Восьмидесятилетию
Великой Победы посвящается

Глава 1

Камера одиночная. Маленькая и тесная. Стол. Стул. Откидная кровать, которую днем поднимают и прикрепляют к стене. Затянутое решеткой окно.

Шесть шагов от двери с «кормушкой» до окна с «намордником» из железа. Шесть — обратно, от окна к двери. Тюремная, гнетущая тишина. Одиночество, изредка прерываемое стуком открываемой «кормушки». Это когда приходит время обеда. И на откидной доске появляется металлическая миска с теплой кашей и куском хлеба.

Теперь это вся его жизнь. А ведь было другое время. Когда он, красавец мужчина, вхожий в высшие круги, жал руку самому вождю. Но это в прошлом.

И, сейчас вглядываясь через зеркальце в свое скуластое, постаревшее, морщинистое лицо, Виктор Абакумов думает о превратностях судьбы и непредсказуемом Иосифе Виссарионовиче, волей которого он оказался здесь в свои неполные сорок пять лет.

За годы, проведенные в Матросской Тишине и в Лефортове, он уже прошел все стадии: от надежды, что «завтра во всем разберутся и освободят», через протест и ненависть к мучителям до осознания безнадежности и безысходности своего положения. Теперь, когда следствие давно закончилось и осталось только ждать своей участи, его каждую ночь перед рассветом посещает один и тот же сон. Что бы в нем ни происходило — убегает ли он от неведомого врага, прячется ли от взрыва атомной бомбы или лицезреет какой-то выстроенный в мечтаниях и сновидениях дом, — кончается этот сон одинаковым кошмаром: он остается один-одинешенек. В гулкой пустоте. В ней нет ничего — ни людей, ни связи, ни вещей, ни денег. И он голый и босой стоит перед чем-то ужасным, понимая, что это навсегда. И будет вечным.

Очнувшись от такого сна, Виктор Семенович долго лежит не шевелясь, вслушиваясь в мертвую тюремную тишину. И тогда приходят тоскливые, бескрылые мысли: «Что же останется после меня? Вспомнят ли люди когда-нибудь обо мне? Или и сам я, и имя мое, и дела мои навеки похоронены в этой тюрьме, которая, скорее всего, и станет моей последней пристанью? Что в моей жизни я сделал такого, за что меня будут вспоминать? И уважать. А может, любить?! Или ненавидеть? Что? Может, за любовь к женщинам? Сколько их было? Тысяча? Две? Да разве их упомнишь! Ведь имя им — легион. Как бесам...»

Когда будущее туманно или оно вообще не просматривается, сознание человека ищет смыслы в прошлом.

Поворочавшись на тюремной шконке, бывший нарком госбезопасности пытается расшевелить свое воображение и силу жизни, медленно угасающие в застенках, и начинает вспоминать своих подруг, любовниц и любимых. Их соблазнительные формы, интимные подробности свиданий, сексуальные привычки — в общем, все то, что хранится в умственных закромах хорошо пожившего, когда-то могучего сорокапятилетнего самца.

Сегодня ему чудятся давние приключения — из тех времен, когда он был простым оперуполномоченным, душой вечеринок и компаний. Во времена «угара НЭПа» в моду вошел новый танец — фокстрот. И он, молодой, атлетически сложенный парень, спортсмен, полюбил всей душой это соблазнительное порождение буржуазной «разлагающейся» культуры. Нарком просвещения Луначарский раздражался и называл музыку фокстрота античеловеческим шумом. Но молодежь, что называется, балдела от эротики, явно выраженной в его движениях, и ну никак не хотела участвовать в создании собственного, пролетарского танца. Потому что, танцуя фокстрот и танго, можно не только проявить себя, но и очень быстро познакомиться и максимально сблизиться с новыми партнершами.

Он приходил к «народу» в гости с собственным патефоном (в те времена большой редкостью). А в коробке патефона, в потайном углублении, всегда имелись бутылка водки и готовое к употреблению колбасное изделие. Женщины его — такого красивого, с музыкой, выпивкой, закуской и выдающегося танцора — просто обожали. Так что каждый или почти каждый поход «в гости» заканчивался одинаково. В постели с барышней.

Ну а если войти в контакт на месте не получалось из-за отсутствия «станка» или уединенного уголка, то он водил партнерш на конспиративную квартиру.

Ах, женщины, женщины! В начале его пути они как способствовали его карьере, так и мешали ей. Жена одного ну очень высокопоставленного лица, большая любительница «танцев», попросила за него первого полпреда ОГПУ Якова Абрамовича Дейча. И тот рекомендовал его другому чекисту — Шрейдеру. Чтобы взял молодого товарища к себе в экономический отдел. Через два месяца начальник решил проверить, как молодой оперативник работает с завербованными агентами. И застал его на конспиративной квартире со смазливой девицей. По ходу проверки выяснилось, что таких «завербованных» у Виктора несколько.

Из экономического управления его поперли. Но «сильная» женская рука пропасть не дала. Его перевели инспектором в Главное управление лагерями.

В ГУЛАГе он научился многому. Еще в 1932–1933 годах его аттестовали как подающего надежды оперативника. Он помнит те первые свои оценки: «Активный и исполнительный, работает интенсивно. Ориентируется быстро. Кругозор развит, но требуется дальнейшая работа по расширению общественных знаний». А чуть позже: «К оперативной работе имеет большое влечение...»

Здесь, в Главном управлении, работая со специфическим контингентом, он получил настоящую закалку. Вербовать агентуру, шантажировать, выявлять связи авторитетных зэка, организовывать слежку, проводить допросы — все это дали ему пять лет низовой работы. Сделали его мастером, хорошим специалистом в своем деле. И женщины у него тогда были особые...

И Виктор Семенович аж зажмурился в темноте от наслаждения, вспоминая маленькую, на вид просто ребенка, но опытную в сексе заключенную... Да, все было. И прошло. В тридцать седьмом он пришел в четвертый, секретно-политический отдел. Ему двадцать девять. И казалось, что он уже староват для хорошей карьеры. Были ребята намного моложе его. Но, как говорится на Руси Великой, он долго запрягал, да быстро ездил!

«И все-таки... Все-таки что же было у меня с женщинами настоящего? Любил ли я кого-нибудь? Или просто пользовался их услугами, не связывая себя никакими долгими отношениями?»

Абакумов долго ворочался на узкой тюремной лежанке, вспоминая прошлое. Уже под утро в калейдоскопе событий, персонажей, в мелькании образов и ассоциаций он наконец уловил для себя путеводную ниточку, распутывая которую мог ответить на мучившие вопросы.

Тогда, в конце тридцать девятого, он писал для отдела кадров свою автобиографию, в которой указал Татьяну как свою жену.

Автобиография
 Абакумова Виктора Семеновича

Родился я в 1908 году в гор. Москве, в семье рабочего.

Отец мой до революции был некоторое время рабочим Московской фармацевтической фабрики б. Келлер. После революции уборщиком-истопником одной из больниц гор. Москвы. Заработок отец получал очень низкий. Семья из пяти человек (брат, сестра и я) всегда находилась в нужде. Проработав в больнице много лет, отец в 1922 году умер.

Мать до революции работала швеей по разным мастерским, и, кроме того, ей приходилось еще брать шитье на дом. После революции работала уборщицей в той же больнице, где работал и отец. Проработав там лет 13, заболела, перешла на пенсию.

Сам я проживал все время в Москве. До 1921 года учился в городском училище. В конце 1921 года, еще мальчишкой, ушел добровольцем в РККА, где служил во 2-й особого назначения Московской бригаде.

В конце 1923 года демобилизовался из армии. В связи с безработицей я весь 1924 год работал рабочим на разных временных работах.

В 1925–1926 годах работал упаковщиком Москопромсоюза в Москве.

В 1927 году перешел на работу в ВСНХ СССР, где служил стрелком первого отряда военно-промышленной охраны. Там же в 1927 году я вступил в члены ВЛКСМ.

В конце 1928 года поступил работать упаковщиком складов Центросоюза, где в 1930 году вступил в ВКП(б).

В этом же году, когда проходило выдвижение рабочих в советский аппарат, меня через профсоюзы выдвинули в систему Наркомторга РСФСР, где я работал заместителем начальника административного отдела торгово-посылочной конторы и одновременно был секретарем комсомольской организации.

Проработав всего лишь 8 месяцев, в сентябре 1930 года решением Замоскворецкого райкома ВЛКСМ я был послан на руководящую комсомольскую работу на штамповочный завод «Пресс». На этом заводе меня избрали секретарем комсомольской организации.

В последующем на заводе «Пресс» меня избрали делегатом Замоскворецкой комсомольской конференции, а на конференции я был избран членом пленума и бюро Замоскворецкого райкома ВЛКСМ. В связи с этим меня тогда же перевели на работу в райком ВЛКСМ — зав. военным отделом.

В тот же период я неоднократно поднимал вопрос о том, чтобы с комсомольской работы меня отпустили на учебу, но вместо этого в 1932 году Московским комитетом ВКП(б) я был мобилизован и послан на работу в органы НКВД.

Работая в органах НКВД (УНКВД МО, ЭКУ НКВД, 3-й отдел ГУЛАГа, 2-й отдел ГУГБ), я все время был на низовой работе.

В 1939 году руководством НКВД СССР был выдвинут на руководящую чекистскую работу — нач. УНКВД Ростовской области...

Тогда, с приходом Берии, начался его стремительный карьерный рост. Пошла в гору карьера, и женщины сами потянулись к нему.

«Любил ли я ее? Первую жену? Жили как все. Но точно я ее не любил. Мне нравились женщины яркие, живые, дерзкие, с подростковой внешностью. А она была тихоня, домохозяйка. Гулял. Искал что-то настоящее. Осталась в памяти та первая симпатия. Навсегда. Когда она вышла замуж, думал — пойду убью ее мужа! Потом отпустило. Осталась только щемящая, сладкая боль на сердце. А когда узнал, что она разошлась, мстительно подумал: “Так тебе и надо”. Предательница».

