Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

О недопустимости модернизации и русификации цер-ковнославянского языка

Русификация церковнославянских текстов, на чем постоянно настаивают церковные либералы и неообновленцы, должна по их коварному замыслу стать той «промежуточной стадией» богослужебного языка, с которой сильно ускорится и облегчится окончательный переход богослужения на язык русский.

Директивное введение новых, русифицированных богослужебных текстов вопреки воле церковного народа будет воспринято как насилие над душой каждого православного человека, ибо с церковнославянскими богослужебными текстами неразрывно связана и традиция молитвы, то есть человеку придется молиться иначе. А это значит, что будет прервана благодатная духовно-мистическая молитвенная связь со многими поколениями наших благочестивых предков, молившихся на протяжении многих столетий в православных храмах на церковнославянском языке.

Отказ от церковнославянского языка, языка православного богослужения и книжности, сформировавшего наш народ как нацию, неизбежно приведет к тому, что мы потеряем самих себя и утратим объединяющую нас духовную силу. Но пока незыблем язык церковнославянский, ничего с народом не будет. Тронут — быстрый крах. Ибо церковнославянский язык — это фундамент, на котором зиждется здание нашей духовности, культуры, традиций, нашей национальной сущности.

Напомним кратко, что в начале ХХ века в связи с бурной полемикой вокруг вопроса о языке богослужения и «насущной необходимости» как-то его упростить в 1907 году Святейший Синод постановил образовать особую комиссию под председательством архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского). До той поры он был одним из немногих сторонников радикальной русификации богослужения. В свете этого нельзя считать его переход к обновленцам в 20-е годы случайным. Этот факт следует рассматривать как вполне закономерное следствие его многолетней деятельности на поприще исправления богослужебных текстов, одним из проявлений которой была работа в комиссии по исправлению богослужебных книг. При этом следует отметить, что преосвященный Сергий не занимался русификацией (то есть переводом на русский язык) богослужебных текстов в стиле позднейших обновленцев, но лишь упрощал церковнославянский язык.

Новоисправленные комиссией книги — Триоди Постная и Цветная — распространялись медленно, встречая сопротивление (например, на Валааме). Исправленные тексты ирмосов почти нигде не привились, так как певчие пользовались старыми книгами, а новоисправленные ирмосы и стихиры не воспринимались сложившейся церковно-певческой традицией, потому что это был уже новославянский, то есть русифицированный, язык, отличающийся от традиционного церковнославянского. Несмотря на все по видимости успешные действия возглавляемой архиепископом Сергием Синодальной комиссии по исправлению богослужебных книг, новая печатная продукция была отвергнута церковным народом.

Протоиерей Валентин Асмус отмечает: «Отношение к новой редакции было совсем не однозначным, и можно утверждать, что большинство было против замены старой редакции на новую. Не было единства и в Синоде. Так, постоянный его член митрополит Киевский Флавиан не признал новую редакцию и “по благословению Святейшего Правительствующего Синода” продолжал печатать старую (например, “Службы на каждый день Страстныя седмицы”. Киев, сентябрь 1914)».

В целом работа сергиевской комиссии вызвала определенное сопротивление в церковных кругах, и, как пишет епископ Николай (Муравьев-Уральский), следующее, осуществленное еще до революции, издание Постной и Цветной Триоди вышло в прежней, неисправленной редакции.

Небезынтересным был отзыв о деятельности комиссии под руководством архиепископа Сергия (Страгородского) со стороны старообрядцев. В.Сенатов в 1915 году писал: «Труден для понимания текст иосифовский, но все же в нем чувствуется какая-то глубокая и вполне вразумительная мысль. Менее понятен и более сбивчив текст никоновский (которым мы пользуемся сегодня. — Н.К.). Уже совершенно неопределим и положительно бестолков текст новейший».

Когда Московская патриархия получила в 70-х годах ХХ столетия возможность переиздавать богослужебные книги, новые издания стали воспроизводить старую редакцию XVII века, а не версию начала ХХ.

