Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) глазами доносчиков и тайных осведомителей

Рукоположенный в архиереи в 1923 году святитель Лука Войно-Ясенецкий (1877–1961) с самого начала пастырского служения вел бескомпромиссную борьбу с раскольниками и «живоцерковниками», как и завещал патриарх Тихон. К весне 1923 года церковные предатели, именуемые обновленцами, добрались и до Ташкента, где в то время трудился хирургом, преподавал в университете, а с 1921 года одновременно служил иереем в кафедральном соборе Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий. Действовали раскольники точно так же, как в Москве и Петрограде: захватывали при помощи большевиков церковные управления и приходы, не стесняясь угрожать несогласным репрессиями со стороны атеистических властей, которые были прямо заинтересованы в ослаблении традиционного Православия. Многие «тихоновцы» дрогнули и покинули епархию, включая архиепископа Ташкентского Иннокентия. «Епископ уехал. В Церкви бунт, — писал в своих воспоминаниях святитель Лука. — Тогда протоиерей Михаил Андреев и я объединили всех оставшихся верными священников и церковных старост, устроили съезд оставшихся верными, предупредили об этом ГПУ, попросив разрешения и присылки наблюдателя». «Съезд верных» не поддался на шантаж «живоцерковников» и остался верен патриарху Тихону, несмотря на его арест в Москве 23 мая 1923 года. Но в Туркестанской епархии не было своего архиерея.

На счастье «верных», в то время в Ташкент перевели из Ашхабада ссыльного Уфимского владыку Андрея (Ухтомского). А он незадолго до ссылки, находясь в Москве, получил от патриарха право возводить в сан новых епископов, чем, не убоявшись гонений, незамедлительно воспользовался. Святитель Лука писал в автобиографии (названной впоследствии издателями «Я полюбил страдание...»): «Приехав в Ташкент, Преосвященный Андрей одобрил избрание меня кандидатом на посвящение во епископа собором ташкентского духовенства и тайно постриг меня в монашество в моей спальне. Он говорил мне, что хотел дать мне имя целителя Пантелеимона, но когда побывал на Литургии, совершенной мною, и услышал мою проповедь, то нашел, что мне гораздо более подходит имя апостола-евангелиста, врача и иконописца Луки».

Однако рукоположить в епископы Луку было непросто. Обряд требовал участия двух архиереев, а в Ташкенте имелся только один — преосвященный Андрей (Ухтомский). Но в 330 километрах от Ташкента, в таджикском городке Пенджикент, отбывали ссылку епископы Волховский Даниил (Троицкий) и Суздальский Василий (Зуммер). Владыка Андрей направил к ним Войно-Ясенецкого с письмом, в котором просил о рукоположении Луки. Подготовка поездки велась в полной тайне. Уже тогда, в мае 1923 года, было ясно, что вокруг тихоновского духовенства крутилось много соглядатаев и осведомителей Главного политического управления (ГПУ). Об отъезде из Ташкента Войно-Ясенецкий писал:

«...Я назначил на следующий день четыре операции, а сам вечером уехал на поезде в Самарканд в сопровождении одного иеромонаха, дьякона и своего старшего сына — шестнадцатилетнего Михаила...

Утром приехали в Самарканд, но найти пароконного извозчика для дальнейшего пути в Пенджикент оказалось почти невозможным: ни один не соглашался ехать, потому что все боялись нападения басмачей. Наконец нашелся один смельчак, который решился нас везти...

Преосвященные Даниил и Василий встретили нас с любовью. <...> На следующее утро все мы отправились в церковь. Заперли за собой дверь и не звонили, а сразу начали службу и в начале Литургии совершили хиротонию...

Из церкви Преосвященные Даниил и Василий и протоиерей Свенцицкий вернулись домой несколько раньше, чем я, и встретили меня архиерейским приветствием: “Тон деспотин ке архиереа имон”. Архиереем я стал 18/31 мая 1923 года. В Ташкент мы вернулись на следующий день вполне благополучно.

