Традиция — не поклонение пеплу, это передача огня.
Густав Малер

В продолжение разговора на сайте и в газете «Российский писатель» о том, нужна ли и сегодня «канва и сталь» наших традиций молодым писателям...

«Человек человеку волк», — изрек небезызвестный идеолог капитализма англичанин-материалист Гоббс. «Человек человеку бревно», — сказал, умирая молодым, завзятый революционный демократ и критик Н.А. Добролюбов. И оба афоризма, «афористические метафоры», суть переложения совершенно иной этико-религиозной концепции, которая, по Л.Фейербаху, в подлиннике звучит так: «Человек человеку Бог» — «Homo homini Deus est».

Сегодня трудно поверить, что сей ученый-англичанин был едва ли не единственным образцом и учителем одному из основателей марксизма-ленинизма — Ф.Энгельсу. Идеологи марксистско-ленинской философии, вдалбливавшие в наши головы многие десятилетия тезисы, как бы не заметили смысла изречения Л.Фейербаха, показавшего в иной категории, вне суммы общечеловеческих ценностей, саму суть человека и смысл существования его вне капиталистического или социалистического государственного устройства. Его идеи назвали «концом немецкой философии», постарались забыть, замолчать. Ленинская, троцкистская диалектика — «диалектика топора» — провозгласила главным — борьбу за «мировую революцию». Явное предпочтение Гоббса Фейербаху говорит о многом. (Взмах невиданного «топора», который ударил безжалостно и залил кровью многострадальную Россию)... «Человек человеку дьявол», — напоминают дымы нацистских концлагерей.

И в России «новая власть» троцких (от семнадцатого года), на две трети нерусская, навязывала свои нормы, свои законы и свою литературу — большинству. Потчевала своим искусством, своим пониманием действительности, своими, изобретенными законами. Писатели, философы, священники «Руси уходящей» (по образу известной картины Павла Корина) уезжали, убывали к иным берегам на кораблях и пароходах, депортировались или принуждены были уходить, спасая жизнь и семьи под угрозой неминуемой гибели. Многие и многие вынужденно и с прискорбием оставили Родину, увезли с собой мудрость, знания, опыт и... пожизненную печаль как горсть русской земли, как ладанку — память о той России, которую не выхолостить из сердца до конца жизни.

Едва ли не каждый большой писатель оставил свои свидетельства, «сравнительные» воспоминания и впечатления: И.Бунин, В.Набоков, И.Шмелёв, Б.Зайцев, О.Волков... «Реквием» (таково второе название картины П.Корина) звучал им вослед поистине трагически, моцартиански. Какова же была сила «новой власти» — власти разрушителей, революционеров-радикалов с 1918 года и до прихода к власти И.В. Сталина? Вот об этом у самого Сталина: «Если мир находится в непрерывном движении и развитии... значит, капиталистический строй можно заменить социалистическим». Как видим, Иосиф Виссарионович по-своему умел переоценить историю и, как теперь понимаем, имел полное право сказать так, потому что поистине то грандиозное строительство, которое начинал он, стало, бесспорно, величайшим. Возгонка вверх по вертикали во всех сферах и отраслях: в науке, в культуре, в промышленности, в строительстве, в вооружении Красной армии — все состоялось именно при нем. По велению же радикал-большевиков исполнители их воли даже и саму философию, а вслед за тем и все искусства, и литературу постарались пристегнуть к политике. И отчетливо видим мы только сегодня в полной мере и смысл, и цель тех новых реформ и той «новой» литературы (времен тех еще реформаторов). В литературе — примеры: не только М.Светлов, радовавшийся расстрелам в ночи, сравнивавший звук стрельбы в казематах НКВД (рядом с которыми жил) со звуком клавиш своей пишущей машинки «боевой “Ундервуд”». Это не только Э.Багрицкий, с жаром писавший вирши о насильниках в «кожаных куртках» и сатанинском неприятии им самим «крестильных крестиков». И не только открытый богоборец и кощунник И.Бабель — это и весь цикл «Смена вех» (сборник публицистических статей радикального содержания, вышедший в 1921 году в Праге не без участия Троцкого с попыткой переосмыслить роль российской интеллигенции в новых политико-экономических условиях).

Кощунство, неверие, напускной «шарм» и цинизм «нового человека», которому все позволено, с ненавистью к русской крови самой, с ненавистью к русской классике — все было слишком явно, чтобы этого не замечать. Не оттого ли проливалось столько крови, не с попущения ли разрушителей России? И не по причине ли влияния на образ мыслей разорительных тенденций радикалов-троцкистов того времени (перечисленных) и многих иных «поэтов-прозаиков», драматургов и критиков-демагогов?.. Десятки миллионов судеб было порушено и покалечено. Разделение границ миропонимания и ненависти непримиримо прошло по сердцам и душам («Тихий Дон» М.Шолохова). Строительство и восстановление былого величия России (СССР), как мы знаем из истории (переписать которую так и не удалось ни Соросу, ни завзятым переписчикам-историкам с Запада — «нордистам»), начнется именно с возвращения традиций, и сделает это именно И.В. Сталин (и победа 1945 года, и возрождение страны во всех сферах продолжится именно при И.В. Сталине).

И М.П. Лобанов, и В.В. Кожинов считали, что в русской литературе ХХ века, советского периода, необходимо видеть прежде всего продолжение великой русской литературы XIX века и предшествующих веков, а не мерить ее узкими политико-идеологическими мерками. Сегодня же произошло прямолинейное «перевертывание» интернационалистских догм, шаткость и «шараханье» от прежней, коммунистической точки зрения к прямо противоположной. В этой связи уместно вспомнить отмеченную, подтвержденную временем статью М.П. Лобанова «“Тихий Дон” и русская классика» (70-е годы). В статье обращается внимание прежде всего на сам факт выхода в свет в 1928 году такого произведения, как первая книга «Тихого Дона» Шолохова. Выход ее знаменательно совпал со столетием от даты рождения Л.Н. Толстого. Сама годовщина стала предметом литературно-критической борьбы. Раздавались голоса в духе рапповского отрицания прошлой культуры о «контрреволюционности» автора «Анны Карениной» и «Войны и мира», предлагалось даже не отмечать юбилей вовсе. Это была линия на то, чтобы строить новую культуру на пустом месте, прервать связь с традициями классической литературы. Но уже сам этот факт выхода в свет первой книги романа «Тихий Дон» убедительнее всяких теоретизирований свидетельствовал, что связь существует, что великое творение возможно только в этой преемственности. По силе изобразительности, лепке характеров, по жизненной мощи картин, по глубине человечности, по народности языка книга молодого автора утверждала на новом историческом этапе высокие идейно-эстетические критерии великой русской литературы.

В «Тихом Доне» Григорий Мелехов говорит: «...запутали нас ученые люди». По признанию самого Лобанова, в той статье он показал, как за «умственные искания», бесконечные «обновления» (от каратаевщины до масонства) Пьера Безухова люди расплачиваются уже не болтовней, а кровавой рубкой на полях Гражданской войны: например — казак Мелехов, человек «серединного народа». По словам крупнейшего русского критика, в судьбе Григория Мелехова выразился опыт народа как исторического заложника умственных спекуляций, идеологических «обновлений», безответственности так называемой интеллигенции.

Характерно, что статья выдающегося русского критика М.П. Лобанова «“Тихий Дон” и русская классика», написанная еще в начале 70-х, вышла в свет лишь в конце 70-х годов в его книге «Надежда исканий» (М.: Современник, 1978). Позже статья «“Тихий Дон” и русская классика» вошла в книгу: Лобанов М.П. Тысячелетнее русское слово: Духовное и светское: Учебное пособие по истории русской литературы XI–XX вв. М.: Изд-во Литературного института имени А.М. Горького, 2005). Кстати, как бессменный (в течение полувека) руководитель творческого семинара прозы в Литинституте, Лобанов так отвечал нам, своим «семинаристам», на вопрос о «феномене» «советская литература». По его словам, здесь можно, пожалуй, говорить о русской литературе советского периода. Михаил Петрович считал, что в 20-е годы (с их преимущественно «новаторской», антинациональной литературой) русскую литературу представляли такие художники, как Есенин, Шолохов, Платонов, Серафимович, Неверов, Булгаков и др. В «литературном процессе» 30, 40, 50-х годов, за исключением некоторых книг о войне, «Русского леса» Леонова, преобладала, по Лобанову, литература нивелированного, без национальных красок, «стиля». С появлением «деревенской прозы» (начало 60-х годов) литература была обогащена заметной долей фермента «русского художественного мышления» (с акцентом на язык и народный характер).