Вот как объясняет причину этого многолетний председатель Издательского отдела Московской патриархии митрополит Питирим (Нечаев; †2003): «Когда мы начали издавать богослужебные книги, то стали их печатать со старых изданий, а не с тех, что были подготовлены Синодальной комиссией митрополита Сергия. Это было связано с тем, что церковная практика все же отвергла эту справу. Я и сам не могу читать, к примеру, Покаянный канон по сергиевскому изданию — там слишком сильно нарушена мелодика» (Русь уходящая: Рассказы митрополита Питирима. СПб., 2007. С. 298–299).

Это же подтверждает и прот. Валентин Асмус: «Как свидетель-современник, должен сказать, что владыка Питирим, переиздавая в 1969 году Постную Триодь, сделал совершенно сознательный выбор в пользу старой редакции, руководствуясь не только дореволюционными учеными дискуссиями, но и существующей в церковной среде репутацией двух редакций».

Узаконить административно-волюнтаристским путем для богослужебной практики крайне неудачный опыт русификации Триодей комиссии архиепископа Сергия (Страгородского) начала ХХ века представляет собой ползучую русификацию церковнославянского богослужения в Русской Церкви.

Иными словами, нам предлагается для духовной пищи явно недоброкачественный «генно-модифицированный продукт», по всем критериям уступающий прежнему, то есть в ближайшее время в практику нашего богослужения могут войти новые тексты Триоди Постной и Цветной, отличающиеся не в лучшую сторону от ныне используемых при богослужении.

Проблема «русификации» богослужения навязана Церкви, но наряду с выяснением ее идейных источников интересно рассмотреть не только явно отвергаемую церковным народом мысль о богослужении на русском языке, но и компромиссную, а потому и более соблазнительную идею о переводе богослужебных книг на новославянский, «облегченный» язык. Идея о новославянском языке призвана исполнить роль той альтернативы, которая, как надеются ее сторонники, сможет удовлетворить оба крыла — и обновленцев (поскольку язык все же будет новым), и сторонников церковной традиции (поскольку он в какой-то мере останется славянским).

Переводы богослужебных текстов на «новославянский» язык (труды комиссии архиепископа Сергия) являются примитивизацией церковнославянского языка и в определенной степени — суррогатной духовной продукцией. Такая новославянская подделка опасней простого перевода текстов на русский язык (труды священника Василия Адаменко, епископа Антонина Грановского, священника Георгия Кочеткова и его Свято-Филаретовский институт и др.). Ибо если русское богослужение никогда не сможет укорениться в русском православном народе, то «новославянские» тексты «внедрить» легче, а духовная подделка выявится не сразу: пройдет какое-то время, пока верующие поймут, что молятся они уже не на церковнославянском, а на упрощенном, русифицированном варианте прежнего возвышенного церковнославянского языка.

Другими словами, добиться цели «русский богослужебный язык» по схеме: 1) церковнославянский ® 2) русский невозможно, а вот по схеме с «переходным звеном»: 1) церковнославянский ® 2) новославянский (русифицированный) ® 3) русский — та же цель со временем вполне достижима.

Реформаторы не понимают (или сознательно не замечают) очевидной истины: для молитвы требуется не исправление труднопонимаемых слов и выражений, а совсем иное. Человек не одним умом молится Богу. Прежде всего он должен молиться духом — наше «поклонение в духе и истине». А это может дать только благодать Божия, а не исправление слов.

Что касается «устаревших» и «непонятных» слов и выражений, то совершенно очевидно, что они встречаются не так уж часто и на общем фоне любимого нашим народом церковнославянского богослужебного языка являются единичными.

В наше время мы можем с полной уверенностью и ответственностью подтвердить слова К.П. Победоносцева, который писал: «Родной славянский язык понятен всякому русскому человеку. Темнота некоторых песнопений лирического свойства зависит не от языка, а от тяжелой конструкции греческой фразы, выражающей восторженную молитвенную хвалу или имеющей таинственное значение. Выразить ее на русском языке значило бы сделать ее еще менее понятною».

Постижение богослужения не должно ограничиваться рациональным аспектом (передача и поиск смыслов, понимание текстов), хотя и это важно. Но прежде всего богослужение постигается на мистическом уровне, от сердца, молитвенно. Само звучание церковнославянского языка — это музыка богослужения. Намоленные церковнославянские молитвы сопоставимы с намоленными древними иконами.

