Тонкая полоска фонарного света пробивалась сквозь неплотно сомкнутые шторы, разрезая собой темноту. Белесый световой червь упал на кровать, вздрогнул и пошел волнами — это под одеялом беспокойно заерзала Соня. Она перевернулась с одного бока на другой, подтянула колени к груди, замерла. Ее мутило. На другой половине кровати зашевелилось теплое, крепкое, пахнущее топленым молоком и потом, протянуло руку и подтянуло Соню-эмбрион к себе, поцеловало в голое плечо. Соне на секунду стало хорошо, но от жара чужого тела перехватывало дыхание. Изломанный луч провалился в складки одеяла. Соня выбралась из обнимающих рук, шатко побрела из спальни в темноту коридора. За спиной просвистел недовольный вздох.

Ванная комната утонула в желтом, вязком свете. Соня села на холодный бортик ванны, поёжилась, обняла себя за плечи. В сырой прохладе легче не стало. Соня открыла воду в раковине, подняла крышку унитаза, опустилась на корточки и засунула два пальца в широко открытый рот.

Мощная струя воды ударялась о дно чаши, от которой в разные стороны разлетались холодные капли. Они попадали на зеркало, на изогнутую Сонину спину, на стоявшие вокруг раковины баночки. Наконец Соня выпрямилась, чистой рукой закрыла крышку унитаза, нажала на кнопку смыва. Убавив напор, наполнявший комнату маскирующим шипением, Соня вымыла с мылом трясущиеся руки, умылась, прополоскала рот и выключила воду. В отражении зеркала краснело влажное скуластое лицо со слезящимися глазами, припухшими губами и носом. Мокрая короткая челка прилипла ко лбу. Соня стащила с крючка полотенце, вжалась в него лицом и простояла так с минуту.

Соня вернулась в спальню. Матвей сидел на кровати, листая в телефоне новостную ленту. Экран погас, когда Соня молча легла в постель и положила руки на мягкий живот. Матвей осторожно обнял ее, боднул вихрастой макушкой:

— Ты как?

— Тошнит немножко.

— Принести воды?

— Нет, спи.

Матвей замолчал и стал гладить Соню по покатистому боку. Сначала широко, ощутимо, проминая чужое сдобное тело, но чем глубже и ровнее становилось дыхание, тем легче делались касания. Ладонь замерла внизу Сониного живота — Матвей уснул.

Соня пристально вглядывалась в полотно натяжного глянцевого потолка, в котором невнятно отражались объятия Матвея. Четвертую ночь подряд она долго не могла уснуть и мучилась приступами тошноты. Соня стала рассеянной, вялой, ей все время хотелось плакать и чтобы Матвей ее пожалел. Но когда он жалел, ничего не менялось, и Соню продолжало мутить.

Утром Соня долго стояла перед открытым холодильником и пыталась придумать завтрак. Во рту ощущался легкий сладковатый привкус — это подступала тошнота, но Соня все равно хотела есть. Перебрав взглядом содержимое полок, Соня достала пачку творога и яйцо. Она смешала их в стеклянной миске, добавила несколько ложек рисовой муки, немного соли и ванильный сахар. Присыпала столешницу мукой и стала формовать большим ножом сырники. Из пачки творога всегда получалось пять штук — три Матвею и два Соне. В сковородку с толстым дном Соня налила немного растительного масла, хорошо прогрела его и выложила на шкворчащую поверхность сырники, закрыла их крышкой. Жарить на слабом огне. Перевернуть через три минуты.

На завтрак они с Матвеем всегда пили кофе — Соня варила его в гейзерной кофеварке, которая уже изрядно потрепалась, но Соне почему-то казалось, что от этого напиток становился только вкуснее. Она наполнила нижний отсек кофеварки водой, закрыла его фильтром и насыпала сверху молотый кофе, стала закручивать верхнюю часть. На третьем витке Соня повернула голову влево и уперлась взглядом в настенный календарь. Отсчитала клетки дней назад, подошла к календарю и перевернула его на страницу назад. Посчитала снова. Сглотнула вязкую сладковатую слюну. В сковородке начали подгорать сырники.