А еще? Что было еще? Он сидел у подруги. А Валентина заглянула к ней в гости. И на него напал какой-то морок. У Валентины был жених. Но это его не остановило. Когда она ему призналась, что жила со своим Додиком «как жена с мужем», его слегка покоробила ее откровенность. Валентина металась между ними. И никак не могла выбрать. Кончилось тем, что ее бросили оба. И все неожиданно для него самого прошло. Они встретились на вечеринке у друга через полгода. И... ничего. Он ничего не почувствовал. В сердце была холодная пустота. Уж как она старалась его охмурить! Но он только мстительно думал: «Хрен тебе!» — и ушел с этой вечеринки один.

Была еще одна история. И девушка была по сердцу. Юная, коротко остриженная. Такая, как ему нравилось. Делала комсомольскую карьеру. Но не сложилось. В тридцать седьмом она, что называется, попала в «жернова репрессий». И сгинула. А он испугался, что и самого его эта связь может затянуть...

«А Маша? Белокурая, сероглазая, с нежным румянцем на щеках — дочка министра торговли. Обаятельная и очень насмешливая. Золотая молодежь, твою мать».

Это было уличное знакомство. Уже после войны он любил ходить по московским переулкам. Можно сказать, в поисках приключений. А она его высмотрела. И, изворотливая, хитрая, как все женщины в этом плане, нашла способ познакомиться. Это было на углу Неглинной и Кузнецкого Моста. Они вместе ходили на каток, что заливали на Петровке, д. 28. Болели за «Динамо» на футболе. Интересовались театром. Такой настоящий городской роман в советском духе. И была любовь с ее стороны. Неистовая. Преданная. Искренняя. И то, что он не был официально женат, видимо, питало ее надежды на будущее.

А зря питало. Потому что у него была другая, настоящая. Тоня. Самая красивая женщина в его ведомстве, в которую он влюбился с первого взгляда. Антонина Николаевна Смирнова была младше его на двенадцать лет. И работала в отделе военно-морской разведки Министерства государственной безопасности, которое он возглавлял.

Вот тут и закрутился настоящий бурный роман. Первая жена Татьяна Андреевна, по фамилии тоже Смирнова, сильно переживала. Писала письма в ЦК. Жаловалась на него. Но безрезультатно. Кончилось все тем, что молодой министр ее покинул, оставив все нажитое. И женился теперь уже официально на Тонечке, которая родила ему сына. Вместе с ней он свил новое гнездо в особняке в центре Москвы...

Заключенный из одиночной камеры номер пятнадцать поднялся в темноте и сел на шконке. Обхватив голову руками и покачиваясь из стороны в сторону, он даже застонал, вспоминая свою московскую цитадель, которая роскошью и комфортом не уступала дворцам европейских вельмож.

«Все пошло прахом! Вся жизнь! И не останется от меня ничего. Пустота...»

В эти секунды он почувствовал такое отчаяние, такое, что готов был сию секунду броситься вперед головой о стену. И биться, биться, пока не погаснет последняя искра в глазах.

«А может, все-таки есть что-то такое, какое-то дело, событие, которое будут помнить? Ведь много же я совершил. Внес какой-то вклад. Положил свой кирпичик в здание Победы. Большой, общей победы в мировой войне...»

И где-то в глубине души снова вспыхнул огонек надежды.

И Абакумов опять стал вспоминать.

«За что он меня выбрал тогда? Почему? Берия! Все началось с него? Он меня подобрал и возвысил. При Ежове я попал на работу в секретно-политический отдел на рядовую должность. Но карьеры не сделал. А потом наркомат возглавил Лаврентий Павлович. А его правой или левой рукой был тогда Кобулов. И началось все с той смешной истории. Осенью на одном из торжественных собраний в клубе НКВД я заметил организаторам, что портрет Лаврентия Павловича висит совсем не на том месте, что ему полагается. Поднялся шум. Тут вошел Берия. Спросил у Кобулова: “Что за шум, а драки нет?” Богдан Захарович сообщил о ситуации и дал мне лестную характеристику. С того момента все и пошло. Моя карьера стала расти как на дрожжах. В декабре тридцать восьмого меня назначили старшим группы, которая выехала в Ростов-на-Дону. Задача была простая: сменить состав в областном Управлении НКВД. Разобраться с липовыми делами. Освободить невиновных».

Партия брала новый курс. И такие «бригады» разъехались по всей стране. Смена курса происходила просто. Об их приезде знал только первый секретарь обкома. К нему они и приезжали прямо с вокзала. В кабинете они объявляли ему, что местный начальник УНКВД — враг народа, и предлагали пригласить его в обком партии. Тут же арестовывали приглашенного. И отправлялись в управление. Там секретарь обкома представлял их коллективу как новых руководителей областной госбезопасности. А дальше они начинали «вычищать» весь состав сверху донизу.

Он действовал так же. Жестко. Решительно. Не колеблясь. И уже пятого декабря 1938 года его назначили и.о. начальника УНКВД. А перед самым Новым годом он из лейтенантов сразу «допрыгнул» до звания капитана ГБ.

Тогда он освободил около шестидесяти процентов заключенных.

Может, вот это его дело и останется в памяти народной? Может, за то, что он остановил в области маховик репрессий?

А ведь ростовчане уже дошли до маразма. Хотели объявить врагом народа писателя Михаила Шолохова.

«Получается, что я помог сохранить ему жизнь. И веру в партию и вождя?!»

Виктор Семенович, перед глазами которого проплывали картины лихой молодости, снова прилег на жесткий матрац: «Или все-таки не этот эпизод жизни был главным? Может быть, моя работа в войну? Вот тогда женщины, что называется, отступили даже не на второй, а на третий план. Впрочем, сегодня уже можно подвести итог. Были их сотни. А любил я по-настоящему всего пару раз. Это и запомнилось. А все остальные как будто потерялись во сне...»

Глава 2

«Расстреляли Берию! Еще в прошлом году! А я и не знал. Значит, там, наверху, теперь другие люди. Кто? Хрущев? Маленков? Булганин? Может, и моя судьба теперь переменится? В конце концов, все прекрасно понимают, что меня ошельмовали и просто подонок Рюмин сочинил всю эту историю о том, что я потворствовал “врагам народа” и “погасил” дело врачей-вредителей. Хотя, оказывается, прошло уже больше года, как нет Лаврентия Павловича. За это время если бы хотели, то разобрались бы. И отпустили. Значит, дело в другом. Новые властители понимают, что я слишком много знаю о них. И такой свидетель из прошлого им не нужен...»

Заключенный номер пятнадцать, медленно передвигая ноги, шаркающей стариковской походкой продолжал ходить от стены к стене во внутреннем тюремном дворике для прогулок. А мозг его, случайно получивший порцию новой информации, по многолетней привычке анализировал, систематизировал и искал выход, искал надежду...

Постепенно к концу часовой прогулки Абакумов чуть успокоился, и к нему стал возвращаться привычный уже круговорот мыслей. Зная, что суда не избежать (а чем все закончится, совсем не понятно), он продолжал искать ту точку опоры, которая дала бы ему осознание, что жизнь его прожита не зря и в ней было что-то важное, такое, что повлияло на судьбу страны, мира, повернуло ход истории. Он хотел — даже сейчас — чувствовать свою значимость. Она давала ему стойкость, силу...

«Друзья! Друзья? А что друзья? Были ли они настоящими, на которых можно положиться, с которыми в огонь и воду? Наверное, были. Но только в детстве, юности. А потом они потерялись на жизненной дороге. Исчезли».

Потому что он сам так решил, когда вдруг пошел вверх, стал фаворитом самого вождя. И простые инженеры, опера, работяги стали для него уже не той компанией, в которой можно провести время. Не теми людьми, с которыми можно поговорить об интригах во властных коридорах или о достоинствах театральных постановок. А иногда и о прелестях юных балеринок из Большого. Тогда, позднее, появились другие друзья-товарищи, которые смотрели ему в рот, поддакивали и все ждали милостей с барского стола. Они так и вились вокруг него, заглядывали в глаза, старались угодить, восхищались его шуточками, его удачливостью, поддакивали. И одновременно завидовали.

Они ели за его столом. Смотрели вместе с ним американские трофейные фильмы. Актеры, режиссеры, молодые люди из хороших семей. И как только он впал в немилость, сразу куда-то исчезли, растворились как дым в воздухе. И он остался один. Со всеми страхами и горестями.

А началась эта подмена перед самой войной, когда он снова «через ступеньку», минуя звание майора, из капитанов сразу стал старшим майором госбезопасности. А это звание равно генерал-майору в армии. Вспомнился тот день, четырнадцатого марта сорокового года.

«Мне был тридцать один год. А в феврале сорок первого Берия вызвал меня в Москву и назначил своим заместителем. Как я гордился тогда! С каким видом проходил по коридорам Лубянки в новой форме! Можно сказать, гоголем ходил... Да! Началась работа в центральном аппарате. Я из кожи лез. И в июне сорок первого уже через три часа после начала войны работал над “Планом агентурно-оперативных мероприятий по обеспечению безопасности Москвы и Московской области”. А затем начал создавать агентуру в частях Красной армии, среди гражданского населения, бороться с дезертирством. И все это шло удачно, так как уже в июле мне присвоили звание комиссара госбезопасности третьего ранга. И поставили начальником Управления особых отделов. Тогда Берия толкал меня, давая вождю хорошие оценки деятельности при личных докладах... Все было в ажуре...»

Особые отделы. Третье управление ГУГБ НКВД СССР — так эта аббревиатура звучала тогда. Главная их задача — борьба со шпионажем и предательством в Красной армии. Что можно вспомнить о том времени?

И сразу поплыли перед глазами картины осенней Москвы. Общая паника. И повсеместный бардак. И подвиги. Тех же мальчишек, подольских курсантов, которые погибли из-за преступной глупости, бездарности военачальников и руководителей страны. А он? Да так же как и его подчиненные особисты, метался, угрожал, пытался вместе со всем руководством страны остановить бегущих командиров всех рангов.

Сейчас, вспоминая то время, Абакумов даже слегка взволновался и почувствовал стыд и за себя, и за своих людей. Он потом, после войны уже, читал дневники своего подчиненного, майора госбезопасности Шабалина Ивана Савельевича, погибшего тогда же, осенью сорок первого. В этих записках правда была такой горькой и страшной, что он помнит их почти дословно:

Начинаю формирование Особого отдела 50-й армии...

...27 августа. Прибыли на место назначения в деревню Вышковичи, близ г. Брянска, расквартировались в сельхозтехникуме.

28 августа. Утром зенитки обстреливают немецкие самолеты. Выехал в дивизию, на передовые позиции.