Можно продолжить разговор, вспомнив судьбы многих коренных русских писателей, которые не раз становились заложниками «экспериментов» радикально настроенных «интеллигентов-умников», старых и новых нигилистов-западников, марксистов-ультраинтернационалистов с их вечно рапповским отрицанием русской истории и культуры, всего созидательного в ней. С отрицанием, по сути, самой самобытности России как особой, неповторимой, великой цивилизации. Мы отчетливо видим, что крепкая, самородная, в рамках традиций русская литература, публикации книг и журналов в этом русле — точный признак государственного строительства и одновременно показатель благополучия и верного пути всего народа. Революции, радикализм, «оттепели» и «перестройки», все прочие сломы и перегибы разрушительны, гибельны и для искусств (в том числе). И намеренно устроенные перевороты — суть, основа троцкизма. Судить о болезни или выздоровлении государства можно, внимательно читая литературу. Богоборчество, грех и грязь в так называемом искусстве слова свидетельствуют все о том же: мы все еще не строим, а разрушаем, проедаем и продаем, транжирим порученное наследство. Положение подлинно русского писателя-традиционалиста сегодня весьма незавидно...

Вполне очевидно, что властители, чтобы оправдать свои политические амбиции, способны не только на насилие, они же способны и отыскать, принять и оправдать какую угодно (выгодную им в некий промежуток времени) доктрину, которая утверждала бы и закрепляла бы ее, власти, действия. Но возврат к вере, к Богу, к традиции не только необходим, но и неминуем.

Об этом, в частности, говорит в одной из своих статей и В.В. Кожинов, отмечая, что в течение нескольких десятилетий господствовала точка зрения, согласно которой в русской литературе ХХ века наиболее важны и значительны те писатели, которые так или иначе близки революции и порожденной ею советской власти, между тем как «антиреволюционные» и «антисоветские» писатели обречены на, так сказать, «второсортность» и неизбежное оскудение их талантов. В последние же годы господствует прямо противоположное решение вопроса: наиболее ценные-де как раз «антисоветские» писатели. Кожинов констатирует, что уже сам по себе свершившийся за последние годы переход от прежней точки зрения к прямо противоположной есть нечто заведомо несостоятельное (Учебное пособие для 11 класса «Русская литература ХХ века» (М., 1999. Сост. И.И. Стрелкова. Под ред. В.В. Кожинова), к удивлению, не получившее в свое время грифа Минобразования, изданное тиражом только 5000 экз.). Не случайны (в связи со сказанным выше) и раздумья Михаила Пришвина, который не ушел в эмиграцию, но вместе с тем долгое время негативно оценивал все «советское» и «коммунистическое», — пометки в его дневнике (запись 18 июля 1930 года), которые он не обнародовал. Пришвин писал: «...с высоты ценностей, из которых складывается творческая жизнь, — я стараюсь разглядеть путь коммунизма... потому что если даже коммунизм есть организация зла, то есть же где-то, наверно, в этом зле проток и к добру...»

Революция и разруха — синонимы во всех сферах жизни, тем более в культуре, в литературе. Они многомерны и пагубны, погибельны: «Философы лишь различным образом объясняют мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» (Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 3. С. 4). Такой «гениальный зародыш нового мировоззрения» все тех же «Тезисов о Фейербахе» годится к любой политической порке, придется по нраву любой власти, смотря по тому, чем этот «зародыш» кормить. В тезисах две неразрешимые задачи, которые кажутся актуальными и теперь: задача объяснить мир, задача изменить мир — как оправдание, попытка обелить политику, в том числе и самую нелепую, и власть (особенно троцкистскую, карательную, эту «науку» насилия). Понятно, что карательная функция для власти подлинно народной, ответственной нехарактерна. Речь идет о большевиках-радикалах, о радикальном революционном движении.

Писателю едва ли не всегда остается или подчиняться и следовать в фарватере власти, или... (Выбор для художника невелик: или обслуживать власть, сгибать спину под железное ярмо «новой власти», революционной, с «новыми», иными авторитетами, либо подниматься над схваткой и писать то, что органически присуще именно тебе, и никому больше. Но, по небходимости, и знать, и всегда помнить, что риск не мал, и если мысли писателя не стыкуются с расхожими или навязанными властителями идеями, риск может быть даже смертелен).

Русский писатель живет нескладно, голодно, рискованно, бито и разбито, но, к осмыслению «под занавес», в итоге жизнь его превращается в стройную и достойную песню. Таковы критики и мыслители М.П. Лобанов и И.А. Ильин, В.В. Кожинов и А.С. Панарин, Э.Ф. Володин и С.В. Ямщиков, В.Н. Осипов — примеров много. Быть может, это объясняется сущностью русской души: если уж говорить — то только правду, и всю правду до конца. Эта позиция отлична и даже противоположна позиции новоявленных исторических «нетерпеливцев» (по Лескову), прогрессистов-радикалов: «если гнуть палку, то обязательно перегнуть», «лес рубят — щепки летят», «смерть одного человека — трагедия, смерть миллионов — сухая статистика». Если жечь свечу, то непременно с обеих сторон, или, как говорят рязанские мужики: «Если пить, то уж пить так, чтоб лета качало». Возможно, именно здесь корень всех «случайных» революций, которые не привились нигде, а только на русской почве.

Безоглядность и склонность к риску — сама сущность русской души, как утверждают многие философы, но забывают при этом отметить необходимость присутствия «дрожжей», «фермента», «бродильного элемента» (провокаторов и заводил бунтов-«перестроек»); без присутствия их в «браге» и в «барде» для дьявольского варева и само наслаждение, и окровавленное опьянение насилием для истинно русского — невозможны. Именно упомянутая ферментация до сих пор мало изучена, мало исследована. (Эта тема — табу. Ее лишь называют, но не позволяют «препарировать».)

Тему присутствия бесовства отважились называть в качестве одной из основных причин трагедии немногие — от Н.С. Лескова и Ф.М. Достоевского до О.А. Платонова. И здесь даже при упоминании только «фермента» в одном ряду с подлинными именами революционеров самого первого призыва и закопёрщиками пресловутой «перестройки», «реформаторами и лидерами» ее, истинные мотивы их действий не названы, лукаво замалчиваются. Дивно: даже тут был (и остается сегодня) определенно риск даже и в одном только открытом назывании подлинных причин пережитых потрясений. (А для любого значительного писателя, тем более сегодня, при развитом глобализме, понимание особенно важно.)

За последние годы всех «реформ», приватизаций, бандитских делюг русскую литературу (и впрочем, русскоязычную даже «литературу» — довольно мутную) захлестывали и захлестнули сначала сочинения от озлобленных на «Россию-суку», забытых было эмигрантов третьей волны и обиженных сидельцев, борцов за «общечеловеческие ценности», затем модернистов шалопутного толка, принципиально настаивающих на «нетрадиционности». И вот беда, все это — опять-таки разрушительная, троцкистского толка революция (ре-эволюция), движение вспять, весь этот модерн в искусстве не созидателен. И неслучайно сегодня, по словам критика Кожинова, господствует вполне определенная тенденция — стремление объявить всех значительных писателей и поэтов советского времени антисоветскими и антикоммунистическими, а наиболее ценными считать как раз все тех же самых антисоветских писателей. Но это не тенденция, а очевидная, направляемая тенденциозность.

Что и говорить, русская эмиграция со времени отправки Лениным двух пароходов за границы России вытерпела несказанные обиды, незаслуженное глубочайшее унижение. Россия лишилась: И.Шмелёва и И.Ильина, И.Бунина и А.Куприна, П.Сорокина, и не только их. Был, помнится, не один «философский пароход». А многие ли вернулись? И как сложилась судьба тех, кто вернулся? (М.Цветаева, например, вспомним тут и вернувшегося в предреволюционный год после своих заграничных антропософских штудий А.Белого и др.). «Новая» Россия теряла дворянскую культуру и традиции аристократии, утрачивала во многом слух литературный, отказалась от самой «тайны творчества». А без поиска этой тайны всё — и речи, и слова — праздно, легковесно, и вернуть ту культуру, тот обиход окольными путями, без признания дивной и состоявшейся тайны творения невозможно.