Матвея пережаренный завтрак устроил. Он ел с удовольствием, сдабривая сырники сметаной и вареньем. Соня отрешенно пила кофе, ковыряя вилкой творожную шайбочку. Матвей заметил, отвлекся от тарелки, принялся расспрашивать. Соня отмахнулась, сказала, что не выспалась, стала собираться на работу и попросила Матвея помыть посуду. Он поймал ее на пороге ванной, крепко обнял, поцеловал в макушку:

— Точно все хорошо?

— Да.

Запихнув в сумку контейнер с обедом, Соня чмокнула Матвея в щеку и выскочила из квартиры. Зонт остался лежать на тумбочке в прихожей.

Раз ступенька, два ступенька. Тяжелая дверь подъезда. Соседская собака. Сосед. Автобусная остановка. Раз автобус, два автобус. Нужный номер. Пробка. Тучи. Соню тошнит. Она смотрит в окно и думает, что это все нервы. На работе завал, недописанная диссертация, дурной сон, постоянная утомленность. Организм не вывозит. Соня не вывозит. Это последствия. Так уже бывало, а потом все становилось нормально, и Соня снова мучилась от тянущей боли один или два дня в месяц. Автобус продолжал стоять в пробке. Соня оперлась о дверь. Из щели тянуло весенней прохладой. Хорошо бы протиснуть в эту щель пальцы, дернуть дверь, чтобы она открылась, и выбежать на замершую дорогу. Соне сделалось страшно и захотелось плакать. Если это не нервное, если... ну как бы это сказать... если она беременна, что с этим делать? Остановка, еще одна и еще. Соня вышла из душного салона, постояла в задумчивости. Она просто устала. Они с Матвеем осторожны, они не рискуют, они никуда не спешат — значит, этого произойти не могло. С неба закапало. Соня поёжилась и пошагала в театр решать никогда не заканчивающиеся задачки государственного учреждения культуры.

Днем некогда было думать о себе, потому что нужно было думать о режиссерской лаборатории, о театральной премии, о новом спектакле, о документах на новый спектакль и о чем-то еще, что записано карандашом на листе бумаги, прижатом компьютерной клавиатурой. Соня бегала по этажам, пыталась поймать главного режиссера, юриста, помрежа. Потом пила кофе на балконе, пряталась от коллег на первом этаже в фойе, сердилась. В рабочей суматохе, в разговоре с артистами тревога притуплялась, тонула в чужих голосах и заботах. К концу рабочего дня Соня хотела только домой и обнять Матвея. Больше ничего.

Лил дождь. Соня вызвала такси. В машине ее замутило.

— У вас автомат?

— Да.

Соню всегда сильно укачивало в машинах с автоматической коробкой передач. Тогда не страшно, тогда все понятно. Выйдя из такси, Соня остановилась под козырьком подъезда. До ближайшей аптеки идти три минуты. Но купить тест — значит поддаться собственной паранойе, а поддаваться иррациональному Соня не любила. Она прижала магнитный ключ к двери, вошла в подъезд. Раз ступенька, два ступенька. Соня дома. Матвей тянет к ней руки и обнимает, целует в макушку, помогает раздеться. Дома тихо и спокойно, пахнет ужином — Матвей приготовил. Соня чувствует голод и любовь. Они долго едят и разговаривают. Потом Соня принимает горячий душ. Ей на спину льется горячая вода, и она чувствует, как краснеют плечи, лопатки, поясница. Ванная наполняется густым паром. Если провести рукой по воздуху, можно увидеть, как он расходится в стороны. Соня вылезает из акриловой чаши, обтирается махровым полотенцем, проводит рукой по запотевшему зеркалу. В нем отражаются округлые плечи, полнота, небольшая грудь. Соня проводит ладонью по животу, останавливает ее посередине. Пустая она или наполненная? Соня представляет, как огромная рука вдруг разрывает потолок, тянется к ней, обхватывает теплыми пальцами поперек и мягко трясет, а Соня звенит в ответ или не звенит. Если не звенит, значит, пустая. Если звенит... Соня убирает с живота руку и одевается.