29 августа. Принял дела. Аппарат бежит. Противник предпринимает налеты на г. Брянск. Стучат пулеметы и зенитки. Самолеты немцев безнаказанно улетают. Наших ястребков пока что не видно.

30 августа. Выезжал в некоторые дивизии, чтобы дать практические указания.

2 сентября. Мы перебрались со штабом в д. Чайковичи, близ Орджоникидзеграда.

3 сентября. Город О. почти безлюден. Во многих местах он разрушен авиацией противника.

4 сентября. Брянск сильно пострадал от атак немецкой авиации. Целые городские кварталы разрушены.

5 сентября. При посещении линии фронта я купался в Десне и наблюдал бомбардировку нашей передовой линии немецкой авиацией. Атака продолжалась приблизительно два часа и была ожесточенной. Самолеты пикировали и удалялись все безнаказанно.

6 сентября. Армия не является такой, какой мы привыкли ее себе представлять на родине. Громадные недостатки. Атаки наших армий разочаровывают.

7 сентября. Допрашивали одного рыжего военнопленного, оборванного парня, обовшивевшего, на редкость тупоумного.

30 сентября. Положение с личным составом очень тяжелое. Почти весь состав армии подобран из людей, родина которых занята немцами. Они хотят домой. Бездеятельность на фронте, отсиживание в окопах деморализует красноармейцев. Появляются случаи пьянки командного и политического состава. Люди иногда не возвращаются из разведки. Противник ведет слабый минометный огонь. Он укрепляет передовые позиции отлично. Мы живем в землянке. Бывает немного холодно, особенно по утрам.

Вчера, 29.09.1941, меня вызывал командующий армией на командный пункт. Был чрезвычайно интересный разговор о политико-моральном состоянии войск и наших мероприятиях. Ночью я возвратился в свою землянку, без света, в ужасной темноте. Я возвратился очень расстроенным. Дела идут плохо. Знает ли Москва действительное положение на фронте?

На пути через колхозные поля видно много хлеба, собранного в скирды и копны. Сколько добра пропадает! Становится страшно. Некоторые красноармейцы собирают рожь для лошадей. Копают себе картофель и заготавливают дрова.

1 октября. Я встал рано утром. Из Москвы прибыли т.т. Тутушкин и начальник Особого отдела фронта Бегма. Это дало хороший толчок. Затем все выехали в дивизии, также и мои два представителя. В дивизиях дело обстоит неблагоприятно как с нашим аппаратом, так и с командно-политическим составом. Он работает плохо...

Хорошим уроком будет для нас происшедшая катастрофа с 42 красноармейцами в 258-й стрелковой дивизии, и подобное же дело и расследование дела не приносит необходимого результата.

Вывод    : положение 50-й армии неблестяще. Она состоит почти целиком из людей, родственники которых находятся в областях, занятых противником.

От нас и от командования требуются жестокие мероприятия. Многие военные инстанции и часть нашего аппарата работают все еще как в мирное время. Этому благоприятствовало еще и то, что армия почти два месяца находится в обороне и ведет только артиллерийский, минометный и пулеметный огонь, и то лишь периодически и очень слабо. Ночью люди на передовых позициях обороны спят; немцы выставляют посты и уходят для ночевки в деревню. Это не война, а пародия. Нет никаких активных действий, атак, и из-за этого среди красноармейцев возникают нездоровые проявления.

3 октября. Я спал в землянке. Встал в 7:30. Кричат, что прибыл тов. Колесников. Я поехал поэтому во второй эшелон. Мы обменялись мнениями о наступлении противника. Позорно, что враг снова одержал победу, прорвал позицию 13-й армии, занял г. Кромы, находящийся в 30 километрах от Орла. Отрезает нас. Занял на нашем участке фронта несколько деревень. В 12:00 мы выехали на участок 258-й дивизии, где провели два часа, чтобы затем вечером возвратиться в Т. Огонь нашей артиллерии силен, пехота готовится к атаке. Есть приказ возвратить потерянные позиции. Вечером, когда я пишу эти строки, положение еще не прояснилось. Подразделение связи работает плохо. Штаб то же самое.

В тылу сидят трусы, которые не приготовились к отступлению. О боже, сколько льстецов здесь. К. говорит, что в Орле НКВД уже эвакуируется. Но от нас до Орла еще 150 километров! Что за путаница! Что за беспомощность! Если бы была здесь твердая рука!

А дальше — больше... И вспоминать не хочется.

Вот в такой обстановке и работали. Но тогда немцев остановили... Страшной ценой. Да и дальше было не легче.

Пока не научились воевать.

«А может, и не на войне я совершил что-то важное, что люди запомнят? Может, сейчас мой главный бой? Здесь, в тюрьме, где я теперь один на один с палачами. И где я три месяца в кандалах просидел в “холодильнике” — страшной камере полтора на полтора метра размером, при температуре плюс десять. О существовании которой там, на воле, никто и не знает.

Но я не сдался, несмотря на весь ужас положения, не покорился катам[1]. Все отрицал. Не подписал никаких бумаг. И тем спас арестованных по “заговору врачей”. И их освободили. Но вспомнят об этом, может, только на небесном суде. А на земле вряд ли».

Заключенный номер пятнадцать прислушался к шуму в коридоре. Как всегда вовремя загремел засов на «форточке» в двери камеры, и чья-то рука быстро поставила на доску миску с баландой и бросила рядом кусок хлеба... Его завтрак.

Глотая горячую похлебку, Абакумов вспомнил ресторан «Арагви», где он частенько обедал. И ту драку, где ему (а приходил он туда инкогнито) хорошо «накостыляли». Пришлось вызвать охрану. И его ребята в отместку «отметелили» как следует военных отпускников, которые так непочтительно с ним обошлись в пьяной драке. Но арестовывать и шить воякам дело он не стал.

«И все-таки главное мое дело — это, конечно, Смерш. Его точно запомнят надолго».

Глава 3

У Сталина было три разведки. Служба внешней разведки. Главное разведывательное управление. И разведывательное управление Генерального штаба Красной армии.

Все они с начала войны работали не покладая рук. Внешняя разведка действовала, само собой, за границей. А две оставшиеся поделили функции. Главное управление вело «агентурную разведку иностранных армий как за границей, так и на временно оккупированной противником территории СССР». Оно подчинялось непосредственно Хозяину. А вот Разведуправление Генштаба должно было вести руководство войсковой и агентурной разведкой фронтов, регулярно информировать о действиях и намерениях врага и проводить дезинформацию противника.

В принципе такая система давала более или менее объективную картину. Каждая структура обладала своими возможностями, кадрами, источниками и могла внести свой вклад, донести свою точку зрения до высшего начальства. Но на войне все быстро меняется. А самое главное — эти изменения сказываются на ходе боевых действий.

Разведки работали. Но к началу сорок третьего Сталин «прозрел» и решил, кроме разведок, создать еще и контрразведку.

«Появилась она весной сорок третьего года. Когда же это было?»

Узник напряг память. И она профессионально выдала: тридцать первого марта.

«Я тогда впервые с начала войны побывал у Сталина в кабинете. До этого я знал, что Меркулов готовит какое-то постановление, касающееся меня и Управления особых отделов НКВД. И носит к вождю свои предложения. Но меня в известность не ставили, о чем идет речь. В кабинете уже сидел Берия. Разговор пошел о создании Наркомата госбезопасности. Обсуждался вопрос контрразведки: оставить ее в новой структуре или выделить в особую службу? Верховный видел контрразведку самостоятельным органом. Почему? Несмотря на все усилия наших многочисленных разведок, немцы в сорок первом году переиграли и вождя, и наш доблестный Генеральный штаб. И отступали мы в результате до самой столицы. В сорок втором история повторилась. Их блестящая дезинформационная кампания снова дала результат. Удар ждали на Москву, а отступали до Сталинграда. Конечно, в такой ситуации руководство хотело получить инструмент, который бы противодействовал немецкой разведке на всех направлениях. А так как к сорок третьему году обстановка изменилась в нашу пользу, надо было ждать, что немцы попытаются еще раз обмануть нас.

Кроме того, впереди было наше серьезное наступление. И на очищенных территориях фашисты оставят тысячи профессиональных агентов и террористов-диверсантов. Нужен был орган, который бы их зачищал.

В армии тоже не все было гладко. Война выявила не только лучшее в людях. Много грязного, подлого, что при мирной жизни никогда не поднялось бы, не проявилось, вылезло наружу во время мировой бойни. Людей приходилось контролировать.

Сыграли, наверное, свою роль и аппаратные интриги. Большая часть информации к вождю шла от Берии. Он подмял под себя все три разведки. Вождю же требовался прямой канал. Чтобы информация поступала к нему напрямую от контрразведки. И его люди могли всегда проверить данные МГБ, НКВД и Главного разведывательного управления Генштаба.

Разговор пошел о том, как назвать новую структуру. Меркулов предложил назвать ее Смеринш. Что означает ”Смерть иностранным шпионам”. Но Иосиф Виссарионович сократил аббревиатуру до короткого, как выстрел, слова Смерш, сказав при этом: “Шпионы бывают не только иностранные”.

Окончательное решение было принято девятнадцатого апреля на совещании, где снова присутствовали я, Меркулов и Берия. Надо было видеть разочарованную физиономию Лаврентия Павловича, когда он окончательно понял, что особые отделы уходят из-под его опеки, превращаются в отдельную структуру. И во главе ее оказываюсь я, его заместитель. Тогда он, конечно, не посмел возражать “отцу народов”. Но, судя по всему, в нем и зародилась та ревность, что потом ела его многие годы».

Постановление

9 апреля 1943 г.

Москва, Кремль

Совнарком СССР постановляет:

1. Управление особых отделов НКВД СССР изъять из ведения НКВД СССР и передать в Народный комиссариат обороны, реорганизовав его в Главное управление контрразведки НКО — Смерш (Смерть шпионам), поставив перед ним следующие задачи:

а) борьба со шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной деятельностью иностранных разведок в частях и учреждениях Красной армии;

б) борьба с антисоветскими элементами, проникшими в части и учреждения Красной армии;

в) принятие необходимых агентурно-оперативных и иных (через командование) мер к созданию на фронтах условий, исключающих возможность безнаказанного прохода агентуры противника через линию фронта, с тем чтобы сделать линию фронта непроницаемой для шпионских и антисоветских элементов;

г) борьба с предательством и изменой родине в частях и учреждениях Красной армии (переход на сторону противника, укрывательство шпионов и вообще содействие работе последних);

д) борьба с дезертирством и членовредительством на фронтах;

е) проверка военнослужащих и других лиц, бывших в плену и окружении противника;

ж) выполнение специальных заданий народного комиссара обороны.

