Глава 1

«25 августа 2013 года.

Вот и лето прошло, словно и не бывало. Весь день крутится в голове эта Софкина песня. Скоро прибываю в Киев. Наконец-то встречусь с Машей, с моей кошечкой, а то сто лет не виделись».

Вика закрыла дневник и убрала его в сумку. Въехав в черту города, поезд сбавил ход. В соседнем купе зашумели дети, засновали туда-сюда пассажиры, сдавая белье проводнице. Вот и Киев. Точнее, Київ. С каких пор он стал так именоваться, Вика не помнила, точно так же как не помнила, с каких пор ее подруга стала Марысей, но на Машу она не отзывалась уже давно. Впрочем, это не мешало им дружить.

Познакомились Вика и Марыся в раннем детстве, когда обе проводили лето у бабушек-соседок в деревне в Сумской области. Вика любила то время. Старенький бабушкин дом, пружинистую кровать с шариками, на которой она раскачивалась каждое утро, пока за окном не послышится стук калитки. Маша пришла. Точнее, Марыся. Этот ласковый хлопок звучал всегда одинаково, но только не в том случае, когда приходила подруга. Она всегда уверенно шагала в палисадник соседнего участка и калитку откидывала далеко, оттого и стукалась она сильнее, отлетала от удара о штакетник и стукалась еще раз.

— Манька, паразитка, опять калитку ломаешь! — принималась ругаться бабушка и тут же шла на летнюю кухню готовить девочкам завтрак.

Бабушка каждое утро ходила на базар, чтобы купить свиные кишочки. Затем хорошенько их промывала, начиняла гречневой кашей и обжаривала на сковороде. На обед же баловала борщом, который пережаривала непременно на залежалом сале. Объедение. Этот секрет приготовления борща переняли и Вика, и Марыся.

Подруга встретила Вику на перроне, крепко обняла и потрепала за щеки. Тоже соскучилась. Вика была в этом совершенно уверена. Кого-то расстояния отдаляют, делая чужими, но не их. Подруги не могли наговориться, гуляя по старинному красивому городу.

— Ты голодная? — остановилась Марыся. — Тут рядом есть офигенный бар, давай заглянем.

Девушки спустились в подвал, напоминающий пещеру. Оттуда доносилась песня «Океана Эльзы» и пахло кальяном.

— Слава Украине! — браво отчеканил здоровенный хлопец на фейс-контроле.

— Героям слава! — кинула зигу Марыся.

Вика пошла за ней, но хлопец преградил путь широченной грудью.

— Скажи пароль, — рассмеялась Марыся.

— А-а. Героям слава, — догадалась Вика, но зигу кидать не стала.

Хлопец пропустил. Видимо, это дополнение являлось добровольным.

— Понимаешь, здесь такая концепция, — тихо сказала на ухо Вике Марыся, усаживаясь за дальний стол — больше свободных мест в зале не было.

— Прикольно, — равнодушно кивнула Вика. Ей не было никакого дела до здешних правил. Мало ли где какая концепция! Она проголодалась, и меню сейчас интересовало ее сильнее всего остального.

— Ой, Сашко, — замахала рукой Марыся.

— Хайль, — подсел за стол к девушкам Сашко.

— Хайль, — расплылась в улыбке, словно мороженое на солнце, Марыся.

— Що за порожнім столом сидите?

— До нас ніхто не підходить, — пожаловалась Марыся и, наклонившись к Вике, прошептала: — Не говори здесь по-русски.

— Но я же не знаю мовы, — насупилась Вика.

— Вот и помалкивай. И еще не вздумай ляпнуть, что учишься в России.

— Это еще почему?

— По кочану, — уткнулась в меню Марыся.

— А то, что ты учишься в Польше, говорить можно? — дернула подругу за плечо Вика.

— Про Польшу можно.

— Хм, — покачала головой Вика. — Ладно, по фигу.

Вика стала много есть и много молчать. Тем более тут и в самом деле никто не говорил по-русски: ни посетители, ни официанты, ни друзья Сашка, подсевшие к ним за стол. Они все обращали внимание на нее, знакомились, пытались заговорить. И Вика, словно невменяемая блондинка, только улыбалась в ответ и изредка односложно отвечала, если удавалось вспомнить подходящее слово на мове. Очень скоро она от всего этого устала и засобиралась уходить. Марыся поддержала подругу и попросила Сашка подвезти их домой. Тот возражать не стал. А подъехав к дому, спешно попрощался с Марысей и, когда за ней закрылась дверь в подъезд, остановил Вику:

— Російська чи що?