Когда сообщили об этой хиротонии Святейшему патриарху Тихону, то он, ни на минуту не задумываясь, утвердил и признал ее законной».

Понимая, что произошло нечто совершенно противное воле властей и их месть не замедлит последовать, почти все священники-«тихоновцы» уклонились от участия в первой архиерейской службе владыки Луки 3 июня (по новому стилю) 1923 года. Сам он отзывался о поведении духовенства резче: «Все священники кафедрального собора разбежались как крысы с тонущего корабля, и свою первую воскресную всенощную и Литургию я мог служить только с одним протоиереем Михаилом Андреевым».

ГПУ действительно недолго задумывалось над ответом преосвященному Луке. На следующий день, 4 июня, студентов Ташкентского государственного университета согнали на митинг, где под давлением коммунистов и комсомольцев было принято постановление с требованием увольнения профессора Войно-Ясенецкого. К чести университета, его тогдашнее руководство отвергло это требование и даже предложило владыке Луке возглавить еще одну кафедру. Но он сам написал заявление об уходе.

Потом, как водится, в дело пошли печатные доносы. 6 июня 2023 года в главной ташкентской газете «Туркестанская правда» вышел фельетон некоего Горина с характерным названием «Воровской епископ Лука». Как известно, воры громче всех кричат «Держите вора!», и слово «воровской» в самом тексте было употреблено еще восемнадцать раз (!), чтобы, наверное, основательнее вбить его в головы читателей применительно ко владыке Луке: «...жарко облобызав десницу бывшего Андрея Ухтомского, Валентин Ясенецкий в награду заполучил от него назначение викарием Томской епархии под именем епископа Барнаульского. Рукоположения же поехал он искать в богоспасенный город Пенджикент, где в ссылке томятся два других воровских архиерея — Василий и Даниил. Эти воровские архиереи чисто воровским образом в Пенджикентской часовне без народа, без свидетелей и рукоположили честолюбивого Валентинушку в воровского епископа Луку... И вот 3 июня, в воскресенье, он предстал в кафедральном соборе изумленному миру и поведал, что хоть он собственно епископ Барнаульский, но так и быть, ради благочестия местных кликуш и усердия славных Воскресенских спекулянтов согласен остаться в Ташкенте, аще то благоугодно будет соборным кликушам и спекулянтам. Крики “аксиа” — “согласны” — были ему ответом. И таким образом Валентинушка Ясенецкий мечтает сделаться потихоньку-полегоньку Ташкентским и всея Туркреспублики архиереем».

Завершалась доносительская статья Горина традиционно — призывом к расправе с неугодным епископом: «...та демагогия и тихоновщина, которыми он занимается и сугубо будет заниматься в Ташкентском соборе в качестве самочинного епископа, — все это представляет достаточно материалов для привлечения его в порядке внутреннего управления — к ответственности».

В грязном фельетоне Горина обращало на себя внимание то, что он, обыкновенный пропагандистский хам, каких в советской прессе водилось тысячи, знает, однако, некоторые детали, доступные только прихожанам и клиру Успенского кафедрального собора. А это значит, что владыка Лука находился под постоянным и непосредственным наблюдением тайных агентов ГПУ, внедренных в среду верующих.

В ночь с 10 на 11 июня епископ Лука был арестован. Но и на этот раз, как и в случае с поездкой в Пенджикент, он оказался на шаг впереди ГПУ. Понимая, что его арест неизбежен, святитель оставил своим чадам пастырское завещание, заставляющее вспомнить заветы мучеников первых веков христианства: «К твердому и неуклонному исполнению завещаю вам: неколебимо стоять на том пути, на который я наставил вас. Подчиняться силе, если будут отбирать от вас храмы и отдавать их в распоряжение дикого вепря, попущением Божиим вознесшегося на горнем месте соборного храма нашего. Внешностью богослужения не соблазняться и поругание богослужения, творимого вепрем, не считать богослужением. Идти в храмы, где служат достойные иереи, вепрю не подчинившиеся. Если и всеми храмами завладеет вепрь, считать себя отлученными Богом от храмов и ввергнутыми в голод слышания слова Божия. С вепрем и его прислужниками никакого общения не иметь и не унижаться до препирательства с ними. Против власти, поставленной нам Богом по грехам нашим, никак нимало не восставать и во всем ей смиренно повиноваться. Властью преемства апостольского, данного мне Господом нашим Иисусом Христом, повелеваю всем чадам Туркестанской Церкви строго и неуклонно блюсти мое завещание. Отступающим от него и входящим с вепрем в молитвенное общение угрожаю гневом и осуждением Божиим. Смиренный Лука».

