Петька. Отрывок из книги «Дурацкий дневник»

Ирина Сергеевна Шатырёнок родилась в Молодечно, в семье железнодорожников. Окончила факультет журналистики Белорусского государственного университета имени В.И. Ленина. Писатель, журналист, публицист, литературный критик. Автор 14 книг, в том числе книг прозы «Старый двор», «Бедная-богатая Валентина», «Банные мадонны», «Пестрые повести о любви». Публиковалась в журналах «Нёман», «Беларуская думка», «Белая вежа», «Алеся», в литературном журнале «Камертон», «Великороссъ» (Москва), «Берега» (Калининград). В региональных газетах «Гродзенская праўда», «Вечерний Гродно», «Перспектива» ведет авторскую колонку. Член Союза журналистов Беларуси. Живет и работает в Гродно.
1
В школу Маша пошла в восемь лет. Из-за затянувшегося воспаления легких родители решили оставить ее на зиму дома. Девочка росла хилым и слабым ребенком, болезни к ней прилипали, как мухи к клейкой ленте: ангины, скарлатина, теперь вот воспаление.
Среди одноклассниц Маша выглядела бледной пигалицей, плоская, угловатая, с короткой мальчишеской стрижкой. Ее подружкам мамы уже покупали нулевые лифчики, а Маша оставалась в седьмом классе такой же маленькой, как будто только-только распрощалась с начальной школой. Было обидно.
Девочка читала книги запоем. После уроков ноги несли ее в городскую библиотеку, где она надолго застревала между высоких книжных стеллажей...
В начале сентября в классе появился новенький — даже не второгодник, а третьегодник Петька Кузьмичев, хулиган и отпетый двоечник. Он наводил страх на девочек. Жил он где-то на Лесных, у них была большая семья, старший брат уже работал, младшие сестры ходили в начальные классы. На классные собрания и экстренные вызовы директора школы вместо пьяницы отца и больной матери приходил старший брат Саша. Он напряженно выслушивал гневные выговоры налетавших отовсюду рассерженных учителей.
Петька не собирался учиться, по всем предметам нахватал колы и двойки. За школой на футбольном поле подросток регулярно устраивал с мальчишками разборки и драки. Даже ребята постарше с ним старались не связываться, в стычках он был отчаянным.
Однажды старшеклассники его все-таки крепко побили.
Стоял конец сентября, солнечный, почти летний денек, в садах деревья ломились от яблок. Маша приметила в заборе гнилую доску, оторвала ее, и они с подружкой Лилей пролезли в чужой сад. Внезапно залаяла хозяйская собака. Торопясь и отталкивая друг дружку, подруги покинули место преступления. Вылазка прошла не совсем удачно, но девочки успели набить портфели спелыми, крепкими яблоками.
Теперь нужно было перейти опасный Ручеек, небольшую речушку, что текла у заборов и пропадала за чужими огородами.
Тут девочки и попались Петьке на глаза. Он сидел у мостков под кустом, лохматый, злой, с подбитым глазом. Громко отхаркивался, кашлял, выплевывая кровь.
Девочки попытались обойти Петьку, но тот вскочил вперед, загородил дорогу:
— Стойте, козы!
Петька грозно смотрел на девочек, сузив черные цыганские глаза. Настоящий разбойник.
У Маши от страха похолодело в животе. Но страх вдруг придал ей храбрости, и она, подняв портфель, решительно сказала срывающимся голосом:
— Получил по башке? Сейчас добавлю...
Петька ухмыльнулся. Его смуглое лицо неожиданно просветлело, черные глаза вблизи показались не такими жгучими.
Светленькая подружка Лиля в нарядных гольфиках побелела от страха, зажмурила глаза, оступилась в топкий бережок, и ее новая бежевая туфелька с правой ноги тут же утонула в жирной илистой грязи. Прощай, купленная летом школьная обновка! Что-то еще будет!
— Девчонок не бью, — мирным голосом сказал Петька. — Мне нужен йод и бинт.
Девочки молчали.
— Мелочь есть? — Петька потянулся и вырвал у Лили новенький синий портфель, щелкнул замком, вытряхивая на траву желтые яблоки, учебник, пенал, тетрадки.