— Ну а если так? — смело ответила Вика.

— Да ничё, отмоем, — заговорил вдруг Сашко по-русски.

— Себя отмой, — потянулась Вика к ручке дверцы автомобиля.

Но Сашко перехватил ее руку и притянул к себе:

— Красивая ты, стерва.

— Отстань! Слышишь? — уворачивалась Вика от его губ, но совладать с крепким молодым мужчиной не смогла. Сердце заколотилось от страха, и она принялась что было сил колотить его кулаками по плечам, спине, голове.

— Вот русня бешеная, — рассмеялся Сашко. — Не ссы, не трону.

Он разблокировал дверь, и Вика выскочила из машины.

— Козел! — крикнула она, закрывая за собой дверь подъезда.

Войдя в Марысину квартиру, на цыпочках прошла в большую кухню с высокими потолками и потянулась к фильтру с водой, когда зажегся свет.

— Что-то ты долго, — с недоверием вгляделась ей в глаза Марыся.

Вика только сощурила глаза от яркого света.

— Что делали? — Марыся уселась за стол, будто для допроса.

— Так... поговорили, — налив воды в стакан, села напротив Вика.

— О чем? Ты же не знаешь мовы.

— Ага, зато он, оказывается, очень хорошо знает русский. — И, догадавшись, что подруга ревнует, добавила: — Да правда о ерунде. Ничего такого не было.

Вика вспомнила юность, когда они обе влюбились в одного мальчишку и обе же от своих чувств отказались, чтобы не потерять дружбу. Тогда они поклялись, что впредь, случись подобное снова, поступят так же. А сейчас она смотрела на Марысю и понимала, что та ни за что не отступит и готова дать за Сашка любую цену. Марыся выглядела очень решительно.

— Любишь его? — взяла подругу за руку Вика.

— Даже не представляешь, как сильно.

— Представляю, — улыбнулась своей очаровательной улыбкой Вика. — У меня тоже есть парень, и я тоже его люблю.

Вообще-то Вика не стремилась рассказывать о своих непростых отношениях с возлюбленным, но, чтобы успокоить подругу, пошла на это. Но той, казалось, было все равно.

— Мне бы твою фигуру, волосы. Тогда он бы меня полюбил, — потупив взор, будто сама с собой заговорила Марыся.

Вика внимательно оглядела ее. Да, перед ней действительно сидел невысокий кругленький медвежонок с пушистыми кудряшками раннего Филиппа Киркорова. Но такой она была всегда и не парилась, а теперь вот те на, любовь одурманила.

— Да ты знаешь, фигура не особо-то влияет на отношения, — продолжила успокаивать Вика. — Вот мы с Тимуром постоянно ссоримся из-за его командировок. Я подолгу остаюсь одна, и что он у меня есть, что нет — никакой разницы.

— А чем он занимается? — словно проснулась Марыся.

— Он? — Вика замолчала. — Да он... музыкант.

— Офигеть! На чем играет?

— На духовых.

— А чё, щас тоже в командировке?

— Да, — застенчиво улыбнулась Вика и добавила: — Ты знаешь, я даже предложила ему пожениться. Сама, представляешь?

— Бре-е-е-ед, — протянула Марыся. — А он?

— Сказал, подумает.

И подруги дружно засмеялись, беззаботно и от души, как в детстве. За окном шелестели листья каштанов, пахло осенью. У подъезда закричал ребенок, и Марыся встала из-за стола, чтобы посмотреть, что случилось.

— Фиговая из тебя училка будет: даже задницу не подняла — посмотреть, что с ребенком, — пожурила Марыся. — Хотя ты всегда детей не любила.

— Я же их учить буду, а не любить. Не мое все эти сю-сю, му-сю, — покривлялась Вика. — А что это за флаг? — перевела Вика взгляд на стену, где висело красно-черное полотнище.

— «Правого сектора».

— А, — закинула голову Вика, решив, что Марыся назвала какой-то футбольный клуб.

