же Манчестере уже каждый шестой житель — мусульманин.

29 мая 2017 года. В Москве невиданный ураган. Одиннадцать человек погибло, десятки травмированы. Телевидение показывает хаос из поваленных деревьев, сорванных с домов крыш, опрокинутых машин, упавших башенных кранов и рекламных конструкций. Ничего подобного столица еще не переживала. Как и заморозков со снежными сугробами немногим более недели назад. За всю 140-летнюю историю метеонаблюдений примеров подобных природных катаклизмов, как утверждают специалисты, не найти. Нижний Новгород отделался легко — дождями и понижением температуры до плюс четырех. Весь день под дождем и ветром проходил по городу. Даже одуванчики, бедные, съёжились, плотно закрыли желтые цветочки, словно сильно-сильно (как дети во время испуга) зажмурились, так, что и смотришь-то на них с жалостью, состраданием, ведь живое страдает.

31 мая 2017 года. В Кабуле в дипломатическом квартале невероятной мощности взрыв. Бомбой послужила набитая взрывчаткой автоцистерна, из тех, на которых в городе развозят воду. Разрушения в радиусе одного километра от эпицентра. Пострадали посольства многих стран. Ранены и убиты их сотрудники, журналисты. Девяносто человек погибло, около четырехсот ранено. Дипмиссия России не пострадала, так как построена отдельно, на окраине афганской столицы.

Наш флот из Средиземного моря крылатыми ракетами атаковал объекты террористов в Сирии, недалеко от Пальмиры. Пуски произвели фрегат и подводная лодка (из подводного положения). Все четыре ракеты попали в цель — подтвердила съемка беспилотников. Это уже пятая подобная наша атака.

Владимир Путин в Рогожской слободе, в Духовном центре старообрядцев посетил митрополита Корнилия (70 лет) — главу Русской старообрядческой церкви. За 350 лет впервые глава российского государства приехал в старообрядческий центр. Владимиру Владимировичу в подарок была преподнесена древняя Богородичная икона. Митрополит особо подчеркнул: намоленная.

2 июня 2017 года. Дожди, дожди... Санкт-Петербург, Москву и всю Центральную Россию заливают дожди. Холодно.

Читаю норвежские новеллы ХIХ–ХХ веков. Еще советское издание, 1974 года (Ленинградское отделение издательства «Художественная литература»). Маленькая страна, сравнима с областями современной России, а литература воспринимается как отдельное явление в мировой культуре.

Посмотрел в Интернете для сравнения: площадь Норвегии (385 186 км²) и Нижегородской области (76 900 км²). По населению 5 258 317 человек против 3 258 645 чел. Тут уже разница не столь велика. Тогда в чем же дело?

Пока разыскивал эти цифры в компьютере, вышла на связь Таня (по Скайпу). Они живут в маленьком норвежском городке Драммен. И в нем есть современная библиотека (стеклянные стены) в пять этажей (!), оборудованная всевозможной техникой — компьютерами, принтерами, синтезаторами. Любой желающий может всем этим пользоваться совершенно бесплатно. И пользуются — работают, читают, отдыхают. В залах многолюдно. Есть книги и на русском языке.

Но вернусь к вопросу, почему норвежская литература воспринимается самостоятельным явлением, а нижегородская нет. Беда России в ее огромности. И потому целостно оценить происходящие процессы (в литературе) не получается. Мы это видим раздробленно, регионально. Судьбы всего значимого решаются в столице, а и там толкотня, борьба. Оттого многого значимого нам не видно. И это обидно. Коли же не видно, то местная бюрократия уверена — этого значимого в их местности нет. Вот и выживает литература, невероятными усилиями выбиваясь из-под спуда, вопреки всему.

3–4 июня 2017 года. Большое Болдино. На этот раз вместе со всеми гостями ездил на экскурсию во Львовку (барский дом, церковно-приходская школа — все уже знакомо), присутствовал на открытии выставки «Горизонты нижегородской акварели», выступил на торжественном вечере, посвященном 218-й годовщине со дня рождения А.С. Пушкина (нас по трое посадили за три столика на сцене нового культурного центра — в своем выступлении прочитал стихотворение Юрия Андреевича Адрианова «Зрелый желудь, это капля вечности...») и прослушал отличный концерт ансамбля народной песни из Мурома «Мурома» (песенная русская культура имеет глубочайшие корни). Было у меня в этот день мирно, покойно на душе.

На следующий день 51-й Всероссийский Пушкинский праздник поэзии начался с возложения цветов к памятнику А.С. Пушкину. Участвовали все гости: Сергей Овчинников (Тула), Владимир Макаренков (Смоленск), Валерий Тургай (Чебоксары), Константин Скворцов (Москва), Вячеслав Ар-Серги (Ижевск). Было довольно прохладно (лето все никак не наступит), и, поёживаясь от ветра, когда начался короткий митинг у памятника, я все смотрел в небо, где ветер гнал высокие облака. А между ними и землей висел ястреб, швыряемый порывами из стороны в сторону. Лишь пробивавшееся к земле сквозь облака солнце временами согревало нас, стоявших у памятника поэту.

Гулять по парку в этот раз не пошел — в прошлом году находился по нему вволю. Попил горячего чая с пирогами, послушал задорных цыган, устроивших представление на лужайке у барского дома (нижегородский ансамбль «Рада»), да и пошел на часок в гостиницу — отдохнуть, поваляться на кровати, почитать привезенный Овчинниковым альманах «Тула», где вместе с моим (теперь уже рассказом — так я сократил повесть) «Сезоном» опубликована большая статья Бориса Ивановича Лукина «Тупик Апокалипсиса?» к моему шестидесятилетию.

Но вначале услышал, что ночью в Лондоне три человека совершили террористическую атаку: на микроавтобусе сначала давили пешеходов на Лондонском мосту, затем съехали с этого моста, вышли из машины и ножами начали резать попавшихся людей — без разбора. В итоге семь человек погибли, сорок восемь госпитализированы. Нападавшие ликвидированы полицией. Так в Европу возвращается вскормленный ей исламский экстремизм.

У нас же здесь тихо-мирно. Вышел на балкончик в номере — у гостиницы пасутся козы, щиплют травку. Где-то прокричал петух. Проехала в стороне одинокая машина. И вновь сонная тишина опускается на площадь.

Надо сказать, что статья Бориса в «Туле» — для меня полная неожиданность. Я ее читал раньше (Лукин присылал по электронной почте), но теперешний текст вроде бы глаже и интереснее.

Перед тем как ехать выступать в рощу Лучинник, прошел к местной церкви. И тут все стало ухоженнее, как и в усадебном парке, где в кустах сирени, цветущей большими пахучими гроздьями, неустанно поют птицы.

Невольно вспомнил вчерашний рассказ Владимира Макаренкова, как умирал у него на руках его сын. Двадцать два года было парню. И ведь это надо было пережить!

В автобусе любовался чудесными видами окрест. Невероятно красива, просторна, певуча русская природа с плавно удаляющимися от дороги склонами холмов, дальними полями, перелесками, скользящими по зелени тенями облаков.

В Лучиннике развернулась во всю ширь ярмарка. И чего на ней только нет. Продают гончарные поделки, плетенки из лозы, много резьбы по дереву, вышивки. Заглядение.

На сцене застигает дождь. Но ничего — доводим выступление до конца.

На обратном пути в Нижний Новгород говорили с Сергеем Овчинниковым о Льве Аннинском. Они дружат давно. Сергей вхож в дом критика (когда была жива его жена), благодарен Льву Александровичу за «литературную учебу». Рассказал и о трагических эпизодах из жизни критика (случай с молодой музыкантшей, попавшей под машину и потерявшей пальцы...). Я вспомнил о своем письме в «Литературную газету» по поводу книжки Аннинского «Михаил Луконин» (М.: Современник, 1982) и его ответ мне. Вообще же личность Льва Александровича для меня очень интересна.

Расстались со всеми у Московского вокзала. С Володей Макаренковым отправились ко мне.

5–8 июня 2017 года. Москва. Жуткий холод в столице. Я-то хоть в легкой куртке, а Макаренков только в пиджаке. Под дождем (хорошо Николай Офитов встретил с зонтиком) прошли на Красную площадь. Там книжный фестиваль. Выставили свою продукцию и нижегородские издательства, в том числе «Родное пепелище». Нашли Чугунова. Но дождь продолжает хлестать, ветер пронизывает. Одна отрада, что над рядами сделали навесы да с боков немного прикрыли. Однако книги от сырости под обложками пошли волнами.

Пробыли с полчаса да и распрощались. Макаренков поехал на вокзал, мы с Николаем к нему домой. Задержались только у шатра, где представлял свою новую книгу мемуаров Александр Коржаков — бывший руководитель охраны Бориса Николаевича Ельцина. Александр Васильевич сидел на стуле в довольно легком спортивном костюме — полный, морщился от боли, когда менял позу. Перед ним на столе стояла книга «Бесы 2.0»: «После 1996 года Ельцин был овощ, а не полноценный человек. Он ничем не руководил. Всё решало окружение: Чубайс, дочь Татьяна и прочие».

У дома Офитова, хоть и прошло достаточно времени, все еще лежат поваленные прошедшей в Москве бурей деревья — американские клены, вывороченные с корнем. Так много работы, что не дошла очередь до дворов.

После обеда вновь отправился на Красную площадь. Погода к вечеру успокоилась, потеплело. Дождь прекратился, ветер унялся. Пошел ходить по павильонам — смотреть книжные новинки, слушать выступающих. На большой сцене под аккомпанемент фортепиано читает поэму «Реквием» Анны Андреевны Ахматовой актриса Евгения Павловна Симонова — как и принято, с криком, с надрывом. Никогда не понимал, почему стихи из этой поэмы так читают. Это же скорбь, плач, слеза, а не митинговые призывы. Тут не глотка должна разрываться, а страдающее сердце. Прошел по площади, тревожно озираясь по сторонам, бывший министр культуры РФ Михаил Ефимович Швыдкой. В одном из шатров встреча с продюсером фильма «Брестская крепость» Игорем Станиславовичем Угольниковым. Тут я задержался. Я помню Угольникова комиком, шоуменом на телевидении, а тут... так хорошо, серьезно говорил — с полным знанием дела, истории, сопереживая.

Вернувшись к Николаю Викторовичу, за чаем услышал новость: за взятку арестован вице-губернатор Курской области Василий Зубков.

06.06. День выдался несколько суетливым, но и запоминающимся. Утром поехал на Красную площадь. На этот раз половину дел сделать удалось. К двенадцати уехал в Елоховский собор. В храме празднично, украшен березками (ходишь как в лесу) — Троица! Панихиду по А.С. Пушкину отстояли (в этом соборе его крестили) и перешли в недалекое здание — великолепный особняк по Спартаковской улице, д. 9. Это главный дом некогда бывшей городской усадьбы, принадлежавшей Тимофею Ивановичу Чонжину (1722–1803). Далее у этого дома долгая история. Но вот 27 июля 1899 года Московская городская дума принимает решение: «С целью увековечить день столетия со времени рождения А.С. Пушкина и с целью доставить возможность пользоваться книгами тем слоям городского населения, которым по состоянию их средств существующие библиотеки недоступны... учреждается библиотека-читальня в память А.С. Пушкина». По предложению городского головы князя В.М. Голицына заведовать библиотекой была избрана старшая дочь А.С. Пушкина — Мария Александровна Гартунг, которая «в течение десяти лет с чувством гордости и ответственности исполняла эту роль».

В 1912 году город приобретает этот особняк, и библиотека переезжает в него. С тех пор в этих стенах хранятся книги. Красивейшая парадная металлическая (чугунная) лестница, на втором этаже мраморные стены, фигурная лепнина потолка, камины. Выставлены предметы потомков Пушкина — золотые часы-луковка с вензелями и т.д. В большом зале устроен концерт молодых оперных певцов — выпускников Центра оперного пения имени Галины Вишневской, солистов Музыкального театра Н.И. Сац Веры Азиковой, Виктории Шиловской, Вячеслава Леонтьева, Дарьи Кулицкой. За фортепиано Анастасия Милованова. Расставаясь, подарил директору Ольге Макарьевне Ковальчук свои книги «Возвращение» и «В предчувствии Апокалипсиса», подписанные библиотеке.

Вновь Красная площадь.

Вечером встреча с Борисом Лукиным у МХАТа имени М.Горького. Теперь он здесь работает главным редактором. Как я понял, это что-то наподобие заведующего литературной частью. Кабинет у Бориса на самой верхотуре огромного здания. Перед спектаклем успели выпить по чашке кофе и обменяться книгами: я подарил «Лестницу», взамен получил первые два тома антологии поэзии Великой Отечественной войны.

Все-таки это грандиозный в своих размерах театр. Зрители заполнили (и то не очень плотно) первую половину партера, ближнюю к сцене, но и их хватило бы для другого театра, чтобы создать аншлаг. Смотрел спектакль «Красавец мужчина» А.Н. Островского — на одном дыхании. Что называется, взахлеб.

07.06. Загубил день. Только далеко после обеда пошли с Николаем Викторовичем прогуляться в Измайловский парк, а вечером вновь на Тверской бульвар: Борис договорился, чтобы администратор дала мне пропуск на спектакль.

У метро «Тверская» уличный ансамбль зажигает рок-н-ролл — азартно, со знанием дела, хоть и не молодые. В начале бульвара выставка образцов советского оружия: пушка, станковые пулеметы, винтовка Мосина, рожковый автомат...

А.Н. Островский. «Отелло уездного города». Декорации спектакля напоминают вчерашние. Но это и хорошо. Словно смотришь продолжение отличного фильма, хотя и в совершенно новом составе.

Поздний вечер. Город в огнях, наполнен праздной толпой. Свернул в Камергерский переулок. Сплошь рестораны и кафе, забитые посетителями — запахи хорошего кофе, вкусно приготовленного мяса, говор посетителей за уличными столиками...

Из новостей: Тегеран, нападение на иранский парламент группы террористов. Четверо ворвались в здание и начали расстреливать людей из автоматов Калашникова. Семнадцать человек погибло, сорок три ранено. Одновременно другая группа напала на Мавзолей Хомейни. Фиксирую эти факты, чтобы показать безумие современного мира. Слишком быстро подобный ужас забывается, выветривается из человеческой памяти.

08.06. Едем к храму Христа Спасителя. Понимаю, что внутрь не попасть, но хоть рядом побывать, когда в нем выставлены для поклонения часть мощей Николая Чудотворца — наверное, самого почитаемого в России святого. В районе собора на Волхонке и Остоженке все загорожено. К тому же и проходы перекрыты милицией — на набережную не пройти. Помыкались с Николаем Викторовичем в толпе да и отправились восвояси. От метро «Кропоткинская», перекрестившись, обратился к святому своей краткой молитвой. Услышит он меня сквозь шум двигателей автомобилей, работающей строительной техники, гомон уже побывавших у его мощей людей? Если хоть крошечку достоин — буду услышанным.

До «Арбатской» пошли пешком, с остановкой у памятника Шолохову. Там на лавочке в «Московском литераторе» прочитал материал о поездке автора в осиротевший дом Василия Ивановича Белова в Тимонихе. Оказывается, писатель любил живопись и у него (и в квартире в Вологде, и в деревенском доме) по стенам висит много картин.

9 июня 2017 года. Пошел в Союз писателей. По дороге на почте получил пакет с журналом «Истоки» из Нижнего Ингаша (Красноярский край). Там напечатана в 2000–2001 годах одна глава из моих «Искр потухающих костров». Написал прощальное слово с поэтом Юрием Назаровым.

10 июня 2017 года. Алексей Пушков в передаче «Постскриптум» опубликовал такую информацию: на Украине переименованы 51 493 улицы и снесено 1320 памятников. Полное безумие последних трех лет. Из последних переименований — проспект имени Командующего 1-м Украинским фронтом генерала армии Ватутина (освобождал Киев от немцев во время Великой Отечественной войны) хотят переименовать в Шухевича — главаря карательного украинского батальона «Нафтигаль», повинного в пролитии рек крови русского, польского, еврейского, украинского и других народов. Возможно, теперь проспект Шухевича в украинской столице продолжится проспектом Бандеры.

12 июня 2017 года. У дома встретился с отцом Евгением Юшковым. Батюшка завез книги (свои) для Синодальной библиотеки РПЦ. Рассказал ему о попытке подойти к храму Христа Спасителя, где выставлены для поклонения мощи Николая-угодника.

— Так и у нас частичка его мощей есть, в нашем молельном доме.

— Как она могла к вам попасть?

— У одной моей прихожанки был отец священником. Как-то на развалинах одного из храмов он нашел серебряный медальон, в котором была залита воском частичка мощей. На медальоне надпись о том, что это частичка мощей святого Николая. Отец той прихожанки довольно рано умер. Она же собралась уйти в монастырь и святыню передала нам. Я уговаривал ее оставить мощевик у себя, но она настояла на том, чтобы передать реликвию в нашу общину. Тогда я быстро как мог написал образ Святителя.

Пришло письмо от Овчинникова по поводу главы из «Искр потухающих костров», что отослал ему. Порадовал меня Сергей Михайлович добрым словом и неравнодушным сердцем. Все больше убеждаюсь, что правильно поступил, начав публикацию этой книги.

14 июня 2017 года. Хорошо сегодня настроился на работу и вот за пять часов (пока за окном то светило солнце, то лил дождь) подготовил к верстке большую часть текстов для «Вертикали-51». В какие-то внес дополнительную правку, какие-то просто оформил грамотно. Все это мною ранее перечитано и отредактировано. Но довести дело до конца никак не мог. И вдруг сегодня за эти часы легко и с удовольствием сделал.

Собрался уходить из Союза писателей, да тут опять зарядил дождь. Пока его пережидал, позвонил в Санкт-Петербург Андрею Реброву. Он трезв, весел. Так этим своим состоянием меня порадовал. Готовит следующий номер «Родной Ладоги», где идет моя статья о книге писем Павла Флоренского из заточения.

После инфаркта Александр Васильевич Мюрисеп впервые выходит на сцену в роли управляющего гостиницей в комедии Рэя Куни «№ 13». Встретились в гримерке. Некоторая болезненность в Александре Васильевиче еще чувствуется: похудел, осунулся, черты лица заострились. Расспросил его, как продвигается работа над книгой о Ефиме Давидовиче Табачникове. Тут случилась небольшая задержка (в очередной главе рассказ о поступлении Мюрисепа в театральное училище, постановка «Тихого Дона» в народном театре, работа инженером на авиационном заводе): событий много, все разноплановые, со своей историей, и потому трудно их выстроить в один четкий сюжет.

Спектакль дрянненький. Я его уже смотрел семь лет назад. Но зрители на него ходят, и потому из репертуара постановку не снимают. Мюрисеп справился с ролью без видимых усилий, хотя блеска, легкости в его игре пока нет. Может быть, оттого, что подсознательно прислушивался к своему состоянию: как там сердце, не слишком забилось?