2. Установить, что органы Смерша освобождаются от проведения всякой другой работы, не связанной непосредственно с задачами, изложенными в п. 1 настоящего постановления.

3. Утвердить структуру Главного управления контрразведки НКО (Смерш) согласно приложению.

4. Установить, что начальник Главного управления контрразведки НКО (Смерш) является заместителем наркома обороны и подчиняется непосредственно народному комиссару обороны.

5. Назначить тов. Абакумова Виктора Семеновича заместителем народного комиссара обороны и начальником Главного управления контрразведки НКО (Смерш), освободив его от работы заместителя народного комиссара внутренних дел СССР, заместителями начальника Главного управления контрразведки НКО (Смерш) тов. Мешика Павла Яковлевича, освободив его от работы в НКВД СССР, тов. Селивановского Николая Николаевича, освободив его от работы начальника ОО НКВД Южного фронта, и тов. Бабича Исая Яковлевича, освободив его от работы начальника ОО НКВД Северо-Западного фронта.

6. Обязать тов. Абакумова:

а) представить на утверждение народного комиссара обороны кандидатуры всего руководящего состава органов Смерша в центре и на местах;

б) представить на утверждение народного комиссара обороны структуру местных органов Смерша применительно к структуре Главного управления контрразведки НКО (Смерш), предусмотрев в ней организацию управлений контрразведки НКО (Смерш) фронтов и отделов контрразведки НКО (Смерш) армий, округов, корпусов, дивизий, бригад, запасных полков, гарнизонов, укрепрайонов и других учреждений Красной армии...

Небольшой аппарат — всего-то шестьсот сорок шесть штатных единиц в центре и по сто тридцать на каждом из фронтов. Но объем работы — гигантский. И надо было сразу дать результат. Без раскачки. А задач множество. И он, как шахматист-гроссмейстер, должен был играть на нескольких досках с сильными противниками. И нигде нельзя было проигрывать. Потому что за спиной он постоянно чувствовал наблюдающий глаз «главного судьи и арбитра». И времени в этом «матче» у него было в обрез. Впереди была главная, переломная битва этой войны — Курская дуга.

Что можно вспомнить о том времени? Он работал! Работал так, что иногда сутками не выходил из своего кабинета. А кабинет у него тогда был знатный. Расстановка мебели, ее набор — все как у всех. Но вот качество кресел и диванов, столов — на высшем уровне. Кожаное, мягкое, гладкое. Такое, какое нравилось ему.

Там и ночевал. В комнате отдыха, что была рядом.

Уже в марте проявилась «новая-старая» проблема. После разгрома, который потерпели наши под Харьковом, потянулись желающие перейти на немецкую сторону.

И вот тут проявилась смекалка смершевцев. В чьей-то умной голове созрел хитрый план: не только тщательно проверять всех, кто попадал в плен, после их возвращения в Красную армию, но и не давать никаких шансов перебежчикам. Так была разработана операция «Измена Родине». Ее начали проводить как раз накануне Курской дуги. Он прекрасно помнит ту докладную с Брянского фронта, которую получил в июне сорок третьего:

Совершенно секретно

Заместителю народного комиссара обороны Союза ССР,
комиссару государственной безопасности 2-го ранга

товарищу Абакумову

Докладная записка

о проведенных инсценировках «измены Родине»

В мае с.г. наиболее пораженными изменой Родине были 415-я и 356-я СД[2] 61-й армии и 5-я СД 53-й армии, у которых перешли к противнику 23 военнослужащих.

Одной из наиболее эффективных мер борьбы с изменниками Родины в числе других было проведение операций под видом групповых сдач в плен противнику, которые проводились по инициативе Упр. контрразведки Смерш фронта под руководством опытных оперативных работников отделов контрразведки армии.

Операции происходили 2 и 3 июня с.г. на участках 415-й и 356-й СД с задачей: под видом сдачи в плен наших военнослужащих сблизиться с немцами, забросать их гранатами, чтобы противник в будущем каждый переход на его сторону группы или одиночек изменников встречал огнем и уничтожал.

Для проведения операции были отобраны и тщательно проверены три группы военнослужащих 415-й и 356-й СД. В каждую группу входили четыре человека.

В 415-й СД одна группа состояла из разведчиков дивизии, вторая из штрафников.

В 356-й СД была создана одна группа из разведчиков дивизии.

В состав групп были подобраны тщательно проверенные, смелые, волевые и преданные военнослужащие из числа мл. командиров и красноармейцев.

Привожу характеризующие данные на отдельных участников групп.

Пом. комвзвода разведроты 356-й СД сержант Васильев Николай Александрович, 1920 года рождения, уроженец гор. Москвы, до призыва в Красную армию проживал там же, русский, член ВЛКСМ, образование 5 классов, по соцположению рабочий, не судим. Окончил курсы разведчиков, участвовал в трех боевых операциях. При выполнении боевой задачи в ночь на 24 мая с.г. первым ворвался в траншеи противника, забросал гранатами немцев, своевременно эвакуировал раненых разведчиков. За выполнение боевых заданий награжден медалью «За боевые заслуги».

Красноармеец штрафной роты 415-й СД Дорохов Дмитрий Михайлович, 1906 года рождения, уроженец Тульской области, русский, по происхождению из крестьян-бедняков, колхозник, образование 4 класса, беспартийный, женат, ранее судим за алименты. Мобилизован в Красную армию в июне 1941 года, под Моздоком в сентябре 1942 года ранен. В штрафную роту попал после суда по обвинению в дезертирстве из Красной армии. В окружении и плену не был. Дисциплинированный, волевой, решительный. Охотно изъявил желание искупить свою вину перед Родиной.

Юрин Владимир Константинович, 1917 года рождения, уроженец Челябинской области, русский, беспартийный, образование среднее, женат. В Красной армии с 1938 года, имеет два ранения. В окружении и плену не был. В штрафную роту направлен после суда за членовредительство в декабре 1942 года (взрывом модернизированного взрывателя оторвало один палец). Проявил себя как один из лучших красноармейцев, дисциплинированный и инициативный. При личном знакомстве произвел впечатление серьезного, умеющего выполнить ответственное задание.

Разведчик 415-й СД красноармеец Воронцов Сергей Спиридонович, 1914 года рождения, уроженец Орджоникидзевского края, Гофитского района, дер. Сухая Буйвола, русский, по происхождению из крестьян, образование 4 класса, член ВКП(б) с 1942 года, не судим, холост, родители проживают в дер. Сухая Буйвола. В Красной армии служит с 1937 года. Имеет ранение. В плену и окружении не был. Неоднократно участвовал в боевых операциях, инициативный, дисциплинированный разведчик, находчив.

Остальные участники групп характеризуются аналогичными данными.

После подбора группы были отведены в тыл дивизий, где проходили под руководством опытных командиров специальную подготовку.

При подготовке особое внимание было обращено на умение участвующих в операции эффективно забросать немцев гранатами и быстро скрыться после выполнения ее. Подготовка осуществлялась на местности, аналогичной предполагаемой в районах действия.

Одновременно были намечены конкретные места действия групп, подготовлены планы действия и расчеты артиллерийского и минометного огня для поддержки групп во время операции.

Места для операции групп были выбраны там, где имелись случаи групповых переходов линии фронта изменниками Родины.

2 июня 1943 года в районе обороны действовали первая и вторая. 3 июня с.г. в районе обороны 356-й СД действовала третья группа.

Операция первой группы-разведчиков 415-й СД

2 июня с.г., в 4:00, группа после сосредоточения на исходном рубеже подползла к немецкому проволочному заграждению, встала и, подняв руки, начала искать проход в проволочном заграждении.

Немцы сразу же заметили идущих и стали звать их к себе. Три немца во главе с офицером вышли навстречу разведчикам, сблизившись с группой у проволочного заграждения на 30 метров. Разведчики забросали подошедших немцев гранатами. Уничтожив трех немцев, без потерь вернулись обратно.

Отход группы поддерживался огнем из всех видов оружия.

Операция второй группы 415-й СД (штрафники    )

2 июня с.г., в 3:00, группа сосредоточилась на исходном рубеже в 100 метрах от противника, недалеко от нашего проволочного заграждения.

В 4:00 двумя партиями по два человека с поднятыми руками пошли к проволочному заграждению, один из первых держал в руках белый лист бумаги, означавший немецкую листовку.

При подходе к проволочному заграждению немцев группа увидела двух немецких солдат, которые начали указывать место для прохода через заграждение.

Группа, пройдя немецкое проволочное заграждение, заметила, что от последнего к немецким траншеям идут два хода сообщения и в траншеях группу ожидают около 20 немецких солдат.

При подходе к скоплению немцев на 30 метров группа забросала немецких солдат гранатами и после использования всего запаса гранат под прикрытием артиллерийского и минометного огня отошла в наши окопы.

При отходе два человека из группы получили легкое ранение и сейчас находятся в строю.

Операция третьей группы 356-й СД (разведчики)

3 июня с.г., в 3:00, группа вышла с исходного рубежа и дошла до проволочного заграждения немцев, где была встречена одним немецким солдатом, который их остановил словом «хальт».

Когда старший группы назвал пароль для перехода («Штыки в землю»), немец стал показывать дорогу к проходу, находясь от группы в 20 метрах.

В это время он был забросан гранатами, а группа вернулась в свои траншеи.

По группе был открыт противником огонь, однако никто из нее ранен не был.

Все группы поставленные перед ними задачи выполнили отлично, никаких происшествий за время операций не случилось.

Поставлен вопрос перед Военным советом 61-й армии о награждении участников операции, а также о снятии судимости с группы красноармейцев штрафной роты 415-й СД, принимавших участие.

Отделам контрразведки армии даны указания о проведении аналогичных инсценировок измены Родине в частях, наиболее пораженных переходами военнослужащих к противнику.

Начальник Упр. контрразведки НКО (Смерш)

Брянского фронта генерал-майор Железников

19 июня 1943 г.