Пытались ли вспомнить и переоценить суды над традиционными поэтами так называемого новокрестьянского направления, «обновили» ли литературу «птенцы гнезда Максима Горького-Пешкова»? Смогли ли противопоставить что-либо «ферментированной» литературе «боевых “Ундервудов”» те же И.Касаткин, С.Подъячев и другие? Да, понятно, писатели из крестьян — и крепкие, а сила и талант их, в конечном итоге и признание впоследствии опять-таки неразрывны с понятием «традиция». Привились ли изыскания В.Хлебникова или А.Белого? Наверное, в чем-то и тот же новатор А.А. Вознесенский козырял преемственностью, но вовсе не от традиционалистов.

И с какой целью они прививались, названные и иные, и кто помнит теперь Вознесенского? Когда у нас стали писать о репрессиях, реабилитациях, возник некий «мейнстрим», руководимый все тем же бродильным ферментом «пятой колонны» — от литературных ловкачей и катал, мастерски подхвативших и развивших тему новаторства и отсебятины, часто кощунственной и пошлой (у все того же Вознесенского, например), направивших волну на разрушение. Они перетасовывали и искажали действительность, пытались перекроить и историю, и многократно, и в 90-х, даже на излёте. Было подобное и раньше: «имажинисты», «футуристы», «акмеисты», «символисты» — всех и не сочтешь. «Модерн», «постмодерн» нынешние — лишь отголоски и жалкое подражание тому, что было прежде. И в литературе то же: вывеска «разделяй и властвуй» именно такого же, того же содержания, а не какая-то иная табличка прибита и сегодня на новых дверях старого кабинета либералов и западников, по сути, тех же троцкистов.

Цель нынешнего «умения» пристроиться при литературе — получать бонусы, разделяя на течения, союзы (а их сегодня более десятка) и объединения «писателей», особенно молодых (а молодыми отчего-то принято считать пишущих и до пятидесяти даже лет от роду, всё «молодые»), ссорить всех их и сталкивать. Особенно и мятущихся, не состоявшихся и до сорока, и до пятидесяти лет — все-то одно и то же: стремление от разделов, свар и конфронтаций писателей и союзов получить преференции и саму возможность удержаться чиновникам у кормушки литературных грантов и премий. Ведь, по сути, все они состоят на кормлении у писательского сообщества, написать ничего стоящего сами не в состоянии (только письма да обращения подписывают), но ведут себя при этом как полные/полноправные хозяева жизни (в том числе и в литературной среде). Та же бездарная «пятая колонна» (имена на слуху), состоящая из множества раскрученных и вообще-то мало причастных к русской речи канареек, учеников чародеев, чагиных и прочих лавровых-авиаторов, сплоченных сегодня, по сути, только лишь дутой своей и мнимой «сверхидеей индивидуалов», — из состава тех, которые корчат из себя интеллектуалов, не являясь таковыми. И цель их та же: они пытаются превратить голос нашего национального достоинства в самоедское рыдание-покаяние (от навязываемых ими же через подручные СМИ поддельных «эпистолярных откровений», обличений и прочих «открытий» из сомнительного толка архивов, «секретных» папок и прочее...). Боль нашу кощунственно и святотатственно перевирают. Крик русского пытаются перелгать в эхо этого «покаяния», и получалось до сих пор невесть за что (и за победу в Великой войне — «победобесие» — по их пониманию или навету. А тяжелейшие трудовые пятилетки надуманно кличут застоем. А было дело, обличали и соцреализм с его мировым признанием, теперь поутихли)... Всё дорогое превращают они в глас иерихонской трубы резонансного саморазрушения, самоуничтожения — таково их свойство. Ведь что же должно было (по их мнению) последовать после прочтения О.Волкова, В.Шаламова, А.Барковой, Б.Чичибабина, М.Сопина и многих других? Что, как не посыпание головы пеплом (и именно русских голов), что, как не покаяние должно было воспоследовать? А происходит зачастую противоположное (не по замыслу лукавых обличителей, фальсифицирующих историю): решительное отторжение причин от следствий. Искажение нашего национального самосознания оказалось, по существу, невозможно.

А ведь как старались. Некие даже и писатели-приспособленцы, которым и прежде открыты были архивы, которые знали правду и имели доступ ко многому из закрытого (смотри «Последнюю ступень» В.А. Солоухина), несмотря ни на что, ловко встроились «во власть», в литературное чиновничество. И (вместо «уберите Ленина с денег» или «Братской ГЭС») договорились уже и до того, что Русская империя, вся, была и есть «ошибка истории». Либо другая крайность: только «белоэмигрантскую» литературу и культуру и возносят, но по сути — все это то же раскольничество, рассеивание ненависти вместо «собирания» камней и объединения.

И вновь, и сегодня — попытки (и нередко успешные!) «оседлать волну»; и сегодня мы опять свидетели некой «передислокации», «ротации» этой самой «колонны», ее перестроения (для попыток новых атаковать все русское, российское и особенно все советское). Сегодня мы видим «двойников», идейных последователей М.Кольцова, К.Радека и других — и теперь они резвее прежних, и их много, пруд пруди. У них теперь еще больше возможностей, в услужении у них международные сети Инета, им составлены протекции, для них открыто властями широкое поле деятельности, в их руках рычаги влияния. Они работают «под прикрытием». А русский писатель — открыт всем ветрам, но этого будто бы не замечают, предпочитают не замечать «идеологи от культуры». Напрасно... Выдирание и вытравливание русского леса в угоду заморским растениям ни к чему хорошему не приведет. Даже в природе принужденное высушивание болот, вырубка лесов, повороты рек, создание каналов и водохранилищ, вообще искусственное, волевыми решениями вторжение даже и в биосферу никогда ни к чему хорошему не приводило. А между тем давайте вчитаемся, каких авторов сегодня печатает то же крупнейшее издательство «АСТ», кого рекомендует. И откроется многое. Эта едва ли не популярнейшая «трибуна» новоиспеченных авторов весьма успешна. Благодаря кому, каким покровителям? На сегодня давайте проследим, какие издательства вырубаются и выкорчевываются даже и силовыми методами, через суды, рейдеров и прочее... И вчера их атаковали, и подрубают и сегодня. Судьбы издательств «Голосъ» П.Ф. Алёшкина, «Образ» Ю.Лощица, «Алгоритм» С.Николаева, издательство О.Платонова (в том числе и вся его серия книг под эгидой «Института русской цивилизации») — примеров много. А кто со времен 90-х уцелел, кого и поныне «благословляют» огромными премиями, поддержкой? Подробности излишни.

Культивация каких направлений продолжается и сегодня через директоров и владельцев частных «органов печати», даже после обозначенных и четко поименованных иноагентами широко обсуждаемых фамилий? Что поменялось?

Писаниями о лагерях с примерами ужасов, нередко надуманных до очевидных нелепостей и нестыковок, высосанных из пальца (не исключая даже порой и В.Т. Шаламова, и многих из перечисленных сидельцев), давно перестали удивлять. «Великими грехами народа» от накрученных ужасов «советского тоталитаризма» перекормили читателя сразу после 90-х. Им перестала удивляться даже молодежь, но главное — перестала верить. Надуманные «обители» никогда не сидевших писарчуков, муки от жизни «открывающих глаза» пустопорожних девиц — это уже не второй, а третий раз съеденный завтрак, причем завтрак этот один и тот же. Что правду таить: и Марченко-Богораз, и Даниэль, и Синявский, и В.Некрасов, и В.Гроссман не трогали и не поражали читателя и прежде никакими откровениями уже потому, что там не было главного условия для сочувствия: художественности — так они тенденциозно-направленны, предсказуемы. Чернуха, наваленная без разбора, никогда не была и не будет подлинно литературой. Метод-прием, тот, что если в книге любой и дыму, и вони побольше нагнать, то много таланта и не потребуется вовсе, — такая мысль ложна. Таким способом лишь скорее обнажится антиталант, безвкусица. Не поражает давно и «Архипелаг ГУЛАГ» А.Солженицына, хотя его ухитрились воткнуть даже в обязательную для чтения школьную программу (с какой целью?)... И уже по той же причине он нечитабелен — потому что там тоже нет главного условия: искусства. «ГУЛАГ» — этот и на очерк даже не тянет, потому как отсутствует простая историческая достоверность, которая должна опираться на фундамент фактов; впрочем, всегда в наличии «страсть к политическим выпадам», говоря того же Солженицына словами. Все названное — большие опусы математиков, физиков и лириков, по сути своей — компиляторов.