15 июня 2017 года. Вот сегодня на 89-м году жизни умер Алексей Владимирович Баталов — народный артист СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственных премий СССР и РСФСР и прочее, прочее, прочее. Многие относятся к его киноролям восторженно. Я его творчество тоже знаю, но ярым его поклонником никогда не был. Удивляет же меня в подобных Баталову людях другое: зачем они так запачкались в перестройку и ельцинский период, бросая комки грязи в советское прошлое своей страны? Получали советские награды, пользовались предоставляемыми властью благами — а потом... Даже если ты и держал в сердце какие-то обиды, так промолчи. Нет, непременно нужно пнуть поверженный строй... Успеть пнуть. В конце же жизни начинают давать друг другу восторженные оценки: совесть нации, истинный интеллигент и так далее. А того, кто действительно поступал по совести, как, например, Юрий Васильевич Бондарев, просто вычеркнули из жизни, из общественной памяти...

Четыре часа президент РФ В.В. Путин отвечал на вопросы граждан своей страны (и не только). Главный вывод, что сделал я для себя: на одной территории у нас существует как бы два государства — чиновники всех мастей (от федеральных до районных) и собственно народ. И интересы этих двух государств нигде не сходятся. Они по-разному отвечают перед законодательством, по разным правилам начисляются им зарплаты, по-разному воспринимают они цели существования государства. Все эти противоречия непременно должны привести к мощному социальному конфликту. Вопрос только в сроках.

25 июня 2017 года. Вышел из печати мой фельетон-ответ на реплику бывшего местного министра культуры о журнале «Вертикаль. ХХI век». Редактор дал тексту название: «В пустой бочке звону много». А прежнее мое пустил подзаголовком: «Как “писатель” Владимир Седов Ивана Алексеевича Бунина в свои подмастерья определил».

По заявлению министра внутренних дел Украины Авакова, с начала этого года более пятисот участников боевых действий на Донбассе (антитеррористической операции — АТО) покончили жизнь самоубийством. Этот факт заставляет о многом задуматься.

29 июня 2017 года. «Левада-центр» обнародовал данные соцопроса, проведенного летом 2017 года. По нему жители России самыми выдающимися деятелями мировой истории назвали:

1 — И.В. Сталина,

2–3 — А.С. Пушкина и В.В. Путина,

4 — Петра I,

5 — Юрия Гагарина.

Эти результаты вызвали поток комментариев в средствах массовой информации. И ведь есть чему удивляться: начиная с конца 80-х годов прошлого века тридцать лет «сталинизм» объявлялся самым человеконенавистническим, кровожадным явлением в мировой истории. На эту тему написаны сотни тысяч статей, книг, сняты сотни документальных и художественных фильмов. Кажется, на историческом периоде, когда во главе государства стоял Иосиф Виссарионович, должно остаться «выжженное поле» из ненависти к нему. И вот такой результат... Загадка...

7 июля 2017 года. Давно не захаживал в выставочный зал на площади Минина и Пожарского. Сегодня собрался — и не пожалел. И если выставка акварелей Александра Терентьева оставила просто хорошее впечатление (поэтичные, профессиональные, особенно зимние городские пейзажи), то экспозиция живописца из Омской области Владимира Анатольевича Чупилко — это открытие. Самостоятельны и не похожи на общепринятые изображения деревенского быта — гуси, звери, пейзажи (заснеженные), портрет священника, — все многообразие жизни, но переданное душой, еще не потерявшей, не избывшей детство.

Позвонил Николай Викторович Офитов, радостный! Спешит сообщить, что его статья к моему шестидесятилетию «Боль. Вера. Любовь» опубликована в еженедельнике «Слово». Хоть и в сокращенном виде, но и этот вариант занял в газете (главный редактор которой Виктор Алексеевич Линник передает мне самые теплые приветы) целую полосу. Ах, Николай, добрая, отзывчивая, родная душа!

9 июля 2017 года. На 88-м году жизни скончался народный художник СССР Илья Сергеевич Глазунов. Сколько доброго он сделал для страны. Во второй половине 80-х годов воссоздал в Москве Академию живописи, ваяния и зодчества. На свои деньги возил студентов в Европу, показывал шедевры мировой культуры. Академия хранит лучшие традиции русского реалистического искусства. Теперь здание на Мясницкой, д. 21, превращено в дворец — так оно красиво снаружи и внутри. В своей галерее Илья Сергеевич открыл Музей сословий России, куда собрал, спас предметы искусства и быта, которые сам в течение своей жизни покупал, коллекционировал. Это, безусловно, гражданский подвиг.

По словам сына, Ивана Ильича Глазунова, художник ушел из жизни по-христиански — в кругу семьи, в ясном сознании, держа до смерти руку внука, смотря в окно на хмурое, пасмурное небо, восхищаясь его красотой. Поздно вечером в память о Глазунове по ТВ «Россия 1» показали фильм «Личность в истории. Илья Глазунов» Алексея Денисова.

18 июля 2017 года. Сделаю запись для памяти. В Донецке глава Донецкой народной республики Александр Захарченко собрал что-то в виде конференции, на которой выступил с заявлением (текст с листа прочитал «спотыкаясь», заикаясь) о стремлении к созданию государства Новороссия со столицей в Донецке. Обоснование — сегодняшняя ситуация на Донбассе тупиковая, и потому нужно определиться с новой исторической целью. По словам лидера ДНР, представители двенадцати регионов Украины подписали этот документ. Были проведены консультации с представителями бизнеса и власти этих областей. Речь идет не о военном продвижении в глубь незалежной, а лишь о политическом процессе.

Я не очень понимаю, что из всего этого получится. Думаю, никаких последствий не последует. Для России, исходя из комментариев (редких), а затем и вообще при полном молчании, эта инициатива оказалась неожиданной. Но она говорит о том, что политическое брожение на Донбассе не прекратилось.

21 июля 2017 года. Закончил вычитку «Искр потухающих костров. Разворачивая свиток времени». Казалось, эту работу невозможно было сделать (да и не была бы она сделана, если бы не огромный бескорыстный труд Татьяны Антиповой — весь текст дневников она набрала на компьютере), страшно было к ней приступать, многие сомнения одолевали: стоит ли сейчас публиковать дневниковые записи? будут ли они интересны читателю? И вот все позади (кроме сомнений): вычитаны дневники с конца 2000 года по 2016 год. Сколько людей в моей жизни за это время появились и исчезли — кто навсегда (умерли), кто-то еще, может быть, повстречается на моем пути (хотя — маловероятно). Главы из книги зажили своей жизнью — в первую очередь на страницах «Вертикали. ХХI век» (в журнале хочу опубликовать всю книгу), но и в альманахах «Истоки» (Красноярский край), «Под часами» (Смоленск), на сайтах «День литературы», «Журнальный мир». Кажется, будут публикации и в других изданиях.

Не все меня устраивает в книге (надо бы поработать над стилистикой, не изменяя смысла записей — не нарушая исторической правды происходившего), и, возможно, еще буду к ее содержанию возвращаться. Но все это потом. Сейчас же испытываю чувство облегчения и удовлетворения — все-таки довел начатое до конца.

Хотя — книга, как и моя жизнь, продолжается.

26 июля 2017 года. Отец Евгений Юшков только сегодня смог приехать, чтобы поздравить меня с 60-летием. Выпили с батюшкой по чуть-чуть замечательного напитка. Закусили ломтиками соленой вкуснейшей волжской рыбы. И так радостно для души, хорошо поговорили... Батюшка вроде бы плоть от плоти человек нашего времени. Говорит на темы обыденные, понятные. Но такое впечатление (у меня), что в нем живет ощущение вечности, нечто надвременное — которое и непостижимо сложно для восприятия, и непостижимо просто одновременно. Главное, я понимаю, что сам он этого не ощущает. Может, потому столь добр, сочувственен, отзывчив. И все без слезливой сентиментальности, без показных воздыханий. Его душе легче именно так проходить свой земной срок. Вот отец Евгений за ней, душой, и следует.

Рассказал батюшка недавний удивительный случай, что произошел на Бору. Муж и жена пошли в лес за грибами. Набрали лисичек — и заспорили, указывая в разные стороны, как дойти до автобусной остановки. Так, поссорившись, и разошлись. Муж дошел до остановки, до вечера ждал супругу. Не дождался и отправился за помощью. Шесть дней искали заблудившуюся волонтеры — неравнодушные люди (сын бросил клич о помощи по Интернету) — и нашли. Искусанную насекомыми, в изорванной одежде, обессиленную, но живую.

— Мы молились о ней, о том, чтобы была страдалице помощь Божия. Милиция на следующий день заявила: «Чего искать, она уже мертвая». Сын же верил — жива. Вернее — чувствовал. Вот такое чудо.

— Да, чудо, — согласился я, — в котором главное то, что все в России делается на жертвенности: спасение людей, создание новых производств. Там же, где есть оплата, «вертятся» деньги — сбиваются люди корыстные, стяжательные, вороватые. И несут они с собой развращение и разрушение. Нет у людей на них опоры, в них веры.

Подарил отец Евгений мне фарфоровую кружку (а до этого такую же «художественную» чашку — большую) художницы Елены Валерьевны Мольковой. Будет мне добрая память.

29 июля 2017 года. Семёнов. Прошло пять лет, как был в этом городе на 105-летии со дня рождения Бориса Петровича Корнилова. И вот русскому поэту 110 лет. Приглашение пришло из Центральной районной библиотеки — теперь она разместилась в отдельном здании, в котором раньше хозяйничал какой-то банк. Митинг у памятника поэту на площади имени Б.П. Корнилова проходит под палящим солнцем. Пол-лета не было тепла, и вот сразу пекло такое, что больше напоминает пытку.

Хорошее слово сказал Геннадий Николаевич Красников. Конечно, в основном повторил мысли, что сформулировал (ранее) в очерке о Корнилове «Я — последний из вашего рода...», который я читал в его книге «В минуты роковые». Пожалел, что мало людей пришло на митинг — мол, десять лет назад слушателей собралось больше, вся площадь была заполнена людьми.

В историко-художественном музее три зала посвящены жизни и творчеству Корнилова: редкие детские фотографии, прижизненные издания книг, подлинные автографы и документы, фотографии комсомольской юности и, наконец, открытие памятника поэту в 1968 году — поздней снежной осенью. Редкая мать доживает до того дня, когда погибший сын возвращается к ней в граните. Таисия Михайловна дожила благодаря стараниям и упорству первой жены Бориса Петровича — Ольги Федоровны Берггольц.

Но я поднялся и на второй этаж особняка, принадлежавшего когда-то купцу-старообрядцу Петру Петровичу Шарыгину. С ХIХ века у этого дома большая и «поломанная» судьба. Обосновавшийся здесь музей принес ему успокоение. Залы с деревянной резьбой замечательны. Тут всё — от утвари и игрушки, до скульптуры и наличников.

Завершение торжества в Центре культуры и искусства. Совершенно неожиданно вызвали меня на сцену. Пришлось говорить то, что Бог «вложил в мои уста». Не предполагал выступать и потому даже самую малость заранее не продумывал своего слова. Но об исконных корнях сохранения русской культуры на этой земле упомянул, местных поэтов отметил и то, что важно не количество собравшихся, а сам факт нашей памяти о Корнилове, подчеркнул.

Идем после застолья к машине. Тихий, уютный провинциальный старинный городок так внутренне добр, душевен, так в нем ясно ощущаешь проходящее время, что и сам невольно, где-то глубоко внутри себя, успокаиваешься. Подарил музею номера 49, 50, 51 «Вертикали. ХХI век», где опубликованы дневники «Искры потухающих костров». Хорошо подписал (упомянув Корниловский юбилей), закрепил печатью Областной писательской организации — может быть, сохранят, как документ литературной жизни Нижегородского края.

31 июля 2017 года. Главная новость в России — наш ответ США на предновогоднюю высылку из Вашингтона тридцати пяти российских дипломатов и отъем у российского посольства двух особняков за городом, предназначенных для отдыха персонала дипмиссии и членов их семей. Теперь Москва изгоняет из страны 755 дипломатов США, отбирает у посольства США дачу в Серебряном Бору и складское помещение в столице.

Не выходит из сознания труп мальчишки лет 12–14 на дороге у станции Киселиха. Валяется рядом скутер (небольшой мотороллер или мотоцикл), джинсы порваны, и сквозь них видно окровавленное колено. Какой-то парень из остановившегося автобуса пытается заставить сердце мальчишки забиться — давит ему толчками своими ладонями на грудную клетку, но как-то обреченно, не веря, что спасет. Все произошло буквально только что (мы ехали в Семёнов на праздник), еще его родители, близкие не знают о случившемся. Возможно, смеются, смотрят телевизор, спорят, раздражаются по пустякам и не знают, какое горе их поджидает, какая беда на них обрушится.

И как на фоне одной смерти мелка новость с высылкой дипломатов, отъемом дачи и склада. Последнее раздражает, «взвинчивает нервы». А только подумаю о погибшем мальчишке, беспомощно распростертом на асфальте шоссе, и ком забивает горло, от которого не избавиться. И такой мелкой, ничтожной становится телевизионная суета по сравнению с той тайной, свидетелем которой невольно стал. Мир изменился с гибелью этого мальчишки. Как же мы должны быть связаны друг с другом, если смерть неизвестного человека может так на нас влиять. Есть ли в этом что-то случайное?

6 августа 2017 года. Ходил к собору Александра Невского прощаться со старой стрелкой. Вернее — с тем, что от нее осталось. Все снесено, расчищается до земли. И следа не осталось от старых кирпичных домов, в которых при мне ютились ГАИ Канавинского района, медвытрезвитель, жилые бараки... Целы у реки административные здания порта, в которых до последнего времени располагалась нижегородская таможня, но и они брошенно опустели, доживают последние дни. Территория порта непривычно обнажена, скрывавший ее забор уничтожен тяжелой техникой, которая теперь добивает старые грузовые пакгаузы на берегу Оки. Всё неузнаваемо меняется. И уже никто не вспомнит, как жили (выживали в жутких бытовых условиях) здесь люди, как беспрестанно работали огромные портовые краны (их демонтировали — хотя, наверное, можно было все это архитекторам, дизайнерам как-то обыграть, устроить на этом месте какой-то ретропарк, что ли), разгружали баржи с арбузами, помидорами — да с чем только не разгружали!

Обошел собор. Вплоть до строящегося стадиона (к чемпионату мира по футболу в 1918 году) — голое поле. Груды кирпичей, бетонные блоки торчат из раскуроченной земли, в которой роются цыгане — женщины, мужчины стоят рядом, разговаривают, смеются, курят. Что нужно этим бедолагам? Ищут металлолом? Единственный уцелевший красного кирпича трехэтажный дом (той, дореволюционной, староярмарочной постройки) нелепо и растерянно смотрит на все происходящее запыленными, частью разбитыми окнами. Видимо, и его существование предрешено.

Отчего-то грустно на сердце. Стираются историей, временем жизни и судьбы людей, меняются пространства. Все говорит о материальной недолговечности и окружающего нас и нас самих.

14 августа 2017 года. Смотрел фильм о протоиерее Николае Алексеевиче Гурьянове (24.05.1909–24.08.2002), настоятеле храма Св. Николая на острове Талабск (Залит) в Псковской области. Из многого всего рассказанного о старце поразила меня одна в общем-то бытовая деталь, относящаяся к его жизни. О ней поведали жители острова.

До того как отец Николай прибыл сюда, остров был «голым», без леса. Именно Гурьянов насадил на нем деревья, выходил их. Сколько поколений людей жило здесь, посреди вод Псковского озера, и никому не пришла в голову простая мысль — посадить деревья, чтобы и взгляд усладить, и окружающий мир украсить, и от пронзительного ветра защиту возвести. А появился один человек — и все изменил. Так все в нашей жизни, в мире, окружающем нас, происходит. Каждый привносит в него нечто (дурное или отрадное), что изменяет вокруг пространство — видимое и невидимое (духовное).

16 августа 2017 года. Открытие выставки Виктора Ивановича Пурихова «Лики и лица» в Музее Московского района. Я и раньше слышал о существовании в городе этих выставочных площадей, но приехал сюда впервые. Пурихов устроил солидную выставку своих скульптур — показал и произведения, вырубленные из дерева, и мелкую пластику (гипс, ангидрит). Тут и портреты (бюсты В.И. Заноги, С.И. Шуртакова, хирурга Королёва...), и композиции «бытовой жизни». Думаю, мало у кого из наших скульпторов найдется столько не заказных (ради заработка), а именно вольных творческих работ. Но именно они и доказывают, что признание к скульптору пришло заслуженно — как итог огромного труда. Об этом я говорил и в своем выступлении, и давая интервью телевизионщикам. Виктор Иванович вспомнил слова своего учителя-земляка, народного художника РСФСР скульптора Павла Ивановича Гусева: «Ты должен работать не только ради заработка, но и для души, для творчества, участвовать в выставках, создавать то, что хочется, а не только то, что заказывает заказчик».

Пурихов всю жизнь следовал этому завету. Я не единожды бывал у него в мастерской (почти все выставленные работы я там уже видел — правда, здесь, в залах, на витринах, очищенные от пыли, они «заиграли» совсем иначе) и потому знаю, о чем говорю. Только через труд раскрывается творец.

В США продолжается снос памятников героям Конфедерации (южанам, боровшимся в гражданской войне против северян). Все это так напоминает недавние события во всех «цветных» революциях Ближнего Востока, Грузии, Украины, что невольно понимаешь — работают все те же политико-социальные технологии, которые теперь используются и в Америке для создания хаоса, неуправляемости в стране. Удивительно, как люди быстро превращаются в очумевшую толпу: налетают на поверженные с пьедесталов монументы, неистово пинают их, крушат, будто эти куски бронзы и есть главный враг в их жизни.

Меня не покидает чувство, что мир идет к глобальному (и кем-то задуманному) потрясению, которое его переиначит, перекроит, изменит его экономическую основу. Иначе из того тупика, в который зашло человечество, возможно, и не выбраться. Но это в глобальном понимании. Что же касается отдельной человеческой личности, то всех нас ждут безрадостные, губительные времена, в которых удобно существовать будет только рабам, думающим и поступающим «как все».

17–20 августа 2017 года. Кунавино. На участке у дома за последние два года скопилась целая куча обрезанных веток от яблонь, смородины, вишни, шиповника. Все собирался от нее избавиться, да руки не доходили. В этот приезд решил пожечь древесный хлам в печках — сколько получится. Понимаю, что по времени это занятие излишне затратное, но уж коли решил — взялся. Ломал руками засохшие сучки, скручивал в жгуты иссохшие веточки, складывал все это добро в большие пластмассовые ванны и уносил в дом. Печки топил в очередь. Дом просил тепла — за все лето впервые в него приехал. И не то чтобы стены хранили зимнюю сырость (этого не ощущалось), но легкости воздуха, каким он становится только от ровного печного тепла, не было. Тяжеловат, густ он сейчас в комнатах дома. Надо сказать, кучу к вечеру я заметно поубавил. Гордо возвышавшаяся недалеко от кустов смородины, к окончанию моей работы она поприникла к земле, поскромнела. Думаю, за следующие дни придется ей и еще значительно поубавиться.