Глава 2

«01 декабря 2013 года.

В универе грядут госы, поэтому скоро поеду в Москву. Но сначала решила заехать в Киев. Марыся не отвечает мне уже три недели. Я волнуюсь за нее, ведь там так неспокойно».

В этот раз на вокзале Вику никто не встретил. Двигатели электровозов шумели непривычно зловеще. И, застегнув ворот дубленки до самого носа, она поторопилась к любимой подруге.

Крупные сырые снежинки летели в глаза, а грязная каша под ногами неприятно чавкала. Наконец перед Викой появилась знакомая дверь. В подъезде пахло плесенью, и это заставило оглядеться по сторонам. Прежде этого запаха Вика не замечала. Но, не приметив ничего подозрительного, она робко нажала на звонок, и сердце тревожно заколотилось.

Дверь открылась быстро. На пороге стояла Марыся, живая и здоровая. Вика обрадованно улыбнулась:

— Слава богу. Я так волновалась. Почему ты не отвечала?

— Некогда было. — Марыся будто и не удивилась появлению подруги, но в квартиру не пригласила.

— Я войду?

— Вообще-то...

— Впусти її. — Из глубины квартиры послышался мужской голос.

И Марыся отошла в сторону.

Вика прошла в знакомую кухню. Там все было на своих местах: чайник, табуретки и красно-черный флаг. А за стеной, в комнате, слышались тихие голоса.

— Туди не заходь. — Мужчина обернулся, и Вика узнала Сашка.

— Привет, — настороженно поприветствовала его Вика и оглядела кухонный стол, за которым тот копошился.

На столе стройными рядами стояли стеклянные бутылки, заткнутые тряпками.

— Ти з нами?

— Что с вами?

— На Майдан пойдешь? — стоя за Викиной спиной, строго пояснила Марыся.

Вика не сразу нашлась, что ответить. Ей было туда не надо, но отказать она не решилась.

Майдан же кишел людьми, как подожженный муравейник. От жовто-блакитных стягов рябило в глазах. Марыся даже сшила себе пончо из государственной символики. Здесь палили костры, люди скакали, бухали, ели, пели, разбивали палатки, таскали покрышки, строили баррикады, орали в громкоговорители, снова скакали. Площадь напоминала городскую свалку. Средневековая дичь предстала перед Викиными глазами. Ей было здесь крайне неуютно, но, боясь своих спутников, не уходила. Поэтому приходилось слоняться от одной бочки с костром к другой, грея руки, страшась поднять взор на стоящих рядом парубков и дивчин, в неестественно расширенных зрачках которых плясало пламя, и продумывать, как бы незаметно слинять с этого майдана, из этого Киева домой, в Донецк. Здесь от всех веяло опасностью.

— Где тебя носит? — дернула ее за руку Марыся и повела к установленной на штативе камере. — Нам надо записать видео для Ютуба. На, держи. — Марыся протянула самодельный плакат. — Будешь стоять с ним возле меня.

Вика развернула плакат: «Забэмо цвях в домовину Януковича».

— Нет, отвяжись. — Вика услышала свой голос будто со стороны.

— Чего? — сузила от негодования свои малоросские карие глазки Марыся.

— Я не буду это держать, вот чего. — Вика никогда не отличалась храбростью, но сейчас ею словно кто-то овладел, кто-то смелый, бойкий, и, только потянув носом на морозе, она сунула плакат обратно подруге.

— Я ж говорив, — усмехнулся Сашко. — Русня нам не брати. На ножа вони.

— И меня? — все тем же смелым голосом спросила Вика, вспомнив, как всего несколько месяцев назад он ее целовал.

— І тебе, — толкнул он ее в плечо.

— Гадина, — плюнула под ноги Марыся.

Вика, даже несмотря на градус кипения внутри майдана, такого от нее не ожидала.

— Да ты чего? Мы же подруги! Я просто...

— Никакая ты мне больше не подруга, кацапка чертова. — Марыся смотрела с такой агрессией, какой Вика никогда не видела. — И не попадайся мне больше на глаза.

Глава 3

«26 мая 2014 года.