Где же сегодня оригинальные художественные произведения истинной, непреходящей ценности, не подшитые политической подкладкой? Где сегодня светлые солнечные пятна души человеческой? Может быть, в каких-нибудь «Елтышевых» или в так называемом романе «Патриот» — этих коллективных проектах от «успешных» нынешних, распиаренных и разэкраненных? И лишь оттого, что они так и настолько раскручены спецзаказом на эту их «литературу» от чиновников, они при раздаче бонусов и от «властей предержащих», тех, которые их облюбовали и пролоббировали (без прочтения даже), только и получили, подхватили существительное «писатель». Открыт ли сегодня хоть один тип, который можно было бы поставить рядом и вровень с П.Каратаевым, Поликушкой, Г.Мелеховым? (О чонкиных знаем мы от «швейцаров при власти», шаркунов, обслуживающих режим, от тех, которые и прежде существовали беспечно и сыто, — они и сегодня не бедствуют, даже барствуют напоказ, наживая свой «капитал известности» при помощи западников и «нордистов», приверженцев де Кюстина и Геббельса, пиарясь на пошлых попытках оплевать историю «этой страны», не родной им, «страны проживания», страны «беззаконной и свободной охоты»).

Так какое же новое слово в литературе сказали нынешние сочинители — лауреаты всевозможных «букеров», эти «написатели» «больших книг», писарчуки «толстых романов», о которых по награждении их никто не вспоминает, ни имен их даже не помнит, ни их творений, то есть представители тех вышеназванных сил, которые и до сих пор все так же стерегут просторы нашей культуры, все контролируют и все делят? Чем отметились, что привнесли? Ответили ли они на главный вопрос насущный: как жить теперь, куда нам идти? Или хотя бы пытаются ответить? Ничуть не бывало. Нет даже и попыток к реальному объединению на общее благо, к прекращению этого дрожжевого брожения, этой ферментации, мутной и опасной, этого созревающего рассола, угрожающего взрывом. И, понятно, осмысления нет и в помине. А вот разрекламированных анекдотических, надуманных подробностей, сплетен про то, как вот будто бы немцев приволжских «теснили» в тридцатые годы прошлого столетия, и именно будто бы русские теснили и нацменьшинства еще... Вот этого сегодня хоть отбавляй. И пишут опять-таки не историки, не авторитетные политики, а сочиняют, по всей видимости, дилетанты, если судить по рассеянной, развязной манере, потерянным в повествовании характерам и рваным диалогам их, несопоставимым с каждой подаваемой «рожей» героя. Читая и наблюдая разностилевую диаграмму их увражей, открытую любому мало-мальски знакомому с профессией автору, ясно: пишут неучи, да еще и толпой, и определенно опять-таки под заказ. Чей? Вот вопрос. Но это отчего-то не интересует будто бы ни Роспечать и его главу, ни Минцифры, ни Минкульт. И опять-таки отличились в немыслимых тиражах и переизданиях все те же названные издательства, и на поверку — те же имена тех же загадочным образом процветающих (даже и ныне!) владельцев. И вот итог: сказать, что он оптимистичен, — курам на смех, язык не повернется. А ведь молодежь читала сии навязываемые «произведения», было дело, и верила букве, доверяла награждаемым сверх всякой меры их переиздаваемым без счета «романам». Итог: не верит молодежь и не доверяет теперь никому, «всё врут» — вот их вердикт. Да что там книжицам нынешних лауреатов, и в закон Ома уже теперь не верят. Не верят, что сила тока обратно пропорциональна сопротивлению... А пойдет она, такая молодежь, воевать за такую страну? Пойдет она теперь работать-вкалывать по-стахановски за идею, за державу, которую этак вот раскрасили темными красками названные маляры от литературы, публицистики и СМИ, эта молодежь-то наша? Пожалуй что нет. Спрячутся за спины отцов и дедов, уедут в дальние края, только бы не в окопы «за Рашку», за страну, где спаривались будто бы красноармейцы в мечети (как уверяют их сии маляры), где крепкие хозяева рубили свой скот топором, только бы не сдать в колхозы. Где мать (якобы) убивала одно дитя, чтобы сберечь молоко в груди для другого своего дитяти, любимого! Где зерно перевозят... в гробах, чтобы продразверстка не отняла, и прочее, и прочее... Бред немыслимый. Им, молодым-то, и невдомек было, что им такими книжицами пыль в глаза пускали, морочили головы, надували их, «дурашливых юных», потому что поколение, рожденное до семидесятых и старше, не обвести так просто вокруг пальца. Насмехаются определенно над ними, над детьми «перестроек». Отчего это стало возможным? С какой целью это совершается? Ведь ясно любому, вывод такой: а что же тогда, собственно, и стараться, зачем трудиться во благо такой страны? И за что же, собственно, умирать, если «русский фашизм страшнее немецкого», а «Мюнхенский договор» обыгран либералами так, будто бы это был именно сговор с нацистами до их нападения на Польшу и таковым он лег даже в учебники? А эти эпигонские «эшелоны на Самарканд» далеко (и вовсе даже) и не «Ташкент — город хлебный», по книге, изданной в 1927-м...

Соблюдение хоть каких-то реалий, историзма, мастеровитость хоть какая-нибудь сегодня вовсе не требуются. Даже напротив, невежество, как мы видим, приветствуется по многим причинам.

Во-первых, раздвигаются рамки для самого нелепого и грязного воображения.

Во-вторых, эти измышления о событиях вековой давности — раз они так ученически нелепы, надуманны, то и проще, и шире рассеваются.

В-третьих, грязца, намеренно подпущенная, как мы знаем, скорее расходится, раскупается, таково общество, охочее до сенсаций...

Да что там, о чем говорить, ведь цензуры хоть какой-то и той нет вот уже более тридцати лет, до сих пор. И вот результат: за эти книжата некой смешной женщине (девочке на вид, то ли недоразвитой, то ли недоженщине, коей сорок лет исполнилось и которая смекает о революции на свой манер, по-дилетантски, неказисто, за которую, по всей видимости, пишут, и весьма слабо пишут, торопятся проскользнуть проторенной тропкой кривенькой конъюнктурной за многочисленными премиями), под эту фамилию продолжают метать все так же поспешно премию за премией, наподобие того, как земноводные мечут икру в мутных водах замкнутого отстойного пруда, в загрязшем вялом течении. Затхлые, непроточные воды нынешнего «литпроцесса» бойко зацвели теперь болотной ряской, ныне самое время для жаб, тритонов, пиявок и всякой нечисти. И «затарилась и затюрилась» застойная жижа этих прудов именно что сегодня, а вовсе не в те времена, когда Аксёнов-Гинзбург придумывал свою «бочкотару».