№ 3/6694

Сразу после организации Смерша надо было решать задачи не только с рядовыми дезертирами, но и с нашими генералами-ротозеями. Подумать только, на третьем году войны многие из них так и не научились хранить государственные тайны!

Не один десяток докладных подал он тогда Верховному. На их основе родилась та директива, в которой досталось генералам. И было за что. В июне сорок третьего один генерал оставляет в гостинице под надзором горничной совершенно секретные карты с нанесенной на них фронтовой обстановкой. Другой зачем-то таскает с собой секретную карту — и теряет ее. Хорошо, что подобрал ее на улице старшина и вернул в штаб. Генералы тогда, можно сказать, легко отделались. Строгими выговорами. А если бы карты попали немцам? Что тогда? Тогда...

Глава 4

— Заключенный номер пятнадцать, на выход!

Дверь камеры-одиночки с грохотом открылась. На пороге появился здоровенный, толстомордый надзиратель в неопрятном, с пятном на когда-то зеленом, а теперь как будто рыжеватом, «пропыленном», кителе. Глядя на медленно поднимающегося с табурета Абакумова, он почтительно произнес:

— К следователю вызывают! Сам генеральный прокурор!

Они прошли длинным коридором, мимо ряда дверей, через пару «шлюзов» с «автоматически» открывающимися замками. Шагая позади заключенного, охранник то и дело командовал перед очередными дверными проемами:

— Стоять! Лицом к стене!

Абакумов не пытался саботировать его указания, потому что знал здешние порядки и за эти годы привык к ним. Уже на подходе к двери следственного кабинета вертухай неожиданно сказал:

— Рюмина расстреляли. Двадцать второго июля.

Абакумов вздрогнул. И почувствовал, как в душе загорелся огонек надежды: «Теперь и Рюмин. Подполковник Рюмин. Это именно он написал донос еще при жизни Сталина. Именно он пытал людей, чтобы выбить из них показания на меня. Фабриковал дело, по которому я все эти годы сижу в клетке, как зверь. Значит, есть она, высшая справедливость. Сначала сгинул Берия. Теперь этот недоносок. Может, от меня отвяжутся?»

Он зашел в кабинет. Представился как положено. И обомлел. За столом следователя сидел Руденко. Его старый знакомец. Значит, наверху власть переменилась.

Виктор Семенович усмехнулся:

— Стало быть, Хрущев Никита стал самым главным?!

Руденко вскинул удивленные глаза поверх очков:

— Как ты узнал?

— Ну кто же, кроме него, назначит тебя, мудака, генеральным прокурором?!

Поговорили. И стало ясно, что и новая власть продолжает начатое три года назад Иосифом.

Теперь ему надо знакомиться с обвинением. Ну что ж, он будет читать эту белиберду, раз ничего так и не изменилось в системе.

Вернувшись в камеру, узник номер пятнадцать принялся читать сочинение его бывших товарищей. Первый параграф гласил: «Признаниями обвиняемых, показаниями свидетелей и другими доказательствами, собранными по делу, установлено, что в МГБ СССР длительное время орудовала вражеская группа Абакумова–Шварцмана, ставившая своей целью подрыв государственной безопасности Советского Союза... Наиболее серьезный ущерб...»

Виктор Семенович оторвался от чтения и подумал: «Это я-то хотел подорвать безопасность страны?! Я, который тогда, весной сорок третьего, может быть, спас страну и вас всех, засранцев, и...» Он неожиданно даже для самого себя мысленно вернулся в ту эпоху десятилетней давности.

«Что мы знали тогда о замысле немцев? Весна сорок третьего? Чем она запомнилась?»

Немецкие диверсанты тогда принялись убивать наших генералов и старших офицеров. Одним и тем же способом. Где-нибудь далеко в тылу у Красной армии переодетые в форму НКВД диверсанты останавливали якобы для проверки документов легковую машину с нашими офицерами и расстреливали их. Так погибли два генерала и семь полковников.

Тогда он решил использовать для борьбы с ними машины-ловушки. В них садились три человека. Один в форме старшего офицера. И два «оперативника-чистильщика» с великолепными данными. Диверсанты останавливали такую «ловушку» на дороге, и оперативники через минуту их расстреливали. Получилось здорово. Ликвидировали всех...

«Но все-таки когда появились первые данные о “Цитадели”? И от кого? Дай бог памяти. Ну да! Это было в марте».

Как ни странно, первые сведения поступили из Швейцарии. От резидента Главного разведывательного управления Шандора Радо. Работал он под псевдонимом Дора. Так вот, шестнадцатого марта сорок третьего он и сообщил, что «немецкое главное командование намерено использовать освободившихся после сокращения центрального фронта сильные боеспособные части для обратного захвата Курска». Так себе сообщение — туманное. Но уже двадцать второго марта Дора уточнял: «Немецкое военное командование всеми мерами ускоряет массирование сил для нанесения удара в направлении на Курск. Войска и танковые части отводятся из района Харькова и готовятся к наступлению на Курск через Сумы на север».

Дальше — больше. Подключилась внешняя разведка. Джон Кернкросс (Лист) из Лондона. Он работал аналитиком в Правительственной школе кодов и шифров в Блетчли-парке, дешифровал немецкие военные сообщения. В конце апреля они перехватили и расшифровали радиограмму немцев из группы «Юг» в штаб. Джон передал нам полные тексты немецких перехваченных сообщений, которые могли помочь обмануть врага. Кроме того, от него были получены данные новых немецких тяжелых танков «Тигр».

А затем наш военный атташе посольства СССР в Лондоне генерал-майор Иван Скляров (Брион) 16 апреля сообщил название этой германской операции — «Цитадель» — и сделал первые выводы: «Концентрация немецких сил в районе Белгорода и Орла доказывает, что немцы хотят использовать этот сектор для крупного наступления, общее направление которого должно привести примерно в район Воронежа. Это предполагаемое направление наступления привело бы немецкие армии в район Москвы, против ядра Советской армии...»

Немцы начали накапливать силы для удара. Но одновременно повели огромную работу по дезинформации. Цель ее заключалась в том, чтобы обмануть Сталина в очередной раз. Убедить его и Генштаб, что группировка эта ударит на Москву.

Наши военачальники в начале апреля так и считали. Даже маршал Жуков в своем докладе Сталину высказывал такое предположение. 8 апреля 1943 года он писал:

Товарищу Васильеву[3]

8 апреля 1943 г.

5 ч. 30 мин

Докладываю свое мнение о возможных действиях противника весной и летом 1943 года и соображения о наших оборонительных боях на ближайший период.

1. Противник, понеся большие потери в зимней кампании 1942/43 года, видимо, не сумеет создать к весне большие резервы для того, чтобы вновь предпринять наступление для захвата Кавказа и выхода на Волгу с целью глубокого обхода Москвы.

Ввиду ограниченности крупных резервов противник вынужден будет весной и в первой половине лета 1943 года развернуть свои наступательные действия на более узком фронте и решать задачу строго по этапам, имея основной целью кампании захват Москвы.

О такой возможности высказывался и начальник Оперативного управления Генштаба Красной армии генерал-лейтенант Штеменко, когда планировались и отрабатывались различные варианты боевых операций на 1943 год.

Вопрос «где?» не являлся тогда слишком трудным. Ответ на него мог быть только один — на Курской дуге. Ведь именно в этом районе находились главные ударные силы противника, таившие две опасные для нас возможности: глубокий обход Москвы или поворот на юг.

Но Сталин опасался и за московское стратегическое направление. Предполагал, что удар может пойти через Великие Луки.

Надо было в кратчайшие сроки, в условиях дезинформации, которую организовали немцы, выяснить истинные цели и намерения врага. А враг был опытный, изощренный, сильный. И острием этой силы была германская военная разведка абвер, что в переводе означает «отпор», «защита», «оборона». Вот с ним ему и пришлось сразиться.

Возглавлял этот самый абвер человек замечательно образованный, искусный в делах и с необычайной судьбой. Адмирал Канарис. Моряк. В годы Первой мировой войны он служил на крейсерах. Знал несколько языков. Потом был агентом германской разведки. И с 1935 года возглавил абвер. Именно он создал из заштатной структуры мощнейшую спецслужбу, которая обеспечивала руководство разведданными — вела неустанную подрывную работу против стран, на которые нападала нацистская Германия.

С начала агрессии против СССР в сорок первом году в этой структуре был создан специальный орган, который должен был работать на восточном направлении. Управление «Абвер-заграница», штаб «Валли». Он помнит, как сам удивился, когда аналитики принесли схему организационного построения германской военной разведки и он увидел, какое место в ней занимал этот самый штаб.

По-немецки четко он был разделен на три отдела: «Абвер-1», «Абвер-2» и «Абвер-3». Каждый обладал своей независимой структурой и занимался своим делом. Первый — сбором разведывательной информации. Второй — диверсиями и террором. Третий отвечал за военную контрразведку, борьбу со шпионажем, изменниками...

Тут Абакумову вспомнилось: все трое начальников отделов попали после войны в наш плен. И из чистого любопытства он встретился с ними — чтобы посмотреть, что за люди были эти его непосредственные противники. Так и познакомился с начальником отдела номер один, убежденным нацистом с волчьим взглядом генералом Гансом Пикенброком, начальником второго отдела генерал-майором Эрвином Лахузеном и своим главным врагом — начальником контрразведки Францем Эккардом фон Бентивеньи. Их показания о том, как они готовили план нападения Германии на Советский Союз, он прочитал и отправил секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Жданову.

Потом они в качестве доказательств попали в документы Нюрнбергского процесса.

Все они были достаточно однотипными. Абакумов отлично помнит показания того же Бентивеньи:

Показания генерал-лейтенанта германской армии фон Бентивеньи Франца —
начальника «Абвер-3», германской военной разведки и контрразведки,
от 28 декабря 1945 г.

Что касается руководимого мною «Абвер-3», то я в марте 1941 года получил от Канариса следующие установки по подготовке к проведению плана «Барбаросса»:

а) подготовка всех звеньев «Абвер-3» к ведению активной контрразведывательной работы против Советского Союза, как то: создание необходимых абвергрупп, расписание их по боевым соединениям, намеченным к действиям на Восточном фронте, парализация деятельности советских разведывательных и контрразведывательных органов;

б) дезинформация через свою агентуру иноразведок в части создания видимости улучшения отношений с Советским Союзом и подготовки удара по Великобритании;

в) контрразведывательные мероприятия по сохранению в тайне ведущейся подготовки к войне с Советским Союзом, обеспечению скрытности перебросок войск на восток.