«Диким вепрем» в завещании назван прибывший в Ташкент обновленческий лжеепископ Николай Коблов. Направляемый известным чекистом Яном Петерсом, он активно взялся за свое предательское дело. Марк Поповский писал в книге «Жизнь и житие Войно-Ясенецкого — архиепископа и хирурга»: «...все лето 1923 года в Ташкенте продолжалась борьба “живой церкви” против священников и верующих, преданных традиционному Православию. Власти делали все, чтобы расчистить дорогу своим ставленникам. Арестовывали каждого, кто оставался верен Тихону и тихоновскому епископу Луке... К середине августа все было кончено: все храмы в городе (а их было около тридцати. — А.В.) перешли к “живоцерковникам”. Но... храмы эти стояли пустыми. “Завещание” епископа Луки — несколько десятков перепечатанных на машинке листочков — оказало на прихожан значительно большее влияние, чем газетные заклинания партийных пропагандистов и “живоцерковников”. Пока Ясенецкий оставался в городе, его слово, его запрет на сношение с “вепрем” звучали для тысяч верующих как голос пророка. В ГПУ поняли: Луку надо как можно скорее выслать за пределы Туркестана. И вот, “оформив” Войно-Ясенецкого как политического преступника, Петерс отправил его в Москву, в распоряжение Главного политического управления».

Там решили немного полиберальничать и не стали сразу заточать владыку на Лубянке, а поселили в частной конспиративной квартире, разрешив выходить в город — в сопровождении «хвоста», естественно. За неделю Лука дважды сумел встретиться с патриархом Тихоном (его к тому времени уже выпустили из тюрьмы) и один раз служил вместе с ним литургию в храме Вознесения в Кадашах. «О беседах Войно-Ясенецкого с патриархом мы знаем только то, что Тихон подтвердил право епископа Туркестанского заниматься хирургией», — писал М.Поповский. ГПУ, наверное, через сеть осведомителей знало больше, и едва ли это понравилось чекистскому и партийному начальству. Будучи снова вызван на Лубянку, епископ Лука в свою квартиру уже не вернулся. Его поместили в Бутырскую тюрьму, а в начале декабря 1923 года отправили по этапу вместе с верным протоиереем Михаилом Андреевым на поселение в Туруханск. Так начался крестный путь святителя по ссылкам и тюрьмам.

С тех пор «опека» тайных осведомителей и доносчиков над епископом Лукой, начавшаяся еще в Ташкенте, не прекращалась до самой его кончины. Наверное, где-то в архивах сибирских отделений ФСБ и на Лубянке еще хранятся донесения сексотов о владыке, но мы о них не знаем. Зато знаем отчеты и докладные записки осведомителей МГБ СССР и уполномоченных Совета по делам Русской Православной Церкви во время служения Луки архиепископом в Крымской епархии (1946–1961). За их публикацию следует быть благодарными протоиерею Николаю Доненко (ныне епископ Ялтинский Нестор) и профессору Сергею Борисовичу Филимонову, проведшим большую работу в Государственном архиве Автономной Республики Крым, в фонде уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви при Совмине СССР по Крымской области (Ф. Р-3647). Собранные ими материалы вошли в книгу «Разработку Луки продолжаем...»: Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) и Крымская епархия. 1946–1961. Сборник документов (М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2011).