Имитация сегодняшнего литпроцесса посредством блогерш со странными «юзающими» фамилиями, гордящихся тем, что они оправдывают подобного рода «литературу», признаваясь тут же, что сами они всеядны и привязаны более всего отнюдь не к русской культуре и не к «русскоязычной» даже, — все это забавно, конечно, только до поры. Но им, этим наследникам прорвавшихся в свои долгожданные «кабинетики», и сегодня открыто помогают, и безоглядно: и переиздания, и многие кинофильмы-новоделы об СССР. И пасквильные фильмы о Ф.М. Достоевском, и о «сверхчеловеке» Троцком, принуждающем силой воли своей якобы необычайной зарубить себя ледорубом Меркадера в Мексике, и прочие «развенчивающие» фильмы-мастырки — по тому же, к примеру, Э.Володарскому: «Сын отца народов» и прочие и прочие поделки. Странно, что и сегодня (даже особенно) начальник нынешнего ГлавПУРа от культуры под вывеской Роспечати с фамилией, созвучной имени главного героя «Тихого Дона», выделяет на год столько же средств на весь форум «Золотой Витязь», сколько отстегивает одному только Д.Быкову за одну только лекцию, направленную, скажем, против С.А. Есенина, или за байки о И.А. Бунине... О них, об этих начальниках, поставленных над культурой, простёрших «совиные крыла» над нашей литературой, — о них и Википедия пишет по-свойски, вот как, например: «...подготовил к выпуску серию современной зарубежной прозы “Мировой бестселлер” и серию работ ведущих отечественных авторов — Е.Евтушенко, Д.Гранина, редактировал мемуары А.Собчака, Э.Шеварднадзе, М.Горбачева»; «Владеет несколькими европейскими языками: английским, испанским, польским, украинским». (Трудно предположить, что этакая величина не читает интернет-энциклопедию о себе, не способна редактировать ее, если когда-то в свою пору редактировала книги-«бестселлеры» о столь значимых архитекторах перестройки, и притом вполне согласен этот деятель, что да, вот «украинский-це язык» уж вполне и бесспорно европейский. Этакий сепаратизм напоказ, даже сегодня. Таков уровень образования поставленных над издательствами руководителей, такова и культура.) И когда знаешь все это, то ясно, что выгодоприобретатели от нынешних премий и книгоиздания — люди, не связанные напрямую (вовсе не творцы) заботой о качестве литературы и качеством культуры вообще не обремененные, мороз по коже. Это все те же бенефициары — те же опять, а не иные, которые сидят на рычагах и противовесах с тех давних времен горения-выгорания дымных, угарных для всего СССР «Огонька», «Октября», «Нового мира» и времен таяния все тех же грязноватых снегов в ту еще, хрущевскую «оттепель» и все того же размороженного антисталинского (а значит, и антирусского) «Апреля»... Ведь очевидно же, что эта их неправда замыслена, неслучайна и что они-то истинно и есть будущие перестройщики-западники, что в прошлом страны искали будто бы только «истину и справедливость», и ничего более. А нашли... власть и внезапно свалившиеся на них материальные блага. И в связи со сказанным по-новому открываются прежние песни «бардов» и про «Арбат, мой Арбат, ты моя религия», и по поводу «иду-играю автоматом», и много еще про что... «А мы швейцару: “Отворите двери... и приготовьте нам отдельный кабинет”». И «зайду в кабинетик к Женечке, в кабинетик к Беллочке...» — вот о чем мечтала их общая коллективная душа, их архетип, все об одном, все о том же, о кабинетике, а вовсе не о «виноградной косточке» пресловутой. Ведь все это вынашивалось, все, как оказалось впоследствии, то есть сегодня, чаялось и приближалось всемерно.

И вот из Лобанова: «Как директива для всех идеологических инстанций страны была воспринята статья А.Н. Яковлева (руководителя отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС) “Против антиисторизма”, опубликованная в “Литературной газете” 15 ноября 1972 года. Предметом его обличений стала моя книга “Мужество человечности” (куда вошла и статья “Просвещенное мещанство”), мне досталось за то, что назвал крестьян “наиболее нравственно самобытным национальным типом”, за слова о “разлагателях национального духа”, за “внеисторический, внеклассовый подход к проблемам этики и литературы”, за неприятие идей Великой французской революции: якобы избавление от них, как от “наносного, искусственно, насильственно привитого” и возвращение к целостности русской жизни обеспечивало, по Лобанову, “нравственную несокрушимость русского войска при Бородине”. С выходом этой статьи (партийного указания свыше) по всем университетам, институтам, идеологическим учреждениям страны прошли собрания с нагнетанием “идейной бдительности”, были даже отменены туристические поездки по “Золотому кольцу” — ибо памятники прошлого были объявлены махровой реакцией, стоящей на пути построения коммунизма» (Из рукописи литинститутской анкеты М.П. Лобанова, 1999).

В 60-е годы, как считал Лобанов, «в литературе, в интеллигентском сознании были посеяны те ядовитые семена нигилизма, которые вскоре проросли отрицанием всякого положительного опыта страны, ее истории и расцвели махровым цветом в перестройку, обратившись в разрушительную силу для государства» (Лобанов М.П. От литературного бесовства к демократической дьяволиаде, 1997).

Время показало, что в этой статье отразились симптомы, предчувствие того, что произошло впоследствии, что продолжается до сих пор. С «перестройкой-революцией» то самое «просвещенное мещанство» — либеральная западническая интеллигенция, — объявив себя демократией, направила всю свою бесовскую энергию, по Лобанову, на уничтожение России, русского народа. Об этом напоминает в своих созидательных историко-культурных передачах на радио «Радонеж» и В.Саулкин (17.10.2019, 18.08.2017). Фронтовик, писатель Михаил Петрович Лобанов, по словам обозревателя «Радонежа» В.А. Саулкина, еще в конце 60-х предупредил, что страну погубит «просвещенное мещанство», что и произошло в 1991-м, когда к власти пришла эта публика. Кстати, Михаил Петрович Лобанов, православный русский человек, на своем семинаре в Литературном институте в советские годы воспитал многих будущих священников (Радонеж, 25–27 марта 2021). Фронтовик-орденоносец «умел сердце выложить на бумагу». Как бился он на Курской дуге, так бился он насмерть за русскую душу. В статье «Просвещенное мещанство» впервые сказал, что оно, «просвещенное мещанство», будет разрушать Россию, что оно является врагом не только России, но и всей Церкви, православной культуры. Творчество писателя несет свет русской культуры, от которой люди ждут Преображения... Праведники, которые скончались в Боге, свидетельствуют о Преображении, они соприродны этому Свету» («Радонеж». 18.08.2017).

Редкий из бойцов мог противостоять тому движению «шестидесятников», согласных с разрушителями, с теми, кто уже в те времена «сеял ветер», от которого все мы «пожали бурю». Например, «Освобождением» Лобанов противостоял «разлагателям национального духа». «Эффект от статьи («Освобождение». — В.К.) был ошеломляющим — словно в хорошо прогретое солнцем болотце вдруг плашмя упала откуда-то с неба огромная каменная глыба. Публикация была осуждена специальным решением секретариата ЦК КПСС» (Барсенков А.С., Вдовин А.И. История России. 1917–2004. Учебное пособие для студентов вузов. М., 2005).

В материалах к последней книге Михаил Петрович писал: «Доставалось, достается же мне за эту “русскую духовную стихию”». «Лично меня это нисколько не удивляет, надо же расплачиваться за свои убеждения, за которые, в частности, мне достается с обеих сторон». Вот весьма красноречивый документ — стенограмма заседания секретариата Правления Союза писателей РСФСР 8 февраля 1983 года (архив Союза писателей России, опубликован в книгах М.Лобанова «В сражении и любви» (2003), «Твердыня духа» (2010), без сокращений в журнале «Кубань» (1990. № 10). «Собралось свыше дюжины писателей-секретарей, лауреатов и под предводительством председателя СП РСФСР С.Михалкова устроили мне “бей лежачего” после осуждающего решения ЦК партии о моей статье “Освобождение” как ошибочной. <...> Но впоследствии были мнения и другого рода, как, например, немецкого исследователя Дирка Кречмара, автора книги “Политика и культура при Брежневе, Андропове и Черненко 1970–1985”. “Несмотря на то что все секретари правления отдавали себе отчет в политическо-идеологическом размахе лобановской статьи, их речи оставляли впечатление скорее беспомощности и неуверенности”» (Там же. С. 256). А известный русский критик, главный редактор журнала «Кубань» Виталий Канашкин писал: «Уровень суждений и представлений в статье М.Лобанова оказался таким, что после “Освобождения” сочинять и размышлять так, как это делалось до ее появления, стало невозможно». В речах же ораторов «как бы открывается комод, из которого на нас пышет нафталином и залежалым тряпьем. Ощущение возникает “обрыдлое”. Но такое, от которого никуда не деться. Ведь перед нами не кто иной, как мы сами» (журнал «Кубань». 1990. № 10). Как видим, это вовсе не смешные и милые шутки «бессребреников», справедливость ищущих, «метрополевцев», хрипатых трубадуров, невзрачных бардов. А вылилось в то, что теперь имеем после раскола общества, — в резкую конфронтацию «апрелевцев» с писателями не космополитического толка, и особенно же непримиримо и яростно именно против граждан традиционных взглядов. А коли нарушена традиция, то — все насмарку, «Если Бога нет — все дозволено». Результат — нынешнее «литературное безрыбье», переиздания бессмысленных «романов», пустой кинематограф, кощунственные выставки в «Центре Сахарова», театрализованные шоу едва ли не свингеров в ТЮЗе Екатеринбурга, трансгендеров в Большом театре столицы, и «Винзавод», и выставки «поп-арта» и «актуального искусства» в Манеже, с человеческими черепами и то ли с повешенными, то ли с удавленниками в стеклянных шкафах, и похабные инсталляции на мосту в Питере...