Конечно, я бы мог этот древесный хлам куда-то перетаскать (а сколько бы на это времени потратил — не думаю, что меньше, чем на сожжение), и гнил бы он в овражке у дороги, захламленностью укоряя взгляд всякого проходящего. А так — взявшийся в печках огонь из хаоса (этим-то куча засохших веток и угнетала взгляд — хаосом торчащих в разные стороны корявых сучьев, нелогичностью, изломанностью линий), из неприглядности смерти все превратил в ровный слой алых углей, по которым, словно нервы, порывисто пробегают искрящиеся огоньки. Воистину — велика созидающая сила огня. В первозданность он превратил то, что уже не могло жить на земле.

Только сейчас стало известно — зимой умер мой сосед Евгений Елисейкин. Я посокрушался — но не очень. Дело все к тому шло. Был он мастер на все руки. С ранней весны до поздней осени жил в деревне. В хозяйстве имел всякий инструмент и оборудование: сварочный аппарат, станок с электропилой и рубанком... Как-то у меня под верандой покосился кирпичный столб — он принес лебедку и исправил непорядок в строении со словами: «Я умру — никто тебе не починит». Но вот как-то в одно лето бросил он напрочь свой деревенский дом, баню, теплицы (все сам построил — из бывших в употреблении, отслуживших свой срок шпал) — и запил безбожно. Что тут было виной, что послужило такому изменению его жизненного уклада — я не знаю. Но догадываюсь... Не очень у него складывались отношения с супругой. Даже жили летом по разным «дачам». Но вот той пришлось свои загородные хоромы продать (понадобились срочно деньги в помощь сыну) и вернуться в дом к супругу. И тут настали для Евгения Алексеевича времена непростые. Супруга — женщина характерная, он тоже не из подкаблучников, человек самостоятельный. А тут — сделай то, сделай это, лишнюю рюмку не выпей (а к этому, надо признаться, он имел некоторую слабость) — в общем, не жизнь, а мучение. Вот и сорвался.

Впрочем, повторю, это только мои предположения. Но в деревне он не показывался года три. Супруга на наши вопросы отвечала: опустился, обомжатился, стал настоящим алкоголиком. В прошлом году его вновь привезли в деревню. Я даже не сразу узнал Евгения Алексеевича — так он постарел, стал «плохим» на память. И вот — его не стало. Я как-то, не совсем объяснимо для самого себя, загрустил. И только когда пошел на озеро искупаться, проходя по деревне, понял, в чем дело: Елисейкин был последним из тех мужиков, кого я застал, покупая тут дом тридцать лет назад. Из женщин еще кое-кто хозяйствует, а из мужиков — никого. Все умерли. И выходит, что в этом ряду я стал крайним. Как тут не вспомнить присказку писателя Валентина Арсеньевича Николаева (тоже бывал у меня в гостях в этой деревне): «Вот и смотри...» Близок рубеж. Близок...

Суббота. У соседей гремит дурная музыка. В окрестностях деревни, в лесах, окружающих ее, грохочут выстрелы — как на войне. (Где они только столько дичи нашли? Или тешат себя стрельбой по всякой всячине — веселятся?) Тут не то что писать — читать невозможно. Бросил все, пошел носить для дома воду с родника. Вода чистая, холодная — оттого немного радостнее сделалось на душе. Бабочка прилетела и забилась в окно на веранде. Большая, красивая, черная, с цветными разводами по краям крылышек. Невольно вспомнилось вчерашнее ночное небо — чистейшее, глубокое, с будто в учебнике по астрономии нарисованными созвездиями. И захотелось спросить бабочку: «Ты откуда? Из той, минувшей навсегда ночи?» Но понимаю: и мешающие выстрелы, и хаосом звуков гремящая «музыка», и легкое, шелестящее постукивание крылышек бабочки о стекло окна — все это отражение моей душевной смуты, моей глубокой внутренней несобранности, нецельности. От этого маетно на сердце, а не от окружающего. Но только из этой смуты, из борьбы с ней и может что-то родиться, написаться. Уж плохо или хорошо — другой вопрос.

Купался у плотины, там, где речка с шумом падает в бетонный колодец и под дорогой убегает дальше в овраг, по склону которого к ней спускается и наш дальний участок. Вода темная, торфяная, холодная, лесная. Не вот сразу в нее зайдешь. Но зато уж когда справишься с собой, с ознобом, до мурашек по телу обжигающим холодом и бухнешься в нее — легкость появляется в движениях и какая-то освобожденность...

Не подобно ли и душа покидает нас в свое время, в свой черед?

21–22 августа 2017 года. Сады. Борский район. Устроили с Михаилом Рубцовым лесной поход от его дачного домика через поселок Глубинный до исчезнувшей деревни Рябиновки. Около трех часов шли туда и обратно.

Богословскую дискуссию, начатую Михаилом, я постарался побыстрее завершить: толку в этих разговорах минимум, да и слишком они далеки от насущной жизни. Все эти теоретические изыскания неглубоки и по сути своей вторичны. Это не открытия, сделанные собственным интеллектом, а цитирование уже готовых истин, множество раз повторенных и произнесенных другими. А дорога в лесу замечательная — узкая асфальтированная полоса, где без обочины осторожно разъедутся две машины. Тихо, пустынно. Громко дятлы долбят верхушки стволов погибших сосен прямо у дороги. Одинокий лесоруб пилит на делянке стволы берез и сосен. Михаил говорит, что их буря наломала. Было прежде не пройти. Но теперь все пошло в хозяйство, в дело. Какие-то заповедные места, будто созданные именно для подобных созерцательных прогулок.

Назад в дом вернулись в поздних сумерках. После чая лег спать в верхней (заново отремонтированной) комнате. Немного полистал книги да и выключил свет. Снизу доносился негромкий голос Рубцова, читающего очередной акафист. Окончания этого чтения не дождался — уснул.

Наутро Михаил смилостивился — правило, на которое и меня поставил, смог завершить менее чем за полчаса (ранее стояли утром часа по полтора). Накопали чесноку, и отправил меня Рубцов восвояси. Вновь шел по перелескам и деревням, ставшим дачными поселками. Хорошо, тихо. Мир, совсем не похожий на тот, куда я возвращаюсь.

25 августа 2017 года. В деревне на стеллажах второго этажа отыскал пятый том из собрания сочинений Садриддина Айни. В нем воспоминания «Бухара» в переводе с таджикского Сергея Бородина (М.: Художественная литература, 1974. Тираж 50 тысяч экземпляров). Начал листать — и зачитался. Привез книгу в город. В деревне не хватило времени дойти до ее конца. Удивительные картинки быта, характеров, нравов жителей Бухары и учеников медресе. Своеобразная культура народов, населяющих древний город в конце ХIХ века: таджики, индусы, арабы, киргизы... Все варилось в этом этнографическом котле — но не смешивалось. И вот это «варево» в начале ХХI века выплеснулось на улицы русских городов, можно сказать, в своем первозданном виде, с первозданным пониманием религии (ислама), отношением к труду, уважением и ненавистью к хозяину. С внешними терпением и услужливостью, но что там зреет внутри этой массы — нам неведомо. Потому что мы перестали изучать культуру этих народов, переводить и читать их книги. Да и возможно ли это в нынешних условиях? В пределах Российской империи и Советского Союза — да, а теперь, когда мы разъединены не только расстояниями, но и границами?

И еще — о тюрьме народов, об угнетении их культур. Интересно, сейчас кто-то издаст переводы произведений таджикского автора в шеститомном собрании сочинений, да еще таким тиражом? А сколько их за те годы увидело свет в Москве! Конечно, это пополнило и нашу культуру, наше понимание разнообразия мира, того, что приезжающие на заработки в Россию таджики — это космонавты, жители с другой национально-социальной планеты. Но в первую очередь это все-таки говорит о том, как много было сделано для этого народа в прошлые времена и как неблагодарно он ответил за все благодеяния, совершенные по отношению к нему, чтобы в ХХI веке вновь практически вернуться в то состояние, из которого был выведен жертвенностью и терпением русского народа.

Но, может быть, именно в этом состоянии ему и следует для чего-то жить — в этом его предназначение и его счастье? Ведь нет ничего случайного на земле, нет хаоса — все предопределено, и все существует на своих местах. Ведь вот представленный в воспоминаниях Садриддина Айни мир — целен, логичен, естественен и оттого бесконечно интересен мне, наблюдающему (через чтение) его со стороны. Потому что человеческая основа (невзирая на национальные различия) у всех народов одна: любовь, доброта, отзывчивость, неприятие гордыни, жадности, заносчивости, чванливости... неприятие несправедливости. Хотя при этом существуют и особенности: потребление опиума (о котором русский мужик в те времена слыхом не слыхивал), шариатский суд, казни (в том числе побивание камнями). Все это реалии той жизни, которые для народов Средней Азии были и остались естественными. Этот-то тысячелетний жизненно-общественный опыт они принесли теперь в наши города и поселки.

28 августа 2017 года. Пришел домой — и тут звонок отца Евгения Юшкова:

— Никак мы с тобой повидаться не можем.

— А я только сегодня думал — как матушка ваша себя чувствует?

— Так умерла она. Завтра будем отпевать в Сергиевском храме на Бору...

29 августа 2017 года. Бор. Холодно. Мелкий, нудный дождь осторожно постукивает по зонту. Иду к Сергиевской церкви. Теперь тут выстроена слобода: храмовый комплекс из двух церквей, домов причта, большой детской площадки, цветников и удобных дорожек. Посредине возвышается памятник Сергию Радонежскому — ровно в половину меньше тех памятников святым, что поставлены в Нижнем Новгороде. В церкви многолюдно. Гроб установлен посередине трапезной. К нему никто не подходит. Вот и я, обойдя центр, прошел к правой стене храма, приложился к иконам Святой Троицы и Богородичной (почитаемой местными прихожанами, увешанной цепочками, невероятным количеством золотых колец и перстней, крестов и образков). Отпевали покойную несколько священников — как я понимаю, братья Юшковы. Отец Евгений спокоен, но слезы украдкой вытирает непрерывно и скорбно.

Перед началом службы из алтаря батюшка со вниманием вывел Николая Павловича Мидова. Как потом узнал, художник приехал «туда и обратно на нанятой машине». Отпевание долгое, но не торжественное, а сочувственное, по-простому, по-крестьянски, без показного страдания. Будто сосредоточенно и ответственно выполнялась важная работа, за которой с расписанных стен наблюдали лики русских святых, в том числе и Нижегородской земли. Свеча в моей руке догорела до конца, до жжения расплавленным воском пальцев.

Люди потянулись к гробу для последнего прощания. Выждав немного, я подошел к отцу Евгению. Он заулыбался:

— Все-таки успел!

— Мы с Ириной тут с начала отпевания. Просто вы всегда стояли ко мне спиной.

— Я в четверг к тебе приеду.

Мы попрощались. С Ириной еще раз обошли (под дождичком) территорию у церквей и отправились на автобусную остановку.

Ближе к вечеру по необходимости — нужно было отдать остатки книг Р.И. Чарыкова — побывал в Союзе писателей. Зашел местный журналист. Заговорил о моем фельетоне «В пустой бочке звону много»:

— Он тебе может отомстить. Наймет кого-нибудь.

— И что, ты предлагаешь таких, как бывший министр, бояться?

На Канавинском мосту не мог оторвать взгляда от пробившегося между нижним и верхним фронтами серых облаков оранжево-красного, цвета расплавленного в огне золота, заходящего солнца. Непостижимой красоты свет лился в это неширокое небесное пространство. Дыхание перехватило от увиденного!

Опустил взгляд, словно остужая его, на воду. По Оке медленно двигалась полоса речной пены. Под ней «ходили» волны (неспокойно, сумбурно от порывистого ветра), и создавалось впечатление, что это и не волны вовсе, а потусторонний живой туман внутри себя рождает нечто жутковатое, неземное, грозящее бедой.

30 августа 2017 года. В Учебном театре Нижегородского театрального училища имени Е.Евстигнеева 2-й курс, который ведут совместно А.В. Мюрисеп и директор училища Л.А. Чигин, показал экспериментальную постановку — спектакль «Ма Мы» (режиссер О.В. Лысак). Экспериментальность заключается в том, что двадцать три студента записали на диктофон рассказы своих матерей о самом запоминающемся в их жизни и затем все это сыграли в своих миниатюрах — очень откровенных. Только молодые могут так безжалостно, откровенно, публично обнажать «язвы» своих самых родных и близких, не понимая, до какой степени это может причинить им боль.

В миниатюрах-откровениях есть все: и о первой любви, и о разочаровании в ней, и о встречах с потусторонним (барабашкой, НЛО), о страшной жестокости по отношению к ним (молоденьким тогда женщинам), о несостоявшейся (в социальном отношении) жизни, о первом аборте в совсем ранней юности и о пережитом после этого презрении бывших друзей по двору... Думаю, пройдет время, и некоторые из ребят и девчонок пожалеют, что когда-то такое рассказали о своих матерях. В миниатюре «Аборт» (от физиологической правды повествования, когда в тазе лежали куски растерзанного в утробе матери четырехмесячного младенца, вырванного оттуда) моей душе стало так невыносимо тяжело, что я закрыл лицо ладонью и начал молиться. Так затосковало, заболело, завыло от страха что-то у меня в груди. Не от внешнего страха... Тут что-то совсем другое.

Вот я и подумал: жестокий эксперимент над своими подопечными произвели педагоги-режиссеры. Ведь та боль, которую так легкомысленно обнажили эти дети, к ним обязательно вернется и станет их болью.

Делясь после спектакля впечатлениями с Александром Васильевичем Мюрисепом, отметил главное: как я уже стар, раз мамы этих ребят только на рубеже конца 80-х — начала 90-х годов ХХ века сами поступали в институты, влюблялись, выходили замуж; подавляющее большинство второкурсников, прямо скажем, из семей почти необразованных, а значит, и у них самих интеллектуальный багаж на самом низком уровне; спектакль получился, потому что они понимали, видели, кого играть, вплоть до интонаций голоса. Ну и режиссер все действо привел в законченную форму, вкропил в него некоторые находки (пионерский хор, исполняющий песни тех лет; пианист, при необходимости исполняющий «отвлекающие» мелодии, и так далее), которые разбивают однообразие повествований, не дают заскучать зрителю.

И все-таки осталось у меня ощущение опасности подобных экспериментов.

31 августа 2017 года. Заехал за авторскими экземплярами 51-го номера «Вертикали. ХХI век» отец Евгений Юшков. Спросил у него, как умирала матушка.

— Тихо, смиренно, лишь в самом конце пострадала. Я все хотел привезти к ней врача, а она на это отвечала: «Я тихо поживу...» Так и угасла.

Видно, в конце срока открывается человеку нечто, когда он понимает, что сопротивляться неизбежному незачем. Я уже не первый раз это наблюдаю и об этом думаю.

1 сентября 2017 года. Осенний вернисаж в выставочном зале на площади Минина и Пожарского. Много любопытных, хороших работ. Но толкучка невероятная. Все возбуждены, громко говорливы, шумно здороваются друг с другом — обнимания, поцелуи. Смотришь на все это, и не покидает ощущение суетливой неискренности происходящего вокруг. Но повторю, есть любопытные работы и в живописи, и в акварели.

Увидел Мидова. Поздоровались. Спросил Николая Павловича о здоровье. Хотя что спрашивать — выглядит он неважно, запущенно. Ответил, что пришел на открытие, потому что ему должны вручить какую-то грамоту. Приобнял Мидова за плечи (такая вдруг жалость к нему нахлынула в сердце) и сквозь полотно рубашки ощутил косточки исхудавшего тела. И было в этом ощущении моей ладони что-то недозволительно узнанное. Будто непрошено вторгся в тайную, интимную сферу жизни другого человека. Потому и убрал поспешно свою руку с плеча Николая Павловича. Удивило белое пятно у него на щеке рядом с онкологической опухолью. Словно еще живую плоть тронул потусторонний тлен... Нет, что-то я уж слишком мрачно думаю. Даст Бог, еще все обойдется, продлится время художника. На первом этаже представлена совсем маленькая, в четвертинку писчей бумаги, работа Мидова — офорт «Николай Чудотворец».

Еще перед началом спектакля в учебном театре Александр Васильевич Мюрисеп рассказал мне, что собирает воспоминания для книги к 100-летию Горьковского — Нижегородского театрального училища. Вроде бы директор училища Л.А. Чигин не очень хочет брать на себя обузу по поиску средств для выпуска книги, но я уверен — А.В. Мюрисеп настоит на своем. К тому же я предложил и свои услуги — почему бы не выпустить специальный номер журнала «Вертикаль. ХХI век», посвященный этой дате? Тематический выпуск о жизни и творчестве Е.Д. Табачникова имел большой успех. Отчего же не повторить попытку? Александр Васильевич идеей вроде бы загорелся. И вот сегодня позвонил — будет разговаривать с директором о том, что редактор «Вертикали. ХХI век» готов поздравить училище со знаменательной датой.

5 сентября 2017 года. Смотрю в компьютере фильм «Зияющие высоты», о жизни Александра Александровича Зиновьева. Поразительную мысль о писателе, ученом (логик, философ, социолог) высказала его супруга Ольга Зиновьева: «Зиновьев есть русская судьба. Ему не повезло — он был слишком сильной натурой и принципиальным одиночкой всю жизнь. Очевидно, если бы он поддался искушению прильнуть к кому-то — он был бы растоптан». В этой фразе «прильнуть» означает, как я понимаю, потерю самостоятельности, самости, своего жизненного стержня, надлом характера.

Потрясающе точное понимание главного в человеке. С этим главным тяжело жить, но и невероятно сладостно ощущать это одиночество, эту свободу в душе, внутри себя. Ощущать, что ты сам творишь свою судьбу, а не плетешься по ней, понукаемый кем-то, исполняя (беспрерывно) чужую волю ради страха потерять должность, деньги, еще что-то. Именно это порождает в человеке чувство «не сметь!». И в какую же ненависть его приводит, когда он видит, что кто-то смеет. Рабом быть просто, легко... но и противно, пагубно для души. Одиночкой жить тяжело, но... смотри выше. Замечательно, что я видел Зиновьева с супругой и дочерью (они приходили на праздничную встречу в честь Дня Победы в клуб «Форте» на Бронной, которую устроил Московский интеллектуально-деловой клуб. Клуб Н.И. Рыжкова), слушал его, публиковал интервью с ним на страницах «Вертикали».