Вечером Матвей сидит за проектом, Соня — за статьей. У Сони кружится голова. Матвей знает и предлагает померить давление. Соня соглашается. У них есть тонометр. Матвей купил его, когда Соня стала часто чувствовать себя плохо. Тонометр всегда показывал примерно одинаковые — чуть пониженные — значения. Матвей шутил, что Соня стала раньше времени старушкой, потому что окончила филфак и слишком много читает. Тонометр показал 109/76. Это не страшно. Соня кивнула и улыбнулась. Получилось неестественно. Матвей строго посмотрел на нее:

— Врешь?

— О чем?

— О том, что все нормально.

— Нет.

Статья писалась тяжело. Каждую новую букву Соня выдавливала из себя с таким усилием, что предложения казались ей каменной кладкой, а не вязью печатных символов. Соня быстро устала. Она прикрыла глаза и растеклась по стулу. Легкие домашние штаны зашуршали под ягодицами, собрались в складки и обтянули округлость живота. Соня почувствовала, как свободная резинка плотно обхватила талию. Соня не открыла глаза, но представила, как это выглядит со стороны. Вот она сидит, а ее живот с каждой секундой становится все больше, бледная кожа начинает трещать от натяжения, потому что изнутри стенки живота распираются растущим телом, которое давит на Соню локтями, пятками, темечком, плечами. А потом это тело покидает Сонино и становится отдельным, но несамостоятельным. И Соня носит его на руках, и больше ничего. В жизни ничего больше не остается, кроме тяжелого, опухшего тела с покрытой пушком головой, которую не может удержать хлипкая шея. И Соня держит эту голову, даже когда перестает чувствовать собственные руки от усталости. Но спустя годы отдельное тело не становится самостоятельным. И Соня ненавидит его, но не может избавиться, потому что оно уже есть, оно живое, беспомощное и у него никого нет, кроме Сони. Соня вдруг начинает плакать. Ей стыдно и страшно разом, она не знает, у кого попросить помощи.

Соня сохраняет несколько написанных за вечер предложений, закрывает ноутбук и ложится спать.

— Раньше ведь тоже такое бывало.

— Да. Но в этот раз мне кажется, что, ну... Это же все не вовремя! Мы даже не женаты.

— Это последнее, что должно тебя волновать.

— Если это случилось, я не знаю, что делать. Мне почему-то так страшно и кажется, что со мной это не должно произойти, не сейчас.

— Ну а что изменится, если да?

— Не знаю. Всё.

Соня задрала подбородок к потолку — так было легче не плакать. Соня давно взрослая, давно с работой, с квартирой, с Матвеем. Она любит Матвея. Они собираются пожениться. На Матвея можно положиться. Матвей замечательный, лучший мужчина, который случался с Соней. Матвей любит ее. Но Соня почему-то чувствует себя одной в этом ужасающем предположении о ребенке. Ребенок... В фильме «Чарли и шоколадная фабрика» Вилли Вонка, приветствуя детей, пытается произнести слово «родители», но оно мыльным пузырем лопается у него на губах, так же как лопается слово «ребенок», которое мысленно пытается произнести Соня.

Матвей стоит перед ней, пока она ерзает на стуле, и мягко улыбается. Он выглядит спокойным, чтобы не напугать Соню сильнее, чем уже есть. У нее в уголках глаз собираются слезы.

— Если это будет мальчик, обещай, что мы не отдадим его на балет.

— Обещаю.

— Но с девочкой можешь делать что хочешь.

— Я не хочу девочку.

— Почему?

— Она будет как я. А я не хочу, чтобы она была как я.