Давненько я ничего сюда не записывала. Но то времени не было, то настроения. После сожжения Дома профсоюзов в Одессе мне постоянно страшно. Как это вообще могло случиться? Не понимаю, что происходит и что будет дальше. Марыся заблокировала мой номер телефона и в соцсетях заодно. До Тимура тоже не могу дозвониться, он опять в командировке. Нелепые отношения. Наверное, это всё. А ведь я его люблю».

Вика подняла глаза от тетрадки и закусила кончик шариковой ручки. Из открытой форточки доносился запах свежей молодой листвы и шум проспекта. Мелкие капли дождя тихонько стучали по подоконнику, навевая воспоминания о Севастополе и том дне, когда над ним взял власть такой же дождь, а над ее сердцем — любовь к Тимуру. Неужели их отношениям пришел конец? Стоило только заговорить о свадьбе. Как же мужчины боятся ответственности! А может быть, он просто не любил?

Над крышей что-то загудело. Затарахтели лопасти. Вика догадалась: это вертолеты. С чего бы? Она подошла к окну, и яркие вспышки тут же ослепили глаза, завиднелись черные столбы дыма в районе аэропорта — и мгновенный грохот. Взрывы были такой силы, что Вика машинально присела на корточки, закрыв голову руками, и оказалась порезана осколками от выбитых окон.

Что это? Что происходит? А взрывы все грохотали и грохотали. «Это обстрелы, — наконец догадалась Вика. — Кто стреляет? Зачем? Неужели свои?» Вика вспомнила Марысю, Сашка и стеклянные взгляды скакунов на майдане. За что?

Ползком Вика вернулась к своему письменному столу, стянула с него тетрадку и телефон. Набрала номер мамы, но связь не работала. Тогда она сунула дневник и мобильный в сумку и выбралась в подъезд. Из уроков ОБЖ она помнила, что при землетрясении нельзя пользоваться лифтом. Но это же не землетрясение. Да хуже — обстрел. Что бы ни происходило в действительности, спешно спустилась с девятого этажа пешком.

На улице же грохот выстрелов звучал еще громче, еще страшнее. На мгновение Вика остановилась и в ужасе замерла: яркие вспышки и сумасшедший гул самолетов, бегущие, кричащие люди. Будто кто-то взял ее огромной дланью и, как куклу, переставил из декорации мирного Донецка в голливудское кино про апокалипсис. Но это было не кино. И Вика побежала в ту сторону, где грохотали взрывы.

— Куда тебя несет?! — перехватил ее сосед по двору.

— Отстань!

Вика вырвалась и побежала дальше. Она мчалась вдоль проспекта, а рядом сталкивались машины, навстречу, к ближайшим подъездам, бежали заплаканные, перепуганные женщины, кричащие подростки. Свист. Хлюп. И возле нее рухнула наземь, как тряпичная кукла, окровавленная пожилая женщина. Дрожащие ноги Вики подкосились, и она села рядом. Кровь потекла к ее рукам густой темно-красной рекой. Вика вскрикнула, отскочила и, сначала ползком, потом на коленях и наконец опять встав на ноги, продолжила бежать.

Сколько времени прошло, пока она бежала, понять было трудно. Казалось, что вечность. Но вот перед ней встали серые стены больницы. Правое крыло уже было разрушено, перед входом лежали неестественно скрюченные, изуродованные тела. Снова грохнуло. Вика обернулась и увидела бегущих детей в трусиках. Они громко визжали и плакали.

Вика вспомнила: тут рядом детский сад. Неужели бьют и по нему? Рядом с двумя малышами посекло осколками воспитательницу. Она раскинула руки и упала.

Не думая, Вика побежала к детям. Подхватила девочку, мальчонку взяла за ладошку и бросилась назад, перепрыгивая через мертвые тела, как через препятствия в спринте.

Она вбежала в больницу, передала детей санитарке и устремилась на второй этаж, с трудом лавируя на булыжниках от разрушенных стен.

— Мама! — каким-то не своим, истеричным голосом позвала она. — Мама!

В конце коридора она увидела мать. Та медленно шла, таща с трудом передвигающегося пациента. Под их ногами хрустело стекло.

— Мама, надо бежать отсюда!

— Зачем ты пришла?

— За тобой.

— Глупая, спасайся!

— Без тебя не буду.

Мать без малого двадцать лет проработала в этой больнице и сейчас, вместо того чтобы спрятаться, помогала спустить в подвал пациентов.