Протоиерей Сергий Правдолюбов пишет:

«Служба — это не лекция, обращенная к нам, а наше молитвенное обращение к Богу, которому мы учимся годами. Вопрос понимания службы, это не филологический и не лингвистический вопрос, это вопрос духовный.

Кроме того, есть немалые основания опасаться, что “поновление” церковнославянских малопонятных слов не остановит этот, так сказать, научно-лингвистический и духовный “прогресс”: это стремление к “пониманию смысла богослужения” не имеет предела, и поновляться будет уже обновленное, будут устраняться любые “преграды” до тех пор, пока реформаторы не добьются своей заветной цели — службы на русском языке и полномасштабной реформы православного богослужения...

Богослужебные тексты содержат в себе всю полноту православного вероучения, и их язык может и, наверное, должен совершенствоваться для достижения максимально возможной выразительности. Однако это дело настолько тонкое и деликатное, что трудно даже представить себе, кто бы сейчас за него мог взяться. Для такой работы мало знать грамматику славянского языка, надо еще быть знатоком церковного устава и греческого языка, разбираться в византийском стихосложении и поэтике, обладать профессиональной музыкальной культурой. Но и этого недостаточно. Надо быть глубоко укорененным в православной традиции, в церковном Предании и быть их действенным защитником. Но самое важное — надо любить церковнославянское богослужение и дорожить церковнославянским языком как неоценимым сокровищем!

А посему любая значительная книжная справа сейчас несвоевременна, и нужно ограничиться составлением подстрочника к тем словам и предложениям, которые на слух могут показаться непонятными и невразумительными. Их церковнославянские синонимы и следует поместить внизу соответствующих страниц богослужебных книг, как это имеет место сейчас в Псалтири».

Приведем слова игумена Сергия (Троицкого):

«Совершенно справедливо сегодня говорить, что тенденция к переходу на русский язык в богослужении — это не только ошибка, но серьезный удар по церковной культуре, своего рода акт антицерковного вандализма и варварства. И эта тенденция вполне однозначно должна квалифицироваться как обновленчество. Церковь Христова еще во времена расцвета Византии, когда Константинополь был духовным центром Православия, приобщала к своему богатому культурному наследию варварские народы, а не опускалась до собственной варваризации.

Более того, в наше время, когда народ переживает духовный и серьезный экономический кризис, реформы богослужебные неизбежно вызовут большое смущение в народе Божием — и у монашествующих, и у клириков. И именно в это время Святейший Патриарх Кирилл обязан как зеницу ока хранить единство в народе Божием, пресекая нездоровые тенденции необдуманных и смущающих народ Божий реформ. И именно об этой своей обязанности Его Святейшество напоминал в своей речи после интронизации в 2009 году. Дай Бог, чтобы сказанные с амвона слова были подтверждены и на деле».

Напомним также, что церковнославянский язык — это Предание Русской Православной Церкви, а посему он не подлежит изменению: церковнославянский язык идеально передает содержание догматических, святоотеческих и богослужебных текстов языка греческого. Отдельные неточности перевода, разумеется, могут быть исправлены. Русский язык как таковой, к сожалению, не способен к аутентичной передаче вышеуказанных истин. Не случайно и Святейший Синод указом от 28 марта 1862 года запретил даже произносить церковнославянские слова русским наречием.

Таким образом, полемика вокруг вопроса о языке богослужения как нельзя лучше иллюстрирует тот факт, что сторонники русификации церковнославянского языка, по сути, проявляют протестантский подход — претензию на право критически переосмысливать Священное Предание и отвергать любые церковные традиции и святость того, что им представляется всего лишь ветхой, изношенной оболочкой.

Поэтому наш долг — бережно хранить драгоценную жемчужину нашей Православной Церкви — церковнославянское богослужение, которое уже более тысячи лет просвещает русский православный мир и души верующих и является неотъемлемой частью церковного Предания Русской Церкви.





Сообщение (*):
Комментарии 1 - 0 из 0