Под эти «кабинетики» в розоватых мечтах и под стремление их занять поскорее была выстроена целая программа действий, тщательно проработана. И вполне осознанно выставленная цель приближалась всячески — провокациями, доносами, очернением истории, — та, которой и добивались предприимчивые и любимые многими (и сегодня) персонажи, эти всяческие околоточные от «апреля», «дежурные по апрелю». Теперь их не вытащить никак, даже и за шиворот: они успели подмахнуть некий договор с режимом олигархии и либерализмом, повязаны кровно и родственными теперь уже связями, через детей общих и внуков; они заранее прочувствовали, и, более того, они и ожидали этот приход а-ля «нэпман» (новых русских и «новых нерусских») и готовили приемы и способы удержаться в «новой политике». И сегодня, необходимо признать, им вполне удается это. Словом, «маркитанты» те же. Они и подготовили доступ выпускников Кембриджского, Оксфордского, Бостонского и прочих университетов США к рулю перестройки, они и подсобили свержению всего того, что прежде работало во всех сферах, в том числе, конечно, и в сфере культуры.

Мы знаем сегодня, помним имена и больших писателей-реалистов, которые тоже были привлечены, а частью и куплены, по сути, ими. Они осуществляли «переброс сил и талантов» — ко дню сегодняшнему, октябрьскому (1993 года), и удержанию того положения, в котором мы теперь все находимся «благодаря» им, потому что, в сущности, возможности математиков и скрипачей в художественной литературе чрезвычайно узки.

Так как и в упомянутых прежде «романах» отчетливо просвечивает статья «о возбуждении ненависти либо вражды, а равно об унижении человеческого достоинства», странно все, что происходит с их широким распространением. И вот пожалуйте взглянуть: некоторые их настрочившие уже лауреаты премии Правительства Российской Федерации в области культуры, премий «Ясная Поляна» и «Большая книга», их опусы экранизированы и прочее... Если и тут не сговор, то что же? Не цепь ли загадочных совпадений, нанизанных как звенья одного ожерелья? Ведь едва ли не каждый пишуший, повторяю, с первых страниц определит: и все-то вздор, выдаваемый за высокое искусство, и притом невероятно слабо написанный вздор. Однако все возможные призы упомянутая смешная «девочка», похожая на неприветливого гнома в очках, вынесла и усвоила мнимую победу (догадываюсь, что поделилась с нужными людьми, писавшими ей предисловия из палестин, нам далеких). Впрочем, понятно, что и винить-то нужно прежде всего не ее, а бенефициаров, спрятавшихся за ней.

Дело вот в чем еще: о том, какие мы, почвенники-«деревенщики», плохие, мы ведь и сами знаем. Быть может, даже «слишком знаем», к великому сожалению. Нас убедили и продолжают убеждать в том, что мы, воспитанные русским словом, появились не в русской, а «в русскоязычной среде». И что мы не рождены самой плотью русского слова, а многонациональны, толерантны, разбиты, обескровлены, погружены в нищету — и ни на что не годны. И многие поверили и верят до сих пор. Но ведь это ложь и подмена. А те яростные «правозащитники», «шестидесятники», что бились за «общемировые» и «общечеловеческие» блага (по сути, лишь для своего кармана), — не компрометировали ли они себя, именно они, по собственному хотению, одним уже своим служением совершенно очевидным меркантильным интересам и междусобойчикам, с премиальными яснополянскими, большекнижными и нацбестовскими подтасовками? Они сплошь погрязли в служении скучнейшему прибытку и преизбытку... Были и жили настоящие борцы и художники: М.П. Лобанов, С.В. Ямщиков, В.Н. Осипов, В.В. Кожинов, О.В. Волков и многие другие бессребреники, но замалчивание их и сегодня поразительно. Конечно, как ни замалчивай, они остались и останутся навсегда. Рано или поздно все встает на свое место, лишь все-таки времени жаль. Пропастью отделили перестройщики и революционеры наше поколение от нынешних «молодых». И именно и единственно только обманом. А вот те, кто, жертвуя всем, остался опорой нравственности, — они, как ни странно, и за кордон могли попасть с трудом, даже и во времена памятного Союза, лишь как туристы. Они оставались, по сути, «невыездными» и в ту пору, а после ухода в мир иной еще и (повторю) стали неупоминаемыми. И все же именно их имена останутся вечным примером нам и укором бродильному элементу литферментации.

Скажут: А.И. Солженицын тоже противостоял системе. Он-де в одиночку «бодался с дубом», с коммунизмом и коммунистами. Но на деле все выглядит иначе. Он нередко боролся не с коммунизмом по существу, а... с Россией и с русскими, и этого не скрыть. «Общество пьяниц и воров никогда не построит коммунизм» — тоже его слова. Возможно ли такое, чтобы все было так, как он подавал? Иллюзия. Солженицын — иллюзионист, и в то же время он же один из основных секретов, авторитетов и тайн «пятой колонны». Развенчать, раскрутить, развертеть всячески, убедить, что «мы просвистали свой простор, проматерили дух» (Б.А. Чичибабин), — вот, получается, основная цель: ослабить государствообразующий народ. И будто бы неважно уже, кто победил в войне немца-нациста, а до того и француза, и шведа, и монгола... Неважно. Отказаться, по сути, от победы в 1945 году, признать мировое господство янки и получать от них ярлыки на княжение — вот что остается всем нам.

А кто так честно, талантливо, и горько, и горестно написал о войнах и о победах? А кто был первым в космосе? Пьяницы и воры? Весь поздний А.И. Солженицын — пример того, как даже и власть может применяться и заигрывать с «бунтарем» (который, как известно, получил гражданство США), у которого большая поддержка мировым лобби вкупе с диссидентами, подкрепленная все тем же мировым бродильным ферментом. Это лобби принуждено и само, как ни странно, вытаскивать подобные авторитеты и принуждать общественность им поклоняться. Дутый авторитет всегда на веревочке, послушен, он же — средство влияния на массы. И Солженицын, пожалуй, не исключение, хоть и редкое явление. И что же? До той поры, пока Солженицын шел в авангарде этой колонны, он был и возносим, и лауреатствовал, и рекламировался. Едва свернул, кажется, на тропу иных убеждений («Двести лет вместе») — и вот уже чуть ли не забыт. (И все же он угодил как мог мировой закулисе — как никто, пожалуй (термин И.А. Ильина)). «Его клеветнический «Архипелаг ГУЛАГ», который включен в программу школьного чтения, отравляет сознание молодого поколения, сеет семена ненависти к героическому прошлому нашего народа, прививая русским детям ненависть не только к великой советской эпохе, но и к своим дедам» (М.П. Лобанов).

Мощь этой колонны, заблудшей и уводящей от традиций созидания в революционные бездны, «не учитывается», конечно, намеренно. Здесь залог размножения новых, «молодых» перестройщиков, в будущее вектор заброшен. Известно многим, что нашуметь в литературе — три четверти успеха. Сегодня видим, что для этого «шума» иные не брезгуют ничем, никакой мерзостью. И здесь поддержка единомышленников-единодумцев, весьма сплоченная и торгашески-спаянная, для них неоценима. Даже если меньшинство, но меньшинство сплоченное, — оно может властвовать над большинством. Так было, так и остается: главный секрет «литературного успеха» все тот же: «подкладка». Иными словами, важно, чей ты, к какому берегу прирос: «С кем ты, деятель литературы?» С правдой и с нищим, обобранным большинством или с сытым и организованным меньшинством, у которого все премии и все звания? Или и впрямь писания той же С.Алексиевич, «Нобелевского лауреата», так уж непререкаемо художественно достоверны и подлинны? А как не вспомнить того же А.Приставкина — его «Кукушат», его «Тучку»? И что получится, если сличить правду его художественного образа с «достоверностью» событий или с той же скандальной известностью его по уголовным делам, в расследовании в «комиссии по помилованию» наряду с Л.Разгоном, тоже «неподкупной правды писателем»?..

В.Войнович, Д.Быков и Б.Акунин, а еще и Л.Улицкая, притянувшая Г.Яхину (и так неряшливо отредактировавшая ее, что «ино смешно»)... Все они не любят большинство, не любят русский народ, за который им «стыдно». И хоть в народе упорно ходит слух, что состряпано это их нерусское пойло вышеназванное и прочее срамное чтиво ни много ни мало по заказу «сверху», от самой будто бы Эльвиры Сахипзадовны Набиуллиной, этому, конечно, трудно поверить, как и проверить (что, впрочем, так же сомнительно, как и не исключено). Всех их, этих и этаких, убежавших теперь из страны проживания и отлавливаемых в Палестине за приобретенные подделки-«аусвайс», причастных к охаиванию «страны пребывания», не перечислишь, да и только реклама им лишняя: каждый, кто следит за литпроцессом, назовет и добавит сам имен еще с десяток легко — так все на слуху, все, и те, которые поддерживают друг друга в малом кругу, в кругу разрушителей простых нравственных и сердечных законов, известны.