Тут следует сказать несколько слов о том, как же владыка оказался в Крыму. Великая Отечественная война изменила положение ссыльного епископа: понадобился его опыт замечательного хирурга. А в конце 1942 года Войно-Ясенецкому, являвшемуся в ту пору главным хирургом Красноярского эвакогоспиталя № 15-15 и консультантом всех военных госпиталей Красноярского края, было разрешено вернуться к пастырскому служению. Он был возведен в сан архиепископа и назначен на Красноярскую кафедру. В 1944 году владыка возглавил Тамбовскую епархию, а 5 апреля 1946 года указом патриарха Алексия I его перевели в Крымскую епархию. Тремя месяцами раньше за книги «Очерки гнойной хирургии» и «Поздние резекции при инфицированных огнестрельных ранениях суставов» архиепископу Луке была присуждена Сталинская премия 1-й степени, большую часть которой (130 000 рублей из 200 000) он перечислил в помощь пострадавшим в войну детям. Это был первый и последний случай, когда Сталинская премия, да еще 1-й степени, вручалась священнослужителю! Парадоксально, но несгибаемый «тихоновец» Лука Войно-Ясенецкий всегда считал за честь быть лауреатом премии, носящей имя Сталина, хотя до 1940 года именем Сталина его постоянно бросали в тюрьмы и ссылки.

Несмотря на то что доклады, помещенные в книге «Разработку Луки продолжаем...», написаны отнюдь не друзьями святителя Луки, а, напротив, идейными врагами, на сегодня они, пожалуй, одни из самых достоверных документов о жизни святителя, ибо специфическая профессия авторов требовала максимальной точности, что не всегда удается авторам воспоминаний и биографий. Благодаря трудам епископа Нестора (Доненко) и С.Б. Филимонова мы знаем: не является никаким преувеличением то, что святитель Лука до конца дней своих (и при Ленине, и при Сталине, и при Хрущеве) остро критиковал атеистическую идеологию, стремясь произносить проповеди каждый день, и боролся против закрытия любого, даже маленького сельского храма, не имеющего прихожан. За это ему и кличку дали в МГБ соответствующую — Мракобес. Сейчас враги Церкви снова награждают верующих такими кличками!

Помимо прочего, документы симферопольского фонда Ф. Р-3647 ценны и литературно, потому что зафиксировали образцы знаменитого юмора архиепископа Луки. Вот отрывок из его жалобы председателю Симферопольского горсовета: «Сегодня, 10 января 1947 года, мой представитель явился в магазин Симторга № 1 по вопросу прикрепления меня на продовольственное снабжение и обратился к продавщице магазина по имени Софа, которая иронически отнеслась к наименованию организации “Крымская епархия”, легкомысленно искажая это наименование, вроде “пархия”, “мархия” и т.д., а затем, после разъяснения второй продавщицы по имени Сима о том, что такие списки имеются, начала непристойно смеяться, говоря, что вот, мол, попы прикрепляются к магазину».

А вот из письма святителя тому же лицу по поводу наказания трех музыкантов Симферопольской филармонии, устроивших на квартире архиепископа струнный концерт в честь вручения ему Сталинской премии: «В вину было поставлено общение с архиереем, — но двое из участников квартета (комсомолец и еврей) хотели почтить не архиерея, а лауреата Сталинской премии. Что же — я, значит, поставлен в положение зачумленного, с которым запрещается общение? И разве комсомолец и еврей не могут иметь общение с архиереем?»

«Еврейская тема» затронута и в другом документе. Названия симферопольских улиц (Розы Люксембург, Карла Либкнехта, Карла Маркса и т.п.) не нравились святителю Луке, как гласит отчет сексота МГБ от 2 июля 1947 года. Не будучи антисемитом, он, однако, ворчал в духе булгаковского профессора Преображенского: «Всё Карлы да Марксы, все улицы с еврейскими названиями. Карл Маркс был еврей, Карл Либкнехт тоже еврей, кругом еврейское царство». Своеобразным отголоском этих слов владыки является современная симферопольская улица с двумя названиями: верхняя табличка гласит, что это улица Александра Невского, а нижняя... Розы Люксембург (!). Нет никаких сомнений, что, если бы такое произошло во времена архиепископа Луки, остроумный владыка сильно бы смеялся.