— Бери, бери, мне не жалко, я маме не скажу! — выдавила из себя Лиля. — Ой! — Тут она снова неловко оступилась уже левой ногой, окончательно утопив в жирной грязи новую туфлю.
— Вот возьми, — сказала Маша, протягивая маленький кошелек.
Петька приказал Лиле:
— Дуй в аптеку.
Лиля кивнула и припустила вприпрыжку по узким мосткам.
— Нитки еще купи! — крикнул Петька вслед. — С иголкой!
Петька деловито похлопал по своим карманам, достал спички, красную пачку с папиросами. По-взрослому прикуривая, глубоко затянулся, выпуская в лицо Маши вонючий дым.
— Я думал, ты зубрилка, отличница, а ты смелая, — не то похвалил, не то удивился Петька.
— У тебя синяк, — сжалилась Маша. — Надо подорожник приложить. — Страх ее окончательно развеялся.
Петька сощурил глаз, бросил небрежно:
— Ерунда. До свадьбы заживет.
Маша открыла портфель, достала большое яблоко, протянула Петьке, тот выплюнул папиросу, потер его спелый бочок о штаны, смачно хрустнул белыми крепкими зубами. Первое яблоко проглотил вместе с семечками и так же быстро расправился со вторым.
— Откуда яблоки, Машка? А я ведь знаю, в каком саду растут такие красивые антоновки. Украла... Как нехорошо. — Петька кривлялся, передразнивал кого-то. — Вот расскажу деду-сторожу, у него ничего из-под носа не вынесешь. Его бабка на базар ходит, такие цены ломит, а люди, дураки, берут.
Маша промолчала.
Третье яблоко Петька разломил на две половинки, было видно, как просвечивается внутри его янтарная сердцевина с черными семечками. В желудке у Маши что-то подтянуло от голода, она вспомнила, что не обедала в школьной столовой, сглотнула сухую слюну. Петька грыз яблоко с наслаждением и весело скалился.
2
С того сентябрьского дня Петька перебрался на последнюю парту, сел за спиной у Маши. Петьке пришлось за грудки вытряхнуть с этой парты «на Камчатке» двух спортивных одноклассников — Серёгу и Костика. Ребята и не сопротивлялись, молча уступили место драчуну.
Петька сидел один, вырезал ножичком кораблики и фигурки, после третьего урока обычно исчезал. За окном слышался хищный, сильный подсвист: его ждали во дворе уличные дружки, такие же соловьи-разбойнички.
Вечный второгодник широким жестом сгребал с парты в свой жалкий портфель несколько мятых тетрадей и шел медленной походкой вразвалочку, подражая бывалым морякам. Шел мимо учительской, столовой, спортзала, затем, расталкивая малышню, скатывался с лестницы вниз, хватал в гардеробе куртку, и только его и видели.
Весь этот спектакль разыгрывался на глазах учителей.
Одноклассники толпились у окна, смотрели со второго этажа, провожая завистливыми взглядами смелого, бесшабашного Петьку, второгодника и хулигана. Счастливый, свободный как птица. И никто ему не указ — ни строгий директор школы Николай Моисеевич, ни одноглазый учитель рисования Аркадий Петрович, волевой и не по-школьному жесткий с детьми, ни тем более маленький и юркий завуч по кличке Жуф.
Петька удалялся по улице со своими дружками в вольное плавание, как уходят в море корабли, разве что без прощального сиплого гудка, над его лохматой головой вился густой дымок запрещенной папиросы.
В середине 60-х годов писк моды — брюки клеш, за ними гонялись девушки-блондинки с густыми челками и длинноволосые парни. Петька как-то с опозданием явился ко второму уроку белорусского языка, чуть не путаясь в широченных штанинах. Учитель, Семен Иванович, пошутил:
— Не надо и метлы. Кузьмичев штанами весь пол подметет.
Петька недобро посмотрел в его сторону, шмыгнул носом и пошел вразвалочку к своей парте. В тишине все расслышали звук, похожий на цоканье лошадиных подков. Так и было. Петька не только сам распорол ниже колен брюки, вшил вставки, к низу пристрочил металлические «молнии», но еще и подбил каблуки металлическими набойками. Широкий Петькин клеш напоминал покрой матросских брюк. Он так и ходил на уроки — в стильных самострельных брюках, один на всю школу. Никто из учителей не решился сделать ему замечание.