И вот в продолжение этой темы разговор у меня в кабинете в Союзе писателей с Коломийцем. Алексей Маркович пришел на представление второго издания книги о политических репрессиях в Нижегородской области, которую подготовил вместе с соавторами Станислав Александрович Смирнов (А.Беляков, О.Дёгтева, О.Сенюткина, С.Смирнов. «Политические репрессии в Нижегородской области. 1917–1953»). Коломиец рассказал о своем предшественнике в кресле генерального директора «Волгагеологии» — человеке до крайности циничном. Он утверждал, что понятия «честь», «совесть» — это все выдумки, таких оценочных критериев в человеческой жизни не существует. Что тебе в удовольствие, тебе выгодно — это и есть главное и самое ценное в твоем существовании.

Я был знаком с этим человеком (пенсионером), даже по каким-то вопросам спорил. Так вот, не должность делает человека свободным от рабства, а дух. Потому что отсутствие в человеке совести — это абсолютное доказательство духовного и физического рабства.

6–10 сентября 2017 года. Москва — Тула — Щёкино — Ясная Поляна. Юбилейная, 30-я Московская международная книжная выставка-ярмарка. До этого несколько выставок я пропустил и потому был неприятно удивлен, что нынешняя вся уместилась в левом крыле 75-го павильона ВДНХ. Непривычно просторно по сравнению с теми годами, когда я только начал приезжать сюда.

07.09. Утром поехали с Николаем Офитовым в Серебряный Бор, на дачу Чкаловых, к Рэму Ивановичу Чарыкову. Утро выдалось чудесным, солнечным. В дачном поселке пахнет влажным осенним лесом. Чарыков меня ждал. Передал ему номера 49 и 50 (по четыре штуки) «Вертикали. ХХI век» — с публикациями его статей. За чаем обсудили следующую публикацию, посвященную мытарствам установления памятника В.П. Чкалову в Москве. Сколько бумаг исписано, сколько решений принято, да и макет памятника давно готов, а воз и ныне там. Я заверил, что готов опубликовать материалы, к тому же в преддверии 80-летия гибели прославленного летчика.

— А нас не посадят за эту статью? — спросил Рэм Иванович.

Ох уж это старое поколение! Честное слово, не знаешь, смеяться тут или плакать. Успокоил автора, что горькая чаша его минует, все обойдется. Уходя из дома, вновь подивился его громадным размерам.

— Дерево крепчайшее, — рассказывает хозяин. — Особняк принадлежал какому-то купцу. Когда было принято решение правительством страны подарить семье погибшего летчика дачу, этот дом разобрали и перевезли сюда.

Попрощались с Чарыковым на пороге. Рукопожатие, несмотря на возраст, у него удивительно крепкое, цепкое.

Вновь ВДНХ. Прежде чем ехать к Владимиру Павловичу Смирнову (кандидат филологических наук, профессор, заведующий кафедрой новейшей русской литературы в Литинституте), вновь обошел выставку. Какой-то она показалась ужавшейся. А ведь как было раньше... В журнале «Книжная индустрия» (№ 7 (150), 2017) — взял вчера на конференции — прочитал: «1985 год — пятая выставка-ярмарка. Приняли участие 3300 фирм из 102 стран мира. Впервые участвовали Мальта, Мавритания и Непал. Советские издатели продемонстрировали 20 тысяч изданий. Форум собрал 200 тысяч посетителей. Заключено 2790 контрактов и 5500 соглашений о намерениях». Вот тебе и разваливающаяся советская экономика.

Вечер у Смирнова (Чугунов и я) прошел в непрерывных беседах под хорошую водку. Правда, перед застольем поговорили с Владимиром Павловичем на камеру, но, как я хотел, о новейшей литературе ХХ века (русской) было сказано мало. Все больше «уходил» в ХIХ век — начало (дореволюционное) ХХ. Но материал для журнала, думаю, получится.

08.09. В Туле на вокзале встретил Сергей Овчинников и тут же повез в Тульский государственный музей оружия. Новый великолепный дворец современной архитектуры. Экспозицию дополняют информационные компьютерные блоки. Первый этаж — история стрелкового и холодного оружия с ХIV века и до 1914 года. Второй — с 1914 до 1945 года. Есть и третий этаж, но его экспозиция еще только готовится. Там будут представлены образцы с послевоенного периода до наших дней.

Как все-таки оружие притягательно красиво, изящно (в подавляющем своем большинстве). Как богато оно украшалось в прошлые века! Выставлены «предметы убийства» в витринах свободно — будто парят в воздухе. Каждый клинок, пистолет, винтовку, автомат можно рассмотреть со всех сторон — словно в руках подержать. Пулеметы и вовсе доступны для «осязания». Почему-то был уверен, что все это великолепие создали (как стало модно в нынешние времена) приглашенные заморские дизайнеры. Тем отраднее прочитать в буклете, что «проект новой экспозиции разработан с учетом последних достижений в области музейного дизайна Александром Никитичем Коновым — заслуженным художником РФ».

Проехали по Туле. Дважды судьба приводила меня в этот город. Первый раз в девятом классе во время осенних каникул ездили сюда на экскурсию. Тогда же и в Ясной Поляне побывали. Второй раз во времена разрухи ездил в командировку в Ефремов и добирался в этот городишко через Тулу. Тула — типичный образец советского градостроительства для промышленных центров. Помпезное здание бывшего обкома КПСС и невзрачные, серые, угловатые пятиэтажные дома вдоль больших улиц, коим присвоены прошлые революционные названия.

В противоположность этому, Ясная Поляна — отрада для души. Туда отправились сразу, только устроились в гостинице в городке Щёкино. Усадьба велика — не вот тебе сразу обойдешь. Только благодаря старанию Сергея многое повидали: побывали у могилы Л.Н. Толстого, обошли пруды, хозяйственные постройки (ну это-то все туристы видят), прошли через яблоневые сады к полям, по краю их вышли к еловому лесу, где восстановлена «скамья Толстого». В этом месте, довольно далеко от дома, писатель любил уединяться. Попробовали и яснополянских яблок, записали с Овчинниковым беседу на лавочке в липовой аллее, заглянули в сарай, где стоит коляска, на которой уехал Лев Николаевич (бежал из дома) в свой последний прижизненный путь, а по стенам развешаны венки с его похорон. Все оказалось сохраненным, вывезенным, когда немцы на несколько недель оккупировали Ясную Поляну, и затем все возвращено на место.

09.09. У дома усадьбы открытие ХХII Международных писательских встреч. Интересно выступил Павел Басинский. С экскурсией прошли по дому Толстого. А ведь никаких излишеств. Комнаты маленькие. Только зал с обеденным столом побольше остальных. Даже удивительно — где же размещались многочисленные гости, останавливавшиеся у Толстых?

После обеда Сергей отвез к церкви, показал некрополь Толстых. В сельском Доме культуры — в зале с удобными креслами, ряды которых высоко поднимаются от близкой сцены, и потому с любого места все хорошо видно и слышно — послушали беседу Владислава Отрошенко и словенского писателя Драго Янчара. Проехали по городку Щёкино к памятнику Игорю Талькову. Оказывается, он отсюда родом, и Овчинников написал текст «Игорь Тальков и наш маленький город». Памятник установили в глубине городского парка. Это не городская скульптура, а полноценный памятник, с постаментом в виде сцены, на которой певец в своем концертном костюме, вполоборота повернувшись к зрителям, как бы уходит от них — в вечность, что ли?

10.09. Пока ехали на вокзал, поделился с Овчинниковым впечатлением о прочитанном его очерке о Талькове. Посоветовал, какие места в нем сократить, а какие переписать. И нужно подготовить текст беседы, которую мы записали, и тогда в «Вертикали. ХХI век» дадим вместе оба этих материала.

Расстались у поезда тепло, по-братски. Сергей по душе удивительно теплый, отзывчивый человек.

В вагоне до Москвы и затем от столицы до Нижнего Новгорода многое вспоминалось из этой поездки. Например, о том, как заместитель директора музея, совсем молодой человек, проводил для нас экскурсию по «огороду» Толстых. Каких только цветов, лекарственных растений, трав и овощей не выращивается на нем. А еще кустарники, табак, сливы, бахчевые... Изобилие растительной жизни. И ведь все это в усадьбе при Толстом было высажено, все использовалось.

12 сентября 2017 года. Сам не пойму, как согласился на эту встречу в Библиотеке имени декабристов? Всегда от подобных предложений решительно отказывался, а тут ни с того ни с сего согласился. И вот теперь надо ехать, что-то рассказывать пожилым любительницам чтения. Ладно, пригласил с собой А.В. Мюрисепа. Библиотекари к приезду гостя подготовили стенд: журналы с моими публикациями, копии газетных вырезок с интервью и отзывами о моих книгах. Из самих книг была представлена только одна — «Говорящее дерево», полученная по программе правительства области. Библиотека на первом этаже стоящего свечкой девятиэтажного дома — уютная, опрятная, с довольно большим фондом книг. Любящему чтение тут бывать одно удовольствие. Небольшой читальный зал оказался полностью занят читательницами — тем, кому за шестьдесят. Некоторые оказались знакомы с отдельными номерами «Вертикали. ХХI век».

Рассказал о журнале, его авторах, о вышедших в этом году своих книгах «Память сердца» и «Лестница». А.В. Мюрисеп прочитал стихи Юрия Адрианова, А.С. Пушкина — буквально на бис. В машине на обратном пути я пожалел о «впустую потраченном времени». «Ну почему, — возразил Мюрисеп, — ведь им это надо». Имелось в виду, что для пожилых людей это какая-то отдушина в жизни. Ну кто ж с этим будет спорить. И все-таки...

14 сентября 2017 года. В рамках VI Международного бизнес-саммита на Нижегородской ярмарке в здании Главного ярмарочного дома круглый стол «“Несвоевременные мысли” и события ХХI века». Организовали местное Министерство культуры и Государственный музей А.М. Горького. Вел встречу я. В числе выступавших доктор филологических наук В.Т. Захарова, доктор исторических наук А.А. Кузнецов, искусствовед Л.И. Помыткина. Все сообщения по-своему интересны и дискуссионны. Виктория Трофимовна Захарова традиционно блистала эрудицией. Заслуженный работник культуры РФ Лариса Ивановна Помыткина затронула тему разобщенности творческих сословий в Нижнем Новгороде и привела пример из дореволюционного прошлого города, когда в нем было создано общество любителей искусства, куда почетным членом входил местный губернатор, среди его членов был и Максим Горький. Просуществовало общество более 15 лет.

Вообще, покидая Нижний Новгород (после обрушившейся на него мировой славы), Пешков немало художественно ценного оставил родному городу: из собственного собрания более девятисот томов книг, коллекцию картин известных мастеров. Но достойно сохранить все это нижегородцы не смогли. И только ли революционные события тому причиной?

14–18 сентября 2017 года. Кунавино. Выехали из города засветло, но ближе к Линде въехали под черное небо, дорожный асфальт сыр после недавно прошедшего ливня. Проселочная дорога и вовсе в разлившихся лужах. И тревожная темень наваливается все гуще, все враждебнее. В дом вошли в полной темноте. Первым делом затопил печку, поставил чай. Перед сном, выключив на веранде свет, ахнул, взглянув на небо. Ни одного облачка и потрясающая, контрастная россыпь звезд.

На следующий день в сумерках пошли прогуляться по дороге. Смотрю по сторонам на выросший на месте бывших полей лес. Как быстротечно время, как безжалостно оно к нам. Как невыносимо быстро (сознание не успевает перестроиться, запорошить забвением в памяти) меняет оно окружающее нас пространство. И потому невероятно сложно соединить воедино видимое сейчас и чувственную, эмоциональную память прошлого. Самое безжалостное к человеку в течение его жизни — это время, его власть не только над чем-то физическим, но и над сознанием, не способным его постичь.

Вышел на плотину. Под порывами ветра деревья на берегу шумят вершинами тревожно и напуганно. Слева светится на небе цветом тусклого стального клинка полоска меж скоплениями облаков. Справа — черным-черно. По такой же черной воде движутся по течению сонно, не торопясь, плывут к обрыву светлые осенние листики берез, чтобы вместе с черной водой сорваться в глубь бетонного провала.

Все вокруг черно — небо, вода, лес по берегам, и только на горизонте, который с трудом угадывается, горят кроваво-красным огнем — тревожно, зловеще — сигналы на какой-то вышке. Словно кто-то вглядывается тремя налитыми кровью глазами в погрузившийся в беспросветность мир. И в какой-то момент вдруг так беспричинно тоскливо и одиноко стало на душе — от беспокойного всплеска падающей в бетонный колодец воды, от шума приготовившихся к осеннему умиранию деревьев, от налезающих друг на друга черных облаков над головой, — что быстрее захотелось в печную теплоту оставленного дома, к яркому электрическому свету.

Я и вернулся. Уселся в кресле под висевшей на стене лампой в кружевном абажуре и прочитал удивительный рассказ «Веревочная лестница» норвежца Ангнара Мюкле. Совершенно иной сюжет, чем в моем «Кольке», но тема та же. Отец через общение с маленьким сыном хочет вернуться в мир своего детства, но мальчик не может его «взять с собой», и тогда отец испытывает горькое разочарование от обманутого ожидания. Такое впечатление, что мы с автором рассказа и думали об одном и том же, и переживали одно и то же, когда каждый порознь и, наверное, в разном возрасте писали свои произведения. Но как сладостно и горько на сердце после прочтения «Веревочной лестницы».

Не мог уснуть до тех пор, пока в окне не посерело от где-то в неведомой дали робко зарождающегося дня. Бушевал ветер за стеной. В деревенском доме его мощь ощущаешь непосредственно: звенят стекла окон, и сами старые бревна, кажется, вот-вот не выдержат его напора, рухнут, раскатятся в стороны. В такую пору невольно что-то вспоминаешь. В моем сознании всплыла высокая металлическая сень на кладбище у некрополя Толстых (село Кочаки, церковь Святого Николая). Сергей Овчинников, указав на нее, рассказал, что там похоронена местночтимая блаженная Дуняша. Одни считали ее сумасшедшей, другие юродивой, святой. Во время недолгой немецкой оккупации этих мест старица ходила по улицам и говорила: «Фашисты Тулу не возьмут. Я ее на замочек закрыла». Фашисты в Тулу так и не вошли.

Тогда, обойдя церковь, возле которой суетливо работали приезжие из Средней Азии рабочие, я прошел под сень, постоял у могильного холмика старицы, помолился о своих близких. На фотографии — простое русское лицо с внешними следами неразумности. Да только кто из нас знает, что у Бога разумно, а что нет.

Под впечатлением от поездки к Овчинникову, от рассказов Сергея Михайловича о Толстых достал со стеллажей номера литературно-художественного иллюстрированного журнала «Ясная Поляна». В своих записях я уже упоминал это издание. Теперь заново все перелистал, что-то новое для себя открыл, прочитал (в № 2 за 1997 год). По-моему, интереснейшая статья Надежды Тэффи «Его жена» (под текстом стоит дата: «Август 1928 года»), публикация А.Д. Романенко. Взгляд умной женщины, понимающей природу творчества, полностью реабилитирующей от наветов недоброжелателей супругу гениального писателя Софью Андреевну Толстую: «И Софья Андреевна лучше других понимала умом своей души, всегда к нему обращенным, что в нем от гения, от великого огня, и что — прах земной, в землю обращающийся». И это в статье не просто авторская декларация, а довольно основательно доказанная (на примерах, документальных свидетельствах) точка зрения.

«Бог с ними, с деньгами, — говорила С.А., — а главное, то есть писание романов, я люблю и ценю и даже волнуюсь им всегда ужасно». В другом месте (уже женское): «Не могу я поворачиваться за ним, как флюгер, с девятью детьми». И в конце статьи вывод Тэффи: «Софья Андреевна была преданной женой Льва Николаевича и самоотверженной подругой гениального писателя, за которого пошла бы на крестную смерть, но ни в Толстом-сапожнике, ни в Толстом-водовозе и пильщике признать его не могла. Слишком для этого любила и ценила. И за это замучили ее, оклеветали и опозорили перед всем миром... За трудный подвиг всей женской ее жизни, за беззаветное служение великому русскому гению и за жертвенную любовь к нему, перед всем миром распятую, — вечная память».

В этой же журнальной книжке Павел Басинский статьей «Орден Виктора Курочкина», написанной с неподдельной любовью к писателю, предваряет публикацию повести Виктора Александровича «Урод». Статья проиллюстрирована замечательными фотографиями молодого лейтенанта-гвардейца — красавца, на груди орден Красной Звезды, ордена Отечественной войны первой и второй степени, медали «За взятие Берлина», «За освобождение Праги», за плечами битва на Курской дуге, участие в освобождении Левобережной Украины, взятие Киева и Львова, форсирование Вислы и Одера. А с фотографии смотрит красивое, умное, вдохновенное и располагающе улыбающееся лицо. Урод — кличка собаки, добрейшего и умнейшего бульдога, жизнь которого началась с «трагедии»: покалечился, попав под машину. Пса подобрал добрый (хотя и довольно бесшабашный) человек, не очень-то состоявшийся актер кино Иван Алексеевич Отелков. Вот об их совместном житье-бытье и идет речь в повествовании — увлекательном и даже местами довольно неожиданном. А ведь до этого для меня Виктор Курочкин был автором только одной повести «На войне как на войне». Конечно, автобиографической.

19 сентября 2017 года. Поздний тихий вечер. В Кремле ни души. Иду от Дмитровской башни по Ивановскому съезду к Ивановской башне. Фонари горят только по краю обрыва, наверху, у памятника-стелы К.Минину и Д.Пожарскому И.Мартоса (1828). Ветер треплет вершины лип (я их помню всю свою жизнь), гонит по асфальту редкие сухие листья. И они пощелкивают в тишине, касаясь твердого черного дорожного полотна. Как сейчас одиноко здесь и как хорошо, покойно!

Поднимаясь по лестнице на Канавинский мост, увидел, как по ступенькам мечется хорек. Увидев меня, он в испуге выскочил на мост (но там свет фонарей, машины), опять бросился вниз, остановился. Я пошел ближе к стене, чтобы дать зверьку пробежать вдоль перил, но он юркнул сквозь решетку и исчез. Остановился, перевесившись через перила, стал вглядываться. Нет, хорька не видно. И все-таки жалко, что он мне не поверил, не побежал по лестнице вниз. Так моему сердцу (совести) было бы спокойнее.