— Оставь, всем не поможешь.

— Спускайся в подвал, — строго, как маленькой, наказала мать.

Но Вика не послушалась, а подхватила несчастного с другого бока, помогая матери.

Света уже не было. Вика включила фонарик на телефоне. Пусто, сыро, от бомбежек с потолка осыпалась штукатурка. На нее устремились перепуганные глаза медсестер и пациентов, двух малышей в трусиках. Всего восемнадцать человек.

Глава 4

«Август 2014 года.

Не знаю точно, какое сегодня число, какой день недели. Сбилась со счета. Знаю только, что август и мы уже три месяца сидим в подвале. Не думала, что все так затянется. Поначалу казалось, что этот сюр с обстрелами скоро закончится, это же безумие — вот так просто взять бомбить мирный город. Хотя так же мне казалось и после майдана. Казалось, что ублюдки поскачут и разойдутся и все станет как и было. Ведь что-то подобное случилось после оранжевого майдана. А может быть, там и есть начало всего, что происходит сейчас? Наверное. Наверное, если бы тогда убили Ющенко, ничего бы сейчас не произошло. Или все сложнее? Кого нужно убить? Я готова».

Вика аккуратно закрыла дневник, разгладила обгорелый край и бережно убрала в сумочку. Эта тетрадь теперь стала для нее машиной времени в мирную жизнь. Стоило перечитать записи двух-трехлетней давности, и на душе становилось теплее. Так она хоть на мгновение могла вернуться в мирную жизнь, где были свет, тепло, вода и еда и дончан не убивали.

Тетя Надя, мамина коллега, выключила генератор: нужно было беречь топливо. Вика нашла этот генератор при первом обследовании больницы, где-то через неделю после того проклятого обстрела. А сначала они просто прятались и никуда не выходили. Страх был так силен, что даже заглушал голод. Но все-таки человеческие потребности берут свое, и Вика с дядей Толей, работавшим здесь охранником, стали выбираться на сохранившиеся два нижних этажа больницы, когда затихали бомбежки. Сказать, что поначалу ей было страшно, — ничего не сказать. Но ждать, что вот-вот от прямого попадания снаряда в здание их подвал станет братской могилой, становилось все невыносимей. Укропы, несомненно, так бы и поступили, не будь уверены, что больница пуста.

Так Вике и дяде Толе вместе с генератором удалось собрать уцелевшие лекарства, продукты в кухне, распотрошить автомат с шоколадками и газировкой, найти пижамки для детей. Но и того даже в режиме жесткой экономии катастрофически не хватало. Больным становилось только хуже; объяснить детям, что еды взять негде, тоже было невозможно. Но тяжелее всего становилось, когда малыши спрашивали: «Где мама?»

Вика обняла девочку и заплакала.

Из угла подвала послышался хрип. Мама подошла к своему пациенту и через минуту всхлипнула.

— Еще один, — вытерла она слезы.

— Шестой, — вздохнула Леночка, молоденькая медсестра, Викина ровесница.

— Ночью вынесем во двор, — дежурно сказал дядя Толя.

Умерших хоронили в больничном сквере. При первых таких похоронах Вику страшно рвало, жуткие картинки этого процесса долго стояли перед глазами, но, кажется, и к этому она стала привыкать.

— В город надо выбираться, а то так мы все скоро перемрем, — предложила Вика.

— Я тебя не пущу! — ужаснулась мама.

Вика ничего не ответила и сквозь тьму, к которой уже привыкли глаза, посмотрела на дядю Толю. Он одобрительно кивнул.

Когда стихло, они осторожно выбрались на улицу. Мертвый проспект предстал перед ними, будто кадр из фильма про Припять. Донецк начинал так же дряхлеть и зарастать, выбитые глазницы окон пугающе зияли пустотой. Куда идти? Ни одного целого здания пред взором не открылось. Не сговариваясь, Вика и дядя Толя осторожно, стараясь не выходить на открытые участки улицы, двинулись вперед.

Вика ощущала себя сталкером из книги про московское метро. Когда-то она зачитывалась ей и представляла себя на месте главного героя. Вот уж правду говорят: бойтесь своих желаний, они имеют обыкновение сбываться.