В мае 1941 года подготовка и проведение всех указанных мероприятий, касавшихся участия военной контрразведки в реализации плана «Барбаросса», были мною в основном закончены, о чем я лично в присутствии Канариса доложил фельдмаршалу Кейтелю. Проделанная мною работа Кейтелем была одобрена.

Показания записаны мною собственноручно.

Бентивеньи

Показания приняли: офицер контрразведки майор Кузьмишин,

военный переводчик лейтенант Бубнов.

Перевел с немецкого на русский военный переводчик лейтенант Бубнов.

Бездонным резервуаром для немцев служили лагеря, где содержались наши военнопленные, партизаны, подпольщики, сотрудники партийных органов. Таковых было от четырех до пяти миллионов человек. Из них и набирались курсанты в разведшколы абвера, готовились террористы, шпионы. Он помнит бесконечную череду сообщений об их арестах во время подготовки к Курской битве. Тогда Смерш обезвредил их полторы тысячи. И только на Центральном фронте в июне-июле было уничтожено пятнадцать диверсионно-разведывательных групп противника.

Абакумов пригасил несвоевременные воспоминания и вернулся к чтению обвинительного заключения. Он вчитывался в строки этого «сочинения на заданную тему». И не понимал ничего... Наконец оставил увесистый том. И снова вернулся туда, в весну и лето сорок третьего года...

«Как я гордился первыми успехами Смерша в сорок третьем! Помнится, в мае самолично написал и направил Верховному докладную»:

30 мая 1943 г.                                                             Государственный комитет обороны

№122/А                                                                                                        Товарищу Сталину

8, 9 и 20 мая с.г. радиоперехватом было зафиксировано, что в районе Воронежа действует агент германской разведки под № 135.

Дешифровкой перехваченных радиограмм установлено, что агент передал немцам сведения о наличии танковых частей в районе ст. Отрожка, аэродрома истребительной авиации в районе ст. Усмань, о движении воинских эшелонов и характере перевозимых грузов в этом районе.

Одновременно были перехвачены и расшифрованы радиограммы противника, передававшиеся из Киева в Варшаву, содержание которых указывало на то, что они приняты были от агента № 135.

То обстоятельство, что телеграммы передавались в Варшаву, где размещена разведывательная школа германской военной разведки, а также идентичность этого шифра с шифром других разведчиков этой школы позволили судить, что агент № 135 обучался в Варшавской разведывательной школе.

Кроме того, из показаний ряда арестованных в последнее время германских разведчиков, обучавшихся в Варшавской разведывательной школе, органам Смерша было известно, что немцы в конце апреля с.г. намеревались перебросить в район Воронежа своего агента по кличке Григорьев.

Изложенное дало основание предполагать, что агенты № 135 и Григорьев являются одним и тем же лицом.

В целях поимки этого шпиона Главным управлением контрразведки (Смерш), органами НКГБ и НКВД в районе Воронежа было создано 24 оперативно-розыскных группы, выброшены радиопеленгаторные станции и на дорогах, прилегающих к Воронежу, усилена заградительная служба.

В одну из оперативно-розыскных групп, производивших розыск на железнодорожных станциях и в поездах, был включен доставленный из отдела контрразведки (Смерш) Тамбовского гарнизона переброшенный немцами 23 апреля с.г. в район Мичуринска и добровольно явившийся с повинной в наши органы агент германской разведки, обучавшийся в Варшавской разведывательной школе, Мищенко А.И. (1907 года рождения, русский, беспартийный, быв. командир батальона 518-го стр. полка 129-й стр. дивизии, ст. лейтенант, попал в плен к немцам в июле 1941 года в районе г. Смоленска), который хорошо знал в лицо разведчика Григорьева.

28 мая с.г., в 21 час, при посадке в поезд на станции Воронеж Мищенко опознал Григорьева, и он был арестован.

Будучи уличен, Григорьев показал, что является Задорожным Василием Степановичем, 1916 года рождения, быв. членом ВЛКСМ, быв. начальником радиостанции 780-го стр. полка 214-й стр. дивизии, по званию ст. сержант. В плен к немцам попал 24 июля 1941 года в районе г. Великие Луки, содержался в Белостокском лагере военнопленных.

В октябре 1942 года, как показал Задорожный, он был завербован германской военной разведкой и обучен в Валгской и Варшавской разведывательных школах противника.

В ночь с 23 на 24 апреля с.г. Задорожный был переброшен немцами на самолете в районе ст. Усмань с заданием установить наличие воинских частей и движение их по железным дорогам на линиях Воронеж — Грязи, Воронеж — Лиски, Воронеж — Курск.

Задорожный сознался, что 8, 9 и 20 мая с.г., находясь в районе ст. Усмань, он передал по радио германской разведке собранные им шпионские сведения, и изложил содержание радиограмм, которые совпадают с данными, полученными ранее по радиоперехвату.

У Задорожного изъяты радиостанция, наган, двадцать шесть тысяч рублей советских денег, фиктивные документы на имя Портянского Михаила Степановича, лейтенанта 835-го стр. полка, Лихоткина Ивана Васильевича и лейтенанта 555-го запасного стр. полка Задорожного Василия Степановича, а также 50 незаполненных бланков различных документов (командировочные предписания, аттестаты, отпускные билеты и проездные документы).

Абакумов

Он тогда предложил наградить этого Мищенко. И в июне сорок третьего, как раз в канун Курского сражения, тот получил медаль «За отвагу».

Глава 5

«Были времена, да было времечко...» Немцы предприняли отчаянную попытку обмануть их и на этот раз. Недалеко от линии фронта наши зенитчики сбили большой транспортный самолет. Он упал на нейтральной полосе. Разведчики добрались до обломков и обнаружили трупы нескольких погибших высокопоставленных офицеров вермахта. А с ними карты летнего наступления с подлинной подписью самого Адольфа Гитлера. И карты эти показывали, что направлением главного удара немцев будет столица нашей Родины.

В подтверждение этой версии немцы организовали мощную кампанию по дезинформации. Но он и сегодня гордится тем, что раскусил их замысел, на исполнение которого они пожертвовали жизнями генералов. А почему? Да потому что в этот период он развернул широкую сеть зафронтовой агентуры Смерша. И она, в противоречие с дезой немцев, докладывала, что главное наполнение сил идет в направлении Курска.

«Где же они, его друзья-товарищи, те, что обеспечили развертывание этой сети? Четвертый отдел. И его начальник Петр Петрович Тимофеев. Великий был человек. А потом им командовал Георгий Валентинович Утехин. И сотрудников было у него немного. Всего двадцать пять. Но какие орлы!»

Бывший грозный начальник Смерша грустно улыбнулся. Особенно удавались им операции по засылке зафронтовых агентов в немецкие органы абвера. Помнится, одними из первых были два наших агента. Один из них красноармеец Соболев Алексей Семенович. Он дал тогда согласие на выполнение специального задания контрразведки и был переброшен в расположение войск противника. После перехода линии фронта немцы задержали его и отправили в лагерь военнопленных. Там он рассказал им специально придуманную легенду, которой они поверили. И не только поверили, но и взяли его в разработку, направив в Смоленск, в диверсионную школу. В ней Соболев перевербовал двенадцать курсантов и убедил их работать на советскую контрразведку. Более того, он привлек к сотрудничеству очень ценного человека — бывшего начальника штаба батальона Красной армии Петра Марковича Голокоза. Вместе они завербовали для работы против немцев 29 курсантов, которые потом явились с повинной в органы контрразведки.

Он тогда докладывал лично Сталину о деятельности этих ребят:

...В каждую диверсионную группу, которую немцы направляли из города Смоленска на советскую сторону для подрывной работы, Голокоз и Соболев внедряли по несколько человек завербованных ими агентов с заданием не допустить выполнения диверсионных актов и всех участников группы доставлять в органы контрразведки.

Голокоз и Соболев вооружили 28 жителей деревни Шибалово (близ Смоленска) для борьбы с немцами, а также ряд жителей других, соседних деревень, снабдив их оружием и боеприпасами.

Голокоз в июле привел в расположение партизанской бригады Захарова, действующей на оккупированной территории БССР, немецкий карательный отряд численностью 84 человека и помог партизанам окружить и взять их в плен...

Уже потом, позднее, в начале сорок четвертого, он подготовил полный отчет о работе Смерша за первые десять месяцев его существования, в котором подробно изложил, как они боролись в год великого перелома с немецкой контрразведкой. Донесение было длинное. С фактами и цифрами. Не все он помнит. Но основное может воспроизвести и сейчас:

24 февраля 1944 г.                                                     Государственный комитет обороны

№ 391/А                                                                                                    Товарищу Сталину

                                                                                                                       Товарищу Молотову

Главное управление контрразведки (Смерш) докладывает о работе нашей агентуры, внедренной в разведывательные органы и школы германской военной разведки, за период существования органов контрразведки Красной армии, то есть за последние 10 месяцев.

За истекший период по нашему заданию внедрилось в германские разведывательные органы и школы 75 агентов, причем 38 из них возвратились из тыла противника по выполнении задания.

Перед этой агентурой была поставлена задача проникнуть в разведывательные органы противника, установить их дислокацию и структуру, изучить деятельность этих органов против Красной армии и собрать сведения об официальных сотрудниках и агентуре, подготовляющейся для заброски на нашу сторону.

Кроме того, им было поручено перевербовывать агентов противника и склонять их на отказ от выполнения заданий немцев и явку с повинной в органы советской контрразведки после переброски через линию фронта.

Некоторые из агентов получили от нас задание проникнуть в части так называемой «Русской освободительной армии» для разложения этих частей.

Возвратившиеся разновременно из тыла противника агенты представили добытые ими сведения на 359 официальных сотрудников германской военной разведки и на 972 выявленных ими германских шпионов и диверсантов, подготовляющихся для переброски в расположение частей Красной армии.

Впоследствии 176 разведчиков из числа названных нашей агентурой после переброски их немцами на нашу сторону были арестованы органами Смерша.