20 сентября 2017 года. Горбатовка. Прочитал принесенный отцом Евгением Юшковым текст рассказа Елены Ляховой «Маленькая душа» — о любви, аборте, страданиях (душевных), о душе, загубленной в чреве, жизни, которая так и не покинула мать, о заботящихся о ней ангелах... Конец у рассказа счастливый. Написан сжато, энергично, грамотно, без всяких словесных украс. Это одна из первых — если не самая первая — попытка автора что-то написать, и сразу многое в рассказе удалось. В первую очередь — справиться с многоступенчатым, непростым сюжетом, все обозначенные повествовательные линии не оборвать и довести до логического конца. Невольно начинаешь сострадать произошедшему в произведении, взволнованно сочувствовать героям — молодой женщине Наташе, полюбившему ее Роману Сергеевичу. Да и окружающие их люди (эпизоды в повествовании) разнохарактерны, но живые, интересные читателю своими проглядывающими сквозь текст судьбами. Невольно узнанное в рассказе начинаешь прикидывать и на свою жизнь. И в себе самом, в своем сердце вдруг ощущаешь неспокойное брожение, чувство покаяния.

В электричке, а затем и идя по поселку, все думал — как хороша реалистическая школа русского театра. И актеры, прошедшие эту школу, могут сыграть все, что заставит их сыграть режиссер. Даже самую мерзость из мерзостей, поселив в душе зрителей такую ненависть, такое презрение к человеку, от которых сердце холодеет. Но разве не должно актеру этому сопротивляться (если не внешне, административно, то внутренне, создавая на сцене жизнь образа), разве не его задача выходить к зрителю не заводной куклой, а сострадающим, любящим, ненавидящим — разным, но живым человеком, чтобы от его игры что-то происходило в душах у зрителей?

Не оставляет меня в покое вчерашний спектакль йошкаролинцев. И не согласен я с А.В. Мюрисепом. Если мастерство актера выплескивает со сцены в зрительный зал человеконенавистническую мерзость — нет этому никакого оправдания.

22 сентября 2017 года. Заседание Общественного совета Министерства культуры Нижегородской области. Пришел пораньше, чтобы договориться о предоставлении мне зала Маковского в Нижегородском государственном художественном музее для проведения творческого вечера в честь 60-летия. Наталья Ивановна (такая умница!) тут же при мне позвонила директору и все решила. Как это будет замечательно — торжество на фоне огромной картины Константина Егоровича Маковского «Воззвание Минина к нижегородцам». И красиво, и символично. Полотно во всю стену (40 698 м²х594 см). Зал светел, выстроен специально для нее. В общем, если удастся договориться, то лучшего места для юбилейного торжества не придумать.

29 сентября 2017 года. На Украине, под Винницей, гремели страшные взрывы. Горели очередные армейские склады с боеприпасами и амуницией. Журналисты гадают, что это — работа диверсантов или кто-то заметает следы после разворовывания и продажи за рубеж в горячие точки оружия? Больше склоняются к последнему.

2 октября 2017 года. Бор. Ездил решать некоторые вопросы по налогам в борскую инспекцию — я теперь имею право на мелкие льготы. Еще вчера позвонил отцу Евгению Юшкову, сообщил, что буду в городе. Батюшка устроил, чтобы нам повидаться. Его духовное чадо забрала нас с остановки и на машине привезла в поселок Тесовая к Юшкову. Батюшка дожидался в саду перед домом под крепким и высоким дубом, за синим заборчиком. Вышел навстречу, благословил и повел поить чаем.

Обыкновенный деревенский дом, но не маленький — четыре просторные комнаты, на стенах картины и хорошо оформленные рисунки, фотографии близких, иконы (в том числе старинные). Многое мне знакомо (из обстановки) по заметкам отца Евгения, публиковавшимся в «Вертикали. ХХI век». Ведомы и истории некоторых предметов. Хозяин провел по комнатам, обо всем, о чем любопытствовали, рассказал и усадил за стол. Чай пили с монастырским сыром и протертой с сахаром брусникой. Выпили немного вина, привезенного с острова Родос. Хорошо моей душе рядом с батюшкой. Родным чувством откликается ей. А ведь священник так прост, даже скромен, все опасается, как бы его в гордыне не заподозрили.

Отец Владимир Чугунов дозвонился до Бондаревых. Разговаривал с супругой Юрия Васильевича по поводу издания в Италии (возможного) одного из романов классика. Упомянул мое имя и в ответ услышал самую доброжелательную реакцию.

— Она так обрадовалась, что от тебя звоню. Они тебя не забыли.

В Лас-Вегасе во время концерта исполнителей кантри на площади перед большим отелем стрелок именно из этого отеля открыл огонь из автоматического оружия. Итог: 58 человек убито, более 500 ранено.

4–6 октября 2017 года. Москва. Вновь поплутав, все-таки отвезли с Алексеем Лосяковым на его машине коробки с книгами и в Российскую книжную палату на Звездный бульвар, и в Синодальную библиотеку РПЦ на Андреевскую набережную. Такое впечатление, что по всей Москве продолжают менять тротуарное покрытие. Чистятся и красятся фасады зданий. Вот и Андреевский монастырь весь в лесах, узкая дорога по обочинам перекопана. Работает строительная техника. Но все же встречным машинам как-то удается разъехаться.

Настоявшись в пробках, добрались до Серебрянического переулка (недалеко от Зарядья). Тут офис общества «Двуглавый орел», возглавляемого генерал-лейтенантом в отставке Леонидом Петровичем Решетниковым. Ко времени нашего приезда в переулок на улице Яузской, д. 5, небо над Москвой затянуло низкими серыми облаками, пошел мелкий, противный дождь. Вышел к нам руководитель издательских программ общества. Многословный, в движениях порывистый, но и доброжелательный. Офис «Двуглавого орла» на третьем этаже. Втроем перенесли в багажник машины восемнадцать пачек книг Станислава Смирнова с соавторами «Политические репрессии в Нижегородской области. 1917–1953». Обещал Станиславу их забрать и привезти в Нижний. Напоили нас в уютном офисе чаем, показали изданные обществом книги. А дождь все не перестает — барабанит по крыше, стекает каплями по стеклу окна на покатом потолке зала, где за общим столом мы ведем беседу. Но не увлекает она меня. С тоской думаю, как будем добираться без машины до МХАТа имени М.Горького, где у администратора лежат оставленные для нас Борисом Лукиным билеты.

А тут еще звонки: А.В. Мюрисеп порадовал — Раида Леонидовна Божко, заслуженная артистка РСФСР, согласилась вести мой юбилейный вечер; в фонде «Русский мир» спрашивают, подтверждаю ли я свое участие в ХI ассамблее русского мира, которая пройдет 3 ноября в Нижнем Новгороде; Ирина зачитала пришедшее письмо от Анатолия Дмитриевича Степанова с подтверждением: портал «Русская народная линия» начнет публикацию глав из книги «Искры потухающих костров».

Под зонтом, оставив машину во дворе, направились в театр. Дорога не близкая. Сначала вышли к метро «Китай-город». Оттуда до Красной площади с заходом в Казанский собор. Только закончилась утреня. Стены и потолок потемнели от копоти так, что роспись видна тускло, словно через запыленное стекло. А ведь совсем новый собор. Не угадали, выходит, строители с вентиляцией. Немного согревшись, пошли дальше.

Смотрим «Ромео и Джульетту» Уильяма Шекспира. Режиссер, художник, художник по костюмам — всё народный артист России В.Р. Белякович. Продолжительность действия более трех часов. Перед началом просмотра Алексей меня удивил:

— Мы с женой никогда не были в театре. — И, увидев мою реакцию, добавил: — И ничего не потеряли.

— Ты и не можешь знать, потеряли или нет, раз никогда не видели спектаклей.

В прозвучавших нотках в голосе я уловил «семинарское образование», которое только что завершил Лосяков, понял, что главный неприятный разговор впереди, и не ошибся. Но так как все они однотипны, приводить его здесь не буду — слишком скучно и примитивно.

Спектакль у Беляковича получился современного прочтения, с большими условностями в сюжетной передаче действия, но смысл от этого не потерялся, а эмоциональное напряжение только возросло. Декораций минимум — лишь металлические арки полукругом на сцене. Остальное всё игра актеров. И зритель все понимает, чувствует. Только в первом акте излишнее количество жестов, намекающих на это, несколько раздражает — никак наш театр не может изжить со своей сцены «болезнь перестроечного времени».

Поздно шли в обратный путь по притихшей и малолюдной после дождя Москве. До квартиры Николая Офитова добрались, когда хозяин, заботливо приготовивший нам ужин и посуду, уже ушел. Перед сном в столичной газете «Метро» прочитал репортаж с суда над бывшим министром экономического развития РФ Алексеем Улюкаевым. В качестве вещественных доказательств, изъятых у подсудимого при обыске в его служебном кабинете, кроме денег и часов (это все стандартный набор лихоимцев), монеты из золота 999-й пробы весом 1 кг, 3 кг, 5 кг и другие. На что адвокат дал комментарий: «Он просто нумизмат, собирает монеты». Вот и весь ответ.

05.10. Дождь не перестает. Из дома выходить не хочется, но надо ехать в Союз писателей России на Комсомольский проспект, отвозить для приемной комиссии документы и книги нижегородцев. Пока завтракаем, отвечаю еще и на поступающие звонки. В.А. Карпочев: «Валерий Викторович, я вас огорчу, министр отказался помочь в финансировании издания книги к 100-летию С.И. Шуртакова. У Министерства культуры Нижегородской области нет на это двадцати тысяч рублей, придется самим изыскивать средства». Н.Б. Рачков беспокоится, как дела с приемом в Союз писателей его протеже, и только после моего объяснения заговорил о других темах. Звонок из областного архива: «Валерий Викторович, все ваши документы описаны и переданы в ваш личный фонд... кроме дневников, — извините, но я их оставила, читаю». — «Лучше бы читали в журнале. Там текст чище, лаконичнее». — «Зато в рукописном варианте эмоциональнее». Честно говоря, такого читателя я не предвидел.

Под зонтами доходим до метро. У «Семеновской», прямо около дверей, на мокром от дождя асфальте на спине лежит парень. Глаза закрыты, лицо белое. Рядом, окружив лежащего, группка возбужденной молодежи. Его знакомые? Парню плохо? Он умер? Или это современный розыгрыш? Непрерывный поток людей буднично обтекает эту сценку, где происходит то ли фарс, то ли трагедия. Я и сам происходящее заметил только в дверях, в которые затянула меня толпа. И вот нет моей совести покоя. Все спрашиваю себя: что там было?..

В доме на Комсомольском проспекте ремонт. Только Сергей Котькало трудится, больше никого. С ним и определяем пакет с документами охраннику. Он передаст все дальше по назначению.

Решили под дождем пройти до метро «Библиотека имени В.И. Ленина». На Волхонке перед главным входом в Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина современная инсталляция известного китайского художника Цая Гоцяна «Октябрь» (я видел репортаж о ней по центральным каналам телевидения). В одну кучу собрано 350 детских колясок, кроваток и колыбелей. В свою очередь, в них поставлены бочонки, из которых растут молодые березки. Этот «шедевр», по задумке автора, должен помочь осмыслить зрителям 100-летие русской революции. Мне это напомнило огромную заброшенную свалку, начавшую зарастать сорными деревьями. Не исключаю, что подобное «искусство» кому-то нравится. Но почему его так агрессивно надо навязывать в самом центре города, закрывая замечательную архитектуру, у здания, где выставлены действительно шедевры мирового значения?

Сразу вспомнились уродливые скульптуры из какого-то пластика во дворе Мраморного дворца в Санкт-Петербурге — напротив памятника Александру III. Арт-группа АЕС главное «произведение» назвала «Первый всадник» — урод-ребенок на динозавре. Когда видишь настоящее и красивое в соседстве с искусственным и уродливым, пакостно становится на душе. Будто лично тебя оскорбили.

06.10. Ну что же, пора домой. И тут Алексей Лосяков вновь заводит спор о греховности и гибельности литературы, театра, кино. А вот в церкви мало кто ходит. И потому (значит) мы плохие, Бога не чтим — и пошло-поехало продолжение вчерашнего разговора. Николай Офитов в ответ горячился, доказывал свое. Я долго не вмешивался, но в итоге не выдержал:

— Так может, потому и не ходят к тем, кто вот так с людьми разговаривает? Если кто не хочет поступать так, как ты хочешь, тогда что же, их расстреливать? Или сжигать на кострах, как во времена инквизиции?

Но никакие доводы услышаны быть не могут. Крик, ругань, утверждение, что самое истинное и глубокое образование дает только семинария... Я потребовал от спорщиков прекратить крики. И, слава богу, удалось утихомирить страсти. Но подумал: «Как странно, что мы никак не научимся слышать себя со стороны. Алексей всячески ругает интеллигенцию (особенно творческую), меж тем смотрит современные фильмы, телевизор включает, только проснется, и не выключает все время, пока находится в квартире, в машине у него играет современная музыка, в том числе из фильма «Эммануэль», сам издал два сборника довольно «модернистских» стихов и книжку статей на «богословские темы», предисловие к которой очень просил написать меня (того самого обличаемого интеллигента). Наконец, несколько лет стремится стать членом Союза писателей России. Как же все это соотнести с той религиозной нетерпимостью к труду писателей, художников, артистов? Всему этому существует одно объяснение: крайне поверхностное суждение о заявленной теме. И пока спорщики пытались перекричать друг друга и работающий телевизор, по последнему начали показывать (в новостях) пожар на нефтеперерабатывающем заводе «Лукойл» в Кстове, городе, в котором живет Лосяков с семьей, — но это его интересовало меньше всего.

Расстались под дождичком с Офитовым мирно. Николай Викторович вышел нас проводить к машине. Сумбурные получились в этот раз мои гостевания у него.

15 октября 2017 года. В Музее Н.А. Добролюбова на Лыковой дамбе встреча с членами Нижегородского отделения Союза профессиональных литераторов. Перед началом разговора любовался в витринах на первом этаже письменными приборами ХIХ века — камень, бронза. Когда такие вещи (произведения искусства) на твоем письменном столе, невольно будешь писать красивее, раздумчивее, без суеты. Это же не по пластмассе компьютерной клавиатуры стучать да вместо шуршания пера по бумаге слышать непрерывную работу вентилятора, охлаждающего блок. Встречу устроил В.М. Терехов. Рассказывал пришедшим о своей работе, и надо сказать, что это у меня довольно внятно и последовательно получилось. Представил журнал, книги (свои) этого года, ответил на вопросы. От переданных для ознакомления книг отказался (наконец-то хватило духу), предложил принести их в наш Союз писателей. Думаю, что поленятся. Несколько удивила меня патриотическая направленность взглядов аудитории, собранной Владимиром Михайловичем. Впрочем, люди пожилые, воспитанные еще в советский период, в большинстве своем не принимают «либеральные ценности».

Назад шел по Почаинскому съезду под редким и мелким дождем. Разлапистые листья кленов и мелкие кругляши лип, еще несколько дней назад золотом горевшие под остывающим солнцем, теперь обессиленно опадают на землю. Есть в этом что-то поверженно-униженное. Тоскливая и холодная осень все более и более хозяйничает в городе.

16 октября 2017 года. Восьмой театральный фестиваль имени М.Горького открылся спектаклем «Васса Железнова» МХАТа имени М.Горького. В главной роли Татьяна Васильевна Доронина. Режиссура Бориса Щедрина. Народная артистка СССР медлительна, по сцене передвигается не без труда, затянутые паузы (как мне показалось) использует для того, чтобы вспомнить текст или перевести дыхание. Железнов (народный артист России Ю.В. Горобец) и вовсе неубедителен, случаен.

В антракте, делясь впечатлением от увиденного, осторожно заметил: «Со сцены надо уходить вовремя». И эта оценка оказалась полностью ошибочной. Чем дольше продолжалось действие (все так же внешне медлительно, без сценической суеты), тем полнокровнее, мощнее становился образ Вассы. И чем ближе к финалу, тем подавляюще реален он оказывался над всеми иными действующими лицами драмы. Ближе к занавесу зал полностью во власти этой больной, немощной пожилой женщины со стальным характером, во власти великой актрисы, сотворившей на наших глазах чудо. Все образы на сцене померкли, все как-то принизилось, стало мельче на фоне ее игры, ее жизни.

После занавеса зал стоя аплодировал — искренне, потрясенно. Татьяна Васильевна в ответном слове на приветствие нижегородского министра говорила о том, что давно не была в нашем красивом, поэтичном, православном городе. И далее все о важности и судьбоносности православия для России (думаю, для зала это прозвучало несколько неожиданно), о сохранении веры в русских сердцах — патриотическая получилась речь.

17 октября 2017 года. Обменивались мнением с А.В. Мюрисепом по поводу вчерашнего спектакля. Оказывается, и среди актеров нашей драмы, и среди критиков — члены жюри фестиваля — были такие, кто категорически не принял постановку. Тут претензии и к живописи в оформлении сценического пространства, и к игре актрис, исполняющих роли дочери Наташи, жены сына Рошель. По пьесе — это молодые, привлекательные девушки, на сцене — располневшие женщины лет пятидесяти с какими-то развязными жестами играют (именно играют!) страсти. И я эту работу не принял. Но Доронина — Васса совсем другое. Тут попадание характеров, темпераментов.

После спектакля, по рассказу Александра Васильевича, двое мужчин взяли Татьяну Васильевну под руки и отвели в гримерку. Мюрисеп последовал за актрисой, чтобы попросить подписать на память ее книгу.

— Вы же видите, у меня нет сил, — ответила Доронина.

Так «Дневник актрисы» остался у Александра Васильевича без автографа автора.

В Союзе писателей достал пачку писем, сохранившихся в архиве С.И. Шуртакова (это после разговора с Юрием Изумрудовым решил еще раз их посмотреть), развязал тесемку, взял в руки ветхие листочки, когда-то вырванные из ученических тетрадок и исписанные чернилами, перьевыми ручками. Нет, по мне, содержание их малоинтересно. Видимо, это небольшая сохранившаяся переписка с друзьями, родственниками? Не понял. Но годы написания писем — 1939-й, 1942-й... Эти документы надо сохранить.

Ненадолго зашел в Литературный музей, на открытие выставки к 110-летию выхода в свет романа М.Горького «Мать» и 60-летию первой постановки оперы (одноименной) Т.Н. Хренникова. Из фондов Государственного музея А.М. Горького представили большие акварели В.М. Мазанова к оформлению оперы при постановке на сцене Горьковского государственного академического театра оперы и балета имени А.С. Пушкина. Эскизы любопытны как исторический материал, а не художественный. Виталий Михайлович прослужил в театре 60 лет. Смело можно сказать — всю жизнь. И только по одному этому листы акварели заслуживают, чтобы их хранили. Это все те ниточки, что связывают между собой эпохи.

Впрочем, ушел из музея не задерживаясь. После дождя асфальт обсох, потому пешком отправился с ул. Минина к дому. С Канавинского моста удивленно наблюдал за кроваво-красным огромным диском закатного солнца. Сверху и снизу его подпирали серые облака, и круг между ними, словно остывающий раскаленный металл, светился ослабевающим внутренним светом, не обжигающим глаза, но невольно притягивающим к себе... Странное зрелище.