Выйдя к проспекту, наткнулись на тело убитой женщины. Оно посинело и отвратительно раздулось. Вика отвернулась и увидела на противоположной стороне дороги брошенный автомобиль с открытой дверцей.

— Ты водить умеешь? — спросил дядя Толя.

Вика умела водить, даже права получала, хотя правила знала плохо. Но какие теперь, к черту, правила! Решили рискнуть.

Пригибаясь как можно ниже к земле, добежали до иномарки. В салоне было пусто. Вика заскочила на водительское кресло. Ключи были на месте, бак почти полный. Повезло. Дядя Толя прошмыгнул к пассажирскому сиденью, но остановился. Вика поторопилась открыть ему дверцу и увидела на земле, шагах в десяти от автомобиля, изуродованный труп мужчины. Видимо, тот хотел спрятаться от обстрела. Вике стало неловко перед хозяином авто, будто она совершает преступление, угоняет его. Но разве это преступление, ведь хозяин мертв, завещания при нем нет?

— Бред какой, господи, — сказала она сама себе.

А дядя Толя тем временем сел рядом.

— Ладно, поехали, — скомандовал он железным голосом.

Вика поехала домой. А куда же еще? Запарковалась у самого подъезда, как это делал раньше муж соседки Лидуси, первостатейный гопник. Как же Вика ругала его тогда. И она улыбнулась от этих воспоминаний. А по двору от одного мертвого тела к другому ходила бабуля, соседка с первого этажа.

— Ой, Вика, посмотри, это не мой брат? А то я боюсь, — без слез простонала она и появлению Вики вроде и не удивилась.

Мужчина лежал ничком на земле в луже крови. Видно, после ночного обстрела. Вика потихоньку приподняла его за плечо:

— Нет, это часовщик.

— Ой, слава богу. Пойду на площадке поищу.

В Донецке уже никто ничему не удивлялся. А смерть воспринимали как что-то будничное. Вика поняла, что может быть страшнее собственно самой смерти. Привыкание к ней. Организм каким-то странным образом перестал реагировать на уродство войны. Инстинкт самосохранения? Должно быть.

Вдруг загудел двигатель автомобиля. Жутковатый шум при воцарившейся тишине. Кто бы это мог быть? Джип остановился рядом с Викой. Из него вышли трое в камуфляже. Первым делом Вика посмотрела на шевроны. На черно-сине-красном полотнище двуглавый орел и надпись: «Сомали. Отдельный мотострелковый батальон». Главное, не жовто-блакитный и не красно-черный (теперь она знала, что это не футбольный клуб).

— Документы, — спросил человек в камуфляже, как будто имел на это право.

По счастью, в сумочке у Вики лежал паспорт и в тот черный день она его не потеряла.

— Куда тебе, сестра? — низким голосом спросил долговязый солдат.

— А у вас сотовый есть? — неожиданно даже для самой себя спросила Вика. — Мне в Россию позвонить.

— На крышу полезешь? — протянул телефон солдат.

— Да.

— Аккуратней, снайперу на прицел не попадись, — прокартавил он ей вслед.

Забравшись на крышу, Вика спряталась за вентиляционной трубой. Солнце вошло в зенит и пригревало спину, даря долгожданное тепло после долгих подвальных дней. Но чтобы поймать сеть, все равно надо было вытянуть руку. Не очень-то удобная поза для разговора. Зато снайперу потеха. Решила написать сообщение.

Она написала Тимуру. Вика не знала, где он, что с ним, с кем он, помнит ли он вообще о ней. Но он стал для нее в этом аду мечтой. Мнимой мечтой о спасении. И, кроме этой мечты, держаться ей было больше не за что.