«Разработка» святителя Луки велась не просто так, для сбора информации: из контекста донесений (как сексотов непосредственному начальству, так и из крымского управления МГБ в Москву) следовало, что затевалось очередное дело с перспективой ареста «Мракобеса». У политической полиции нюх всегда хороший: МГБ понимало, что послабления Церкви долго не продлятся и сани (то бишь «доказательную базу») надо готовить уже летом. Особое внимание чекистов привлекали проповеди архиепископа Луки, в которых он развенчивал идеологию материализма и атеизма. В выборе слов владыка особенно не стеснялся: «Есть, как мы говорили, люди — скоты, люди — трава, есть и люди — ангелы. Первые мало чем отличаются от скотов, ибо духовность их очень низка, а последние приближаются к бесплотным духам, у которых нет ни тела, ни души». Доставалось в проповедях и безбожным властям (хотя, конечно, без называния имен). Возмущенный сексот тщательно записывал слова проповеди святителя, произнесенной 28 января 1951 года: «Всех вас, всех уверовавших в Него зовет Христос идти за Ним, взяв бремя Его, иго Его. Не бойтесь же, идите, идите смело. Не бойтесь тех страданий, которыми устрашает вас диавол, мешающий вам идти по этому пути. На диавола плюньте, диавола отгоните Крестом Христовым, именем Его». Поскольку больше всего препятствий верующим на пути к храму воздвигали атеистические власти, то фактически владыка призывал плюнуть в них. Но сексоты вынуждены были записывать и другие («патриотические») слова архиепископа Луки, в которых он давал высокую оценку внешней политике Сталина и одновременно подвергал резкой критике политику Запада по отношению к СССР (делая это не по чьей-то указке, а вполне искренне). Поэтому власти вынуждены были терпеть «антиматериалистическую пропаганду» святителя Луки в Симферополе. Но когда владыка в середине 50-х годов посетовал уполномоченному по делам Русской Православной Церкви Карпову на то, что «Журнал Московской Патриархии» не печатает его проповедей, тот ответил: «Вы там у себя в симферопольском соборе мутите воду, ну и мутите. А на международную арену мы вас не выпустим».

В начале 1947 года архиепископ Лука сделал имевшие огромный успех доклады в симферопольском Хирургическом обществе и на двух съездах врачей. Сексоты сразу же донесли, что владыка приезжает читать в архиерейском облачении, а все присутствующие при его появлении встают. Вскоре святителю, по его собственным словам, «ясно дали понять, что докладов в своем архиерейском виде я больше делать не должен». Не помогла даже Сталинская премия: с тех пор путь в Хирургическое общество, госпитали и амбулатории был для владыки закрыт, поскольку снятие облачения было для него равносильно предательству Христа.

Наблюдение за архиепископом Лукой было неусыпным, ежедневным и ежечасным. Фиксировалось все, в том числе сколько народу и кто конкретно присутствовал на праздничных трапезах у владыки, сколько было бутылок вина на столе, какая закуска, сообщалось содержание тостов, застольных бесед и т.п. И если крымские уполномоченные по делам Церкви присутствовали на этих трапезах официально (и все присутствующие знали, что они столь же официально напишут отчет), то сексоты-то были из своих, уподобляясь Иуде на Тайной вечере.