18 октября 2017 года. Продолжаю смотреть спектакли фестиваля. Вновь МХАТ имени М.Горького, на этот раз «Чудаки». Режиссер-постановщик А.И. Дмитриев, художник В.А. Барабанов. И от Юрия Полякова, и от Бориса Лукина слышал добрые отзывы об этой работе. Поляков говорил про постановку как про удачную во время встречи в Литературном музее. Спектакль (в Москве) идет на Малой сцене театра.

На меня эта постановка особого впечатления не произвела. Довольно плоская в психологическом отношении, в сценическом решении ближе к комедии, почти к водевилю. Драматургия затушевана, не раскрыта. Будто режиссер специально сосредоточился на любовных перипетиях сюжета, но и их-то все больше опуская до фарса. Был момент в спектакле, когда главный герой Константин Мастаков произносит большой монолог о России. В это время на сцене он оказывается один и говорит, обращаясь к залу. Чрезвычайно современен текст — буквально о проблемах сегодняшнего времени.

Попытался (уже дома) найти этот отрывок в Интернете, но в тексте пьесы (последняя редакция автора 1933 года) его нет. Может быть, режиссер взял для постановки первый вариант драмы, написанный Горьким в 1910 году?

19 октября 2017 года. А.М. Коломиец сделал большое дело — спас геологический музей «Волгагеологии» (в котором десять лет обитала редакция «Вертикали. ХХI век» ) от уничтожения. Коллекцию перевезли в Нижегородский государственный архитектурно-строительный университет, разместили в двух помещениях (в библиотеке и специально отремонтированном для этого кабинете), Алексея Марковича назначили на полставки профессором с условием исполнения обязанностей смотрителя и экскурсовода. Сегодня торжественное открытие. Ходил я вдоль знакомых стеллажей, витрин — словно в прошлое вернулся. Странное все-таки это чувство. Сколько около этих стеклянных шкафов было передумано, пережито. Жило во мне убеждение, что никогда я всего этого больше не увижу, что музей непременно будет разорен, уничтожен новыми хозяевами здания (после Коломийца), найдут они, как наиболее выгодно использовать освободившиеся помещения. Но Алексей Маркович сумел экспонаты (камни, минералы, кости древних животных, фотоархив, документы и прочее) спасти, и в этом его безусловная заслуга перед наукой, будущими поколениями студентов.

21 октября 2017 года. Кунавино. Только приехали в дом и поднялись с Сергеем Шестаком наверх, в комнату, где стеллажи с книгами, отмеченными автографами авторов, как полетел снег — первый в этом году. Невольно залюбовались, глядя в большое окно — чуть не во всю стену. Окно выходит в сторону простора (правда, теперь довольно заросшего случайным лесом, все больше березняком), оттого и снежные хлопья, казалось, валятся на еще зеленую траву стеной.

Сергей спросил, есть ли у меня книги Николая Ивановича Кочина с его автографом. Нашел и дал Шестаку повесть «Юность» и том, куда вошли два романа.

— Надо же, ты и Кочина живым видел.

Вспомнил о курьезном (очень давнем) письме одной старушки из деревни в редакцию «Вертикали». Она прислала свои «стихи» и ожидала за них оплату. Я помню, что это курьезное письмо сохранил, но где теперь его искать? Полез в письменный стол, нашел большой конверт, набитый разными письмами, и в нем то самое, из деревни Пудово Сокольского района Нижегородской области (заказное, с уведомлением). Да и еще множество старых писем самого первоначального периода издания альманаха «Вертикали». Вот что значит дом в деревне. В городе давно бы (за неимением свободного места) все лишние бумаги выбросил. А тут увез архив с глаз долой, и пятнадцать лет он пролежал целехонек, не тронутый. Теперь любопытно что-то перечитать.

После короткого снегопада засияло солнце. Отправились с Сергеем на родник за водой. Ослепительно-красным горят гроздья спелой калины. Родник до самого донышка чист, прозрачен. Пока наполняли бутыли водой, Ирина на веранде приготовила чай. Пили его, глядя из большого окна на оголенные стволы яблонь. Ничего-то они не дали нам в этом году. Но как стремительно пролетело лето. И трава, стоявшая чуть не в рост, полегла обессиленно, помертвело.

На обратном пути все ахали от открывающихся вдоль дороги красот осени — где зелень хвои вперемешку с золотым и багряным светила под солнцем таким запоздалым, прощающимся пламенем. Все отживет и уйдет в землю. Всё!

Письмо из деревни Пудово — это тоже голос из прошлого, двойного прошлого, с эхом:

«Мой отец Иван Егорыч Чумаков защищал город Сталинград там он и погиб последнее письмо прислал и написал отстоим город Сталинград. Когда немец окружил кольцом наши войска в октябре мой отец сел за пулемет и так действовал его пулемет и валились немцы как самураи от его каски да от щита пулемета отлетали пули чудо было а товарищ был с ним Цветков Иван Алексеич его изранений был а санитарам не как не подойти диво как остался отец жив и тут прекратили бой и говорил Цветков поташили ваш отец со старшиной пулемет к боевоприпасам и мы с ним простились меня санитары понесли а отец ваш становой пулемет потащил ето все рассказывал Цветков и вдруг лелят немецкие самолеты и бомбы и бомбы вот они погибли с пулеметом. ну Цветков домой пришел он все нам рассказывал он сказал Цветков ваш отец настоящий Герой он разбил все кольцо немецкое конечно нам такая утрата не легка была и прислали извещение что пропал без вести а нас было пятеро у мамы вот наш отец погиб в Сталинграде...»

Специально оставляю все так, как написано автором письма.

23 октября 2017 года. Еще сквозь сон по ритму ударяющих по подоконнику капель — тяжелому, протяжному — понял, что выпал снег. Встав, посмотрел в окно. Все бело, и только тротуары жирными черными полосами расчертили снежное пространство.

Сегодня 85 лет Николаю Павловичу Мидову. До того как ехать в мастерскую к художнику, успел побывать в типографии, внести небольшую правку в готовящуюся к печати книгу к моему юбилею. У Мидова собрались все свои люди — с годами круг почти не меняется. Николай Павлович лицом несколько вытянулся, оно у него как бы выцвело до белизны. Но постепенно во время негромкого, неспешного застолья порозовело. Продолжает работать. Что-то доделывает из старого. Набросал рисунок новой картины «Сеятель» и уже приготовил, загрунтовал для нее большой холст.

Увидел я стоявшую на полочке (обложкой к зрителю) книжечку А.М. Коломийца «Три венка сонетов». Хоть и наговорил мне Николай Павлович неприятных слов по поводу ее оформления (на обложке и внутри офорты Н.П. Мидова), но прошло время, и теперь эта публикация ему (как минимум) приятна, раз выставил напоказ. Ну и я пожалел о тех резкостях, что написал в дневнике после нашего телефонного разговора. Хотя холодок отчуждения, что появился в тот момент в моем сердце, до конца изжить в себе не получается. Осторожным, ой как осторожным надо быть со словом. Тут разумности и сдержанности мне никак не хватает.

Спектаклем «Семейный портрет» (пьеса М.Горького «Последние») Санкт-Петербургского государственного драматического театра «На Литейном» фактически завершается фестиваль нынешнего года. Мне пьеса не нравится, но актерский состав хорош, постановка увлекает. Зрители не так восторженно ее приняли, как мхатовские спектакли (хотя по художественному уровню она не ниже — прямо надо сказать), но тут, на мой взгляд, сказывается уже некая утомленность, пресыщенность зрелищем.

Интересными получились образы матери, отца Ивана Коломийцева, доктора Леща, няни. Но это все создано на актерском мастерстве, на внутренней интуиции достоверности того или иного поступка героя. А вот оригинальной режиссерской концепции в целом спектаклю недоставало. Хотя возглавлял постановку опытный человек — народный артист РФ Александр Кузин. Художник-сценограф Кирилл Пискунов.

24 октября 2017 года. В Музее-квартире А.М. Горького открытие фотовыставки «На дне» и круглый стол «Драматургия Горького. Диалог эпох».

Выставка удалась. Подобрали фотографии Горького 1903 года. Один портрет писателя, выполненный М.П. Дмитриевым, очень хорош. Максим Петрович запечатлел писателя, еще как бы не верящего, что к нему пришла мировая слава: он молод (пальцы рук нежны, тонки, длинны), одет в простую рубаху, смотрит в объектив светло, чисто, даже как-то по-детски наивно. (На фотографиях 1904 года Алексей Максимович уже другой.) Истинное удовольствие смотреть на эту работу знаменитого фотографа. Ну и много еще интереснейших снимков было представлено: Леонида Андреева в одежде босяка, артистов МХТ у дома, в котором мы теперь собрались, виды старого Нижнего Новгорода...

В гостиной писателя приехавшие на фестиваль московские и питерские критики повели брезгливый разговор о просмотренных спектаклях. Все это старье, поросшее мхом, нет режиссерских поисков, дерзаний, неожиданных решений — вот главные их выводы. Произносятся имена европейских режиссеров (мол, вот где театральные достижения), молодых российских, ставящих нестандартные постановки для пятидесяти зрителей (например, по «Несвоевременным мыслям», где произносят самые острые антирусские горьковские тексты). И вообще, подавляющий настрой критиков в оценке нашего национального театра самый неутешительный.

Я встал из-за стола и демонстративно (начал говорить вновь столичный критик) вышел из комнаты.

Мы в разговорах с единомышленниками часто удивляемся, почему не национальный, а европейско-либеральный взгляд (на все сферы нашей жизни) преобладает в наших СМИ. Да потому что их представителям хочется понравиться европейцам, а губернским хочется понравиться столичным, ретранслирующим европейские взгляды, а районные хотят потрафить губернским. В итоге создается чуждое для большинства населения информационное поле, объясняющее, что «все мы сидим на вокзале и ждем, сможем ли уехать из этой страны, или опять придется в ней остаться» (по словам все тех же критиков).

Я не очень понимаю, почему именно такой состав экспертов был приглашен на фестиваль. Организаторы тоже захотели показать себя «продвинутыми», «современными»?

Только раз директор музея робко попыталась возразить, что пьеса Горького «На дне» более пятидесяти лет шла в одной постановке и пользовалась успехом у зрителей.

— Ну и что? — был ей резкий, укорачивающий ответ.

Знай свое место и не высовывайся.

Мне было предложено выступить, но я отказался: ведь опять говорил бы «не к месту», не в унисон со всеми — сколько можно рвать сердце, кричать в пустоту?

26 октября 2017 года. Видимо, всякому человеку надо дожить до 60 лет, чтобы получить в подарок множество картин и всякого прочего, быть заваленным цветами и услышать про себя столько возвышенно-добрых слов, что, не будь в это время «отключен от сознания тщеславный разум», невольно подумал бы о себе как о чем-то действительно стоящем. Но в моей памяти и краешком не зацепилось ни одно восхваляющее слово (ничего не могу вспомнить) — и слава Богу.

Зал для такого торжества мною выбран, прямо надо сказать, удачно. Не испортили настроение и не совсем подготовленность музея к торжеству, и какие-то накладки с проводившейся тут же экскурсией, и недостаточная тактичность старушек-хранительниц. Но все эти мелочи к концу торжества уже были забыты.

Еще до прихода основных гостей пришла поздравить новый директор департамента культуры Нижнего Новгорода Наталья Евгеньевна Суханова. И правильно сделала. Мы хорошо поговорили, познакомились.

А.В. Мюрисеп назвал исполнение отрывков из моего рассказа «Лестница» студентами второго курса Нижегородского театрального училища им. Е.Евстигнеева этюдом. Но ребята так хорошо воспроизвели текст, так Александр Васильевич его удачно подобрал, срежиссировал, что получился полноценный мини-спектакль, который меня чрезвычайно тронул. Министр культуры хоть и торопился на совещание, но посмотрел всю сцену по рассказу до конца. И потому услышал (когда я дарил ребятам книгу «Лестница» — Кириллу Горшкову и Марии Каддо), что написал я его, когда мне было двадцать с небольшим лет. И десятилетия не публиковал текст, правил его, в отличие от теперешних «писателей», которые всякую дрянь торопятся молниеносно издать за свой счет, а после еще вступить в Союз писателей.

К.И. Шихов, В.И. Занога, Е.И. Юсов, В.Ерофеев подарили свои картины, В.М. Терехов — этюд Юрия Андреевича Адрианова «Ненастный апрель старого Нижнего. 20 апреля 1986 года». И ведь все памятно: встречи с Адриановым, весна у меня в деревне (Занога подарил изображение моего дома), Белое море (картина Шихова), Ветлуга (этюд Ерофеева). Все в сердце, все находит в нем отклик. Виктор Иванович Пурихов принес в подарок почти метровую скульптуру обнажающейся девушки. Прекрасная работа исполнена в белом гипсе. Я помню ее на выставках скульптора.

Приведу в этих записях пример как бы одного курьеза. Можно было бы и удержаться, не упоминать о нем, но уж очень он показательный, многое объясняющий.

Андрей Стариченков и Геннадий Щеглов работают в небольших местных издательствах. Оба принесли подарить «продукцию собственного производства». Андрей: «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря... составленную архимандритом Серафимом (Чичаговым) — будущим владыкой»; «В Небесный Иерусалим: история одного побега (Биография епископа Варнавы (Беляева)» Павла Проценко; «Основы искусства святости» епископа Варнавы (Беляева); «Во что я верю» Франсуа Мориака; «Беседы о блаженствах» Саймона Тагуэлла. Геннадий: книжки Эдуарда Кузнецова «Пародия и окрестности» и тому подобную «литературу». В таких случаях обычно говорят: «комментарии излишни» и «почувствуйте разницу». Ну да это так, отступление, «картинка с выставки».

Отдельно я благодарен Болдинскому музею — за то, что приехали, поздравили, подарили бюстик А.С. Пушкина. Завершали этот день позднее у нас в Союзе писателей. Пели свои песни Володя Занога, о. Сергей Муратов, Ярослав Кауров, читал стихи Валерий Васильевич Никитин, рассуждал на темы искусства Ким Шихов и так далее. Никто не спорил, все доброжелательны друг к другу. Вот так всегда, когда нет посторонних, случайных людей.

27 октября 2017 года. Читаю «Дневник писателя» Ф.М. Достоевского и «Вехи» (сборник статей, вышедший в 1909 году, переиздан «Молодой гвардией» в 1991-м). Поражаюсь (в который уже раз): наши мыслители так многое предвидели наперед, предупреждали. Но вечная беда в том (да и только ли наша?), что те, кто прорывается к власти, большей частью не в ладах с серьезной русской литературой. О голосующих за них обывателях и вовсе умолчу.

Вот что Федор Михайлович, словно участвуя в дискуссии, развернутой нынешними нашими политологами, пишет в дневнике за ноябрь 1877 года, в статье «Одно совсем особое словцо о славянах, которое мне давно хотелось сказать»:

 «Нам отнюдь не надо требовать с славян благодарности, к этому нам надо приготовиться вперед. Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают. Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же, “имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени”. Долго, о, долго еще они не в состоянии будут признать бескорыстия России и великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею знамени величайшей идеи <...> Но о теперешнем моменте я говорить не стану, к тому же мы еще нужны славянам, мы их освобождаем, но потом, когда освободим и они кое-как устроятся, — признают они эту войну за великий подвиг, предпринятый для освобождения их, решите-ка это? Да ни за что на свете не признают! Напротив, выставят как политическую, а потом и научную истину, что не будь во все эти сто лет освободительницы-России, так они бы давным-давно сами сумели освободиться от турок, своею доблестью или помощью Европы, которая, опять-таки не будь на свете России, не только бы не имела ничего против их освобождения, но и сама освободила бы их. Это хитрое учение наверно существует у них уже и теперь, а впоследствии оно неминуемо разовьется у них в научную и политическую аксиому. Мало того, даже о турках станут говорить с большим уважением, чем об России. Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее. О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. Они поймут все величие и всю святость дела России и великой идеи, знамя которой поставит она в человечестве. Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению. Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации. У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в Болгарии и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний Иван Чифтлик согласился наконец принять портфель президента совета министров. России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма, прежде чем постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества. Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит — Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство. <...> России надолго достанется тоска и забота мирить их, вразумлять их и даже, может быть, обнажать за них меч при случае. Разумеется, сейчас же представляется вопрос: в чем же тут выгода России, из-за чего Россия билась за них сто лет, жертвовала кровью своею, силами, деньгами? Неужто из-за того, чтоб пожать столько маленькой, смешной ненависти и неблагодарности? О, конечно, Россия все же всегда будет сознавать, что центр славянского единства — это она, что если живут славяне свободною национальною жизнью, то потому, что этого захотела и хочет она, что совершила и создала все она. Но какую же выгоду доставит России это сознание, кроме трудов, досад и вечной заботы? Ответ теперь труден и не может быть ясен. <...>

Долго еще не поймут теперешние славяне, что такое Восточный вопрос! Да и славянского единения в братстве и согласии они не поймут тоже очень долго. Объяснять им это беспрерывно, делом и великим примером будет всегдашней задачей России впредь. Опять-таки скажут: для чего это все, наконец, и зачем брать России на себя такую заботу? Для чего: для того, чтоб жить высшею жизнью, великою жизнью, светить миру великой, бескорыстной и чистой идеей, воплотить и создать в конце концов великий и мощный организм братского союза племен, создать этот организм не политическим насилием, не мечом, а убеждением, примером, любовью, бескорыстием, светом; вознести наконец всех малых сих до себя и до понятия ими материнского ее призвания — вот цель России, вот и выгоды ее, если хотите. Если нации не будут жить высшими, бескорыстными идеями и высшими целями служения человечеству, а только будут служить одним своим “интересам”, то погибнут эти нации несомненно, окоченеют, обессилеют и умрут. А выше целей нет, как те, которые поставит перед собой Россия, служа славянам бескорыстно и не требуя от них благодарности, служа их нравственному (а не политическому лишь) воссоединению в великое целое. <...> Будь окончание нынешней войны благополучно — и Россия несомненно войдет в новый и высший фазис своего бытия...»

Это написано в то самое время, когда русская армия проливала кровь за освобождение болгар от турок. И предвидение писателя полностью оправдалось. Только в одном Федор Михайлович ошибся — в сроках. Вот уже далеко за сто лет ушло время с момента написания его утверждения, а вразумление к славянским народам все не приходит. Такое впечатление (если вспоминать историю за прошедшие почти 150 лет), что и не придет никогда, покуда их вновь кто-то не поработит.

Длинная цитата. Ну да она стоит того, чтобы ее выписать и подумать над ее содержанием как следует.

2 ноября 2017 года. Позвонил Александр Иванович Казинцев. Вот уж с кем я всегда рад разговаривать: умен, интеллигентен, мягок, неравнодушен. Повод для звонка — публикация моего очерка в 11-м номере журнала «Наш современник». Я, честно говоря, не понял, о каком очерке идет речь — о «Птицы над нами» или «И просто жить». Но уточнять было неловко. Первый вроде бы раньше редакция отвергла из-за «православности» (так было мне объяснено), второй по договоренности с Казинцевым я высылал (кажется) этим летом.