Иногда Петька досиживал до последнего урока, а после звонка увязывался за Машей и Лилей до самого дома. Под его конвоем они шли через заброшенный пустырь, болотистую низинку мимо городской бани. Иногда переходили Центральную улицу, заскакивали в кафе без названия, в народе его окрестили «без продавца» — новинка торговли: сами выбирали коржик или мороженое и расплачивались на кассе у выхода. Шли по улице не торопясь, останавливались у витрин. В стекле за их спинами отражалась нахальная рожа преследователя.
В эти минуты Петька был почему-то безропотным и молчаливым, покупал на углу кафе у бабки Солдатовой стакан семечек, угощал девочек. Лиля уже не боялась Петьку, но Маша-то знала, что он привязался к ней. Замечала его быстрые взгляды.
Девочки петляли, делали вид, что не замечают Петьки, скрывались в магазинах «Детский мир», «Ткани», заглядывали в аптеку, покупали драже витамин «С», переходили на другую сторону улицы, к двухэтажному магазину «Книги». Воздух здесь был особенный, пахло старой бумагой, клеем и краской, продавщицы важно смотрели на посетителей. Маша слегка побаивалась: а вдруг спросят про деньги? «Девочка, сколько у тебя денег? Двадцать копеек? Иди, иди, тебе здесь делать нечего».
Маше нравилось рассматривать полки и стены магазина, увешанные большими географическими картами, читать названия книг и учебников. Здесь можно было полистать новенькие атласы, альбомы.
Петька оставался на улице, переминался или лениво тыкал ботинком жестяную консервную банку, не решаясь войти. Банка позвякивала пустым звоном, как будто предупреждала, напоминала: чего там застряли, дуры, дождь накрапывает, осенний ветер гонит листья, предвечерняя мгла укутывает улицу, вымокнете, пока дойдете до дома.
Девочки выходили из магазина, сталкивались с Петькой лоб в лоб, он хмурился и грубо забирал портфель Маши:
— Давай понесу.
— Давай, — соглашалась она и плелась за одноклассником.
Впереди был крутой железнодорожный мост.
Подруги жили у вокзала, в угловом доме за пешеходным мостом.
— Там — Вильнюс, Рига, Таллин... Море, мореходка. — Петька указывал рукой куда-то за пакгаузы. Сплевывал вниз с моста, потом поворачивался в другую сторону. — А там Москва.
— Про Москву знаем. Ты про море расскажи, — просила Лиля. — Моряк — с печки бряк. — Она уже совсем не опасалась Петьку и часто дерзила.
— Уеду от вас! Дуры вы, — беззлобно отвечал Петька. — В Калининград уеду. В мореходку поступлю. — Затем наклонился к Маше, продолжил: — Машка, хочешь, брошу курить? Веришь мне? — Он серьезно смотрел ей в глаза.
Маша отворачивалась, чувствуя, что у нее розовеют щеки. Неловко молчала.
— Ну ладно. Ты меня еще вспомнишь. Пожалеешь!
Пахло углем, печкой, мазутом, копотью паровозного депо, осенью.
— Смотри, сейчас брошу твой портфель в товарняк, все твои пятерочки ту-ту... На Воркуту.
Петька сделал вид, что сбрасывает портфель в плывущий внизу товарный вагон, доверху засыпанный желтой кукурузой. Черный паровоз тяжело раскачивался и скрипел колесами, дрожал всей своей мощью, тонко свистел, закашливаясь, как старый курильщик, выпуская в осенний холодный воздух горячий сизый дымок, из трубы вылетали красные угольки и тут же гасли.
Петька докурил папиросу:
— Последняя, даю слово! — и бросил окурок.
Подружки, закрыв глаза, с удовольствием вдыхали паровозный дымок и не видели, как Петька исчез в теплых клубах. Он словно растворился в молочном облаке, только его портфель остался одиноко лежать у металлической ограды.
3
В тот год Маша и Лиля окончили седьмой класс.
Но это было уже без Петьки.
Петька в конце сентября перевелся в вечернюю школу.