Спустившись в квартиру, Вика огляделась по сторонам. Здесь теперь ничто не напоминало о мирной жизни. Окна выбиты, в стенах пробоины, пол, мебель — все засыпано штукатуркой и грязью. Она прошла на кухню и оказалась на улице. Боковой стены больше не существовало. Уцелела лишь маленькая тумбочка. Вика открыла дверцу и нашла внутри пачку макарон, наполовину использованный пакет с гречкой и старую кастрюлю. Вика вспомнила, как бабушка жарким летом в летней кухне жарила яичницу на двух кирпичах, в такой же старой, как эта кастрюля, сковороде. Если солнце еще будет греть, можно воспользоваться этим бабушкиным лайфхаком. Все содержимое тумбочки она забрала. Затем вернулась в комнату, кинула взор на поломанный туалетный столик. Рядом с ним на полу лежал маленький запыленный флакончик с алым лаком для ногтей. Вика взяла его. Зачем? Она не могла объяснить. Наверное, он напомнил о мирной жизни. Затем достала из ящичка ножницы, и на пол посыпалась ее гордость — каштановые косы. Теперь, в мире, где не было воды, мыла, средств гигиены, они только создавали неудобства. Уже выходя на лестничную клетку, вспомнила о книжном шкафе, вернулась и взяла с полки «Бородино».

Дядя Толя терпеливо ждал ее возле дома. С ним остался лишь один солдат, долговязый ушел. Ему Вика и вернула телефон.

— Смотри, что я нашел. — Дядя Толя открыл багажник и показал автомат.

Но Вика уже исчерпала лимит на удивление. Теперь в Донецке возможно было все.

— Вы умеете стрелять?

— Я из армии прапором уволился.

Возвращаясь в больницу, проехали мимо храма. Вика остановилась. Она никогда не была верующим человеком, но в окопах, как известно, атеистов нет. Вика вышла из машины, перешагнула через забор, пробежала на другую сторону пустого шоссе и оказалась в храме. Он был сильно поврежден бомбежками. Тело православной святыни изуродовали осколочные шрамы, святых с настенных фресок ослепили автоматные очереди, сквозь пробоины в куполе сочился дождь, и только витраж остался нетронутым. Вика поразилась, как это оказалось возможным.

— Бог, если Ты существуешь, зачем допускаешь войны? — прошептала Вика, глядя на витраж, и шепот ее, словно мячик, отскочил от стен.

— Когда Бог создал человека, Он ограничил Свою власть на земле, — услышала она в ответ.

Обернувшись, Вика увидела старушку за своей спиной.

— Кто вы?

— Прихожанка.

— Разве храм действует?

— Действует, милая. И люди приходят.

— Какие люди?

— Разные. И простые, и солдаты. Город живет.

Вика утвердительно кивнула, хотя не считала жизнью то, что происходило на ее глазах в Донецке.

— Вот, милая, возьми, — протянула старушка Вике три картофелины, взятые из плетеной корзины.

— Спасибо.

— Ладно, помогаю кому могу, — скорее себе ответила старушка.

— А кому можете? — Вика сама не поняла, зачем задала этот вопрос, он как-то невольно пришел ей на ум.

— А всем прихожанам, и таким, как ты, и солдатикам.

— Чьим солдатикам? — нахмурила брови Вика.

— Для меня все они одинаковы. Все детки.

— А укропы придут, и им поможешь?

— Всем, милая, всем.

— Ладно, баба...

— Таня.

— ...баба Таня. Не злись.

Вика вышла из храма. На паперти сидел грязный мальчуган лет восьми на вид.

— Ты чего тут? Где родители?

— Убило, — буркнул пацан.

— А здесь чего ждешь?

— Солдат.

— Зачем?

— Чтоб собаку убили.

— Какую еще собаку?

— Возле дома. Нас разбомбили. Собака прибежала, стала мертвых есть. Я от нее могу убежать, а сестренка маленькая, не сможет. Собака ее съест.

— А бежать куда собрался?

Мальчишка пожал плечами. Ему было все равно куда, лишь бы от войны подальше.

— Как тебя зовут? — Вика села перед ним на корточки и заглянула в глаза.

— Мишка. А сестренку Светка.

— Слушай, Мишка. У меня есть автомат, а дядя Толя, — Вика указала пальцем на машину, — умеет стрелять. Мы живем в подвале больницы, пойдешь с нами?

Мишка утвердительно кивнул.

Глава 5

«Февраль 2015 года.

7 месяцев в подвале. Похоронили уже 9 человек. Все умерли от голода. Учу детей читать и писать по “Бородино”. Хочу, чтобы они выжили и не забыли родной язык».

Мужская рука закрыла тетрадь и положила ее за пазуху, под бронежилет. В подвале стоял тяжелый смрад и запах валерьянки, на грязном столе, опустив голову на руки, с алым лаком на ногтях спала Вика. В углу, на кушетках, дети. Мама, тетя Надя и дядя Толя — на матрацах. Жизнь ушла из этого подвала еще осенью, а оставшиеся обитатели, обессиленные, ждали конца.