А вот пример личного, так сказать, свойства. Русскому писателю-почвеннику вручают «Бронзового витязя» в 2019 году на международном фестивале «Золотой Витязь», вручают диплом лауреата (3-е место) на Всесоюзном конкурсе «Просвещение через книгу» от Издатсовета Русской Православной Церкви (за книгу прозы «Посылка из Америки», награждают и издательство «У Никитских Ворот») в 2019 году, в 2022-м вручают диплом первой степени имени С.А. Есенина в Константинове за книгу стихов, изданную в Воронеже, «От истока к Устью»... (И я лично знаю его.) И вот какова же поддержка русскому писателю? Миллионы для издания его последующих книг после высоко оцененных в таких ответственных номинациях, что само по себе непросто?.. А вот какова: не то чтобы грант на публикации рукописей он получил для книг, которые ждут своей очереди, и не то чтобы хотя бы компьютер сменить писателю для работы или купить принтер, флэш-память и проч... Ноль рублей, ноль копеек. Вот ответ непосредственной и представительной (а точнее, персонифицированной) «демократии» для своих... Потому что почвенник, потому что не о разъединении по национальному принципу радеет этот писатель, а за объединение ратует, за общинность русскую и соборность болеет. И не против татар, башкир и приволжских немцев, а за союз со всеми. Не ковыряет он по надуманным поводам некие раны вразрез дружбе и родству и события более чем столетней давности, о которых трудно судить, скажем, сочинительнице, рожденной в перестройку, а о братском союзе печется. И не только, конечно, для русских, а и в целом.

Повседневность наша столько материала дает для размышлений, что писать сегодня о Матильде Феликсовне Кшесинской или о преступлениях НКВД 1937 года, да еще и «художественно», — форменный позор. Да что там, повесть о деревне «Последние», написанную названным писателем-почвенником в 1996 году, целиком опубликовала только в апреле месяце 2022 года «Родная Кубань» (главный редактор Ю.М. Павлов), а следом «Наш современник» (главный редактор С.Ю. Куняев), в номерах 9 и 10 того же года. И это та повесть, фрагменты из которой читал студентам сам М.П. Лобанов как пример образности, языка и «взлета» над бытовым нытьем и ущербностью хваленых «волчат» от литературы, от либерального лагеря. «О Килякове В.В. можно сказать словами С.Т. Аксакова: “С народом и над народом”...» — записал он, один из самых мощных критиков и публицистов, в характеристике прозы в дипломной работе, представляя оппонентам выпускника 1996 года, дипломника, на тот год уже и члена Союза писателей России, продолжающего его традиции в русской литературе, его направление, которое (и он сам писал об этом не раз) старательно замалчивается. (От себя добавлю, что замалчивается в угоду все тому же маргинальному лобби из числа представителей картонной «либературы», объевшихся «яснополянскими», «большекнижными», «нацбестовскими», букеровскими премиями, представителей некой кукольной тусовки, имен которых, за редчайшим исключением, не повторяю, потому что уверен, никто их не помнит.)

Но вернемся к «исключению», к А.И. Солженицыну, одному из представителей названного «дрожжевого фермента». В руках у меня старая подшивка «Невы», читаю «Март семнадцатого года». Издан журнал в то же самое время «волн и разрушений», в девяностые, когда тиражи журналов зашкаливали за миллион-полтора и, как валькирии, взлетали новоявленные «гении» по мановению пальца Сороса. Разрушение шло полным ходом, и «литераторы», раскрученные тем временем, едва ли не сплошь — разрушители. Что у меня в руках? Роман, не роман... И для чего написано? О языке и говорить нечего — дубовый. Даже и мысль, и смысл того, о чем пишется, проследить трудно. Все эти «узлы» (его терминология), «условные знаки» — туманны. А смог ли кто прочитать от начала до конца «Красное колесо»? Вот и тут: «В замкнутой тихости Царского Села Николай провел шестьдесят шесть дней подле Аликс, своим присутствием смягчая ей безмерное горе потери». Вот начало шедевра. Как эту «замкнутую тихость» или «смягчая ей безмерное горе» понимать? И какой великий труд читать подобное, даже стараясь добраться до «политической подкладки». Ни языка, ни композиции, все скомканное, черновое, все сделано «под шум» и для-ради «шума», как сделан был тот же «ГУЛАГ». Русские «пьяницы и воры» прочтут, им все равно не понять, дескать, они всегда и вечно с похмелья...

Цитаты из Ленина передернуты; язык дворян, самого грамотного класса, — заскорузлый, ломаный, деревянный... Сталина он в своих трудах и «кругах» пытался загонять в угол «по-легкому», как школьника: «Сталин думал...» — и пишет, о чем думал вождь (наивность взрослого, казалось бы, зрелого человека?). Но все ли так просто? И так ли быстро, по единому дуновению ветра, меняются политические убеждения и литературный вкус? На самом ли деле так?

А.И. Солженицын, возвратившись в Россию, был встречен властью с восторгом. И «пятая колонна» была уверена в ту пору, что он, Солженицын, отработает на нее «на всю катушку». Вернет дивиденды за всю заботу о нем и пропаганду — сполна. Но вот появляется «Как нам обустроить Россию», открытые письма властям. И какой же пасквиль в ответ напишет на него (по вполне определенному заказу) все тот же В.Войнович, этот «диссидент», обретавшийся в Германии, этот убежденный противник всего «имперского»!.. Но и Солженицын — тот же ярый противник всего имперско-русского. На чем же не сошлись они? И тут тоже тайна. «Милые бранятся — только тешатся». А за ним напишут бранчливые рецензии и Марк Дейч, и Иван Толстой («Голос Америки»), и многие еще иные, не только из Америки и Европы... Напишут, переругаются и скоро поладят: свои. «Ведь живые обеих сторон — люди близкого круга. Почитай, с легендарных времен понимают друг друга», — скажет примерно в то же время русский поэт Ю.Кузнецов в стихотворении «Маркитанты», и не без веских оснований.

«Двести лет вместе» — вот, пожалуй, лучшее, что Солженицын написал. А книга оказалась «не в струе», не в «мейнстриме» и той, перестроечной, и даже нынешней «демократической общественности». (А ведь именно и едва ли не только она, «среда» та самая пресловутая, и «регулирует» до сих пор проезд по столбовой дороге, и в особенности, как ни странно, в нашу русскую литературу). Это ей, а вовсе не читателю необходимы те странные (если мягко сказать) «писатели», которые возводятся сегодня до небес, печатаются, рекламируются, но на деле ничего собой не представляют. Вспомним ли сегодня имена современных «писателей» и фамилии их, так страстно раскручиваемые крупнейшими издательствами. Вряд ли.

О том же, о «раскрутке», говорил Э.Хемингуэй. А уж он-то знал эту тему, «писатель — власть», как никто другой, пожалуй. Все эти «пятые колонны» были опознаны им со времен давних, с 1937 года, вошли в энциклопедии, в том числе и в учебники по журналистике. А вот конкретика: «Ходульная журналистика не становится литературой, если впрыснуть ей дозу ложноэпического тона. Заметьте еще: все плохие писатели обожают эпос» («Смерть после полудня»).

Откроем статью «Старый газетчик пишет»: «Писатель может сделать недурную карьеру, примкнув к какой-нибудь политической партии, работая на нее, сделав это своей профессией и даже уверовав в нее. Если дело партии победит, карьера такого писателя обеспечена. Но все это будет не впрок ему как писателю, если он не внесет своими книгами чего-то нового в человеческие знания».