Поблагодарил Александра Ивановича за доброе отношение ко мне и коротко, в двух словах рассказал о прошедшем юбилейном вечере.

— Мы вас тоже поздравили в 7-м номере журнала как нашего автора.

— Жаль, пропустил. Но я этот номер найду.

— Будете в Москве, обязательно заезжайте, принесите новые номера «Вертикали. ХХI век». Вот в прошлый раз были в столице, а в «Нашем современнике» не появились. Мне вообще нравится все, что вы пишете.

— В следующий раз обязательно повидаемся.

На этом и расстались. Я с потеплевшей душой.

4 ноября 2017 года. В Нижегородской филармонии имени Мстислава Ростроповича концерт Государственного симфонического оркестра «Новая Россия» (художественный руководитель и главный дирижер Юрий Башмет). Взял всех своих, послушали. Исполняли музыку М.И. Глинки, С.В. Рахманинова, П.И. Чайковского. Дирижировал Денис Власенко. Солист (фортепиано, при исполнении Рахманинова) Филипп Копачевский.

Замечательно!

Вечером город стоит притихший, вымороженный, припорошенный белым снежком по зеленой траве (на газонах)... Предзимье. И музыка неведомым чудом все звучит и звучит во мне.

5 ноября 2017 года. Ничего почти не осталось от прежней стрелки, от мест, которые помню с раннего детства. И такое щемящее чувство закрадывается в сердце — не передать. Вновь пошел к строящемуся к чемпионату мира по футболу стадиону. Громадная площадь очищена, заасфальтирована. Посередине шайба возведенной арены. Все мертво, безжизненно. Под начавшим сыпать мелким мокрым снежком через кучи еще не разровненного песка пробрался к Волге, вернее, к высокой портовой стене.

Чередой выстроились по ее краю металлические пеньки причальных тумб для швартовки судов, которые уже никогда сюда не подойдут. Встав на самый край бетонного обрыва, ухватившись рукой за торчащий позади меня металлический прут арматуры, наклонился всем телом вперед и поглядел вниз, на густую, темную воду реки, что пугающе мощно двигалась метрах в десяти подо мной. И отпрянул, почувствовав завораживающую призывность этого движения.

На толстых ржавых металлических тросах еще висят, прижавшись к серо-черному бетону стены, гроздья старых автомобильных покрышек. Под ними и движется враждебная, стынущая Волга.

Всё чужое — место, река, время... Всё!

6 ноября 2017 года. Бор. Приехал на открытие художественной выставки о. Евгения Юшкова заранее, более чем за час. Хороший осенний день, потому гулял по городу, по давно знакомым улицам. У Вечного огня внимательно (впервые) рассмотрел памятник «Борцам за нашу Родину». Сложная и не совсем удачная, как мне показалось, композиция. Тут и высокая металлическая стела с плохо читаемым текстом о победе над капиталистами (каждая бронзовая буква прикреплена по отдельности, и оттого все предложения, размещенные как бы на развевающемся флаге, высоко наверху, сливаются), и слова из известной песни о разрушении старого мира до основания, и фигуры солдат Великой Отечественной войны вместе с тружениками тыла, все мускулисты, мужественны — атланты, одним словом.

На одной из улиц увидел, как обыкновенный дворовый голубь сел на плечо мужику (довольно потрепанного вида) и никак не хотел с него улетать. Так этот мужик и шел, разговаривая с птицей. На другой улице повстречался довольно запущенного, неухоженного вида старичок, поднимающий упавшие у него из руки монетки. Поднимет одну, у него тут же выпадает из ладони другая. Не рискнул подойти и помочь. В последнее время со своей помощью всегда попадаю в неловкое положение — люди или настораживаются, или откровенно враждебно пугаются. Но со старичком случилось продолжение. Уже осмотрев выставленную за культурным центром «Теплоход» военную технику, артиллерийские орудия, я вновь увидел этого человека. Он проходил уже по другой улице, и из его ладони все так же падали монетки, а он их подбирал. И когда шел к центру, на автобусную остановку, после открытия выставки — все повторилось. Только на этот раз возле старичка стоял молодой парень и старался положить ему в пригоршню поднятый с земли рубль.

Выставку в культурном центре «Теплоход» назвали «Ангелы Евгения Юшкова». Кроме работ о. Евгения, представлена графика и живопись нижегородских художников Г.А. Скотиной и Н.П. Мидова. Хорошая получилась выставка, хоть и приурочена к скорбной дате — расстрелу царской семьи. О революции и говорили большей частью выступающие. Лишь я в своем слове попытался вернуться к художественным работам, выставленным в фойе центра. Кроме всего, зачитал надпись на своей книге «Лестница», что подарил о. Евгению (он на этот раз был с наградным, «с каменьями», крестом на груди, доставшимся ему от отца): «Дорогому о. Евгению Юшкову — с благодарностью за все доброе и светлое, что принес он в мою жизнь. С любовью от автора». Объяснил:

— Мог бы просто передать книгу, и дело с концом. Но решил, что эти слова о. Евгению должен сказать публично.

В завершение местный краевед, хранительница музея предприятия «Теплоход» (совсем пожилая и оттого чрезмерно многословная женщина), уговорила подняться на второй этаж, посмотреть экспозицию. Достаточно объемное хранилище документов, газетных вырезок, книг и некоторых интересных мемориальных вещей, связанных с историей предприятия, а значит, страны начиная с дореволюционных времен. Одно опасение — сохранится ли все это (например, трость из черного африканского дерева владельца завода, так яро приветствовавшего Февральскую революцию 1917 года, или его же печать)?

С Юшковым (это он пришел в музей и «освободил» меня от несколько навязчивого экскурсовода) расстался с сожалением. Как показалось, это чувство было обоюдным.

9 ноября 2017 года. Можно сказать, что этот день посвящен работе со СМИ. В 11 часов в медиахолдинге «Столица Нижний» запись телевизионной передачи. Ведет Елена Минская — несколько экстравагантная молодая женщина, но вопросы подготовила толковые, в Интернете собрала обо мне разные литературные сведения, в том числе о книге «В предчувствии апокалипсиса». Это мне дало возможность рассказать об Олеге Николаевиче Шестинском, Юрии Васильевиче Бондареве. Вспоминая начало литературной деятельности, упомянул о Валентине Арсеньевиче Николаеве самыми добрыми словами. Беседа получилась толковой.

С улицы Максима Горького прошел в Союз писателей. До вечера успел поработать над главой «Искр...» и с отцом Евгением Юшковым внести правку в текст его «Молчания» для 52-го номера «Вертикали. ХХI век».

Заканчивал день в телецентре на улице Белинского, принимая участие в прямом эфире «Радио России». Информационный повод — выход книги «Революция 1917 года и Нижегородская губерния». В который уже раз попытался объяснить слушателям: революция не возникла в одночасье, к ней шли годы, даже десятилетия. И теперь бессмысленно, осуждая происшедшие события, замыкаться только на 1917 годе. И уж тем более следует избегать однозначных оценок: это белое, это черное. Все намного сложнее. Мы можем изучать произошедшие век назад события как исторический факт, а не «тянуть» их в наше время. Неприемлемо, когда факты подбираются под заранее подготовленную позицию, выработанные убеждения, а те, что не вписываются в подобные убеждения, отвергаются. В таких утверждениях нет объективности. Впрочем, понимаю, что с такими взглядами я нахожусь в абсолютном меньшинстве.

10 ноября 2017 года. Подумал: а интересно, что покажут наши художники на открывающейся сегодня выставке «Октябрь 100. Полноцвет», посвященной 100-летию Октябрьской революции. Пошел на площадь Минина и Пожарского, в знакомые залы. Понимаю, что осмыслить (в художественном внешне-зрительном воплощении) то, что произошло в Российской империи 100 лет назад, невероятно сложно. Потому и не рассчитывал на какие-то открытия, откровения наших художников. И надо сказать, так все и было (плакатно-упрощенное оглядывание в историю — где либо все принимаю, либо отвергаю, либо высмеиваю), кроме довольно большой картины заслуженного художника РФ Инессы Викторовны Сафроновой «В пору лихолетья», написанной еще в 2004 году.

Сюжет не нов. Недавно закрытый, еще не совсем разоренный храм, но уже превращенный в хранилище зерна (первый коллективный урожай, или отнятое у кулаков). На небрежно сложенных стопкой киотах и (по всей видимости, древних) иконах стоит чаша для причастия, которую держит в своих руках то ли напуганная, то ли страдающая девочка. Тут же сидит в кожаной куртке, в кожаной фуражке с красной звездочкой над козырьком сельский предводитель — комиссар и тоже смотрит на чашу. На полу рядом бутылка, заткнутая пробкой, яичная шелуха... Небольшая икона Спасителя стоит прислоненной к импровизированному столу. И все это на фоне настенной росписи, где изображено распятие с Иисусом Христом. Но главное во всей картине — взгляд «комиссара». Может быть, не совсем трезвый, угрюмый, задумчивый... сомневающийся. Вот в этом сомнении, в этой внутренней борьбе и есть главная трагедия братоубийства, но в то же время и надежда на возрождение и веры предков, и сострадания ближнему.

В картине нет однозначности, но есть полифония, разность звучания, она как бы полемизирует внутри себя. Интересная, запоминающаяся работа.

15 ноября 2017 года. На закате над городом алым цветом окрашенные облака. Впервые иду в культурно-просветительский центр «Покров» на Большой Покровской. Бывший Дом офицеров (целый комплекс зданий в центре города) отдан нашей епархии. Поднимаюсь на второй этаж через домовую церковь в честь Введения во Храм Пресвятой Богородицы. В довольно большой аудитории церковный историк и краевед Ольга Владимировна Дёгтева прочитала лекцию (так было заявлено в приглашении) «Нижегородская голгофа. 1918–1939 годы. Исторические факты и судьбы».

Надо отметить, что Дёгтева постаралась избежать каких-то поверхностных оценок произошедшего (хотя в некоторых репликах и без этого не обошлось), сосредоточившись на судьбах конкретных архиереев и священников, ушедших из жизни в это страшное время. Она много поработала в архиве и потому свои сообщения иллюстрировала показом на экране фотографий, документов. И все-таки... Не обошлось на встрече без примитивного осуждения «кровожадности большевиков» (это уже в дискуссионном обсуждении), констатации их «нравственного падения».

Когда слышу такие «заготовленные» оценки, понимаю — ничего для нас еще не закончилось. Ибо для людей, которые столь сложный и кровавый период в истории нашего Отечества могут так легко и однозначно оценивать, ничего не стоит развязать новую междоусобную бойню.

Если же мы немного потрудимся и посмотрим на исторический процесс чуть дальше 1917 года, то увидим, что к 1937 году страну привела «либеральная зараза», охватившая наиболее образованные слои русского общества — дворянство, духовенство, студенчество, писателей, журналистов, художников... Именно они поддерживали развязанный против власти террор, рукоплеща каждому новому убийству генерал-губернатора, высшего полицейского чина. Именно они в подавляющем своем большинстве жаждали свержения монархии и бурно выражали свою радость, когда это наконец произошло (законно или незаконно — это их не волновало), приветствовали создание Временного правительства. Породив в России беззаконие, они, не приняв точно так же беззаконно пришедших к власти большевиков, развязали гражданскую войну со всеми вытекающими из нее последствиями: несправедливостью, жестокостью, разорением страны. (Кстати, существует поголовное заблуждение, что Белое движение боролось против красных отрядов за восстановление в державе монархии. Это не так. Практически все белое воинство сражалось за демократические идеалы. Или, как казаки, за сепаратизм, за отделение от России и создание собственного государства.) И вот из этого братоубийства могла ли создаться власть, выращивающая розы? Конечно, только наиболее кровавая, безжалостная, «железная» сила способна была победить, захватить верховенство. А уж далее остановиться «на раз» победителю сложно, террор не прекращается в одночасье. Отсюда и 37-й год, да и последующие... вплоть до 50-х. Даже до хрущевских расстрелов.

Но начало всему (повторю) положило наше дворянство. Не мужик же, в конце концов. Тот может позлословить, а затем опять за плуг, за работу. Дворянство же из-за своей недальновидности погубило себя и едва не погубило страну, которую кроваво собрали, сшили по кусочкам большевики.

Интересные сведения о хранившихся в архивах делах поведала Ольга Владимировна. Из КГБ папки передали изрядно похудевшими. Из них были удалены многие документы допросов, доносы, фотографии... Даже «содержание» так вымарано, что не разобрать, что именно находилось в деле. А иначе еще много чего интересного, поучительного и неожиданного могли бы мы узнать о том времени.

16 ноября 2017 года. Альберт Дмитриевич Данилин свое 75-летие отмечает персональной выставкой в трех залах Нижегородского государственного выставочного комплекса.

Но прежде чем идти на открытие выставки, заглянул ненадолго в репетиционный зал Нижегородского театрального училища, к А.В. Мюрисепу. Занес Александру Васильевичу его книги «Степень свободы», а так как на улице заморосило (все вместе — и снег, и дождь), решил побыть немного в тепле, обсохнуть. И так получилось, что стал невольным наблюдателем за тем, как режиссер учит начинающих актеров понимать роль, вживаться в образ, да так, чтобы интонация каждой фразы несла свой смысл, доносила до зрителей характер героя.

— Ты пойми, — горячился Александр Васильевич, — он только на словах соглашается (вроде бы), а сам-то стоит на своем, противится.

Да, нелегок актерский хлеб. Впрочем, есть ли он «сладкий» в искусстве?

Вот Данилин показывает картины разных периодов своего творчества (начиная с 80-х годов прошлого века). И как непрост поиск самого себя, своей индивидуальности в живописи! Пейзажи, написанные в ХХ веке, ничем не отличаются от множества подобных этюдов других художников. В конце 90-х — начале нулевых он вроде бы уловил свое. Этот период в его живописи для меня наиболее интересен, но именно из него картин на выставке почти не оказалось. Лишь одна, первоначальный этюд которой висит у меня в кабинете. В работах того времени абсолютно узнаваем именно Данилин — цветом (подавляюще коричневым), мироощущением, мировосприятием. После был период интерьеров — деревенского дома, мастерской. И наконец нынешний — «угловатый», нарочито грубый в изображении. Как бы раздраженный, нервный.

Все время манера художника узнаваема, индивидуальна. Но в самом его «обращении к миру» (лучше сказать — крике), на мой взгляд, нет цельности. Напротив — преобладает нечто поверхностное, идущее не из глубины души, а больше от разума, от желания, чтобы его заметили, о нем заговорили, его наградили какими-то наградами. В самих наградах я ничего плохого не вижу, но целенаправленное устремление к ним вызывает в окружающих чувство отторжения. Во всяком случае, так мне кажется.

Инессе Сафроновой, которую увидел после выставки, во время недолгого застолья, сказал добрые слова о ее картине «В пору лихолетья». Оказывается, написана она давно, еще в конце советского периода. Долго не выставлялась. И видимо, со временем еще дорабатывалась.

17 ноября 2017 года. Отправляясь в театр драмы, захватил с собой несколько номеров «Вертикали. ХХI век» за прошлые годы. Оставил их на столике в гардеробе (служебном), для того чтобы желающие могли почитать. В театре так принято — ненужные книги актеры приносят и оставляют на этом столике. (Забегая вперед, скажу: когда одевались после спектакля, ни одного журнала на столике не оказалось.) Смотрели пьесу Александра Володина «Моя старшая сестра». В 60-е годы она была довольно популярна, по ней сняли фильм... Но сейчас, как мне показалось, ее время ушло, и молодой режиссер из Санкт-Петербурга Максим Михайлов не смог адаптировать к современным реалиям, найти для нее какое-то новое острое звучание.

Сюжет — две сестры остались без родителей во время войны. После нескольких лет поисков дядя их нашел в детском доме. Обе мечтали стать актрисами (старшая сестра не без способностей), однако дядя-инженер проповедует прагматические жизненные ценности. В итоге судьбы у всех «не удались». Нет, внешне все терпимо, но внутри пустота и неудовлетворенность.

Наблюдал за действием и все никак не мог понять, что хочет сказать зрителю режиссер. В то время, когда «эпизоды жизни» (так обозначил жанр своего произведения драматург) были написаны, действительно возникла эта духовная проблема послевоенного поколения. Война, восстановление страны потребовали от населения СССР колоссальных физических и духовных затрат. После этого неминуемо должен был наступить эмоциональный спад. И он наступил. Тогда-то окрепшее молодое поколение стало задавать самому себе вопросы: для чего они живут? в чем смысл всех пережитых лишений и страданий? Разве только в сытости и обустроенности человек когда-либо был счастлив? Да нет, конечно.

Но для обращения к современному человеку, уже пережившему столько новых катаклизмов в социальной сфере, нужно было найти новый сценический язык, новые акценты. Впрочем, хоть и называет постановщик драматурга А.Володина великим, мне думается, что, несмотря на тему вечно существующего в человеке конфликта, текст, написанный в прошлом веке, во временную бесконечность не перешел, а остался в своем времени.

Спектакль сделан, однако раздражают бесконечные монологи сестер, обращенные в зал. А хочется жизни, страстей там, на сцене.

21 ноября 2017 года. Радиожурналистка Наталья Михайлова получила президентский грант на проект «Имена в сердцах и названиях улиц», в рамках которого провела в Нижегородском отделении Союза журналистов России круглый стол на тему «Неизвестные факты о жизни известных нижегородцев. Исторические фальсификации и искажения исторической действительности в СМИ», пригласив в качестве экспертов Николая Анатольевича Бенедиктова (доктор философских наук, профессор Нижегородского госуниверситета имени Н.И. Лобачевского) и меня. Я в свою очередь позвал с собой А.М. Коломийца.

В общем-то предполагал, что разговор пойдет на какие-то общие темы. Так оно и вышло. Преподавание достоверной истории в школе. Вымирание настоящей профессии в журналистике и замена ее блогерскими текстами. Топонимические переименования в городе и области. Украинский национализм и наличие у нас здравомыслящей, умной, творчески одаренной молодежи... Ну и еще целый ряд вопросов поднимался в разговоре. Все обсуждали довольно спокойно, и только раз я не выдержал и завелся — когда один деятель заявил, что героические истории Великой Отечественной войны — 28 панфиловцев и тому подобное — это придуманные «морковки» (понимай так: чтобы ослов повести в бой за нечто). Вот уж тут я заговорил громко, потому как и возражавший все пытался меня перебить, тему завалить всякой словесной шелухой.

А общее впечатление от встречи неутешительное. Как низок интеллектуальный уровень провинциальной журналистики. Как заштампованы их мозги. Впрочем — это мы встречались в основном с ветеранами и людьми старшего поколения. Каков уровень молодых журналистов, мне сказать трудно. Но... предчувствие мне подсказывает, что обольщаться не стоит.