Тем не менее отношение коммунистических властей к Православию сильно отличалось от довоенного. Они уже не осмеливались вести себя с Церковью так, как вели в 20–30-е годы. Уполномоченный Яков Жданов докладывал 3 июля 1946 года, что «...все священники Крымской епархии, кроме одного, находились на оккупированной немцами территории и что большинство из них священниками стали при немцах». Тем не менее их не арестовывали. Вообще, в книге епископа Нестора (Доненко) и Филимонова содержится много нового о деятельности уполномоченных Совета по делам РПЦ при Совмине СССР в 1943–1953 годах. Оказывается, местные государственные и партийные органы только через них могли контактировать с представителями Церкви (в свою очередь и Церковь с местными властями тоже). При этом уполномоченные подчинялись непосредственно Москве, и без совета с ними местные власти ровным счетом ничего не могли предпринять против Церкви. Для нее тогда это было безусловным благом, что подтверждает, например, записанный Я.Ждановым 10 апреля 1947 года разговор с секретарем по пропаганде Крымского обкома ВКП(б) П.Чурсиным, который «спросил... имеются ли сейчас обновленцы и что стало с Введенским, что когда-то он выступал оппонентом в дискуссии с ним, имеются ли Тихоновцы. Когда я заметил, что настоящая патриаршая церковь — это и есть Тихоновская, тов. Чурсин возразил, что Тихоновская была враждебна к советской власти, на мое замечание, что Тихон в 1923 году писал о лояльности духовенства к советской власти, а в 1925 году перед смертью в своем завещании призывал духовенство и верующих о полном признании советской власти и т.д., тов. Чурсин сказал, что этого он не знал». И много еще, по-видимому, не знал, но партийным нюхом чувствовал, что Крымская епархия — именно «тихоновская», иначе не завел бы разговор о «тихоновцах» и обновленцах. Что ж, хорошо, что святитель Лука имел дело со Ждановым, а не Чурсиным! Отмечу также, что уполномоченные времен Сталина были неплохо информированы о структуре, обрядах, традициях и истории Русской Православной Церкви, что засвидетельствовал разговор Жданова с Чурсиным. Уполномоченные времен хрущевских гонений на Церковь были уже другими, вроде Чурсина.

Увы, после «сталинской оттепели» владыке Луке суждено было пережить новые гонения на Церковь во времена «хрущевских заморозков». Последние годы жизни святитель тяжело болел, но, имея неукротимый дух, прославился подвигами проповедничества. Протоиерей Александр Ветелев писал: «Каждая его проповедь дышала “духом и силой”, приближаясь к благовестию апостольскому и святоотеческому...»

Архиепископ Лука отошел ко Господу 11 июня 1961 года, в день празднования Всех Святых, в земле Российской просиявших. Судя по последним отчетам секретных осведомителей, он и после смерти был страшен для безбожной власти. Десятки тысяч людей провожали владыку, несмотря на препятствия городских властей. Они сделали все, чтобы не допустить прохождения пешей похоронной процессии через Симферополь: выделили автокатафалк, пригнали много автобусов, но в них никто не сел, а катафалк с гробом святителя был блокирован толпой верующих, так что мог ехать только со скоростью пешехода. До самого кладбища путь был усыпан розами. Вместо запланированных властями двадцати минут катафалк в окружении несметного числа народу двигался по городу три часа. Так хоронили великого исповедника Божьего Луку. И как при жизни своей он никогда не отказывал болящим, так и после его смерти всякий, кто приходил на могилу святителя и с верой просил помощи у него, получал ее. Господь прославил Своего исповедника и мученика многими чудесами.

В 1996 году были обретены нетленными честные мощи архиепископа Луки, которые ныне покоятся в Свято-Троицком соборе Симферополя. Он был причислен к лику святых Крымской епархии, а в 2000 году на юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви прославлен как святитель и исповедник в сонме новомучеников и исповедников Российских.

Источники

Лука (Войно-Ясенецкий), архиепископ. Я полюбил страдание...: Автобиография. Краматорск: ЗАО «Тираж-51», 2002. С. 29–41, 200–206.

Горин Г. Воровской епископ Лука // Туркестанская правда. 1923. 6 июня. № 121.

«Разработку Луки продолжаем...»: Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) и Крымская епархия. 1946–1961 / Сборник документов / Сост. Н.Доненко, протоиерей, С.Филимонов. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2011. С. 15, 43–59, 94, 132, 144.

Литература

Поповский Марк. Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга // Октябрь. 1990. № 2. С. 10, 11, 73, 76–83.