Кроме того, находясь на территории противника, наши агенты перевербовали 85 агентов немецких разведывательных органов на явку с повинной при переброске их на сторону частей Красной армии и склонили для работы в пользу советской контрразведки пять официальных сотрудников германской разведки.

Эти же агенты представили подробные доклады о методах вербовки и подготовки немцами шпионов и диверсантов для проведения подрывной деятельности в частях Красной армии и советском тылу.

Агентура Смерша, проникшая в части так называемой «Русской освободительной армии» и карательные отряды, организовала переход на нашу сторону и к партизанам 1202 участников этих подразделений.

Ниже приводятся наиболее характерные примеры внедрения нашей агентуры в германские разведывательные органы.

Абакумов

Глава 6

Он до мелочей помнит тот разговор в кабинете у Сталина весной сорок третьего. Тогда потребовалось все его мужество, чтобы устоять и защитить свое мнение.

Все донесения конкурирующих ведомств говорили об одном: накопление сил противника идет на московском направлении. Об этом же сообщали захваченные в немецких штабах документы. Опять же взятые с погибших в сбитом самолете немецких генералов карты. Все против его мнения! Казалось бы, неопровержимые доказательства. А он приводит донесения зафронтовой агентуры Смерша. Объявляет сведения о московском наступлении дезой. И говорит, что основные силы копятся на курско-орловском направлении и ударят они на Курск.

Он отлично понимал, чем может стать для него ошибка. Но принял ответственность на себя. И убедил всех.

«Наверное, это и было самое главное событие в моей жизни. Когда я повлиял на ход мировой истории! — подумал Виктор Семенович. — Мой момент истины! А все остальное? Остальное тоже было достойно. Но это главное...»

* * *

Надо было не только разгадать замысел противника, понять, где правда, а где дезинформация. Надо было скрыть свои планы, обмануть врага, заставить поверить, что мы ничего не знаем. И тут неоценимую роль сыграли радиоигры. Начало им положил Берия. Да, Берия! Это он, хитрющий и коварный, еще в сорок втором предложил Иосифу Виссарионовичу использовать захваченных радистов для передачи дезинформации. Писал ему: «...НКВД СССР считает, что захваченные немецкие радиостанции можно использовать в интересах Главного командования Красной армии для дезинформации противника в отношении дислокации и перегруппировок частей Красной армии».

Специальные группы начали готовить дезинформационные материалы. Каждая такая игра требовала творческого подхода. Отрабатывалось все до мелочей. И к сорок третьему они стали важнейшим элементом подготовки к сражению. Прямо перед Курской битвой он, Абакумов, издал секретную инструкцию «по организации и проведению радиоигр с противником». В ней была указана главная цель — строить агентурные комбинации, направленные на то, чтобы парализовать деятельность разведки противника.

Но как это сделать, когда некоторые командиры и начальники просто игнорируют указания о строжайшей секретности подготовки контрнаступления на соседнем участке фронта? Он, помнится, тогда направил Иосифу Сталину спецсообщение, в котором показал факты беспечности и безалаберности начальства:

По сообщению управления Смерша Брянского фронта, проводившаяся в мае и в июне с.г. подготовка к наступательным действиям на участках 61-й и 63-й армий была проведена без достаточного соблюдения военной тайны и маскировки при сосредоточении войск, что дало возможность противнику догадаться о проводимых нами мероприятиях на этом участке фронта.

Так, например, начальник артиллерии 61-й армии генерал-майор Егоров, будучи осведомлен о подготовке операции по прорыву обороны противника на участке армии и предупрежден командованием фронта о соблюдении строжайшей тайны, сообщил об этом некоторым командирам, в том числе подполковнику Лазареву и майору Сергиевскому.

4 мая с.г. на участке прорыва Егоров организовал военную игру «Наступление» с начальниками артиллерии дивизий и командирами артполков. Для разработки плана прорыва обороны противника Егоров привлек весь оперативный отдел штаба армии, в том числе машинистку Домнину и чертежника Афонина.

27 мая с.г. Егоров раздал план наступления командирам корпусов, бригад и артиллерийских полков.

Несмотря на указания командования фронта не выводить на огневые позиции прибывающие вновь артиллерийские части и не усиливать артиллерийского огня на участке армии, Егоров приказал командирам артиллерийских частей занять огневые позиции и произвести пристрелку одним орудием от батареи.

В результате пристрелки орудий на участке армии образовался массированный артиллерийский огонь.

Это дало возможность противнику догадаться о мероприятиях наших частей, так как вслед за этим он повел большие огневые налеты по нашим участкам огневых позиций.

Сосредоточение войск в районе намеченных действий проходило без достаточной маскировки. Остатки колонн и большое количество транспорта двигались в район сосредоточения днем, что демаскировало расположение наших войск...

Глава 7

Они разгадали замысел врага. Но перед ними стояла задача скрыть свои приготовления, свои планы. И тут потребовался весь его немалый накопленный опыт. В мае-июне сорок третьего они и провели уникальную по масштабам и замыслу операцию. Задача ее была скрыть подготовку нашего наступления на Курской дуге.

Но мало было передавать дезу. Ведь немцы могли ее легко проверить. С воздуха. Или сбросив агентов-парашютистов.

Ох и поломал он тогда голову над этой задачкой. Но в конце концов они нашли правильный алгоритм действий. Передав основные данные, радиоточки закрывались. Чтобы немцы не могли их проверить. А для подтверждения они подключали контролируемых Смершем агентов, пойманных в районе Курской дуги. Кроме того, деза передавалась задним числом. В выгодные для наших моменты. Если кто и проверит — можно сослаться: «Так это же было вчера. Или третьего дня. А сегодня обстановка изменилась».

Для масштабной дезинформации они задействовали девять радиостанций, расположенных в прифронтовой полосе.

Кроме того, для подтверждения подключали радиостанции не только с дуги, но и из Москвы, Саратова и Пензы.

В конце мая сорок третьего он докладывал Сталину о развернутой сети радиостанций, питающих немцев ложными сведениями. Он и сейчас гордится тем, что забрал из НКВД отдел по радиоиграм. Увеличил его штат до восьми человек. Всех повысил в звании. И дал конкретные инструкции, как вести дело. А тогда он сообщал:

29 мая 1943 г.                                                             Государственный комитет обороны

№ 121/А                                                                                                        Товарищу Сталину

За период Отечественной войны органами контрразведки задержано 1040 германских шпионов-парашютистов, переброшенных противником на нашу сторону, из которых 263 разведчика были снабжены портативными коротковолновыми радиостанциями.

После перевербовки некоторой части агентов-парашютистов нашими органами было включено в радиоигру с противником 89 изъятых радиостанций.

Из этого количества 65 раций были в разное время из игры выведены из-за потери к ним оперативного интереса, опасности провала наших мероприятий, вследствие длительного срока работы станций и по техническим причинам.

Остальные 24 радиостанции работают по настоящее время и размещены в разных местах Советского Союза, так как при переброске разведчиков на нашу сторону немцы указывали им пункты для оседания.

Восемь работающих ныне станций функционируют с 1942 года, а остальные с  1943 года, причем две начали работать с февраля с.г., две — с марта и 12 — с мая 1943 года.

Из числа арестованных шпионов-парашютистов 305 человек расстреляно, остальные содержатся под стражей.

С помощью работающих радиостанций Главное управление контрразведки (Смерш) осуществляет мероприятия по вызову агентуры противника на нашу сторону для ее перехвата, и в этих же целях передается немцам дезинформация военного характера, которая согласовывается с Генеральным штабом Красной армии.

За время войны арестовано присланных немцами 16 агентов-связников, захвачено 19 посылок, сброшенных противником с самолетов, в которых находились рации, документы, одежда, продукты питания и 824 000 рублей советских денег.

Ниже приводим данные о работе включенных в радиоигру с противником радиостанций Главного управления контрразведки (Смерш):

Радиостанция «Находка». Находится в г. Волоколамске, включена в радиоигру с противником 13 февраля с.г.

9 февраля с.г. в Клинском районе Московской области были задержаны три германских разведчика-парашютиста. Группа имела задание осесть в г. Волоколамске и вести наблюдение за движением воинских эшелонов по железной дороге и шоссе в сторону фронта. В результате проводимой радиоигры в апреле с.г. к разведчикам были вызваны два агента-связника. Оба связника арестованы 16 апреля с.г., после посещения нашего агента в г. Волоколамске.

Радиостанция пользуется доверием у противника, и разведчики немцами награждены орденами «За храбрость» 2-го класса...

Радиостанция «Трио». Находится в г. Ленинграде, включена в радиоигру с противником 21 мая с.г.

По радиостанции 21 мая с.г. передана первая радиограмма из района приземления (г. Вологда). Дальнейшая работа станции будет организована из Ленинграда. Намечается передача дезинформационных сведений по интересующим немцев вопросам.

Радиостанция «Друзья». Находится в г. Горьком, в радиоигру с противником включена 5 мая 1943 года.

В радиоигре используется выброшенный немцами на самолете 3 мая с.г. на территории Петушинского района Московской области агент-радист.

Радиостанция «Патриоты». Находится в г. Свердловске, включена в радиоигру с противником 10 ноября 1942 года.

Радиостанция «Семенова». Находится в г. Горьком, в радиоигру с противником включена 17 сентября 1942 года. В радиоигре используется агент-парашютист...

Радиостанция «Арфа». Находится на станции Рузаевка, включена в радиоигру с противником 22 мая с.г.

Радиостанция «Кантели». Находится в г. Александрове, включена в радиоигру с противником 23 мая с.г.

Рация придана германскому агенту-парашютисту, окончившему варшавскую школу, который 14 мая с.г. был задержан на территории Лежневского района Ивановской области.

Радиостанция «Лесники». Находится в г. Солигалич Ярославской области, включена в радиоигру с противником 19 марта с.г.

16 марта с.г. в Солигаличском районе Ярославской области были задержаны три сброшенных немцами с самолета разведчика-парашютиста с радиостанцией, которые окончили так называемую школу «русских активистов» в г. Волау (Германия).

Радиостанция «Борисова». Находится в г. Люберцы Московской области, включена в радиоигру с противником 9 февраля с.г.

В радиоигре используется германский агент-радист. Рация пользуется доверием у немцев, по сообщению которых разведчики награждены орденами «За храбрость» 2-го класса. 6 мая на подставленный противнику адрес явился связник германской разведки.