Мужская рука ласково погладила Вику по голове, подсветив лицо фонариком. Она медленно открыла глаза и безучастно посмотрела перед собой, на черный шеврон с черепом и надписью «Группа Вагнер». Солдат присел перед ней и взял за руку.

— Музыку заказывали?

— Тимур, — слабо улыбнулась Вика.

— Я подумал над твоим предложением и решил: я согласен быть твоим мужем.

Вика подошла к матери и потрясла ее за плечо. Но та больше не дышала.

Солдаты помогли похоронить умерших все в том же больничном дворе. Оставшихся в живых усадили в бронетехнику. Тимур подсадил Вику в свой уазик, но она вспомнила:

— Надо забрать бабу Таню.

— Какую бабу Таню?

— Здесь храм недалеко есть, она его прихожанка.

— А, кажись, я понял, о ком ты. Нет ее больше.

— Как же так? — У Вики дрогнул подбородок.

— А так, что херово она наводила. Думала, что ее дом укропские снаряды не тронут. А так не бывает. Снаряд не иголка, разносит все вокруг метров на сто.

— В смысле?

— В хреномысле. — Тимур захлопнул за Викой дверцу. — Хохляцкой наводчицей была твоя баба Таня, вынюхивала позиции у прихожан-ополченцев, для этого и ходила в храм. Давай, — махнул он водителю «буханки».

Глава 6

«22 июня 2022 года.

Получили тираж сборника. Типография отпечатала невероятно быстро и качественно. Сегодня идем с Мишкой на почту, отправим в Москву и Петербург».

Вика бережно уложила книги в коробки. Ей хотелось как можно скорее поделиться с большой родиной своей гордостью — конкурсом детских произведений «Донецк будущего». Конкурсом, который удалось провести назло войне.

И вот детские мечты, которым непременно — Вика не сомневалась — суждено воплотиться в жизнь, добрались до почтового отделения.

— Заполняйте извещение, только книги все равно вернут, — предупредила сотрудница почты.

— Почему?

— Драгоценная моя, ну нельзя никакую литературу от нас в Россию отправлять.

— С чего бы это? — возмутился Мишка.

— Откуда мне знать? Видно, боятся о войне правду пускать.

— Так это же не о войне. — Вика нервно покрутила кольцо на безымянном пальце. — Мы от Союза писателей проводили конкурс «Донецк будущего». Тут фантастические рассказы о прекрасном будущем нашего города. Дети писали.

— Ну нельзя. И герб, скажут, на обложке какой-то странный.

— А я сопроводительное письмо напишу, что это герб Донецка. Он еще с 1968 года упоминается, а с 1995 года утвержден вообще-то официально.

— Ой, ну что с тобой делать? Дай, что ли, сфотографирую. Попробуем отправить на Главпочтамт.

— Позвоните туда, — безапелляционно скомандовала Вика. — Позвоните, позвоните, я сама буду говорить.

Женщина цокнула языком, но номер Главпочтамта набрала.

— Говорят, лучше бандеролью присылайте, — после недолгого разговора сказала она.

Вика перекинулась через почтовую стойку и забрала телефонную трубку у женщины:

— Здравствуйте, девушка! Меня Виктория зовут. Хотите, я прямо сейчас зачитаю вам рассказы из сборника наших детей — и вы поймете, что никакой крамолы в них нет...

Мишка раскрыл первую коробку и протянул сборник Вике. Не дожидаясь ответа сотрудницы Главпочтамта, она принялась читать первый рассказ. Все пережитое нахлынуло тяжелыми воспоминаниями вперемешку с обидой за такую отгороженность большой России от их донбасских лет, восьми тяжелейших лет. Вика заплакала. Но даже слезы не прервали ее чтения. Она продолжала погружать свою собеседницу с другого конца провода в самые светлые, бескорыстные детские мечты.

— Вика? — перебил ее всхлип на другом конце провода. — Вика, это ты? Господи, какое счастье, что ты жива! — разрыдался голос. — Это я, Маша. Вика, мне так много нужно тебе рассказать...