Соня накрыла лицо ладонями и бессильно завыла. Матвей засмеялся, сел на корточки и прижался щекой к Сониному бедру. Соня перестала выть. Помолчали. Соня стала гладить Матвея по голове, перебирать его жесткие кудри — это всегда ее успокаивало, а Матвей стал рассказывать, как они будут жить, когда ребенок (это слово не лопалось у него пузырем, а выходило очень весомым и твердым) станет не чем-то в Соне, а отдельным, осязаемым существом. Матвей говорил так, как будто уже проживал подобное много раз, как будто у него были десятки детей, как будто он воспитал поколения, чтобы помочь сделать это и Соне. Она почему-то стала улыбаться. Пока Матвей говорил, в ее голове цветастые кляксы превращались в четкие образы, похожие на картинки из детских книжек, снабженные акварельными иллюстрациями. Было красиво. Даже приятно. Когда Матвей замолчал, Соня тяжело вздохнула, открыла рот, сдавленно произнесла: «А еще представляешь, если...» — и замолчала. Картинки в голове стали влажными, по ним провели мокрой кистью, и контуры поплыли, превратились в грязные разводы.

— Идем спать, ты устала.

Время переползло за полночь. Круглосуточных аптек рядом не было. Соня таращилась в потолок. Она чувствовала, как внизу ее живота плавает нечто размером несколько миллиметров, но оно тяжелее, чем вес, который Соня может вынести. Она пыталась понять, чего боится, и понимала, что всего разом. Она боялась не любить, боялась любить слишком сильно, боялась, что с ее дурацким здоровьем ребенок может родиться больным, боялась стать наседкой, холодной матерью, боялась, что загубит карьеру, маячащую на горизонте, боялась потерять себя, боялась финансовой нестабильности, ипотеки, ограниченности, боялась бессонниц, боялась колик, боялась, что не сможет быть примером, что ее депрессивные периоды испортят отношения в семье, боялась буллинга в школе, токсикоза, стать некрасивой, боялась остаться в одиночестве, боялась нелюбви, детского плача, обнаружить, что ребенок вырос ничтожеством, растяжек, кесарева сечения, усталости, разочароваться в себе... Соня стиснула зубы и задержала дыхание. Матвей заерзал под одеялом, повернулся к Соне спиной, замер. Соня сжала в пальцах простынь. Матвей снова заерзал, перевернулся на прежний бок, сгреб Соню в охапку и прижал к себе, продолжая спокойно сопеть. Соня разжала зубы, сделала короткий вдох и заснула.

Соня стояла в пустой аптеке. Пахло рыбой: за стенкой находился пивной магазин. Нерасторопная, флегматичная фармацевт спросила, что Соне нужно. Соня попросила тест на беременность, оплатила его картой, спрятала розовую коробочку в карман и вернулась домой.

— Я сначала сделаю, потом позавтракаем.

Соня закрылась в ванной, сняла с упаковки пленку, выбросила ее, достала инструкцию и прочитала — она делала тест впервые. Соня несколько секунд смотрела на него в нерешительности. За дверью Матвей мерил шагами коридор. Один раз он наткнулся на тумбочку, тихо выругался. Соня слышала, как он ставит на место упавший крем для рук и поднимает ложку для обуви. Шаги возобновились. Соня представила, как она выходит из ванной и протягивает Матвею тест с двумя полосками, как они плачут и подбирают слова, чтобы рассказать родителям. Как расписываются в загсе, как делают в спальне перестановку, как выбирают детские вещи, как вместе ходят на узи, как неторопливо гуляют по парку, как живот теряет свою мягкость и становится крепостью, как они выбирают имя, как узнают пол ребенка, как Матвей держит ее за руку, пока она вся краснеет и кричит, как они втроем едут домой, как катят коляску, как празднуют вместе первый Новый год, как ловят первую улыбку и как они с Матвеем продолжают любить друг друга. Соня глядит на свое лицо в зеркале и понимает, что пора. Шаги за дверью прекращаются.

После завтрака Соня стояла в ванной перед зеркалом. Одной рукой она держала задранную футболку, а пальцами другой касалась живота. На краю раковины лежал тест с одной полоской. Соня опустила футболку, взяла красный карандаш для губ и дорисовала вторую полоску.