Внести в человеческие знания свежее, «нечто новое», только свое в науку о человеке — вот, по крайней мере, подлинная цель писателя, писательства в целом. Таким образом, у революционеров и у почвенников прямо противоположные, несовместимые задачи. Но на сегодняшний день, поскольку разрушение тенденциозно все еще продолжается, у первых из вышеназванных и была, и остается задача: продлить это разрушение любыми средствами, причем продлить с прибылью (поскольку пескари ловятся именно в мутной воде). Вот откуда грязь через «Елтышевых», через книги: «Патриот», «Обитель», «Авиатор», «Зулейха», «Дети мои», «Каменный мост» — и конца этому списку нет. Приход почвенной, надежной, выверенной, правдивой, выстраданной и честной литературы невыгоден. Она созидательна. Она фильтрует и чистит зацветшие «Бочкотарой» пруды... А коли посветлеет вода, то и сладкие времена подмен, неправд, перченого и жареного подойдут к концу, а то и вовсе пройдут. Кроме того, напоминание самим существованием русской литературы о чести, о совести, о правде — явная помеха стяжательству, которое длится и продолжается, в том числе и денежными притоками и протоками, несомненно, через (вроде бы вычисленных и названных) «иноагентов», но все-таки существующих втемную и вдолгую, и с этим трудно спорить.

Так должен ли участвовать в политике писатель, а уж тем более молодой писатель? Должен, конечно. «Чистое искусство», «искусство для искусства», не оправдало себя, не выдержало испытания временем даже и среди избранных художников, у подлинных мастеров прозы, которые пропагандировали так называемое «чистое искусство», свободное от политики. В конце концов даже они, едва ли не все, разразились такими «Окаянными днями» (И.Бунин), «Несвоевременными мыслями» (М.Горький), «Дневниками» тайными (М.Пришвин)...

Кто-то, возможно, попытается возразить, некоторые скажут, что политика — это карточная игра «под интерес», на деньги. Если даже внешне игра идет честно, без видимого азарта и обмана, то помыслы всегда корыстны и грязны. Правила то и дело меняются, неминуемы подлоги и даже крапленые карты... Скажут нечто вроде: кто играл в карты — вынужден вымыть руки, кто играл в политику — желал бы, но не в состоянии «вымыть» совесть. И все же есть выбор, и он в том, чтобы писать лишь то, что хорошо знаешь, что органически присуще тебе как личности, и то, что никак и ни в чем не сеет рознь ни по национальным, ни по каким иным приоритетам. Так вот он, секрет Полишинеля, вот оно-то именно и не позволяет власти приблизиться напрямую и работать в содружестве с писателями-почвенниками ныне. Существует некий буфер, прокладка, «фашина», которой невыгодно такое сближение, ведь тогда теряется возможность влияния на ту же власть «по горизонтали». Падение прибыли. Убыток от «употребления» «некоммерческих фондов», средств от НКО, от «Горбачев» и «Ельцин-фондов» и прочее, и прочее. Кто же добровольно отдает «вожжи»? И продолжается все то же «Времечко» и «Сегоднячко», когда власть не ценит и не опирается, не находит опоры среди писателей-государственников, почвенников, писателей, заинтересованных напрямую в контактах самых прямых с властью. Не оттого ли происходящее длится, революционная ситуация, хотя и не явная теперь, «ползучая», антирусская, такова, что прежняя «надстройка» не настроена ни в коей мере на строительство и созидание? Ведь тогда первым условием должно стать единственное решение: возврат именно к традиции, реставрация и примирение «Белой России» и «СССР», а это крах «либерализма» и «демократии» в том виде, в котором нам преподносили их на протяжении более чем тридцати лет (а на деле с 60-х, см. «Просвещенное мещанство» М.П. Лобанова). А «революционистам», реваншистам не только уже одно упоминание о возврате к вековым традициям и укладу претит, а и мысль одна — и та уже пугает их смертельно. Французы, даже французы и те подняли более чем наполовину пошлины на американские фильмы, их прокат. Сами американцы в свое время точно так же, подняв пошлины, перенаправили выручку от переводной литературы в фонд своих американских литераторов... Почему бы и нам, нашим издателям, не сделать так же, хотя бы повторить опыт тех, которым они же призывают подражать и чей образ жизни навязывают? Разделенные союзы писателей выгодны особенно издателям, которые давно и властно врезались в наши писательские дела, имеют свою выгоду и ни за что не откажутся добровольно от нее. Возьмите все вышеназванные издательства, те, что в огромной выгоде сегодня, и мы увидим, что едва ли не на две трети они протягивают «гарри поттеров», «хоббитов» и не самое лучшее из Стивена Кинга, а на одну треть — революционеры с их растиражированными русофобскими скучнейшими книгами.

Не отсюда ли подстегивание нынешней молодежи все к той же «свободе», установка на все прозападное как на лучшее и передовое (тем же самым «кормили» и мое поколение)? Отсюда же тиражирование и подогревание молодежного «стрима», непослушание напоказ, поощрение кичливого и борзого, забористого и шершавого письма (такое письмо поддерживается и сегодня в продолжение реваншизма над устоями, над традицией, выраженное и в неуважении к истории, и в презрении даже к старшим, и к писателям в особенности). Все содержание упомянутой «надстройки» состоит в потворстве и «в подмигивании» молодым, в одобрении их настроений, в разогреве их страстей, будировании их желаний осмеять старшее поколение, отживших свое (якобы) писателей. Нацеливается молодежь исключительно на успех и на карьеру, и только. И тут, конечно, требуется лечение. И для исцеления более всего пригодны: М.П. Лобанов, В.Г. Распутин, В.И. Белов, Н.М. Рубцов... Парадигма все еще продолжающегося «мышления» по-горбачевски не принимает таких книг, на которых воспитывались отцы нынешних молодых: «Как закалялась сталь», «Молодая гвардия»... Таково, по крайней мере, объяснение происходящего в литературе сегодня. Отсюда же, от прямой заинтересованности, и материальной прежде всего, «романы» (в противовес нравственникам), проклинаемые как устаревшие: об извращенцах и вампирах в пионерлагерях. Отсюда же «пропитые географами глобусы» и прочее, и прочее. К тому же чиновникам проще таскать каштаны из огня, когда в писательской среде такой раздор и раскол, и не только «по партийной» или по мировоззренческой линии, а обязательно и по возрастной еще. А по возрастной — значит с отсечением традиций, с презрением к признанным прежде авторитетам.

«Человек человеку Бог». Кажется, быть может, что сказано с надеждой и эпатажем, неоправданно, самонадеянно даже. Быть может... Но такой посыл открывает безмерные горизонты для творчества и поисков, для открытий и находок. И еще: такой настрой обещает неисчислимые трудности в жизни, неустроенность в быту, грозит (в наше время) и малоизвестностью, и непризнанием, по крайней мере при жизни, грозит нередко даже и гибелью самого писателя (как не поддающегося новой формации выращенных волков от капитализма «со звериным лицом»). Но... может обещать понимание благодарных потомков, их память и признание в будущем. Погибшее зерно, зарытое в почву, дает всходы. «Путем зерна» идет всегда русский писатель. А это и есть тот «русский путь», против которого так агрессивно настроена, против которого ведет войну «пятая колонна». Это и есть тот путь, которым до конца прошли и А.С. Пушкин, и И.А. Ильин, и И.С. Шмелёв, и «опомнившийся» от революционных увлечений С.А. Есенин, и мятущийся Н.С. Гумилёв. (Можно продолжить и дальше ряд русских и советских писателей.) Их много, всех не перечесть. Их замалчивают по сей день, повторим еще раз. Стремясь зачислить того или иного писателя нашего столетия в ряд «антиреволюционных» и «антисоветских», ссылаются обычно на два «доказательства»: на наличие в произведениях писателя «критического» пафоса, попытки «воспроизводства» язв и пороков послереволюционной жизни и, во-вторых, на тяжкую или тяжелейшую участь самого писателя — от идеологических обличений и лишения возможности печататься до жестоких репрессий.

Увы, в наши «демократические» времена произошло прямолинейное «перевертывание» интернационалистских догм, «шараханье» от прежней, коммунистической точки зрения к прямо противоположной (либерально-рыночной), с теми же самыми зачастую примитивными, узкими политико-идеологическими штампами. (И это отчетливо, повторим, читается в том же учебнике «от В.В. Кожинова».)

Так, И.С. Шмелёв, лишенный в России всего: и дома, и семьи, и единственного даже сына, расстрелянного подручными сумасшедшей Залкинд-Землячки, — этот большой писатель, оказалось, долгое время не был введен в учебники по литературе (несомненно, усилиями все той же «колонны»). И он, наперекор всему, в изгнании даже особенно, вслед за изданием «Солнца мертвых» (в 1923 году), измученный травлей «новых властей», писал для России и о России с любовью и бесконечно, беспредельно верил в нее.

Вот это и есть русский путь, русская традиция, которую не замолчать и которая и есть... сталь.

2022