Радиостанция «Повестка». Находится в г. Лихвин, включена в радиоигру с противником 17 мая с.г.

12 мая с.г. на территории Перемышльского района Тульской области задержаны два агента-парашютиста немецкой разведки, окончившие разведшколу противника при штабе 2-й танковой армии в г. Орле.

Радиостанция «Черного». Находится в г. Воронеже, в радиоигру с противником включена 28 декабря 1942 года.

В радиоигре используется перевербованный германский агент-радист.

Кроме того, в мае с.г. Главным управлением контрразведки (Смерш) включены в радиоигру с противником еще семь радиостанций, изъятых у задержанных германских разведчиков-парашютистов.

По каждой действующей радиостанции были разработаны мероприятия, и в зависимости от полученных радиограмм от немцев намечаются новые легенды.

Главное управление контрразведки (Смерш) на фронтах и в военных округах выделило и проинструктировало специальных сотрудников по проведению радио-игр с противником.

Абакумов

Отпечатано 3 экз.

Исполнитель — т. Абакумов.

Печатала Никитина.

* * *

Заключенный номер пятнадцать вернулся в камеру и, положив на столик пакет с купленными в тюремной лавке продуктами, снова задумался.

«Кончилось лето. Смерть Берии, Рюмина и других моих врагов продлила мою жизнь. Но надолго ли? Вот они сделали мне послабление. Разрешили покупать продукты. Что это значит? Впереди суд. Может быть, решили оставить меня в тюрьме? Надолго? Навсегда? Или все-таки приговорят... — Он даже мысленно не хотел произносить это слово. — Поживем — увидим. А долго ли поживем? Страшно ли мне? Страшно умирать, ничего не сделав в этой жизни. А я сделал все, что мог! Испытал радость Победы! И общей, и своей. Когда еще такое будет! И у кого?»

И Абакумова вдруг охватило давно забытое то самое чувство огромной радости, которое он испытал раз в жизни: «Когда же это было? Ну да, тогда же, перед Курской операцией. Когда мы так удачно закончили уникальную радиоигру, которую назвали “Опыт”. Мощная была операция. И прошла без сучка и задоринки».

Он прилег на кровать. (Теперь ему все можно.) И поплыл по волнам своей памяти.

«Тогда, ночью восьмого мая сорок третьего, немцы под видом советских офицеров забросили группу агентов, только что прошедших подготовку в разведшколе города Борисова. Группа передала утром сообщение, что благополучно приземлилась и начала выполнять порученное немцами задание. “Сатурн” поставил им задачу пробраться в город Курск. И оттуда должны были сообщать информацию о наших частях, строительстве оборонительных сооружений и передвижениях на железной дороге. Но... эти ребята в полном составе, а было их трое, 14 мая явились с повинной в отдел Смерша на железнодорожной станции Щигры. Это была невероятная удача. И мы ею воспользовались сполна.

Их привезли в Управление контрразведки Центрального фронта. И начальник, Вадис, предложил включить их в радиоигру. Старшим в этой группе был радист по фамилии Шадрин. Ему дали псевдоним Николаев. И начали играть с немцами в кошки-мышки. Три недели шла активная фаза. За это время они передали немцам 92 радиограммы с дезой. Получили 51 сообщение от той стороны. Короче, передали все, что Генеральный штаб посчитал нужным.

Но и на этом не остановились. Уже после Курской битвы смогли в августе вызвать на нашу сторону троих немецких агентов. Всех их арестовали.

Немцы на всякий случай решили проверить работу такой активной точки. И послали курьера. Его встретил подставной радист — наш капитан госбезопасности. Усыпил бдительность агента и его напарника. Выяснил все подробности задания. Устроил их на ночлег. Где агентов и арестовали. Да, было времечко...

Шадрина этого по моей просьбе освободили из-под стражи. И наградили орденом Отечественной войны, кажется, второй степени... Это было правильное решение, — засыпая, думал Виктор Семенович. — Когда я предложил освобождать от ответственности тех, кто добровольно являлся с повинной и потом помогал нам в работе. Правильное...»

Глава 8

«Главное — держаться достойно. Не показывать на суде перед этими подонками, этими палачами в мундирах какой-либо слабости. Не дать слабины. Остаться навсегда таким, как я был тогда, в годы войны», — думал Абакумов, усаживаясь на жесткую скамью в зале Дома офицеров Ленинградского военного округа, где начинался процесс над ним и его «подельниками».

* * *

Он боролся до конца. Отказался от услуг адвоката, понимая, что в советской системе правосудия их роль ничтожна. Сам заявлял ходатайства, сам отвечал на вопросы генерального прокурора Руденко. Он знал этих людей, что судили его. И председательствующего Е.Л. Зейдина, и членов суда В.В. Сгольдина, В.В. Борисоглебского. И не ждал от них пощады. Он говорил в свою защиту: «Я заявляю, что настоящее дело против меня сфабриковано. Я заключен под стражу в результате происков Берии и ложного доноса Рюмина. Три года нахожусь в тюрьме в тяжелейших условиях. Меня избивали. Администрация не дает мне бумаги. Жена с маленьким ребенком содержится в тюрьме. Мое обвинение начал фальсифицировать Рюмин, который обвинил меня в тягчайших преступлениях и докатился до абсурда, признав меня за главаря еврейской контрреволюционной организации. Одни обвинения в отношении меня прекращались, другие появлялись. Все недостатки в органах ЧК, сложившиеся за длительный период, вменяются мне как преступления. Я ничего не делал сам. В ЦК давались указания, а я их выполнял. Государственный обвинитель ругает меня, с одной стороны, за допущенные перегибы, а с другой — за промахи, смазывания. Где же тут логика?»

Но ни речи, ни ходатайства не смогли изменить судьбу бывшего наркома госбезопасности. Она была предрешена.

* * *

Виктора Семеновича Абакумова расстреляли 19 декабря 1954 года. Через один час пятнадцать минут после вынесения приговора.

Послесловие

В последние годы о Смерше пишут очень много. А еще больше снимают фильмов, которые в абсолютно вульгарном и неестественном свете представляют деятельность легендарной и очень серьезной организации.

Наблюдая за происходящим и просматривая эти бессмысленные сериалы, я пришел к выводу, что такой поток информации на самом деле размазывает, искажает и фактически сводит к дешевой сенсационности работу этой чрезвычайной структуры.

Смерш мог существовать только в годы войны и по тем правилам, которые определяло то суровое время. Такое возможно лишь в экстраординарных условиях. И пользовался он самыми необычными, жесткими, но эффективными методами.

Естественно, рассказывать о его работе нужно правдиво, не множа нелепых мифов. Это и подвигло меня написать документальную повесть о генерале Абакумове, который занимался созданием этой организации, а затем ее возглавил. Поскольку личность руководителя накладывает отпечаток на любую структуру, рассказ о его деятельности и последующем возвышении будет способствовать раскрытию роли самого Смерша в истории Великой Отечественной войны.

Судьба этого человека, с одной стороны, необыкновенна, с другой — типична. А в послевоенный период — трагична.

Оценивая подобных людей, мы стараемся определить, сколько вреда и пользы они принесли стране. Взвесить на внутренних весах. Однако, когда речь заходит о таких личностях, как Абакумов или Берия, нельзя подходить к ним с меркой обычного, а тем более нынешнего момента.

В истории народов бывают периоды подъема — в том числе и духовной жизни. А бывают эпохи, которые я называю временами одичания. Так, Римская империя в пору расцвета являла образец достижений и в науке, и в культуре. Смогла подняться по лестнице прогресса очень высоко. А потом пришли варвары и разрушили ее. Наступил духовный упадок. Так случилось и в России после революции.

Конечно, все меняется. Но есть одно незыблемое мерило. Это нравственное чувство. И вера в Бога, даровавшего нам понимание совести. И если мораль трансформируется в зависимости от условий жизни, то с точки зрения вечной нравственности можно говорить об исторической справедливости. Заслуженности наказания. Это касается как отдельного человека, так и целого народа. И в какой-то степени связано с кармой.

Вечный закон действует неуклонно и беспощадно. Как ни старайся — его не обманешь. Это же касается и Абакумова. Читая мою повесть, многие почувствуют: Виктор Семенович — человек железный, так и не признавший выдвинутых против него обвинений. Но в то же время поймут: многое он делал не по совести. Да, во время следствия генерал не отрицал, что управлял структурой очень жестокой, однако заявлял: это была необходимость. А на суде утверждал, как обычно бывает в подобных ситуациях, что просто выполнял решения руководства. В данном случае — ЦК партии. Поэтому личной ответственности нести не может.

С точки зрения человеческой логики — так и есть, а с позиций кармы — все равно, следовал ли ты приказам или действовал самостоятельно. Расплата будет одинаковой.

Абакумов в этом смысле ничуть не отличается от опричников Ивана Грозного. Те тоже выполняли волю государя. Но, выступив против человеческих законов, многие сами в итоге отправились на плаху. После решения поставленных задач царь их не просто распустил, а подверг репрессиям. История знает немало подобных примеров.

Некогда всесильный министр госбезопасности, Абакумов сам не избежал камеры и пыток. Как ни старался себя обелить — справедливость свершилась. Причем с железной закономерностью, независимо от чьих-либо мнений или желаний. Видимо, преступления 30-х годов, в период его работы в НКВД, превысили пользу от действий во время войны. Да, заслуги его тоже останутся в памяти народной, но в итоге он был казнен соратниками.

Сегодня я тоже наблюдаю призывы к самым жестоким мерам по отношению к отщепенцам, новым «врагам народа». Желающих «хватать и не пущать» — в избытке. Но ратующие за расстрелы должны знать: несмотря на, казалось бы, оправданность проповедуемого ими насилия, они тоже не избегнут закона кармы. Колесо повернется, и ревностные гонители окажутся в роли жертв.

Может быть, прочитав повесть, кто-то задумается о судьбе неординарного и — главное — сильного человека, послужившего орудием в темных делах и в то же время внесшего немалый вклад в Победу, годовщину которой мы отмечаем в 2025-м. И сумеет вынести урок, который нам преподносит Вселенная.

Никто не может избежать воздаяния за свои грехи. Оно обязательно придет: если не на земле, то на небесах. И об этом надо помнить всегда. И тогда, когда ты на вершине власти, и тогда, когда падаешь с невероятной высоты в бездну.