22 ноября 2017 года. Сообщение передают все главные телевизионные каналы страны: сегодня в Лондоне (где он жил с семьей) в возрасте 55 лет умер русский певец Дмитрий Хворостовский. Рак мозга. Два года борьбы не дали результата. Показали отрывки из его прощального концерта в Красноярске в июне этого года. Видно, что сильно болен, говорит с трудом, но как искренне, проникновенно, сдерживая слезы, высказал свою любовь к родине.

Похоронят Дмитрия Хворостовского в Москве, на Новодевичьем кладбище. Нам же осталась запись его замечательного концерта на Красной площади, на котором он исполнял песни военных лет (и не только — но о войне). Как знать, может быть, это и окажется главным его наследством для нас, а не оперные арии, исполненные (и записанные) на сценах самых престижных театров мира.

24 ноября 2017 года. Вечером, чтобы как-то отвлечься от грустных дум, отправился в театр драмы на «Свадьбу Кречинского» А.В. Сухово-Кобыли-
на. Это хороший спектакль, поставленный режиссером Валерием Саркисовым. Ушел на балкон (давно я отсюда не смотрел спектаклей) и с таким удовольствием посмотрел игру Сергея Блохина (Кречинский), А.В. Мюрисепа (его слуга), Николая Игнатьева (Расплюев)... Да все хороши.

Александр Васильевич спросил, когда вместе ехали в такси из театра:

— Я вас искал и не нашел (при выходе на поклоны).

— Смотрел с балкона, решил вспомнить молодость. Почему-то именно оттуда в те годы чаще всего приходилось смотреть спектакли.

— Потому что самые дешевые билеты. Помню, сорок копеек стоили.

Перестал записывать о террористических атаках на безвинных людей, но то, что произошло на Синае в Египте, — потрясает. Взрыв, а затем расстрел жителей из автоматов (убийцы подъехали на джипах) привели к тому, что убитыми оказались 305 человек. Сотни раненых. В стране в память о погибших решено построить мавзолей.

28 ноября 2017 года. Горбатовка. В прошедшие дни страна простилась (горько, с невероятно глубокой жалостью) с певцом Дмитрием Хворостовским. Давно я не видел и не ощущал такого всеобщего и искреннего переживания — слезы, слова о гениальности, незаменимости. По каналам повторяют фильмы о нем (их немного), записи концертов. И откуда такая однозначная любовь к человеку, который жил в Англии? От его неразрывности с Родиной, от достойного ухода из жизни (завещал часть своего праха захоронить в Москве, часть в Красноярске), от последнего концерта в родном городе, от песен военных лет, которые пел с однозначно патриотически-русским акцентом. Все это зародило в сердцах людей благодарность. И ранний уход из жизни замечательного певца выплеснул ее наружу.

Вчера случайно, листая каналы в телевизоре, напал на прямую трансляцию конференции из Сретенского монастыря, посвященной идентичности царских останков (и вообще обстоятельствам убийства царской семьи и тех, кто до конца был с ней) под Екатеринбургом и в Ипатьевском доме. Возглавлял конференцию патриарх Кирилл. В зале митрополиты и епископы (в основном только слушали), специалисты из МВД (следователи, криминалисты), историки, архивисты. Трансляцию осуществлял канал «Союз». Как было отмечено — Церковь с самым серьезным отношением рассматривает версию ритуального убийства. Но как все запутано в этом деле, сколько в нем еще не разгаданных тайн, сколько правды сокрыто под навалами лжи. Даже точного захоронения убитых (несмотря на архивные документы, объяснительные записки убийц, их опубликованные мемуары) до сих пор однозначно установить не удалось. Исходя из всего этого, можно ли сомневаться, что действо носило не столько криминальный характер, сколько мистический?

Перед поездкой к А.Ф. Важнёву пришлось сходить в областную библиотеку. Там собрали библиотекарей из разных районов, чтобы провести конференцию по инновационным технологиям в их работе. Моя задача заключалась в том, чтобы вручить дипломы победителям фотоконкурса. Но не удержался и в своем выступлении напомнил:

— Встречи с молодежью по профилактике СПИДа дело нужное, и проведение конкурсов вышивки тоже. Но книги, которые вы храните, с которыми работаете, осуществляют «профилактику души», сознания. И это всего первооснова, в том числе и борьбы с человеческими недугами. Говорю это вам как читатель с многодесятилетним стажем и как человек, который и сам немного пишет.

У Важнёва — воспоминания о прошлом. Нелегкая у Александра Федоровича была жизнь. Разрезая апельсин, я заметил, что в детстве мы любили этот фрукт, а сейчас вот безразличны.

— Мы в детстве о таком и не мечтали. Для нас и яблочки китайки были большой радостью, когда продавцы с ними приезжали в нашу деревню на Ветлуге.

С детства работа в колхозе и с отцом в доме (делали деревянные лопаты), работа на стройке, учеба в техникуме и в институте (все одновременно с трудом на производстве), в итоге руководство многотысячным коллективом, создание мощного строительного предприятия, которое в лихие времена отняли, разграбили, уничтожили. Все пришлось пережить, пропустить Важнёву через свою душу. И вот теперь болезни, немощь и по большому счету одиночество в большом доме. Только самые близкие рядом — супруга, дочери. Никого, чье мнение когда-то было важно для Александра Федоровича, нет не то что рядом — даже на горизонте. Вот повод задуматься, надо ли обращать внимание на то, «что люди скажут» или как отнесется к нашим словам, поступкам, нами написанному «Иван Иванович» или «Петр Петрович».

С сожалением уезжал от хозяина дома, узнав, что художник К.И. Шихов уже несколько раз терял сознание, падал. Это меня искренне огорчило.

7 декабря 2017 года. Приехал ко мне на Рождественскую, чтобы отметить и мое 60-летие, и свой день рождения, знакомый профессор. После двух рюмок коньяка начал я пытать профессора по поводу его недавней поездки на конференцию в Оксфорд, где он на английском языке прочитал свой математический доклад. Аккурат между двумя бутылками — профессорский коньяк допили, а выставленный мною еще по рюмкам не разлили — позвонил А.И. Казинцев. Сообщил, что номер «Нашего современника» с моим рассказом вышел, что рад будет, если я зайду в редакцию журнала и мы повидаемся. Да много хороших, греющих душу слов сказал.

Спросил у Александра Ивановича, ездил ли он в этом году с делегацией на Белое море. (Информация мне попадалась, что снова писательская группа там гостила.)

— Нет, не приглашали. Да и с кем там быть? Это с вами хорошо разговаривать, вы тогда скрашивали однообразие сложившейся ситуации.

— А ведь я тоже хотел вам звонить, позвать на праздник в Болдино, это первые выходные июня.

— Наверное, не смогу. В это же время должен участвовать в мероприятиях, подготовленных организаторами семинара в Липках...

В общем, расстались до моего приезда в Москву. И стали мы с профессором опустошать вторую бутылку. Выпили. Математик ушел. Я выключил в кабинете свет (оставил только в коридоре) и грустно сидел в опустевшем пространстве. Так тоскливо сделалось. Высокий потолок, большие окна в толстых стенах начала прошлого века, через которые освещает кабинет свет фонарей центральной улицы города...

Правда, пока шел домой, тяжесть с сердца ушла. А уж над Окой (стоя на мосту, смотрел, как мощно черная река тащит на себе белые льдины) и вовсе повеселел. Дома, перед сном, Ирина озабоченно вдруг спросила: «Ты что, сегодня выпил?»

11 декабря 2017 года. На Новодевичьем кладбище в Москве похоронили народного артиста СССР Леонида Броневого — знаменитого Мюллера из «Семнадцати мгновений весны», Аркадия Велюрова из «Покровских ворот» и прочее. Дважды на канале «Культура» показывали его большое интервью, в котором артист рассказывает о рождении в Киеве, где жил в большой квартире на одной из центральных улиц, потому что отец его был большим чином в НКВД. В 1937 году репрессирован «безжалостным сталинским режимом». И ни слова, ни капли сомнения в том, есть ли безвинная кровь на руках его отца, его дяди (тоже шишки НКВД). И такая позиция у наших либералов по всему спектру «дискуссионных вопросов». «Зло — это не мы, это нечто вне нас, мешающее нам жить так, как мы хотим».

Напротив — о сегодняшней кончине (почему-то в Минске) на 82-м году писателя и бывшего ректора Литературного института имени А.М. Горького Сергея Николаевича Есина сообщили лишь бегущей строкой на канале «Россия 24». Скромно и ненавязчиво.

17 декабря 2017 года. Такой дождь на улице, что выходить из дома никак не хочется. Куда приятнее смотреть из окна на пятом этаже, как текут по тротуару вдоль бордюров ручьи, как покрываются рябью от порыва ветра точечно рябые от дождевых капель лужи.

И уж вроде бы окончательно решил не ходить сегодня на концерт в «Рекорд», где «Нижегородский русский народный оркестр» будет исполнять музыку Ж.Бизе (дирижер Борис Схиртладзе), а А.В. Мюрисеп — читать составленную им композицию по пьесе А.Доде «Арлезианка». Но как подумал, что Александр Васильевич расстроится по поводу неприсутствия приглашенных им гостей (он крайне щепетилен в этом вопросе), так справился с искушением, взял зонт и быстро вышел под проливной дождь и злой ветер. И как оказалось — совершенно правильно сделал. Представление удалось на славу: оркестр звучал хорошо, Мюрисеп историю о несчастной любви прочитал вдохновенно. В конце, когда герой погибает, выбросившись из окна, так даже слеза зазвучала в его голосе.

Пусть это не проза, а драматическое произведение (да к тому же еще и изрядно сокращенное Александром Васильевичем для концертного выступления), но раз уж оно написано мастером, то обязательно несет в себе и полную неслучайность, выстроенность характеров героев, и красоту художественного слога, и естественную правдивость человеческих отношений.

Дождь между тем почти закончился, лишь водяная пыль еще висела в воздухе, светилась в световых окружностях уличных фонарей, чей свет от этого с трудом достигал жирной черноты дорожного асфальта. И явное дыхание надвигающегося холода ощущало лицо. Видно, вновь ждать перемен в нашей неустойчивой погоде.

18 декабря 2017 года. Да, я не ошибся, ночью выпал снег. Все обошлось без сугробов. Но землю он припорошил, пешеходные дорожки превратил в болотистое месиво. И вновь пришлось решать — ехать в Кремль, где в губернаторском доме в Большом зале будет проходить Съезд некоммерческих организаций Нижегородской области, или нет. За несколько дней до этого я дал согласие на нем быть. И теперь вновь дилемма — выполнять обещание или нет? Ирина поддержала — надо ехать. Да и отправилась вместе со мной.

На съезде ничего нового для себя не узнал. Поддержка местным и федеральным бюджетами некоммерческих организаций значительна. Но подавляющий объем средств идет ветеранским организациям, обществам инвалидов и прочим сугубо социальной направленности. Жаль, что совсем ничего не перепадает проектам, работающим в сфере культуры. Уже сколько раз мне об этом приходилось говорить: не может страна, общество жить заботами только о хлебе насущном, борьбой с болезнями и прочим. Ведь для чего-то дано человеку творчество?

Проходит время, и ничто нами не воспринимается с таким пиететом, как создание человеческого духа в архитектуре, живописи, литературе... А ведь и века назад человечество боролось с болезнями, за более уютное и сытное обустройство на земле, но разве мы об этом хоть как-то вспоминаем? Нет. Разве что от раза к разу, читая книгу или смотря на картину...

Когда исполняющая обязанности председателя законодательного собрания области неожиданно вызвала меня для получения награды и подарка, первой моей мыслью было: «Лучше бы Союзу писателей деньги на содержание выделили».

21 декабря 2017 года. В Литературном музее представляется книга «Максим Горький и Нижний Новгород: вокруг музеев». Сидели в зале вместе с профессором филологии Иваном Кирилловичем Кузьмичёвым.

— Продолжаете заниматься в читальном зале областной библиотеки? — спрашиваю Кузьмичёва.

— Когда здоров — да. Этим и живу, — отвечает профессор (95 лет скоро). — А что у вас нового? Теперь у меня остался только один начальник — вы (имеется в виду его членство в Союзе писателей России).

Рассказал Ивану Кирилловичу в нескольких словах о своем юбилейном вечере, прошедшем в Художественном музее. И похоже, зря — так искренне Кузьмичёв расстроился оттого, что позабыл прийти. Не было в его сожалении ничего показного, формального. И когда я уходил, вновь высказал свое сожаление с горьким покачиванием головы. Удивительный человек! Талантлив и в науке, и в человеческих отношениях.

Вечером по телеканалу «Россия 1» в программе Владимира Соловьёва собрались деятели искусства и журналисты, чтобы продолжить разговор после проведенного в Кремле президентом В.В. Путиным Совета по культуре. Но я сейчас не о сути этих дебатов, не о проблемах, поднятых в обсуждении (хотя они, безусловно, важны). Я о другом... Выступает Виталий Третьяков (умница, всегда слушаю его с особой заинтересованностью, вниманием), и я вдруг понимаю, что всю эту передачу когда-то ранее уже видел (а она идет впервые, в прямом эфире, да и обсуждаемое событие произошло только сегодня) — вплоть до жеста рук, утверждаемых тезисов... Но когда?.. Потрясение!

Со мной подобное происходит не впервые. Особенно часто повторялось в детстве. Один раз даже не выдержал (все происходило в нашей старой квартире на Пушной набережной) и сказал матери:

— Ты уже резала так сыр и раскладывала на этой тарелке.

— Нет, ты что-то напутал, — был мне ответ.

— Но я это уже видел.

— Этого не может быть. Тебе приснилось.

Подобные «видения» повторялись еще не единожды, но я о них больше никому не рассказывал. Хотя несколько лет назад, подъезжая к перекрестку на улице Должанской, вдруг осознал, что знаю, что на нем сейчас произойдет, я это уже когда-то видел... И это происходит.

И все-таки — что это такое? Не в сновидениях же эти картинки ко мне являлись. Странное ощущение. Странное состояние.

22 декабря 2017 года. Арестован заместитель председателя нашего Законодательного собрания (а до этого — с 2010 по 2015 год — глава Нижнего Новгорода) Олег Валентинович Сорокин. Пока суд Нижегородского района отправил его в следственный изолятор на два месяца. Далее пресса рассказывает подробности. При обыске квартиры бывшего градоначальника (700 м², отдельная комната для собаки) нашли наличными полтора миллиарда рублей. Михаил Хазин по этому поводу высказал следующую мысль: сегодняшних владельцев богатств, нажитых неправедным путем, видимо, будут сажать. Иначе нельзя — страну вновь может постигнуть катастрофа. А затем эти арестованные и осужденные напишут мемуары о страшном терроре и кровожадном тиране, что вершил судьбу России в начале ХХI века, и создадут общество памяти наподобие сегодняшнего «Мемориала».

Это точно, все в истории повторяется. Я множество раз говорил: без твердости и определенной жестокости к «зажравшейся верхушке власти и бизнеса» ситуацию в стране к лучшему не изменить. Это я не о Сорокине, а вообще. В деле нашего предпринимателя еще много неясного.

28 декабря 2017 года. В Выставочном комплексе в верхних залах открылась выставка К.И. Шихова «Возвращение к истокам». Еще вчера с Кимом Ивановичем мы здесь встречались (подарил мне книгу-альбом), и я удивился, сколько новых работ он привез с Белого моря, с Соловков. Накануне своего 85-летия решил совершить путешествие в родные места — и оно оказалось столь плодотворным.

Первый, самый большой, зал этими картинами и наполнен: «Соловецкие березы», «Дамба на остров Муксалму», «Вознесения Господня церковь — маяк на Секир-горе», «Чайки над водой. Соловки», «Малая вода. Кемь» — да много работ. И все неповторимо шиховские — захватывающе красивые, яркие, наполненные внутренним светом. Удивительно свежие в жизненном восприятии. Как же надо любить все, что тебя окружает, чтобы потом увиденное (и пережитое) так переносить на холст!

Придя к себе, перелистал книгу (мудрено Кимом мне подписанную), нашел свой портрет на целую страницу. Здесь же Валентин Николаев, Евгений Юсов — да и не только они, другие близкие моему сердцу люди. Благодаря художнику все мы здесь вместе останемся на память потомкам.

Но все это было вчера. Сегодня же толкотня, поздравительные речи, цветы, камеры телеканалов, банкет. Умилительно было смотреть на крошку (двадцать дней от роду) — второго правнука Кима Ивановича, что мирно спал на руках отца. Не единожды в выступлениях вспоминалась моя беседа с Шиховым, текст которой вошел в книгу «В предчувствии апокалипсиса».

29 декабря 2017 года. Традиционная новогодняя встреча в Союзе писателей. На удивление пришли все, кого позвали. И хорошо, достойно пообщались, без споров и внешних обид. Запись же эту делаю ради одного эпизода.

За столом первому дал слово И.К. Кузьмичёву — нашему старейшине. Иван Кириллович говорил продуманно, ясно, честно... но и горько! О сегодняшнем отношении к литературе в России, о значении писательского труда, о его ответственности перед обществом.

— Что-то страшное происходит в нашей стране, если ей не нужна литература. И потому ответственность на писателях в таких условиях еще более значимая.

Говорил Иван Кириллович по-профессорски сосредоточенно, скупо, академично, без всяких эмоциональных всплесков. Я был поражен математической выстроенностью его речи (а это хоть и краткая, но именно речь). Вновь сам себе напомнил: «Запиши с ним беседу, пока не поздно. Сразу после праздников нужно о ней договориться с Кузьмичёвым, встретиться, поговорить при включенном диктофоне».

Мысль о значимости книги в жизни общества, в его культурном развитии, образовании можно проиллюстрировать таким примером, о котором рассказала на заседании общественного совета при областном Министерстве культуры (вчера) заместитель министра. В новый интерактивный Музей истории России, который создали в Главном ярмарочном доме, стали водить группы школьников, и начался жуткий вандализм: мало интересуясь представленной информацией, дети с помощью приложений в своих телефонах начали «ломать» программы музея, разбивать дорогущую технику, экраны мониторов и прочее, прочее... Все это вызывает негодование у министерских чиновников — мол, это же для них сделано, а они ничем не интересуются, только бы все сломать. Я думаю, удивляться тут нечему. Прежде чем вести детей в музей (пусть в такой, современный, которому больше подходит определение «лекторий с информационными стендами»), нужно, чтобы они представляли то, что хотят там познать, интеллектуально приобрести: почитали книжки по предполагаемому предмету, окунулись в историю и в музей пошли, чтобы больше узнать, найти ответы на возникшие вопросы. В противном случае — они идут на неведомый аттракцион: поиграть, посоревноваться с техникой, и только. Другими словами, без книги мы так и будем иметь дело не с приобретателями, накопителями знаний, а с вандалами.